Сказать, что я был в шоке, ничего не сказать… Я был раздавлен! Прошлое явно возвращалось и мне поплохело. Ватной рукой я нашарил пуфик и присел на него.

– Деда, а почему тётя врач говорила не то, что думала? – дёргала за рукав моя маленькая золотинка.

– А? Что? – кое-как очнулся я.

– Красивая тётя врач говорила: «Не бойся, маленькая девочка, это не больно», а сама думала: «Кошмар! Откуда такая гадость у ребенка?!»

– Почему ты так думаешь? – ужаснулся я, представляя, что всё забытое и благополучно пережитое началось заново.

– Ничего не началось, – успокоила черноволосое и чернобровое чудо своего дела, заглядывая в глаза. – Ничего не началось. Просто я всегда слышу, что говорят, не открывая рта.

– И давно?

– Нет, меня тётя Таня научила.

– Какая тётя Таня?

– Они со Славой к нам в песочницу приходят играть и тётя Таня меня научила.

– Не видел я никого с тобой в песочнице.

– Они приходят в гости, когда я с бабой Лидой остаюсь или с дедом Вовой.

Баба Лида и деда Вова – это мои родители. Они сейчас живут в Плоском. Есть такой дачный посёлок у нас под Красноярском. И когда я занят на работе, они появляются в городе и остаются с моей внучкой.

– Ты не путаешь, чудо моё?

– Нет, баба Лида сказала, не говори деду Мише.

– Почему?

– Ты будешь ругаться.

– Ну когда я на тебя ругался? – прижал я христовенькое дитя к себе, – ну когда?

– Не знаю, – высвободившееся дитя начало кривляться перед зеркалом, – а вот дяди, которые к нам идут, будут ругаться.

Я услышал, как кто-то подходит к двери квартиры и вздрогнул от звонка.

– Кто там?

– Алтарин Михаил Владимирович. Мы из 49—34.

Да, это был мой личный номер, когда я работал в «конторе».

Я естественно открыл дверь перед бывшими коллегами. Их было трое и одного я знал лично. Это майор Кислов Валентин Иванович – невысокий, крепкий мужчина, лет сорока двух. У него я консультировался насчёт драгоценностей. И он прошел в дверь первым.

– Михаил Владимирович, вы меня узнали?

– Ну конечно, – я пожал ему руку.

– А это мои коллеги: капитан Суменцов и капитан Рябов.

– Проходите в комнату, – вдруг вставила своё слово Иринка, – но только оденьте тапочки.

Она деловито пошагала в зал.

Гости мои переглянулись.

– Не надо разуваться, – вывел я их из этого состояния, – проходите так, пожалуйста.

Иринка уже сидела в своём кукольном углу и не обращала на нас внимания.

Когда все расселись, майор, взглянув на занятую своими делами Иринку, посмотрел на меня.

– Не обращайте внимания, она не помешает, – успокоил я.

– Михаил Владимирович, вот эти вот два офицера, они не совсем такого профиля, как я. Они из разведки, из ГеУ.

Эти две буквы он произнёс отчётливо.

– Так вот, их интересы пересеклись в нашем городе. А ещё точнее, в кабинете участкового терапевта вашей детской поликлиники. А ещё точнее, – он посмотрел на часы, – один час сорок три минуты назад они зафиксировали звонок по их профилю.

– Разведка и детская поликлиника?

– Увы… Это не наше изобретение, но очень серьёзный штатовский агент сидит у нас в Красноярске в детской поликлинике. И после вашего посещения выходит на связь.

– Дичь какая-то…

– Вот именно: дичь. – Подал голос один из капитанов. – агент законспирированный, полностью проверенный нами, вплоть до хронометража по минутам. Я лично его веду уже пять лет. Это мой первый агент, лейтенантский. И вдруг она выходит в активную связь.

– И что она сказала?

– Ничего, она передала алгоритм. Знак означает или «да» или «нет».

– Ну а я то при чём?

– Этот агент уже месяц общается с вашей внучкой, здесь во дворе.

– Так это Людмила Рафиковна?

– Нет, ваша участковая медсестра.

Я отчётливо вспомнил эту женщину в кабинете у врача. Она даже перестала записывать в карточку и подошла посмотреть ножку моей внучки. Я оглянулся на Иринку, та спокойно положила игрушку и подошла ко мне, опершись на коленку, посмотрела мне в глаза.

– Деда, ты теперь будешь меня ругать.

– Тётя Таня – медсестра, ты её сегодня у врача видела?

– Да, и она мне сказала, чтобы я тебе не говорила.

– Вы это слышали? – подал голос другой капитан.

– Ну как он мог слышать? – тётя Таня сказала прямо сюда, – и внучка показала пальчиком себе в лоб.

– Иринка, а что она ещё сказала? – спросил я.

– Ещё она сказала, наконец-то, я не ошиблась.

– Вы что-нибудь понимаете? – обратился ко мне майор Кислов.

– Я не знаю могу ли я говорить, – вздохнул я от мысли, что надо кому-то всё рассказать всё, что со мной произошло. А ещё и от того, что понял: это не сон и всё действительно вернулось. Всё!

– Деда, ты старый пёс? – спросила моя золотинка.

– Откуда ты взяла?

– А почему дядя думает, что ты старый пёс?

Я взглянул на гостей. Покраснел только капитан Суменцов.

– В чём дело, Игорь?! – воскликнул майор и через секунду уставился на меня.

– Да, мотнул головой я, – да!

– Теперь понятно! Ничего себе феномен! – воскликнул он, склоняясь к девочке и намереваясь коснуться её головы рукой. Но внучке уже всё надоело и она, увернувшись, умчалась в коридор к зеркалу.

– Надо объясниться, – повернулся он ко мне.

– Надо. Только отвезу Иринку к родителям, – и, видя, как начало вытягиваться лицо капитана Суменцова, добавил, – к моим родителям.

– В Плоское?

– Да, – я уже не удивился их осведомлённости. «Фирма» веников не вяжет.

– Ну что же… – встал Валентин Иванович, – поезжайте. Буду ждать вас у себя. Олег Петрович, вы проводите, – обратился он к капитану Рябову.

– Что же это необходимо? – спросил я.

– Мы не знаем, что означает передача тёти Тани. Для надёжности надо вас теперь охранять.

– Иринка, – обратился он к внуче, занятой своими делами у трельяжа, – ты не знаешь, где сейчас тётя Таня? Что она тебе ещё говорила?

– Вы её спросите. Она сама сюда идёт, произнес ребенок не отрываясь от игрушек.

Мы онемели. И в тот же миг раздался дверной звонок.

– Так, Олег, в ванную! Ты – в зал и на балкон, – обратился он к Суменцову, – я буду на кухне. А вы постарайтесь пригласить её в зал.

Я открыл дверь. Передо мной стояла действительно медсестра из поликлиники и мило улыбалась. Блондинка с роскошными волосами, в ветровке и джинсах. Камушек серёжек блеснул, отразив люстру прихожей. И что-то знакомое в улыбке… Глаза! Их трудно было не узнать!

– Ты?! – воскликнул я и… куда то провалился. Очнулся от жуткой головной боли и в горизонтальном положении. Шестиглазая лампа неприятно резала глаза. За торчавшим животом выглядывали белые валенки из гипса. А к руке присоединена система капельниц и вливала в меня что-то сапфирное…

Глава 2

Сухими губами я пытался дать о себе знать. И когда устал это делать, надо мною склонилось врачебное лицо в маске и поводило пальцем перед глазами. Было больно вращать зрачками, но я удовлетворил любопытство эксперта.

– Ну, жив и молодец, что жив… Теперь всё будет в порядке.

Он махнул рукой, появилось такое же существо, но женского пола, и, прикоснувшись своею маленькой ручкой, погладило шерсть моей груди и что-то эротически скользкое… просунулось ко мне в подмышку. Я не думаю, чтобы все эти действия были с лечебным смыслом. Но я отчётливо вдруг вспомнил, что уже много лет к моей груди не прикасалась ни одна маленькая ручка. Появилась тяга к жизни и я стал ждать, когда эта ручка вновь прикоснётся к моим подмышкам. Увы! Подошёл эскулап и выдернул прибор.

– Ну вот как хорошо! – посмотрел он на шкалу, – а то вздумали в таком недетском возрасте прыгать из окна третьего этажа! Ай-ай-ай! Взрослый же человек!

– Как это? – прохрипел я.

– А так, уважаемый, и дружки ваши здесь. Вся компания.

– Позовите кого-нибудь из моих родных, у меня там внучка осталась, – прошипел я.

– Наташа, – обернулся эскулап, – позовите, пусть придут.

Старенькие родители мои были перепуганы и с красными глазами. Отец тихо швыркал носом.

– Как Иринка?

Ответа не последовало.

– Ну, чего молчите?

– Миша, Иринка пропала, но её ищут, Миша, ищут, – оправдывалась моя старенькая Ма. А у родителя случился кашель.

– Мы ничего не знаем. Написали заявление, но когда мы, Миша, приехали, ты уже здесь был. В квартире пусто и дежурный милиционер. Вот Светланке позвонили и ждём сегодня.

– Представляю, – вздохнул я и вспомнил те глаза, что отправили меня сюда… Но как!

– Ма, что случилось то?

– А ты не помнишь?

– А зачем я тогда спрашиваю?

– Клавдия Ивановна говорит, ты с друзьями из окна выпрыгнул, по очереди.

Клавдия Ивановна – моя смежная соседка и близкая родственница Буратино, любит всюду совать свой нос. И если она говорит, что выпрыгнул, то это точно.

– А Иринку она не видела?

– В том то и дело, Миша, правнучка наша ушла с какой-то женщиной.

Человек странно устроен. По сути он всего лишь около двух килограммов серого студня в черепной коробке, всё остальное – его интерфейс: ноги, груди, губы, руки, уши. И всё это периферийное добро стареет и очень быстро. И чтобы не запутаться, мозг начинает сам себя обманывать, использовать сигнал от дряблого интерфейса как новый. Но есть и контрольный прибор, то есть маркер самоидентификации, часть мозга, выведенная наружу. Это зеркало души – человеческие глаза. Маркер надёжный! Скоро по нему начнут идентифицировать как по отпечаткам пальцев. И я теперь вспомнил эти эти сверлящие контрольные приборы из открытой двери.

– Нет, – в неверии покачал я головой сам себе.

– Что с тобой, Миша? – мать прикоснулась своим интерфейсом, тьфу, своей тёплой ладошкой к моей голове. – Вроде жара нет.

– Ладно, ма, идите домой. Я устал.

– Тебе точно ничего не нужно?

– Если бы, – вздохнул я.

И неразлучная парочка, как по команде, удалилась.

А меня понесло!

Всё, что я пытался эти годы не вспоминать, вывалилось наружу и сознание упорно выдвигало это на обдумывание.

– Я же видел страшную смерть этой женщины от донышка взорвавшейся бутылки Советского шампанского. Они, наверное, вылечили её тогда! Сволочи! Не могли предупредить?! Да! Да! Видимо я всё же большой дурак! Они ловят на живца! От того, что я почувствовал себя подопытным кроликом, меня передёрнуло. Ничего себе ощущеньеце, бедные собачки Павлова!

Пока я так веселился, за дверью возникло какое-то движение. И несколько человек без халатов ввалились в палату, один из них, как паук, на четырёх конечностях.

– Совсем крыша поехала, худо дело… – подумал я, узнавая в пауке Валентина Ивановича.

– Товарищ майор, вы что ли?

– Вот видишь, – обратился к кому-то майор, – узнаёт. А ты говорил, бредит.

У Кислова была в гипсе правая нога и той же масти рука на повязке через плечо.

– Собирайся, Михаил Владимирович, собирайся.

– Куда?

– Ты не видел, что эта подруга с капитанами сделала. Поехали к нам. У нас охраняемая база – госпиталь, лес, воздух и безопасность.

Он плюхнулся на краешек моей кровати.

– Знаешь кто это, с нами сделал?

– Догадываюсь, – прошипел я.

– А что молчал? Э! Да что теперь… Теперь тобой такие фрукты займутся. Лучше бы мне рассказал.

– Извини, не успел, – вздохнул я.

– Поехали, Миша. Тебе, видать, ещё хлебать не расхлебать. Так хоть время выиграешь.

– Я только за, – прохрипел я.

Время выигрывать меня привезли в Ленково. Это санаторий ФСБ. Весь день меня двигали и трогали только врачи. Вечером явился Валентин Иванович. Ему выделили электрическую коляску и он лихо на ней накручивал разновеликие траектории. В конце одной из них майор появился у меня в палате с огромным апельсином.

– Да я ещё и рот то раскрыть не в силах, – поблагодарил я его.

– Ничего, путь будет индикатором. Как только сможешь съесть, так, считай, выздоровел. А?

Жизнерадостность этого человека была исцеляющей. После каждого появления мне становилось гораздо легче.

– Слушай, там сейчас подключены самые большие силы. Ищем твою внучу. Ищем, друг. У нас иголка в Енисее найдётся.

– Тут другое, Валентин Иванович. Вы моё дело смотрели?

– В том то и дело, что нет. Нет твоего дела. В Москве оно, гриф «секретно», для ограниченных лиц. Так что давай колись, пока столичные не налетели.

– Вам надо связаться с Семёновым Иваном Ивановичем. Он вёл моё дело.

– Знаю такого. Он сейчас генерал-лейтенант, не в конторе конечно. Два года по-моему был в Совете Федерации, в настоящее время заведующий кафедрой в академии ФСБ.

– Высоко забрался.

– Дааа, – мечтательно произнёс майор, – станет ли он на нас время тратить.

– Что, власть так меняет?

– Да нет. Говорят, нормальный мужик.

Он вплотную подъехал и заговорщицки тихо произнёс:

– Слушайте, Михаил… Можно называть Михаил?

– Да, конечно.

– Вот что, Михаил, там наши коллеги в разобранном виде. Может ты примерно знаешь, как им хоть помочь? У них же семьи, дети. Ты же сталкивался. Их сейчас заберут в Москву и добьют этим окончательно.

– Совсем ничего не помнят и никого не узнают?

– Ну! Вот ты же в курсе.

– Сам был в таком состоянии. Надо найти кого-то из этих существ. Они вылечат.

– Каких существ? Они, что, не люди? – воскликнул он.

Я махнул рукой с досады и отвернул голову к стенке.

– Ну извини. Я не верил в это всё. Понимаешь, я должен это пощупать, потрогать, лизнуть. Я – практик. А так по рассказам…

– У тебя переломанная нога и чуть не оторвана рука. Какие ещё тебе нужны доказательства?

– Брось. Это всего лишь гипноз. Но не существа!

– Расскажи об этом своим двум капитанам. Это их позабавит, если конечно они тебя расслышат.

Этот Фома неверующий долго молчал, пыхтел, уставившись в одну точку и наконец родил.

– Пожалуй, поверю. Но что же это получается? По стране разгуливают нелюди, в смысле не человеки, и делают, что хотят?!

– Да они уже, по-моему, по всему миру делают, что хотят.

Тогда, двадцать лет назад, я увидел работу настоящих профессионалов. Всё, что с мной произошло, произошло у них на глазах. Я всегда чувствовал их плечо. Правда они были романтиками что ли… То, что начал делать этот деятельный майор, показало, что это поколение другое. Прагматическое и… тормознутое.

Через час после нашего разговора он привёл с собой человека, и они записали весь наш разговор: что, где, когда и почему. Я ответил, как мог.

– Да, Михаил, – почесал он голову и упилил на своей коляске в коридор.

Через сорок минут он снова появился с казённым бланком и листом бумаги.

– Что это? – удивился я.

– Понимаешь, Михаил, у меня к тебе просьба. От нас от всех. Может это поможет спасти моих товарищей.

– И моих, – вставил я.

– Да, да, ты прав. Поэтому я не буду тянут кота за хвост. Ты мужик мужественный. В общем, это постановление на эксгумацию А тут надо расписаться, что ты не против.

– Чью эксгумацию? – насторожился я.

– Твоей жены.

– Ты с ума сошёл? – как можно громче зашипел я. – Идиот что ли, трогать её память?

– Так надо. Я думаю, надо начинать с этого.

– Зачем? Это чудовищная глупость. Что вы там найдёте?

– У этих двоих следы уколов, – спокойно ответил он, – вещество из неопределяемых, но похоже на тетрадиамидмитемизир.

– Это что ещё?

– Это новейшие разработки, слитетиновамфетаминной группы.

– Ну а моя жена зачем вам понадобилась?

– Не жена, а её останки. Прости. Её же чем-то вылечили от такого случая.

– За эти двадцать лет и следов не осталось от лекарства.

– О, Миша, ты отстал брат, они один атом на девять миллиардов находят. Так что подписать, Миша, надо.

Он немного помолчал.

– Время идёт, Миша, мы же можем и у родителей твоих спросить и всё решить без тебя.

– Вот вцепился!

– Ты пойми, там мои ребята и я хочу их вылечить, если есть хоть один шанс из тысячи.

– Не надо родителей трогать, – прошипел я, – можно мне хоть посмотреть?

– Не надо, Михаил, поверь мне. Пусть лучше она будет у тебя в памяти молодой. Я уже сталкивался с таким делом.

– Вы не очень то её тревожьте.

– Ты что? Они возьмут только небольшую выемку из кости, грамм десять не больше.

Я подписал. А майор протянул мне свою сильную лапу, по-другому не назвать этот молоток.

После того, как он укатил, я остался в тишине до тех пор, пока медсестра не пришла ставить систему.

Но мысли мои были далеко. Я вспомнил свою Леночку и… пришлось поморгать немного глазами, чтобы не накликать какой-нибудь клизмы.

Утром, после завтрака, в палату вошли мои старики, въехал майор и мужчина в форме прокурорских. У родительницы были красные глаза, родитель швыркал носом и они были явно расстроены.

– В чём дело? – спросил я первым.

– Миша, ну как же так? – воскликнула моя ма.

– Михаил, – вперёд выехал майор и протянул фотографии, – могила пуста. Там никого нет и давно… Вот протокол экспертизы.

Глава 3

Моя старенькая родительница после этих слов взвыла. Все молчали. Папа Вова налил стакан воды и громкое всхлипывание прервалось громким глотком моей старушки. Эскулапы увели ее из палаты вместе с отцом.

Я был расплющен новостью и не знал как реагировать. Первым продолжил разговор майор.

– Наш криминалист говорит, что следов тела в гробу нет, а, следовательно, тело было извлечено сразу после похорон. Сразу! Понимаешь?

– Зачем? – воскликнул я.

– Прочитал? – забрал у меня бумаги Валентин Иванович, – вот здесь подпишись. И здесь. – Он тут же отдал бумаги прокурору и подождал пока тот уложит бумаги в портфель и исчезнет из палаты.

Подъехав вплотную ко мне и наклонившись к самому уху, он понизил голос до инфразвука:

– Слушай, друг, тут, видимо, что-то крупное. У меня нюх на большие дела. Мне надо знать всё, понимаешь, всё до последнего эпизода. Я помогу тебе, Михаил, но и ты помоги себе и мне заодно.

– Да, что-то я растерялся, – вздохнул я, – да-да. Но мы с тобой вот в этом, – показал я на гипс, – и освободимся только через месяц. Не раньше. Представляешь, Валентин Иванович, где будет Иринка?! Ее легко за кордон увезут.

– Возможно. Но это дело решаемое. Мы подключим самые мощные силы. Ты же знаешь возможности «конторы». Я тебе больше скажу, и ты прими это как самое полное к тебе доверие, Михаил. Это мой шанс. Я тоже хочу в Совет Федерации. Ты понял? Я буду тебя полностью информировать, даже более того, фактически ты будешь управлять операцией. Добро?

Вот как раз этого мне и не хватало накануне шестого десятка руководить какой-то операцией!

– А ты, Валентин Иванович, уверен, что по окончании этой операции попадешь в Совет Федерации?

– А куда?

– Куда-нибудь выше, гораздо выше – гулять по лунной дорожке.

Майор добродушно засмеялся и назидательно погрозил пальцем.

– Ладно, неси телефон, Валентин Иванович, будем звонить генералу Семенову, – прошипел я в надежде побыстрее остаться в одиночестве.

Звук электродвигателя исчез в коридоре.

– Леночка моя! – чуть не завыл я, когда остался один, – ласточка моя! Что же это такое? Не дают нам покоя – ни тебе, рыбка моя, ни нашей внучке. Землю, девочка моя, буду грызть, но я добьюсь правды. Я найду, где ты и приду к тебе с Иринкой и присяду около тебя и…

Тут кто-то задел меня за плечо.

– Михаил, да что с тобой? Зову, зову, а ты как не в себе. Может доктора позвать? – осторожно говорил со мною майор.

Я подождал, пока высохнут душевные слезы и бодренько вздохнул.

– Всё нормально, Иванович. Всё в порядке.

Через минут в принесенной трубке раздался глухой темборок, который не изменили даже годы.

– Иван Иванович, это я, Михаил Алтарин. Вы, наверное, не помните меня?

– Миша? Миша, друг! Конечно помню! Разве такое забудешь?! Ну как ты собственно меня нашел? А вообще-то понимаю, Миша, видимо, что-то случилось?

– Да, Иван Иванович, случилось.

– Ну тогда не по телефону, давай ко мне. Я организую.

– Пока не могу. В гипсе. А мне помог до вас дозвониться местный товарищ, майор Кислов.

– Я наведу справки и попрошу местное руководство тебе помочь добраться сюда. Как ты говоришь фамилия майора?

– Кислов Валентин Иванович.

– Давайте с майором ко мне при первой возможности. Я попрошу начальство не затягивать с этим.

– Но пострадали люди, возможно смертельно. И внучка моя пропала, Иван Иванович! Как отсюда уезжать?

– Здесь все материалы!

– Не твоя забота, местные сделают как надо. Честно тебе скажу я никогда не верил, что твоя история закончилась. Но по любому сюда. Здесь и долечитесь.

Звук был поставлен на усиление и майор всё слышал. Он радостно принял телефон и счастливо заблестел глазами.

– Ну теперь двинемся вперёд, – заметил он. Правда я не понял к чему это относится: к поезде или расследованию.

Вообще майор представлял из себя фонтан, нет, вулкан деятельности и активности. Бинты гипсов лишь подчеркивали мужественность ситуации, а бланш под его глазом – непосредственное участие в событиях.

Меня это не радовало, и я решительно выставил его из палаты, прошипев:

– Иваныч, слушай, я устал. Давай всё оставим на завтра. Позови родителей.

Притихшие голубки смирно уселись на противоположной кровати.

– Что вы там видели?

– Да ничего особенного. Гроб иссинел и перекрытие провалилось, – хлюпнула носом моя матерь.

– Что там сыро что ли?

– Да нет, не заметно, чтобы сыро было, – продолжил отче, – но всё почему-то сгнило.

Надо сказать, что у нас под Красноярском хоронят, устраивая перекрытие из досок, чтобы земля не касалась гроба. Про то и вёлся разговор. Доски для перекрытия должны быть сухими, чтобы дальше не проваливалась могилка. А сгнило лишь от одного, положили сырой материал!

– Странно, я помню доски из нашей столярки брал сухие, звонкие, двадцатка.

– Куда там! Какое-то разнокалиберное гнильё торчало.

– Ну хватит вам уже, – всхлипнула старушка.

Её, видимо, до ужаса пугала эта тема нашего «мужского» разговора.

– Да как же так, а, Миша? – начала опять она «мокреть».

– Ну ладно, хватит, мать. Видишь и ему нелегко. Пойдём-ка лучше домой. Выпишется наш Михаил из больницы и всё объяснит. И тут же обратился ко мне. – Миша, а что про Иринку слышно?

– Ищут, батя, ищут. Все, кому положено, поднялись и ищут.

– Может через телевидение?

– Да. Я попрошу, – я обрадовался, удивившись, почему это я сам не додумался.

Эта мысль теперь стала моей идеей фикс. И как только мои благообразные родители удалились, я тут же дотянулся до кнопки и вызвал медсестру.

– Позовите майора, срочно! – просипел я встревоженной сестричке, ввалившейся в палату на мой зов.

– Сейчас, – кинулась она выполнять мою просьбу, но перед выходом оглянулась на меня. Лицо её было закрыто повязкой, но глаза… Думаете, я их не узнал?!

Едва въехал майор, я тут же, поднявшись на локтях, как мне показалось, заорал! На самом деле очень громко прошипел:

– Где эта медсестра?

И едва она появилась в двери, я тут же запустил в неё стаканом, шипя при этом:

– Лови! Лови её!

Ничего непонимающий майор разинул рот от увиденного. А сестричка вдруг подпрыгнула и с силой пихнула майоровскую коляску в мою сторону. Я в это время уже перемещался по воздуху, вынырнув из кровати за ней. По законам механики мы испытали центральное столкновение с вывалившимся майором и, обменявшись импульсами, тут же у кровати приземлились. По нам проехала включенная коляска и перевернулась. От обнуления веса мотор пошёл в разгон и рубил спицами колеса по больничному халату Кислова, через оборот затягивая на себя отворот его воротника. Это грозило ему ближайшим перекрытием кислорода!

– Помогите! – что есть мочи заорал этот мужественный человек.

– Уффф, – вздохнул я, – хоть что-то толковое от этого человека за прошедшие секунды.

Вбежавший персонал нас растащил по местам дислокации.

– Где медсестра? – не унимался майор.

– Какая? – хором ответили эскулапы.

– Дежурные, скорее задержите её! Срочно вызовите группу для задержания.

– Успокойтесь, – ответили эскулапы, – вот ваша медсестра.

И нам представилось хрупкое создание совершенно другой комплекции и другой масти. Та была… брюнетка!

Так вот, всё кончилось тем, что через час у палаты возник охранник в накинутом на погоны халате и продавленным ремнём от АК. А мы с майором доказывали его коллегам, что коллективных галлюцинацией не бывает. Или бывает? Четыре гипса на двоих и столько же у тех «бессознательных» капитанов свидетельствовали о спорности этого утверждения.

Наконец ответы были найдены вместе с халатом и повязкой в мусорном приемнике третьего этажа. И все сразу присмирели и уставились на меня.

– Ты смотри какая наглость, – произнёс кто-то из сотрудников майора.

– Зачем ей понадобилось приближение к нам так близко, вот в чём вопрос, – отреагировал тот и посмотрел на меня.

Меня это уже утешило, и я пожал плечами. Я покачал головой и отвернулся к стенке. И только по звуку двери понял, что все испарились.

От всех волнений дня меня накрыло мгновенно. Ничего не помню, только щемящее чувство тоски…

И солнечный день. Сестричка устанавливает капельницу, улыбается мне. Вводит внутривенно иглу. Кое-как дожидаюсь окончания процедуры. Сестричка милая и воздушная и это вызывает чувство почти физической боли. Попробуйте сами двенадцать часов не ходить в туалет.

– Вам плохо? – наивно спрашивает она, – вы что-то хотите.

– Пришлите кого-нибудь пострашнее.

Они не понимает и уставилась на меня. Я продолжаю.

– Утку принесите.

– Глупости, – восклицает она и приносит «посуду».

– Ну?

– Выйдите.

Она выходит.

Через полчаса появится электроприбор с содержимым в виде майора. Он счастливей меня, у него для таких случаев в стуле дырка. И он появится не один, а с такой же коляской. Вот теперь я счастлив. Меня меряют, щупают, опаивают лекарствами и, спросив не кружится ли голова, усаживают в такое же кресло с дыркой.

Мы путешествуем по коридору в столовую. А часов в одиннадцать – водные процедуры. В свои неполные пятьдесят меня моет женщина-монстр, да и вообще женщина ли? Чтобы не попасть в неудобное положение, думаю о ней как о «монстре». Получается слабо. Она довольна, я расстроен. И наконец после обеда, переодевшись в новые спортивные костюмы, мы с майором, размещаемся в карете «скорой помощи». Нас везут в Емельяново на аэродром. Механизм государственной машины заработал…