Мой любимый призрак. Городские мифы

Глава 11 Послевкусие

Эльдар прочитал и готов был застонать, но с трудом сдержался. Не может быть, этого не может быть – он не верил своим глазам. Он так упорно старался все скрыть, а что получается – весь мир знает эту историю, в Омске ее наверняка читали многие, и многие узнали главных героев. Паника в его душе нарастала, он почувствовал себя перед судом, все таким же обнаженным, как совсем недавно там, только здесь было слишком многолюдно. И судили его все кому не лень, потому что она об этом рассказала. Так вот почему его сын так поступил, иллюзии рассеивались. Это не случайность, Лиза ему отомстила, хотя, вероятно, рассказ она написала после их встречи. Но возможно и обратное, так она накаркала эту самую встречу. Но почему накаркала, она решила, что мир должен узнать о том, что было тогда. И сюжет для рассказа – лучше не придумаешь. Только парень уже взрослый, он сам делал свой выбор. Возможно, и с девицей этой он еще раньше познакомился. Даже в детстве воспитывать Армана он не мог, отговариваясь, что нет времени, служба дни и ночи, а не самом деле чувствовал какой у него характер, и не хотел проигрывать в поединке с сыном. А что говорить о том, что случилось теперь, когда он повзрослел незаметно, но случилось это не вчера. Да и было ли у него детство при живом отце? На этот вопрос Эль не мог ответить однозначно.

Но ведь он любил Лизу, а если эта красавица – вызов ему и он ее совсем не любит? Хотя разве такую можно не любить. Он просто похож на своего отца, и не надо придумывать то, чего нет на самом деле. Не надо себя накручивать, тем более, поздно что-то исправлять. Да и кто сказал, что он может что-то исправить? А кто утверждает, что его сын не прав?

Вроде бы все говорило об обратном, наверное, его впечатлила та история, но даже ради этого он не должен был так поступать. Он не должен был ломать свою жизнь. Хотя почему это он ее сломал интересно, и уж если говорить о том, кто все сломал и даже домой возвращаться не хотел, хотя тогда ему казалось, что он все делает правильно, глупец, осел, идиот. Можно было жить совсем по-другому.

Эль впервые пожалел о том, что и дара речи, обычной человеческой речи он тоже был лишен, иначе бы спросил у нее, как она смела так поступить с его сыном и с памятью о нем. Почему она считает, что может распоряжаться чужими судьбами.

Но она может спросить его о том же самом, как он мог так поступить с ними, почему не боролся до конца и проиграл, с самого начала проиграл, когда пошел на поводу у обстоятельств и веских причин против их союза. Неужели служба и звезды были дороже, и вот что он получил – раннюю смерть в середине жизни, несчастных сыновей, жену, которая никогда не ведала, каким он может быть, когда влюблен, когда любит кого-то. Нельзя же всех делать несчастными, и главное, ради чего все это творится?

На какой-то миг Призрак возненавидел Лизу, и одновременно понял, почему его сюда выбросили. Наверное, ангелам хочется посмотреть со своей высоты, как он к этому отнесется, что предпримет, хотя они и понимают прекрасно, что ничего он не может предпринять, он полностью бессилен перед ними и перед Лизой. Немой свидетель, не более того.

Вот если бы тем, кто еще жив и кто своих косяков натворил, можно было рассказать об этом заранее. Только не этим ли Лиза и занимается? Тогда почему он так возмущен до глубины души? Разве он не знал, что за предательство будет отмщение, думал в другой рай убежать, но и Лиза оказалась рядом с ним. Она все решила взять в свои руки. Так как он тогда распорядился ее судьбой, теперь настал ее час, и он может только прыгать, как уж на сковородке, и ничего у него не получится, никогда и ничего. Убегая из этого мира так поспешно, он сжег все мосты, и думать о том надо было раньше. Гнев быстро проходил, здравый смысл одерживал над ним верх. Он начал рассуждать здраво.

Впрочем, она наверняка посчитала его предателем, а с предателями именно так и поступают. Да и что она такого сделала, написала рассказ, повесть, роман, что она там написала. Арман, всегда следивший за тем, как и что происходило, рассказ разыскал, а потом разыскал и саму Лизу, он склонен был верить в то, что так все и было, как она написала. Если вообще было, она могла все это придумать. Вовсе не всегда книжки пишутся о том, что было на самом деле. Хотя Эль в том не разбирался, но понимал, что писатели все свои детективы выдумали. Если бы они записывали то, что было, то читать это было бы совсем не интересно. А нужна была интрига, какие-то повороты, острота сюжета. И опять же, а что она придумала, так все тогда и было, он вспомнил все до мельчайших подробностей. Ну разве что свидание с его сыном, а ведь возможно они не встречались. Только как это выяснить. Элю теперь хотелось это знать точно, раз уж он снова оказался тут, то надо это выяснить. Когда он вернется на небеса, то сделать это будет значительно сложнее.

– Да не кипятись ты, встречались, и угадай с трех раз, кто все это организовал, – услышал он голос Рыжего, который и слыл главным искусителем, это вам не ленивый русский бес, часами лежащий на диване и не знающий, куда ему податься. Вот потому и обламывается везде, и фамилия у него именно такая – Обломов.

– Зачем ты это сделал? – прохрипел Эль, – голос его стал значительно ниже, и эротичнее, чем прежде.

– Да просто так, – спокойно отвечал тот, – мне хотелось, чтобы она написала рассказ, пронзительный рассказ о том, что было и не было. Тебе некогда было книжки читать, а один японец писал, что художник поджег карету, в которой ехала его дочь, чтобы картина получилась классной, чтобы увидеть, как гибнет человек в огне по-настоящему.

– И что? – спросил Эль, предчувствую недоброе.

– Сгорела девица, он не успел ее спасти, потому что фотографировал все, что творилось, запоминал. А когда опомнился, то было уже поздно, она обратилась в пепел, и рассказывал он это так, точно была какая-то веселая история.

– Безумие какое-то.

– Сила искусства, а я-то всего же лишь подтолкнул парня в то кафе, где проводила вечер она, и сказал о вас пару слов, а ты вопишь, как будто пожар случился и все в нем погибли, успокойся, ты же настоящий полковник, а не художник какой-нибудь, вот и веди себя достойно. Всю жизнь без эмоций прожил, а тут прямо расчувствовался.

№№№№№№

Эль почувствовал, как сотрясается все у него внутри. Это были вовсе не бабочки от предвкушения встречи с любимой, не сладострастная истома, как называла такое состояние Лиза, это нарастала ярость, и он никак не мог ее побороть. Странно, а при жизни он всегда умел властвовать собой, Рыжий прав, может просто ее слишком много скопилось?

И какой черт только его сюда послал, вот сидел бы там, среди девиц и радовался всему, что там было. Вино самое лучшее пил, смотрел на них и решал, с какой ему провести ночь. А ведь выбор-то безграничен.

Хотя про ночь, он, конечно, погорячился, от той ночи ни ему, ни девицам не будет ни тепло ни холодно. Самого главного, что творится ночью, у них быть просто не могло, они могли сидеть рядом и вспоминать о том, как это происходило на земле. И почему-то находясь рядом с восточной красавицей он все время думал о Лизе, мысленно ласкал ее обнаженное тело, и погружался в нее, и ночь напролет хотел только одного – соединяться с ней и не разжимать объятий. Он смел надеяться на то, что и ей хочется именно этого, иначе бы она нашла предлог сбежать от него, скрыться, она не стала бы терпеть всего этого, если бы не любила.

Но в глубине души Эль понимал, что все это – еще одна встреча на земле – было нужно не только ей, еще кому-то, но и ему тоже. Ведь когда она окажется на этом свете, они могут просто не встретиться, потому что будут обитать в разных мирах. Значит, это вероятно, последняя возможность повидаться, побыть рядом, провести какое-то время вместе. Вот если бы еще хотя бы одна ночка страсти. Он готов был на все ради такой ночи, но понимал, что этого не будет. Он просил слишком многого… Ведь у других влюбленных не было и этого. Но какой же чудовищный обман, им обещают там все райские радости, и при этом безжалостно лишают одной- единственной, но самой важной, так что все остальное становится не важным.

Только стремясь туда в покой, пока этого не сознаешь. Разочарование должно наступить позднее. И тогда лучше получить в награду бокал вина, которое и подарит забвение, иначе случатся печали без конца.

Глава 12 Причуды творчества

Можем ли мы управлять творческими порывами? Елизавета хотела запечатлеть то, что она только что переживала, встречу с призраком на Набережной любимого города, новое свидание с тем, с кем невозможно встретиться, сколько не проси о том Николая Чудотворца, и только когда надежд больше не остается, вдруг все и случается внезапно.

Но она начала писать совсем о другом. Да, о призраке, да о человеке, когда-то в позапрошлом веке связанном с ее городом, но это был даже не Достоевский и не ее любимый Адмирал, о которых она писала во всех своих городских романах, так или иначе они появлялись там, и играли вовсе не эпизодическую роль.

Но на этот раз возник художник, гениальный, любимый художник, родившийся здесь, и скорее не призрак, а памятник ему на том самом Любинском все время возникал перед глазами, но никогда прежде она о нем не писала, собиралась написать, но не писала, так откуда он мог появиться теперь?

В этом не было никакой логики, она не чувствовала связи, она не понимала что и почему творится. И все-таки поспешно записывала строки, не в силах прерваться и остановиться. Даже если бы полыхал пожар, она бы не заметила этого, схватила диктофон и начала бы произносить строки, потому что важнее всего были эти самые мгновения, они уйдут безвозвратно, их не вернуть и не восстановить.

Она помнила такие мгновения, иногда они были связаны с тем, что переживалось, иногда никак не связаны, и только позднее их можно было расшифровать как-то.

Но на этот раз художник, потерявший голову от любви, владел ее душой, да еще в такие минуты, когда она смогла столкнуться с Призраком первой и единственной любви, что бы это значило?

Как только была поставлена точка, она перечитала написанное, даже еще не редактируя, а просто решив сделать какое-то открытие для себя, перечитала и остолбенела. Это была совсем другая история.

 
Царевна лебедь в черной бездне вод
Плывет куда-то в Пекло и зовет
Туда же живописца в поздний час,
И смотрит в душу, провожая нас.
За окнами унылый листопад,
И кажется все золото под ноги
Швыряет ветер целый час подряд,
Когда замрет Художник на пороге.
 
 
Он путает и время и миры,
К реальности не может он вернуться,
И так пугает этот шарм игры,
Где Демон со скалы вдруг улыбнулся,
И ищет Пан в глуши ночной цветок,
Он нынче расцветет для нас с тобою.
И только ал и призрачен восток,
Там пленники любви живут любовью.
 
 
Страсть пепелит, пугает пустота,
И где-то там, в тумане, за чертою.
Опять склонился молча у холста,
И призраки уводят за собою.
Повержен Демон, Пан нашел цветок,
И Лебедь из тумана выплывает,
Перед картиной замирает Блок,
И новую поэму сочиняет.
 
 
В наивности его и высоте
Совсем иная видится картина,
И только блики меркнут на холсте,
«И путь земной дойдя до середины»,
В лесу дремучем где-то у ручья,
Ждет не царевна нас, а Берегиня.
О, Живописец, эта даль твоя
Нас всех сегодня к пропасти откинет.
 
 
И будет мир у роковой черты
Совсем незрим по всем его приметам,
Когда Царевна с дикой высоты
Уходит в бездну, он лишится света.
Там душно и темно в таком плену,
Туда нам всем пока не дотянуться,
И только Демон в пустоту взглянул,
И грустный Ангел молча отшатнулся.
 
 
Погряз в скандалах и тревогах мир,
В преддверье бунта завывает вьюга,
Художник глух – метель скулит над ним,
Царевна Лебедь – вечности подруга.
В тумане проплывают двойники,
И пьяный Блок бессилен, но прекрасен,
Ты только нас в тот мир немой впусти,
Мы эту бездну видим не напрасно…
 
 
На Невском тьма, как в озере лесном,
И никого не будет рядом с нами,
На полотне, в реальности иной
К былому возвращаясь временами.
И где-то там, а где? И иной глуши,
Художника забытая картина.
Ты эту боль и вечность напиши,
Но пусть Царевна Лебедь нас покинет…
 
 
Пусть мечется безумная душа,
Уйдя от нас и возвращаясь снова,
Мы слушаем симфонию, дыша
И не вдыхая запаха чужого.
За миг, за час до вечности и сна,
Нам живописец снова помогает
Понять, что это вечная весна
В тот листопад стихии утекает.
 
 
А в преломленье страсти есть любовь,
Когда во тьме прорвется лучик света,
Царевна Лебедь навсегда с тобой,
И узнаю тот мир по всем приметам,
В безумии есть мудрости мираж,
А в мудрости безумие таится,
И наша жизнь, не дар, а лишь шантаж,
Когда она в иное воплотится.
 
 
Там каменных цветов несу букет,
Туда, на площадь, где с Музеем Драма
Переплелись на много – много лет,
И где художник нас ведет упрямо
По Любинскому в полночь и весну,
Когда здесь листопад давно бушует,
Царевна Лебедь приплывает к нему,
Хотя в тиши он Демона рисует.
 
 
Повержен или брошен в облака,
Мятежный дух летит навстречу к люду,
И Врубеля волшебная рука
Мой дивный град изобразит, и чуду
Преображенья, света и тепла
Нам не постичь, и где-то там, в тумане,
Его Царевна в пропасть увела,
Его легенда о любви обманет…
 
 
Мир живописен и порой жесток,
Но написать его, являя свету,
О, листопад, и призрачный листок,
В его Сирени, и по всем приметам
Мы будем долго видеть этот миг,
И каменных цветов мираж и чудо,
Я нерадивый, вздорный ученик,
Явленье чуда больше не забуду.
 

Это была совсем другая история. Однажды, за два года до окончания века она написала стихотворение о Саломеи, получившей голову Иоана Крестителя по требованию царя Ирода. Вот тогда беды и начались. Наверное, не от того, что она написала это стихотворение, наоборот, оно было знаком, поводом для того, чтобы встретить их мужественно. Она узнала о смертельной болезни профессора, и там тоже была голова – опухоль головного мозга, со всеми адскими муками и страданиями.

Все эти истории из романа века с отрыванием головы у тех, кто того заслужил стали еще одним знаком, и вот теперь гений, лишенный рассудка, и изображавший птицу из мира мертвых, которая должна была его туда увести. Не предупреждение ли это о том, что ей не стоит играть с призраками, что это просто опасно. Отстраниться, уйти, не сметь приближаться.

Но вряд ли знак судьбы так прост, ведь есть еще что-то, должно быть еще что-то, если провидение продиктовало ей такую поэму.

Странно, болезненно и удивительно было то, что происходило, кто- то хотел ее о чем-то предупредить? Она даже догадывалась кто именно, знавший о том, что Эльдар отправляется к ней, чтобы увести ее с собой. Сюжет появления призрака всегда был одинаков во все времена, прекрасная царевна или король Сиама приходит для того, чтобы забрать с собой. Но готова ли она к этому, может ли она уйти так быстро, так поспешно, вот об этом она и не задумываясь бы дала ответ. И значит она должна бороться, она должна не бросаться в объятья, а противостоять. У нее просто нет другого выхода.

И сразу появилось желание написать о художнике, о том, как он не смог противостоять Мертвой Царевне, на этот раз пришедшей за ним. У него оставались надписанные полотна, и тогда она просто свела его с ума, решив, что так легче будет с ним бороться, а может быть, просто возмутившись тому, что он не поддается ее чарам.

С ней была та же самая история, и она даже догадывалась, что продиктовал ей поэму профессор. Значит, он ее простил, он больше не сердится и не причинит ей вреда?

Она не могла знать этого наверняка, но о Врубеле, Блоке, о сказках и мифах они говорили с ним на протяжении пяти лет ее обучения в университете. И он теперь наконец решил вмешаться. Может быть потому, что еще не было романа о нем? Она должна была написать его самым первым, но даже не приступала пока, а это не могло его не обижать.

– Я не уйду, пока не опубликую роман, -говорила Елена Сергеевна.

– Я не уйду, пока не напишу роман, – пообещала Елизавета, и надеялась, что он слышит все, что она пыталась ему сказать

Глава 13 Между прошлым и будущим

 
О, Матушка метелица, согрей его в ненастье
И пусть дорожка стелется туда, где ждет нас счастье.
Там все пути завьюжила, и там никто не встретится,
Ты знаешь, как он нужен мне, о Матушка метелицы.
 

Эль уже полчаса находился в той самой комнате, куда Лиза привела его когда-то. Там почти ничего не изменилось, только книг стало значительно больше, и компьютер появился новый, вернее, тогда вообще никакого не было. Он появился позднее. Ну и сама Лиза стала немного старше. Теперь, когда она была в домашних брюках и футболке, это было видно значительно лучше, но эти перемены ничего не меняли. Он почувствовал ту же дрожь, которая появилась во всем теле, как в первый день их встречи, когда он шагнул в приемную и на месте толстой тетки увидел юную девицу. Никто не предупреждал его о таких переменах, да и работала она в соседнем отделении. Потому свидание их оказалось полной неожиданностью, и как же она была приятна.

Только молчал он теперь пуще прежнего, хотя и тогда был не особо разговорчив, к своему изумлению Эль понял, что он начал заикаться, это что-то новое. Уж разговаривать с девицами он умел, взгляды, жесты, тайные знаки, все это подчиняло их себе в тот же миг. Науку страсти нежной он еще в молодости знал прекрасно, и это помогало ему добиваться своего не только в обольщении, но и в достижении иных вершин. Женщины вели его по жизни. Только Лиза была совсем другой

Заикание быстро прошло, но теперь он снова это переживал, то самое заикание, правда связанно оно было и с волнением, и с невозможностью произносить какие-то слова, и вообще говорить. Призраки не умеют, не могут говорить. Разве не видел он всех фильмов. И должен был сказать, что сценаристы и режиссёры были на правильном пути, хотя откуда они могли это знать, еще не побывав там? Наверное, просто угадали все, творческие люди – это их хлеб.

Он ощутил свое сердцебиение, но как могло биться сердце, которого не было? Наверное, это генная память заставляла испытывать, и вспоминать прежние состояния и чувства.

Собака, ее забавная собака, шкура на которой едва держалась и могла свалиться при неловком движении, уставилась на него так, словно она его видела. А может быть и видела, как знать. Неожиданно зашипел кот, выглядывая из-за собачьей спины. Но откуда он взялся? Лиза, его Лиза не любила котов, и он это всегда знал. Когда хотел подарить ей рыжего котенка, она сказала, что любит только собак. За это время что-то переменилось. Кот был полосатый, наглый и уверенный в себе. Собака и Лиза, вероятно, ему верно служили.

Вся дружная компания в сборе. Как можно было подействовать на возбужденных животных, Эль понять не мог. С ними у него были сложные отношения, не то, чтобы их не любил, он был к ним равнодушен. И все эти кошки собаки на него поглядывали, и понять не могли, как им следует себя вести, но это было еще при жизни. Упав с небес, он точно не ведал, как с ними управляться. Оглянулся по сторонам, Рыжего нигде не было, а ведь тот знал все и обо всех, мог бы что-то посоветовать. Вот так всегда, когда он нужен, куда-то пропадает, а потом появляется внезапно, но когда надобность в нем отпадает.

Рыжий пришел на помощь, он нажал на какие-то кнопки, на мониторе появился рассказ «Сын любимого мужчины», и тот подтолкнул его к монитору. Врубил он его скорее для Лизы, потому что Эль все видел своими глазами успел его прочитать раньше.

№№№№№№№

Лиза тоже взглянула на экран, вздрогнула. Не слишком ли много совпадений за этот день? И почему все вертится вокруг Эля. Он мертв, его давно похоронили, его больше нет, и никогда не будет, и с этим давно надо смириться. Она не надеялась даже пересечься с ним из-за того, что там женщин и на кладбище не пускали. И за эти годы она смирилась, или почти смирилась, и вдруг все снова, словно вулкан, долго дремавший, пробудился опять, и готов был действовать

И в тот самый миг она увидела его, склонившегося к ее голове и читавшего то, что было на мониторе. Сначала она хотела свернуть страницу, но не смогла пошевелиться, словно ее парализовало. Ну откуда такое могло быть? Она не может его видеть. Он не может вернуться, ведь это был не человек, а призрак. Так вот почему выл Макс, и было так неуютно в ее доме в этот час? Все вставало на свои места, запутываясь еще больше.

Она не понимала этого. Никак не понимала. Чертовщина какая-то творилась в доме, и пес ей о том говорил глазами, воем, подчеркивая, что творится что-то странное, невероятное, жаль, что он не может выразить это словами. Наверное, именно так люди сходят с ума. И она бы поверила в это, если бы животные не вели себя так беспокойно.

Когда она писала рассказ, то была уверена, что он никогда не прочтет этого повествования. Эль, и когда был жив, книжками и ее творениями не сильно интересовался, а теперь это просто невозможно. Она, конечно, мечтала о том, чтобы по скайпу, а лучше в контакте можно было связаться с тем светом, упросить, уговорить его появиться. И тогда они могли бы поговорить обо всем на свете. Но она вряд ли решилась бы ему рассказать о том, что написала повесть, рассказала, что было когда-то с ними, в незапамятные времена. Но оказывается, все не так просто, если он стоит и читает то, что было написано.

Сколько не всматривалась Лиза, она больше не видела Эля, это было только одно мгновение, краткий миг. Не более того, и все – же в этом было что-то странное и невероятное. И если бы это продолжалось, она могла бы сойти с ума, броситься к окну, прыгнуть за ним, совершить еще какой-то невероятный и безрассудный поступок. Не потому ли он был вне поля ее зрения теперь? Хотя спасал ли он ее, защищал ли, в том она не была уверена. Ну не таким он был человеком, и даже любимые женщины вряд ли толкнули бы его на такие подвиги.