Тимур и его команда

Алешку наотмашь. Тут оба мальчишки покатились на траву. Их тянули за руки, за ноги, разнимали… И никто не посмотрел наверх, где в густой листве липы, что росла близ ограды, мелькнуло лицо Симы Симакова. Винтом соскользнул он на землю. И напрямик, через чужие огороды, помчался к Тимуру, к своим на речку. Прикрыв голову полотенцем, Ольга лежала на горячем песке пляжа и читала. Женя купалась.

другой сжимал старый, ободранный револьвер.

Труд облагораживает человека. Тебе же душевного благородства как раз не хватает

— Он проспит.

— Клевета! Я встаю вместе с первым лучом солнца.

— Я не знаю какой у солнца луч первый, какой второй, но он проспит обязательно.»

Взялся сделать – сделай хорошо.

потом притащить в школу карточку! Можно было бы соврать, что когда-то отец брал ее с собой на фронт. В левую руку можно взять револьвер. Вот так. Это будет еще лучше. Она до отказа стянула брови, сжала губы и, целясь в зеркало, надавила курок. Грохот ударил по комнате. Дым заволок окна. Упало на пепельницу настольное зеркало. И, оставив на столе и ключ и телеграмму, оглушенная Женя вылетела из комнаты и помчалась прочь от этого странного и опасного дома. Каким-то путем она очутилась на берегу речки. Теперь у нее не было ни ключа от московской квартиры, ни квитанции на телеграмму, ни самой телеграммы. И теперь Ольге надо было рассказывать все: и про собаку, и про ночевку в пустой даче, и про турецкую саблю, и, наконец, про выстрел. Скверно! Был бы папа, он бы понял. Ольга не поймет.

Это такое международное слово. Бить будут.

«Ах, как ваша сестра прекрасно играет!» Прекрасно! Вы бы лучше послушали, как она прекрасно ругается.

Голос, звонкий и резкий, спрашивал:

– Алло! Алло! Отвечайте. Какой осел обрывает провода и подает сигналы, глупые и непонятные?

Я стою… я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны, Значит, и я спокоен тоже!