Цитаты из аудиокниги «Пандем», страница 7

Сегодня снова предстояла практика. Каждый получил задание в запечатанном пакете; в комнате было очень тихо, пока все сидели, уткнувшись в мониторы. В самом задании ничего особенного не было, это была спортивная эстафета; Миша не любил спортивностей, но «социалки» пугали его куда больше. Самое плохое выяснилось потом – оказывается, эстафета будет проходить в режиме «сенсор». Раньше Миша думал, что такие задания начинаются в старших классах. Ну хотя бы лет с двенадцати; он был осторожен и редко набивал шишки или ранился о колючие шипы, например. Всякий раз после такой неудачи было очень неприятно – секунду-другую, пока шишка не исчезала и царапина не затягивалась; Миша знал, конечно, что в допандемные времена церепина могла болеть и кровоточить чуть ли не целый день… Игры в режиме «сенсор» означали, что если ты поранишься – рана будет болеть до самого финального сигнала. И ты при этом ещё должен выполнять задание!

– …Кстати, кое-что о цели Пандема может сказать анализ списков Первой Космической экспедиции, – бородатый Никас внимательно наблюдал за ним.

– Да? – Ким поднял голову.

– Да… Сто шестнадцать человек, мужчин и женщин, все они родились либо при Пандеме, либо незадолго до него. Разные этнические группы, разные типы темперамента, складывающиеся, тем не менее, в гармоничный узорчик экипажа, которому предстоит прожить в замкнутом пространстве чёрт знает сколько лет… Все отлично социализированы. У всех развита способность к волеизъявлению. Если отбросить некоторые специфические критерии… всё-таки это космическая экспедиция, к каждому члену её предъявляются чисто «технические» требования… есть гипотеза, что команда Первой – отобранные Пандемом по известным ему признакам удачные особи, которые где-то там составят удачный социум…

– И вы думаете, что знаете, что им движет? Вы можете сказать мне о его цели?

– Мы работаем над этим, – Никас смотрел в глаза Киму большими, похожими на добрые каштаны глазами. – Насчёт его цели у нас нет, честно говоря, ни одной хоть сколько-нибудь обоснованной гипотезы – пока. Но нам совершенно ясно, что он не достигает этой цели – и потому меняет тактику. Сперва уход в беседки; потом полный пересмотр методов воспитания… Он пытается вырастить новых детей, причём главное из настойчиво формируемых качеств – та самая воля, от которой первое пандемное поколение так легко отказалось… Как прогност, я вам могу сказать почти наверняка, что через пару лет система воспитания изменится и ужесточится так, что вместо доброго друга дети будут видеть в Пандеме не вполне понятное, но очень жёсткое верховное божество… Другой вероятный сценарий – он перепоручит принуждение и наказание людям-воспитателям, а сам будет выступать богом-утешителем. Но этот второй сценарий менее вероятен именно потому, что разумный человек поступил бы так. Пандем разумен, но он не человек…

– Вы считаете, ему нужно человечество, обладающее волей, – пробормотал Ким.

– Возможно… Но это только та часть правды, которую мы видим. Есть ещё один очень интересный эффект – статистический… Видите ли, если в допандемном мире амплитуда между силой сильных личностей и слабостью слабых была велика, то сейчас она просто колоссальна. Человечество похоже не на лес с разным уровнем верхушек, а на поле, где исполинские деревья соседствуют не с пнями даже… С ямами в земле! Огромная разность потенциалов… И если предположить – гипотетически – что вот Пандем приостанавливает своё присутствие… Предположить в порядке эксперимента… То несколько тысяч людей с гипертрофированной волей автоматически подчиняют себе миллиарды инфантилов! Создаются новые жестокие империи – за месяц!

– Никас… вы беспандемный?

– Кстати, о беспандемниках, – мягкий человек снова улыбнулся. – Эта человеческая прослойка явно распадается на два, так сказать, потока, два рукава… Первый, к сожалению, более многочисленный – самые инфантильные из порождённых Пандемом инфантилов. Взрослые дети, которые либо соскучились в комфортабельной детской, либо вовремя не получили востребованную игрушку, а потому обиделись и ушли. Очень интересна позиция Пандема по отношению к таким… беспризорникам. Он не может не понимать, что оставить их на произвол судьбы для него – всё равно что взрослому выгнать шестилетнего упрямца ночью в лес, где полно гадюк и волков… Да, «шестилетке» под тридцать, но психологически он… вы понимаете… и гадюк видел прежде только на картинках. С другой стороны, не дать такому малышу уйти… можно только забравшись к нему в голову и щёлкнув переключателем. Для Пандема это – нечестная игра… А он спортсмен, он хочет, чтобы вокруг были одни Олимпийские игры… Вы ведь в курсе, что реальный процент несчастных случаев среди «низших» беспандемников… представителей первого, так сказать, потока… раз в пятьдесят меньше, чем был бы без вмешательства Пандема? – кротко спросил Никас.

– То есть Пандем лжёт им?

– Ким, всякого своего нового сотрудника я первым делом отучаю говорить о Пандеме эмоционально и оценочно, как будто это ваш тесть или сосед… Пандем не может «лгать». Как не может «лгать», например, третий закон Ньютона… Пандем преследует свои цели, используя наиболее уместные средства. Всё.

– Это только так кажется, – Никас улыбнулся. – Вернёмся к нашим беспандемным… Конечно, Пандем продолжает их страховать – не только от смерти, а от увечий, например, или очень неудачных, гм, решений.

– То есть он модифицирует их поведение?

– Ким, дорогой Ким, вы пугаетесь там, где нет ничего страшного, но настоящая опасность вами в упор не различима… Конечно, он модифицирует. Он не может не модифицировать. С самого момента своего, гм, «включения», он модифицирует ежесекундно. Куда делись, по-вашему, наркоманы, алкоголики, генетически запрограммированные асоциалы? Те, что безобразничают сейчас в красном слое – это просто декоративные хулиганы какие-то… Да что я вам говорю, вы ведь жили в то время, вы помните, как много было вокруг людей-животных… Я совершенно не горюю об их исчезновении. Беда в том, что человеческая природа оказалась немного упрямей, чем можно было предположить… У некоторого числа вполне нормальных, психически здоровых людей потребность реализации лежит за пределами мастерской, лаборатории и волейбольной площадки. Пандем владел информацией об этом с самого начала… Направить естественную агрессивность в «правильное» русло – в этом нет ничего особенного, ещё пятьдесят лет назад в нашем дворе был спортклуб для трудных подростков… Но когда эта потребность накладывается на прямо-таки инфекционный инфантилизм… Вот тогда начинаются процессы, вероятность которых Пандем, видимо, недопросчитал. Человек одновременно безвольный и агрессивный… Я, честно говоря, не припомню: а бывал ли такой тип личности в допандемные времена? Мог ли сформироваться этот лабораторный уродец?

– Сейчас я выполняю по отношению к нему роль не наставника даже, а мира, сопротивляющегося личности. Он не станет личностью, если не пройдёт этот путь. Он и без того не знает боли, болезни, потерь…

– Это плохо, что он их не знает?

– Если человек живёт в невесомости, но не хочет, чтобы у него атрофировались мышцы – он должен тренироваться. Каждый день.

– То есть предполагается, что эти мышцы когда-то кому-то понадобятся… Пандем, зачем же им медицина?

– Пусть тренируются. Это отлично воспитывает ответственность, самостоятельность…

– Да ты зациклился на этой ответственности. Принял на себя роль капрала, ей-богу… Чего он боится?

– Он не боится, он опасается. Это этап. Тем ярче будет его радость, когда он пройдёт тест.

– А он пройдёт?

– А ты как думаешь?

– Пан, ты ведь не друг ему.

– А я ему не нужен в качестве друга. У него есть друзья. У него есть ты.

– Он боится. Что хорошего можно воспитать страхом?

– Это не называется страх… Лерочка, поверь, что я его не замучаю.

– Я ведь не пройду экзамена на взрослость, – сказал Мишка еле слышно. – У нас там рассказывали… У одного парня брат… Так я ведь такого не сделаю, что ему Пандем загадал. До старости буду тест сдавать – а не сдам…

– Ерунда, – сказала Лера, подумав. – Пандем прекрасно знает, что кому загадывать.

– Вот именно, – сказал Мишка и ниже опустил голову. – Он даёт на преодоление, это все знают. Если боишься змей, например… ну, неприятны они тебе… то змееловом работать.

– Тебе до экзамена ещё расти и расти, – напомнила Лера.

– …А если ты, ну, стесняешься или боишься – так в красный слой… Подраться там с кем-нибудь… А если бегать не любишь – так в спортлагерь на полгода.

– И это всё, что тебя огорчает?

Мишка оторвал глаза от тарелки. Глаза были нехорошие – больные какие-то глаза.

– Мишуль…

– Да не надо, мама… Пандем говорит – учись преодолевать. А я не хочу. Лучше не надо мне экзамена на взрослость вообще. Дома буду сидеть, по сети учиться, по сети работать… Ты не против?

– Поймёшь?

– Попытаюсь.

Быстов осторожно поставил на стол опустевшую рюмку. Протянул к Киму руки ладонями вверх:

– Видишь?

Руки были, как дерево. Застарелые мозоли покрывали их сплошной коркой.

– Не аргумент, – сказал Ким.

– Усилие, – сказал Быстов. – Человек – это усилие… Жизнь. Наибольшее усилие, на которое человек способен – цена ему, человеку. Не обязательно яму при этом копать… Или там бабе рожать необязательно… Ты меня поймёшь.

– Вообще любое усилие? – спросил Ким.

– Да, – Быстов снова налил себе и гостю.

– Зачем корячиться, если есть Пандем? – устало спросил Быстов.

– То есть зачем надрываться на жатве, если синтезатор делает хлеб из простеньких реактивов за пять минут?

– Не-ет… В эту детскую ловушку меня не лови. Раньше, мол, люди на лошадях пахали, но разве комбайн обесценил их труд… Оптимальный путь, высвобождение энергии для других целей и всё такое – это правильно, Ким. Я совсем другое усилие имею в виду…

– Усилие, – сказал Быстов. – Через «не могу»… Как в армии. Как на той же жатве. Как сегодня Димка… Зачем человеку быть выше себя, жертвовать собой, наконец, если Пандем и так всем поможет?

– У человека, – сказал Ким, – есть много других возможностей «быть выше себя». Человек может учиться. Человек может совершенствоваться. Заниматься спортом, в конце концов…

– Игрушки, – Быстов невесело усмехнулся. – Детский мир. Делай что угодно, но знай, что Пандем всё равно тебе поможет… Он же тебя любит. Он тебя вытащит у чёрта из пасти, если ты туда из любопытства полезешь. Что, мамка не поможет дитятку, если с дитятком беда? А сколько лет дитятку – значения не имеет. Когда я служил, у нас одному парню мамаша клубнику в сахаре таскала, передавала какие-то пирожки, мармеладки…

– Пусть лучше дитятко свалится в пропасть и сдохнет на дне?

– Сам, – Быстов ударил кулаком по столешнице, и оба монитора подскочили. – Не сваливайся в пропасть, лапушка. Думай сам… Нет, игрушки всё это, «пандемовы страсти». Красная зона та же… Игрушки да лицемерие: я крутая, я боксерша… я эгоистка… я анархистка… а как беда, так Пандем поможет. Он всегда помогает. Он добрый.

– А то, как ты живёшь – не игрушки? – спросил Ким. – Поля эти… пшеница… Огороды… Коровы ходят, понимаешь… Синтезаторами вы не пользуетесь, а сетью – да?

– Сеть люди раньше придумали, – сказал Быстов. – До Пандема.

– Так и синтезаторы собрали тоже люди… с подачи Пандема… А если бы и марсиане подбросили – что, не пользоваться? Брезговать? Пусть народ с голоду мрёт?

– У меня никто не мрёт – сказал Быстов.

– Значит, ты вернул смерть…

– Я её не отменял… То, о чём ты говоришь – всего лишь право попасть под лавину. И только для тех, кто действительно этого хочет.

– Значит, я был прав. Ты признал мою правоту. Ты – пусть косвенно – признал мою правоту, Пандем…

– Три трупа – зато ты прав.

Алекс ударил кулаком по серебряному борту. Гондола качнулась в воздухе.

– Да, Алекс. Человеческая личность, оказывается, реализует себя иногда непредсказуемыми путями… Теперь у них есть эта возможность – не просто карабкаться на гору, не просто кататься на волнах, не просто лететь за ветром… А радостно сознавать, что на этом пути они могут сдохнуть. А за ними, наркоманами риска, идёт армия подражателей и поклонников – тех, которым риск сам по себе не нужен, но которым желательно позерствовать, производить впечатление, которым нужно выглядеть особенно, пусть даже в собственных глазах… Кстати, ещё месяц назад твоя внучка ругала меня на чём свет стоит за то, что я не запрещаю охоту. Она не понимает, видите ли, что за мотив движет взрослым мужчиной, убивающим живое существо ради развлечения… Диапазон, Алекс. У Юльки нет органа, чтобы понимать это. Но я-то понимаю и тех, у кого такой орган есть…

– Значит, ты вернул смерть.

– Я давно с тобой не спорю.

Пять лет назад Алекс Тамилов узнал, что Пандем позволил смерть. Необходимость этого – и готовность к этому – зрела год за годом; Алекс был одним из тех подвижников, кто день за днём, ничего не боясь и ни на что не надеясь, подталкивал Пандема к этому шагу. Когда стало известно, что группа альпинистов-экстремалов (два парня и девушка), некоторое время назад шумно объявившая себя «без Пандема», в полном составе погибла на подступах к какому-то пику, не такому уж и сложному для восхождения – Алекс впервые за много лет узнал, что такое настоящий шок. Он нашёл в себе силы выйти в эфир и сказать всем, кто ему верил, что это не глупая смерть, как считают многие. Что это не идиотская смерть и не самоубийство – это подвиг человеческого духа. Будучи смертным, всё равно идти вверх – достойно человека. Все умрут, сказал тогда Алекс. Важно – как умрут…