Мой любимый призрак. Городские мифы

Часть 1 Найти и вернуть

Глава 1 А вот и земля

В тот день была жутко-красивая метель, с раннего утра и до обеда снег буквально валился с небес, стараясь засыпать землю. Зима и без того немного припоздала, и теперь пыталась наверстать упущенное.

Метель мела по всей земле, во все пределы. Странно, что припомнился именно Пастернак, к чему бы это, интересно? Да точно не к добру, потому что там у него страсти сплошные, а Елизавета успела забыть, что это такое, и как это бывает. Но Пастернак был любимым поэтом Алекса, профессора и знатока серебряного века, ее преподавателя, ее возлюбленного, а он ей приснился в эту ночь, потому на душе становилось все тревожнее.

Елизавета проспала и не успевала на заседание литературной братии, которое было назначено на 14.00. Как можно было проспать столько? Но в метельные дни с ней случалось и не такое.

А на дворе воскресенье, сосед за стеной буянил всю ночь и гонял свое семейство. А когда она услышала вопль Дениса, приемного сына Стаса, то подняла своего рыжего Шарпея Макса и скомандовала:

– Пошли, хватит терпеть все это, он же их поубивает совсем. Только на тебя последняя надежда.

Стаса она знала с пеленок и с тех пор начала воспитывать. А кому еще было этим заняться? Пьющая бабушка и меланхоличная мамаша, ее подруга детства, но до сих пор Машка была озадачена только тем, как найти себе очередного мужика, что не только с каждым годом, но и с каждым днем делать было все труднее. Возраст, а когда ты в 50 выглядишь на 70, то почти невозможно. Да и сама Лиза если бы не знала, что Машке 50, то никогда бы в это не поверила, а что о мужиках говорить?

№№№№№№№

Две двери распахнулись одновременно, Денис побежал почему-то на верхний этаж, когда надо было нестись вниз, пес бросился на этого упыря, перехватив руку с ножом, послышался страшный рев, который должен был поднять мертвых из могил, но и Лиза встала бесстрашно перед ним. Испугаться она должна была потом, значительно позднее.

– Совсем свихнулся, ты что творишь, говнюк, – говорила она не громко, но лучше бы кричала, к крику он привык, а негромкий голос пугал больше, отрезвлял быстрее. Стас резко протрезвел, что разозлило его еще больше. Деньги на водку были потрачены зря, а где ее взять среди ночи?

И хотя она едва доставала ему до плеча, но он как-то отступил, и взвизгнул:

– Убери собаку. Она мне руку откусила. Ты за это еще ответишь.

Нож упал на цемент, вышел сосед из квартиры напротив, тот, кто был выше самого Стаса, и этот волк оказался в загоне в тот же момент. Он подхватил нож, сжал прокусанную руку и скрылся за дверью. Лиза увела к себе Дениса. Они еще долго пили чай на кухне и говорили, как жить дальше парню, которого некому защитить, если мать родная все это терпит и не уходит от психопата.

– Бабушка получила квартиру, она переедет на той неделе, все будет хорошо, тетя Лиза, спасибо вам, но как вы решились выйти?

– У меня есть пес на этот случай.

Она взглянула на Макса и улыбнулась. Собака в наше время просто необходима, не пистолетом же размахивать перед таким Стасом.

Макс посмотрел на нее, словно спрашивал, все ли он сделал так, как надо, и, увидев, что она улыбается, завилял хвостом. Ну самый мирный пес на свете, разве такой может кого-то укусить? Нет, конечно, а если кусает, то покусанный сам в том виноват.

– Да и не боюсь я его, и он это знает, а вот почему здоровые мужики не тряханут гаденыша как следует, этого я не понимаю.

– Все равно, вы поберегите себя, ведь он неадекватен совсем.

– Но там твоя матушка, – напомнила Елизавета.

– А что я могу сделать? С ней бесполезно говорить. Она останется с ним, пока он ее не убьет, или она его не отравит. Вот такая она уродилась. Человек она хороший, но терпит все это непонятно почему.

Вот такая была ночь и такой ночной разговор. Потом они провалились в сон. Макс остался сидеть под дверью – охранять их покой, и если что, покусал бы Стаса снова. Только тот и нос сюда не сунет, можно не сомневаться.

.Снегопад за окном мог усыпить и тех, кто спокойно провел всю ночь, а уж Лизе и сам бог велел выспаться хорошенько.

А может ей просто и не хотелось идти туда, к поэтам, которые, как обычно не понятно о чем спорили и что там делили, когда делить было нечего и спорить не о чем. За дело в ЛИТО она взялась шустро, а потом все стало угасать, и понятно было, что время потрачено даром. Сначала она на что-то надеялась, потом надежда пропала, но появилось раздражение.

Но может быть, ей просто так казалось на склоне лет? Хотя и в юности зеленой все Лито ее не особо привлекали. Это точно было не ее дело, хотя Лиза и понимала, что надо было объединяться, что-то вместе делать, но как только до дел доходило, так и все. Тогда она смело убегала от их скуки вечной в объятья к парням, вернее, к одному-единственному парню.

Глава 2 Прошлое или настоящее?

Вот и сейчас, прогуливаясь с Максом по набережной, по той самой набережной, Лиза вспоминала, как он появлялся здесь с правой стороны от опор моста, потому что она направлялась с той стороны с рыжим питом на прогулку, и они начинали целоваться, так, как будто виделись в первый и в последний раз. Больше ни с кем ничего подобного не было сроду. Сила притяжения на этот раз была невероятной, она даже не пыталась от нее как-то откреститься. Это было бесполезно.

Но нет, встречались они давно не в первый, и она надеялась, что не в последний раз. Просто от его появления на горизонте весь остальной мир проваливался в темные воды Иртыша, и Матвей мог потеряться, если бы не оставался неизменно при ней, требуя, чтобы она сняла с него намордник. Он понимал, что этого не случится, но настаивал на своем, тихонько подвывая. Штуковина эта была страшно неудобно, но в центре города Лиза не могла его вывести без намордника никак. Да и надо сказать, что пьяницы и наглецы становились смирными и приветливыми, а пес их ну сильно не любил, и она вряд ли смогла бы его удержать, если что.

Когда появлялся этот высокий, длинноногий, выть было бесполезно, она все равно не услышит. Только редкие прохожие шарахались в стороны, словно с этой штуковиной он мог кого-то цапнуть, размечтались. Но все равно боялись страшно, такая у Матвея была порода взрывоопасная, приравненная то ли к холодному, то ли к горячему оружию.

№№№№№№

Сколько воды с тех пор утекло, уже и Матвея – собачий век короток, давно нет, и пес у нее совсем другой, скорее забавный, чем страшный. Но собака есть собака, никто особо не пытался гладить его складки и улюлюкать, быть покусанным не хотелось. И тот парень, которого Макс знать не мог, никогда не пройдет по этой дорожке, не обнимет ее так, словно они прощались навсегда, расставались навек. Но именно таким и было чувство у него, она надеялась на что-то большее. Наивная и юная, не могла поверить, что Эльдар исчезнет, что его у нее кто-то может украсть. И ладно бы любимая женщина, это обидно, досадно, но понятно, нет, именно нелюбимая, что ранило еще сильнее. Как он сможет жить с нелюбимой?

Макс бы вмешался и цапнул его хорошенько, он был без намордника, и вполне мог это сделать, вон прокусил же руку соседу Стасу недавно, и этого бы цапнул, только не бывать этому. Да все просто, цапать некого, они действительно расстались навсегда.

Только по грустным глазам и вздохам Лизы можно было понять, как она любила, ждала и надеялась годы напролет.. Вопреки всему, может быть потому, что мертвым она его не видела. На кладбище ходили только мужики, да и к тому времени они давно были не вместе. Но пока она жива, ведь могло случиться чудо, он мог появиться тут снова. Кажется Николай Чудотворец не понимал, за кого она просит, и найти в раю или аду того самого призрака никак не мог. А потому только взирал на нее рассеянно, и молчал в ответ. А она все просила и просила его об одном и том же. Странно, ему удавалось исполнять все ее разумные и даже неразумные желания, но только не это.

Подошел какой-то седой старичок, стал целовать руки и говорить о том, как он рад ее видеть. Но кусать такого – себя не уважать. От него не исходило никакой опасности. Он говорил о том, что на заседании не было ничего интересного, что все то же самое, непонятно только, сколько это может продолжаться.

Они прошлись немного втроем, и он так же быстро раскланялся, так и не напросившись на чай, хотя намекал на то, что время у него есть и посидеть в компании такой дамы он не прочь.

– Какой чай, дедушка, тебе о душе пора подумать, – хотелось протявкать Максу, но он сдержался. Пес бывал порой очень тактичен.

Зачем добивать лежачего, старость – это наказание для тех, кто до нее дожил. Сам он надеялся не дожить, но как знать. Пусть жизнь его собачья идет своим чередом, а там видно будет.

И сочувствуя старичку, Макс не заметил, что там было впереди, почему замерла Лиза, хотя ничего такого там не было, ни пьяницы, ни бомжа, ни бандита. Пес выделял эти три типа граждан. С ними чаще, чем с остальными приходилось вести беседу на повышенных тонах, если они имели что-то против его хозяйки. Против него самого, как правило, ничего не имели. Все-таки одна извилина имелась у этих типов, и она начинала работать вполне прилично, как только они видели даму с собачкой вполне приличных размеров. Ясно, что ни себя, ни ее пес в обиду не даст.

Но все-таки на дороге у них что-то было. Только вот что?

Что было, то сплыло, судя по всему давно, еще до появления его в этом мире. Это был не человек. Уж ни котам знакомым, ни ему объяснять этого было не нужно. А вот стихотворение Лиза в тот вечер написала, и было оно не о Максе, что пса очень обидело, а о каком-то ангеле. Ну как так, ведь он все время рядом, служит ей верой и правдой, а она об ангеле пишет, которого и разглядеть не могла. И дался ей этот ангел.

 
Снежные ангелы тают в порывах метели,
К девам земным прикасаясь внезапно и нежно.
Снежные ангелы тают, чего ж вы хотели?
Это влюбленность и радость их губит небрежно.
 
 
Холод и стужа, вот глупые, только спасает,
Лучше подальше держаться, все будет отлично.
Только бессмертие ангелы молча бросают,
Разве и вечность для них в этот миг безразлична?
 
 
Дева земная покружится в вальсе и бросит,
Снова захочет уйти от метели к камину.
Ей подавайте и жаркое лето, и осень.
Ей подарите для жизни героя, мужчину…
 
 
Он – только ангел, рожденный однажды в метели,
Дивно прекрасен, не ведая жаркие чувства.
Вот уже перья из крыльев его полетели,
Стройное тело растает от боли и грусти…
 

Глава 3 Ну, здравствуй этот свет

 
Нежность и радость, все так далеко и не ясно,
Плачет и мечется дева в январской метели.
Ангел растаял от страсти, как это ужасно,
Только чего же хотел, прилетая он к деве.
 
 
Но говорит, будто он ни о чем не жалеет.
Я не поверю. Бессмертие мига дороже?
Только перо на ладони, и холодом веет,
Он у камина остаться со мною не может…
 
 
Тает улыбка, а нам уже надо прощаться,
Снежные ангелы больше к огню не вернутся.
Разве же стоило гибели глупое счастье?
Только метели за окнами яростно бьются.
 
 
Спросит мужчина опять: – Отчего ты печальна?
Что мне ответить не знавшему этого чуда?
К крыльям из снега тогда прикоснулась случайно,
И никогда, никогда этот миг не забуду….
 

Небо было покрыто густыми снежными облаками. И сквозь них едва проглядывало солнце, сначала оно было мутным, а потом вдруг стало ослепительно ярким. И все это длилось только пару минут. Именно в этот миг и суждено было Эльдару упасть на землю, свалиться вместе со снегом.

Если бы поэт увидел это падение, то он вряд ли сравнил бы его с падающей звездой, потому что летел тот кубарем вниз и при этом казался каким-то странно тяжелым, как куль с мукой. От грации и изящества, восхитившего Пана на небесах, не оставалось и следа. То ли притяжение земли было таким сильным, то ли за время падения произошло еще что-то необъяснимое. Но таким было его возвращение на землю.

– Черт побери, – прошептал Пан со своей высоты, – он только собирался последовать за Элем и невольно остановился, – так ведь и помереть недолго, расшибившись. Видно что-то там пошло не так, тяжесть какая-то странная.

– Два раза не помирать, – услышал он голос Рыжего за спиной, – вы все-таки стащили у меня моего короля. Следил – следил день и ночь, но разве уследишь за вами, злыдни.

Он не скрывал досады, или просто троллить старался, сейчас и на небесах проходили эти словесные игры – издевательства.

– Ты его проиграл, в честной игре, – напомнил Пан, поморщившись, про честную игру он, конечно, нагло соврал, а в остальном все так и было.

– Проиграл, это правда, сколько раз давал себе слово не играть с такими аферистами, как русские бесы, и столько же забирал слово назад. А ведь давно надо привыкнуть к тому, что никогда вы честно не играли и играть не станете. Дурная слава впереди бежит. Но кажется, что со мной афера не пройдет, а снова прошла.

– Да ладно тебе, это судьба. И потом, твой Фауст должен пережить то, что не успел в земной жизни. Мы так поспешно вытащили его оттуда, как только он опомнился, хорошо подумал, и решил вернуться к Лизочке. А этого допустить тогда было никак нельзя, вот и пришлось его забрать, но ведь он был на правильном пути. Вот пусть этот путь и продолжит. А мы с тобой ему в том поможем.

– Это раз плюнуть, – усмехнулся бес, – только Лизавета стала значительно старше, капризнее и мало что от той очаровательной девицы осталось. А потому и у нас задание сильно усложняется. Со взрослыми дамами редко проходит то, что с девицами легко получается.

– А твой крем на что? – напомнил Рыжему Пан.

– Да крем-то кремом, только он поправит форму, а содержание. Ведь тогда все было важно… Этот полковник в душе оставался романтиком, если ты помнишь, а перед душой крем бессилен.

Рыжий мечтательно вздохнул, будто речь шла о его прошлом. Пан поднял брови от удивления.

– И где ты такого нахватался, интересно?

– Я к людям всегда был ближе, чем все вы. И к вашим тоже. Мне все всегда было интересно, то там, то тут и нахватался постепенно.

Демоны замолчали, они вдруг поняли, что заговорились, потеряли Эля из вида, и теперь не могли понять точно, куда он упал. И надо же было такой беде случиться.

Нет, то, что он приземлился в своем родном городе, в последней ставке адмирала, сомнения не было, но город – то был огромен. Там в сущности два города по берегам Иртыша, где по легенде и потонул Ермак. Искать там иголку в стоге сена даже им было очень тяжело. Но может быть, Рыжий специально отвлек его, чтобы усложнить задачу, создать трудности и успешно с ними справляться? А почему бы и нет, тем более он только этим всегда и занимался. Но судя по его озадаченному виду, все было не совсем так, или совсем не так, понять это Пану было не так просто, да и раздумывать некогда – надо спешить.

Настоящий полковник, конечно не сопливый малолетка, много чего у него за плечами было, но теперь в новой шкуре, а вернее, вообще без шкуры, в иных условиях, он может дров наломать таких, что все демоны в мире не разберутся с ним никогда. А отвечать за него придется им, ведь отправляя его на землю, они явно самовольничали. Им просто хотелось еще раз воскресить историю большой любви, которая оказалась длиннее жизни, а ведь чаще всего любовь короче, чем жизнь, только не на этот раз.

И они полетели следом, напоминая падающие на землю метеориты, которые, скорее всего, не взорвутся от соприкосновения с ней, не первый же раз вот так летели. Никаких пожаров и взрывов до сих пор не случалось. Только ведь все когда-нибудь начинается.

Глава 4 Возвращаются все

Снег валил густой пеленой, и разглядеть там внизу что-то было очень трудно. Эльдар чувствовал это страшное притяжение. Оно и на самом деле было очень сильным и каким-то болезненным даже.

– Я бы разбился в лепешку, если бы было чему биться, – успел подумать он, на этот раз не ощутив радость от парения. Слишком большим казался груз, который взвалили бесы на его прозрачные плечи.

В армии, в десантных войсках, он прыгал с парашютом и получал от этого огромное удовольствие, но тогда можно было и серьезно поломаться, стать инвалидом, да просто погибнуть, если не раскроется парашют, не то, что теперь, когда никакая беда ему больше не грозила. Теперь это не возможно, а страх не прошел.

В тот момент он больше ни о чем не успел подумать, потому что рухнул в сугроб прямо за первым зданием на Любинском. Вот именно рухнул в самом центре города, любимого города. Это был один из корпусов Медицинского института. А еще для него такая знакомая дорога, по которой он шел домой, и из дома к Серому дому в Долину смерти, как окрестили эту площадь еще с давних пор.

В детстве, когда вместе с мамой они в первый раз прошли по этой улице, она объяснила ему, что это за здание, и какая красивая форма была у людей, которые там работали. Тогда он для себя решил, что обязательно будет там служить, и получит такую форму, и будет ходить по той самой дороге. Мама только улыбнулась, она любила своего старшего сына и обращалась мысленно к Николаю Чудотворцу, чтобы тот исполнил его желание. К святым ее мужа она обращаться не хотела, надеялась, что свои помогут быстрее.

Но как же давно все это было. И кто-то мольбу его матушки услышал, исполнил, наверное, все-таки ее любимый святой, потому что желания ее сына исполнились.

Но за эти годы многое изменилось, и сама площадь тоже стала немного другой. Теперь в самом центре ее красовался собор, в который за все эти годы он ни разу не зашел даже просто из любопытства. Сейчас можно было заглянуть, поставить свечу за упокой души матушки. Почему при жизни не пришло ему это в голову ни разу. Он так и не понял, и не принял ее мир и ее веру, может быть потому, что хотел понравиться суровому отцу, и не допускал того, что он косо на него посмотрит. Из-за своей женитьбы на русской, ему пришлось пережить слишком многое от родных, и он не хотел такой судьбы своему сыну. Пусть хоть в личной жизни у него все будет спокойно, и потом мусульманки спокойнее и покладистее, а разве не это самое главное, при его – то службе нужны ли ему страсти. И очень долго и упорно, он внушал Эльдару именно эти мысли, и даже допустить не мог того, что сын его может ослушаться.

Даже теперь, он не пошел в храм, хотя бояться было некого, он исполнил волю отца. Эль поспешил на Набережную, и ощутил себя Ермаком, только что прибывшим сюда, чтобы покорить Сибирь. Об адмирале, проигравшем главное сражение, думать не хотелось, финский хоккейный тренер объяснил популярно на собственном примере, чем отличается кодекс победителя от комплекса побежденного. И не любивший хоккей, но вынужденный порой быть на Арене – это был его участок службы, он принял все это с радостью и даже восторгом, и имел наглость чувствовать себя победителей. Жаль, что жить Элю тогда осталось только пару лет, он не успел самого главного, до конца почувствовать себя победителем. Но кто же знал, что его вот так поспешно вырвут из этой жизни неведомые силы. А они вырвали, не позволив даже еще раз взглянуть на Лизу, побыть с ней рядом, коснуться ладонью щеки, как он с самого первого дня любил делать. А после страстно и нежно припасть к ее губам. Ни о чем другом не мечтал тот, кто повалялся пару дней на больничной койке, и, не приходя в себя, отправился к аллаху в свои райские кущи.. Больше никаких желаний, кроме этого вот свидания с первой и единственной любовью у него не было. И что теперь получается, он может наверстать упущенное, хотя вряд ли сможет коснуться ладонью ее щеки, но просто посмотреть ей в глаза, побыть с ней рядом, это не так и мало, как кажется, это лучше, чем ничего.

Хотя откуда он мог вообще знать, что лучше, что хуже, если с того света на этот он возвращался в первый раз. А из тех, кто возвращался до него он ни с кем не пересекался, да и молчали они все упорно, не желая рассказывать, как и что там было с ними.

Теперь он повторял слова стихотворения Лизы, обращенное к тому самому великолепному финну, но Эль убеждал себя в том, что писала она это исключительно для него. Хотя это был самообман. Но вслед за бардом он мог бы воскликнуть «Да это ж про меня, про нас про всех, какие к черту волки».

 
Я волк одиночка, не стать мне послушным щенком,
У ног твоих снова замру и растаю вдали.
Но кто-то еще приручить все пытался волков,
И кто-то хотел подарить эту прелесть любви.
Я волк одиночка в просторе безбрежном степей
Холодная влага мне лапы омоет, и снова
Я буду метаться и выть на луну – я ничей,
Меня не пугает каприз и не ранит вдруг слово.
 
 
Едва повстречав тебя, я попрощаюсь опять.
И буду в тревоге, и буду в пути я и знаю.
Не быть на цепи, нет, мне Велеса снова встречать,
И в схватку идти, эти вольные дни вспоминая.
А где-то в тумане растаяли верные псы,
Князья и девицы их снова зовут за собою.
Погладят, прогонят, свободу швырнув на весы,
Я волк, а не пес, в этой схватке не сдамся без боя.
 
 
Но если однажды мне стать суждено на пути,
Тогда берегись и молись, о, красавица злая.
Легко загрызу, пока когти и даже клыки
Мне служат исправно, я жалости больше не знаю.
Пусть пес заскулит, и заслышит мой вой вдалеке,
Пусть воин оружие снова в тумане хватает.
Я волен и зол, не вести меня на поводке.
Что гнев или ласка, я знаю, любовь убивает.
 
 
Но кто-то еще приручить все пытался волков,
И кто-то хотел подарить эту прелесть любви.
Я волк одиночка, не стать мне послушным щенком,
У ног твоих снова замру и растаю вдали.