Цитаты из аудиокниги «Олеся», страница 6

Недаром, видно, кто-то сказал, что разлука для любви то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней.

разлука для любви то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней.

больший ужас одиночества и большая тоска овладевали мною. Решение жениться с каждым

Но только знай одно — что без тебя мне и жизнь будет противна.

Я действительно не совсем понял ее. Но, если не ошибаюсь, этот

своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мною следом шаг за

шагом, нога в ногу, и неотступно глядя на меня, в то же время старается

подражать каждому, самому малейшему моем движению, так сказать,

отождествляет себя со мною. Пройдя таким образом несколько шагов, она

начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня веревку,

протянутую поперек дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен

прикоснуться ногой к этой воображаемой веревке, Олеся вдруг делает

падающее движение, и тогда, по ее словам, самый крепкий человек должен

непременно упасть... Только много времени спустя я вспомнил сбивчивое

объяснение Олеси, когда читал отчет доктора Шарко об опытах, произведенных

им над двумя пациентками Сальпетриера, профессиональными колдуньями,

страдавшими истерией. И я был очень удивлен, узнав, что французские

колдуньи из простонародья прибегали в подобных случаях совершенно к той же

сноровке, какую пускала в ход хорошенькая полесская ведьма.

- О! Я еще много чего умею, - самоуверенно заявила Олеся. - Например, я

могу нагнать на вас страх.

- Что это значит?

- Сделаю так, что вам страшно станет. Сидите вы, например, у себя в

комнате вечером, и вдруг на вас найдет ни с того ни с сего такой страх,

что вы задрожите и оглянуться не посмеете. Только для этого мне нужно

знать, где вы живете, и раньше видеть вашу комнату.

- Ну, уж это совсем просто, - усомнился я. - Подойдешь к окну,

постучишь, крикнешь что-нибудь.

- О нет, нет... Я буду в лесу в это время, никуда из хаты не выйду...

Но я буду сидеть и все думать, что вот я иду по улице, вхожу в ваш дом,

отворяю двери, вхожу в вашу комнату... Вы сидите где-нибудь... ну хоть у

стола... я подкрадываюсь к вам сзади тихонько... вы меня не слышите... я

хватаю вас за плечо руками и начинаю давить... все крепче, крепче,

крепче... а сама гляжу на вас... вот так - смотрите...

Ее тонкие брови вдруг сдвинулись, глаза в упор остановились на мне с

грозным и притягивающим выражением, зрачки увеличились и посинели. Мне

тотчас же вспомнилась виденная мною в Москве, в Третьяковской галерее,

голова Медузы - работа уж не помню какого художника. Под этим пристальным,

странным взглядом меня охватил холодный ужас сверхъестественного.

______________________________________________________________________________

Однажды я вскользь упомянул что-то про Петербург. Олеся тотчас же

заинтересовалась:

- Что такое Петербург? Местечко?

- Нет, это не местечко; это самый большой русский город.

- Самый большой? Самый, самый, что ни на есть? И больше его нету? -

наивно пристала она ко мне.

- Ну да... Там все главное начальство живет... господа большие... Дома

там все каменные, деревянных нет.

- Уж, конечно, гораздо больше нашей Степани? - уверенно спросила Олеся.

- О да... немножко побольше... так, раз в пятьсот. Там такие есть дома,

в которых в каждом народу живет вдвое больше, чем во всей Степани.

- Ах, боже мой! Какие же это дома? - почти в испуге спросила Олеся.

Мне пришлось, по обыкновению, прибегнуть к сравнению.

- Ужасные дома. В пять, в шесть, а то и семь этажей. Видишь вот ту

сосну?

- Самую большую? Вижу.

- Так вот такие высокие дома. И сверху донизу набиты людьми. Живут эти

люди в маленьких конурках, точно птицы в клетках, человек по десяти в

каждой, так что всем и воздуху-то не хватает. А другие внизу живут, под

самой землей, в сырости и холоде; случается, что солнца у себя в комнате

круглый год не видят.

- Ну, уж я б ни за что не променяла своего леса на ваш город, - сказала

Олеся, покачав головой. - Я и в Степань-то приду на базар, так мне

противно сделается. Толкаются, шумят, бранятся... И такая меня тоска

возьмет за лесом, - так бы бросила все и без оглядки побежала... Бог с

ним, с городом вашим, не стала бы я там жить никогда.

- Ну, а если твой муж будет из города? - спросил я с легкой улыбкой.

Ее брови нахмурились, и тонкие ноздри дрогнули.

- Вот еще! - сказала она с пренебрежением. - Никакого мне мужа не надо.

- Это ты теперь только так говоришь, Олеся. Почти все девушки то же

самое говорят и все же замуж выходят. Подожди немного: встретишься с

кем-нибудь, полюбишь - тогда не только в город, а на край света с ним

пойдешь.

большую раздувает еще сильней.

Видеть ежедневно Олесю, слышать ее милый голос и звонкий смех, ощущать нежную прелесть ее ласки – стало для меня больше чем необходимостью. В редкие дни, когда ненастье мешало нам встречаться, я чувствовал себя точно потерянным, точно лишенным чегото самого главного, самого важного в моей жизни. Всякое занятие казалось мне скучным, лишним, и все мое существо стремилось в лес, к теплу, к свету, к милому привычному лицу Олеси. Мысль жениться на Олесе все

Бабушка! – укоризненно с расстановкой произнесла Олеся. – Чего там

Я взглянул на тутовое дерево, росшее около самого дома, – оно стояло совершенно голое, все листья были сбиты с него страшными ударами града…

водкой по праздникам и в ночное время торговал потихоньку бывший шинкарь Сруль).