Вальхен

А если найдётся другой народ, который решит, что он-то точно лучше немцев и, значит, всех немцев нужно убить или отправить в рабство?

Любимые мои мама и папа! Я пишу вам письмо, которое никакая почта не доставила бы. Оно осело бы в мусорной корзине цензора. Посему я решил отправить его со своим раненым собратом. Вы его знаете – это Фриц Заубер. Его подлечили, но на фронт он не вернётся. И ему, считайте, повезло: уехать на родину без ноги и с осколком в спине – не самое худшее, что может быть здесь. Каждый день приносит нам огромные жертвы. Мы теряем наших людей, а конца этой бойни так и не видно. Мы надеялись, что до Рождества вернёмся в Германию, что Сталинград в наших руках. Какое же великое заблуждение! Сталинград – это не город, это ад! Он превратил нас в толпу полумёртвых замороженных существ. Каждый день мы атакуем. Но даже если утром мы продвигаемся на двадцать метров, вечером нас отбрасывают назад. Русские будто сделаны из железа, они не знают усталости и страха. Матросы на лютом морозе идут в атаку в тельняшках. Физически и духовно один русский порой может быть сильнее целого отделения! Русские снайперы и бронебойщики не иначе как ученики Бога. Они подстерегают нас днём и ночью и не промахиваются. Пятьдесят восемь дней мы штурмо

словно букеты, тоже несли куда-то. Валя с матерью наблюдали это, направляясь через весь город в слободку – проведать Петра Сергеевича, которого, как сказали типографские знакомые, что-то давно никто не видел. Анна Николаевна почти машинально отмечала происходящее на улицах, думая, что же там с Петром Сергеевичем и чем можно помочь. Коллега и хороший знакомый её мужа незадолго до войны похоронил жену, потом проводил на фронт единственного сына и бедовал сейчас в комнате ветхого барака на окраине города совсем один. – Мам, а зачем они сосны срубили, как думаешь? Им не всё равно, чем топить?  – Валя потянула мать за рукав, чтобы не показывать рукой, куда смотреть. – Жалко

не считай. Из твоих рук не возьму. Не я придумала

Анна Николаевна молча кивнула и уткнулась ему в плечо, не в силах что-то сказать, но понимая, что в решении сына изменить ничего не может

– Аннушка Николавна, что про взрыв-то знаете? – Достоверно – ничего. Люди говорят, что ночью взорвали комендатуру. А пожар был в другом месте. Вокзал сгорел. Дотла. Он же деревянный был. Но я ни к вокзалу, ни в центр не пошла. Побоялась. Вот Валюшу взяла и сразу к вам. Мы дальней дорогой шли – по курортной набережной, мимо бывших санаториев. Немцы там доты строят, развёрнутые к пляжу. – Логично. Боятся. Когда наши соберутся отбивать город, то это легче

Если долго и убедительно вкладывать в головы какую-то идею, большинство поверит во что угодно

ботой расспросила, кто здесь живёт и не будут ли