Колючка и стихоплёт

1 глава. Жабий глаз

Первая любовь как первый блин. Не у всех получается вкусной, красивой и кружевной.

Дима понял, что его первое чувство останется неразделённым, с тех пор как в рассказах Малики появилось имя Кирилл. Даже соединяясь с эпитетами «придурок» и «принцессочка», оно звучало слишком часто, чтобы остаться незамеченным. С богатой и неограниченной воспитанием фантазией она осыпала его ругательствами, периодически вставляла: «Не то что этот сопливый сосед с жабьим глазом».

Долгое время мальчишка с жабьим глазом существовал где-то там, в другой вселенной. Как умозрительное нечто, не имеющее физического воплощения. Как озоновая дыра, которую вживую никто не видел, или радиоволны, пронизывающие такой же воображаемый эфир. Но с каждым годом он приближался и, когда Дима почти решился открыться в чувствах, ворвался в уходящее лето.

Время близилось к обеду, солнце горячо облизывало головы, раздавая обжигающие поцелуи всем, кто вовремя не спрятался в тень. Местные деревенские уже успели отбить поклоны огороду и попрятались в домах, пережидая знойный полдень. Через несколько часов участки снова запестрят поднятыми кверху афедронами, будто чудными цветами на заурядных капустно-картофельных грядках.

Дима сидел на горячей земле, в переплетении ветвей соседних кустов, сложив ноги по-турецки, наивно полагая, что со стороны дома его не видно. Зелёная футболка исполняла роль маскировки, но выдавал его белый платок, завязанный на голове узлами с четырёх углов, на манер панамы пенсионера. Бритую налысо голову спасла бы тень или зима, но у Малики под рукой оказался только носовой платок. В другой раз Дима отказался бы от такого экзотического головного убора, но платок принадлежал не абы кому, а объекту его ночных грёз.

Он наслаждался возможностью беззастенчиво рассматривать лохматую подругу, скользить взглядом по исцарапанным загоревшим коленкам, слушать её заливистый смех и жадно следить за прозрачными каплями сока, стекающими по её шее. Его взгляд будто случайно опускался к воротнику тонкой футболки Малики и рывком, словно встревоженный воробей, возвращался обратно к лицу. Она рвала красную смородину, сидя в тени высокого куста, запихивала в рот горстями и заедала гигантским розовым помидором. Прямо на земле лежал пучок молодой бледной морковки. Её она оставила на десерт.

Взгляд Димы никак не хотел отлепляться от разлохмаченного выреза, открывающего вид на тесный малиновый купальник. Он обречённо вздохнул. Для неё он просто Мышкин – друг на лето, компаньон по шкодливым выходкам и набегам на чужие огороды.

Год назад с подачи Малики он получил прозвище, противоположное его фамилии, Кошкин. Теперь же, в восемнадцать лет, и хотел бы обзавестись более благозвучной и мужественной кличкой, но эта прилипла, срослась с его незлобивой натурой.

Димин брат-близнец Валя три года назад не побоялся перейти границу приятельства и поплатился отставкой и полным забвением. Теперь внимание Малики на летних каникулах принадлежало только Диме. Хотя он и был младше своего раскрепощённого брата на целых семь минут и ни в чём другом не смог его опередить, эта победа грела самолюбие. Он планировал провести лето, единолично завладев обществом подруги, и до сегодняшнего дня никто и не покушался на эту привилегию.

По дорожке в их сторону неспешно шёл незнакомый парень, слишком уж плечистый для своего возраста, сразу видно – спортсмен. Он приблизился вплотную к кустам. Дима уже хотел окончательно расстроиться, но тут заметил, что лукавым, с налётом иноземности лицом незнакомец очень напоминает Малику. Они оба были смуглыми, темноволосыми, с раскосыми, широко расставленными глазами, будто их славянскую кровь хорошенько разбавили островитяне. Только у Малики радужка была мутно-синей, как у младенцев, словно природа не смогла определиться с цветом. А у парня глаза и вовсе оказались разными: левый – пронзительно-чёрным, а правый – зелёным, с золотыми крапинками. Дима непроизвольно вздрогнул от странного ощущения, будто чёрный глаз видит его насквозь, а зелёный насмехается.

Парень навис над притаившимися друзьями и широко улыбнулся.

– Привет, Кирюха!

Малика прожевала помидор и вздрогнула, скидывая оцепенение. Подскочила на месте, взвизгнула и ринулась через кусты, едва не наступив на руку Диме.

– Эдька!

Дима резко поднялся, продолжая переводить взгляд с незнакомца на взволнованную подругу.

– Вы братья, что ли? – с надеждой спросил он, с досадой отмечая, что гость выше него почти на голову. – И почему тебя Кирюхой назвал?

– Сёстры! – громко засмеялась Малика и добавила: – Это Кирилл.

Дима вздрогнул, будто его окатили ледяной водой. Так значит, это и есть «сопливый сосед с жабьим глазом»? Тут же нахлынула горячая злость, замешанная на ревности.

Кирилл не обратил внимания на пыхтевшего от злости Мышкина и первым решился преодолеть метр пустоты, повисшей между ним и подругой. Длинными руками легко обхватил Малику и притянул к груди, приподнимая над землёй.

Дима кашлянул, напоминая о себе, и протянул руку для приветствия.

– Дмитрий.

– Кирилл, – ответил он пожатием и снова улыбнулся, широко и от души.

Дима недоверчиво сощурился.

– Почему Малика тебя Эдиком назвала, а ты её – Кирюхой?

Малика тоже широко улыбнулась, мгновенно перестав быть похожей на Кирилла. Казалось, что во рту у неё слишком много зубов, и все они показались одновременно. А передние резцы, обычно спрятанные, выглядели несколько крупнее остальных, придавая лицу детскости. Дима помнил всего две такие улыбки, и обе предназначались не ему. Обычно Малика улыбалась, едва приоткрывая зубы, а вот так радостно и искренне – крайне редко.

– Это долгая история, – размыто пояснила она. – Только он меня Кирюхой и называет.

– И только она меня – Эдькой, – откликнулся Кирилл. – Я смотрю, ты в своём репертуаре. Антонина Сергеевна ищет тебя, ругается. Кстати, она подозревает, что ты что-то захомячила, не дожидаясь обеда.

Дима недоумённо приподнял брови. Он впервые видел «брата» Малики, а тот рассуждал так, будто каждое лето проводил в Калинках вместе с ними, воюя с бабушкиными принципами. В который раз Дима с горечью осознал, что большую часть жизни Малика проводит за пределами деревни, в недосягаемости для его безответных чувств, делится летними воспоминаниями с кем-то другим и проживает день за днём, пока не придёт очередное лето.

Дима обогнал друзей и замер, преграждая им дорогу.

– Так вы братья, то есть сёстры? – он с досадой плюнул в сторону пышно цветущего зонтиками укропа. – Родственники или нет?

Малика и Кирилл переглянулись. Как можно объяснить их отношения? Не раз они сталкивались с недоверием, когда доказывали, что дружба между мужчиной и женщиной не миф. Ещё в школе решили, что приходятся друг другу братом и сестрой по отцу, незнакомым людям так и представлялись. Им охотно верили, отмечая внешнее сходство и поразительную способность общаться без слов. А ведь дружбе их было всего три года, и выросла она из откровенной вражды.

***

Малика познакомилась с Кириллом в последнее лето перед первым учебным годом, хотя не единожды видела его смуглую физиономию в окне, сталкивалась с роднёй – всё-таки соседи. Кирилл до того дня играл роль призрака: мелькал за стеклом, становился темой обсуждения во дворе, его голос раздавался в подъезде, но заботливые наседки, мама и бабушка, оберегали единственного в семье мужчину от дурного влияния улицы, в том числе и от главного опасного элемента – Малики. Кирилл посещал частный детский сад, а если и гулял, то только вдалеке от детских площадок, чинно прохаживаясь рядом с мамой по аллеям парка, будто маленький взрослый. Но настал день, когда послушный мальчик выразил настойчивое желание познакомиться с дворовой ребятнёй, и противиться ему, как обычно, не посмели.

Как раз перед тем, как Малике исполнилось семь лет, она сделала для себя открытие, предпосылки к которому давно уже сигнальными огнями врывались в её жизнь. А именно – быть мальчиком гораздо лучше. Шорты удобнее вечно задирающихся юбок, игры мальчишек разнообразнее и увлекательней, любят их тоже больше. Во всяком случае, по наблюдениям Малики, друзьям-мальчишкам родительской любви доставалось гораздо больше, чем ей от отца. А уж ненавистного соседа Кирилла мать и бабушка так сильно обожали, что чуть ли не облизывали. Последней каплей послужила фраза из подслушанного разговора завсегдатаев у подъезда во главе с Кариной Карловной. Отца Малики, носившего прозвище Профессор так давно, что большая часть близких и не помнила почему, назвали бракоделом из-за того, что у него была она, девчонка, а не сын.

Убедившись, что отец занят с очередной клиенткой, и из-за дверей кухни раздаётся равномерный, временами тревожный шёпот, Малика стащила ножницы из его спальни и криво отрезала густые каштановые волосы у самого основания. Косу спрятала в верхний ящик комода, чтобы потом сплести из волос тетиву для лука. Закончила причёску, обрезав торчащие вихры как придётся, лишь бы в глаза не лезли. В зеркало даже не взглянула, довольно тряхнула полегчавшей головой и побежала на улицу. В тонкой грязной ладошке она зажимала плоскогубцы, взятые тайком из ящика для инструментов. Сегодня Малика планировала научиться ездить на велосипеде без страховочных колёсиков, а то стыдно перед мальчишками во дворе – семь лет, а тут такой малышовый транспорт.

Долгожданный велосипед появился только вчера, в качестве подарка на будущий день рождения. Преподнесён был заранее, так как спрятать габаритный сюрприз в их двухкомнатной и без того захламлённой квартире оказалось нереально. Отец обещал, что выкроит время и открутит позорные колёса, но Малика не хотела ждать и терпеть насмешки дворовых ребят.

Избавиться от окаянных колёсиков удалось не с первого раза, пришлось повозиться с несговорчивым инструментом. Плоскогубцы соскакивали с болтов, царапая красную краску на раме, норовили прищемить пальцы, а делать то, что требовалось, не хотели. Когда велосипед наконец обрёл звание двухколёсного, в беседке уже собралась немаленькая компания из местных ребят. Они с любопытством поглядывали на гордую хозяйку подержанного транспорта.

– Эй, акула-каракула, что делаешь? – обратилась к Малике крупная девочка с тугими рыжеватыми косами.

– Отстань, зараза, – грубо откликнулась Малика, опознав по голосу своего давнего врага Танечку.

Знала же как обозвать обиднее! Малика сильно переживала из-за крупных передних зубов, хотя отец обещал, что с возрастом голова вырастет, и зубы придутся как раз впору. Выращивать голову так долго Малика не могла, терпением не обладала совершенно, поэтому бурно реагировала на любые напоминания об акульей улыбке. Мало кто во дворе рисковал намекнуть на это, только Танечка. Смелая из-за статуса родителей. Она шёпотом поведала, что её папа – большой начальник, а мама в очередной раз подала на кого-то в суд и выиграла дело. Детей пугало слово «суд» и странные победы Александры Александровны, но раз побеждает, рассудили они, значит, сильна как бодибилдер. Выглядела женщина соответствующе: крупная квадратная фигура – со спины мужчина. Ей даже кличку дали – Сан Саныч. Танечка внешностью пошла в маму и обещала в будущем стать такой же «победительницей», так как характер имела склочный.

Малика поставила велосипед, удерживая его в вертикальном положении за руль, и задумалась. Её опыт вождения исчерпывался одним днём, и то с колёсиками, но отступать она не привыкла. Внимание зрителей придавало смелости, а опозориться перед Танечкой нельзя было ни в коем случае. Малика поставила ногу на педаль, резко оттолкнулась и… поехала. Быстро поймав равновесие, судорожно заработала ногами, удивляясь собственному умению. Благополучно преодолев десяток метров, она с задранным подбородком проехала мимо беседки и врезалась в урну.

Из-за поворота как раз показалась мама Кирилла – Василиса Максимовна. Её взгляд скользнул по соседской девочке: та барахталась под велосипедом, а ребята бездействовали в нескольких метрах от «аварии». Бросив пакеты, она кинулась на выручку, но не успела даже коснуться потерпевшей, как Малика злобно фыркнула.

– Я сама. Не трогайте мой велик.

Женщина нехотя отступила, давая возможность соседке подняться самостоятельно.

– Поранилась?

– Вам-то какое дело? – опять нагрубила Малика, хотя совсем не планировала этого делать. Некоторые слова вылетали изо рта, минуя мозг, и обычно бывали злыми.

Не обращая внимания на смешки из беседки, Малика подняла велосипед, вывела на дорогу, села на него и снова поехала, будто ничего и не случилось, хотя ободранная коленка пульсировала болью, а во рту чувствовался привкус крови. Поравнявшись с ребятами, Малика затормозила, отставив ногу, и улыбнулась.

– Видали, как я мусорку забодала?

С губы скатилась алая капля и прочертила дорожку по пыльному подбородку.

Один из мальчиков передёрнулся от вида крови.

– Ты кусалки, что ли, себе выбила? – Танечка не упустила возможности съязвить. – Теперь у кроличьего зуба нет пары.

Малика ощупала языком повреждения, но передние зубы, к сожалению, оказались на месте, придётся всё-таки выращивать голову. А вот левый клык сидел в десне некрепко, и кровь текла именно оттуда. Не раздумывая, она взялась за него пальцами и выдернула. В десне коротко, но болезненно кольнуло. Зуб был молочный, хотя выпадать явно не планировал, замена для него ещё не прорезалась.

– Дарю! – весело воскликнула Малика, кинув окровавленный зуб прямо в Танечку. Подарочный клык попал в белую футболку, оставил красный след и упал к ногам.

Малика оттолкнулась от асфальта и поехала вдоль дороги, подальше от беседки, старательно скрывая повисшие на ресницах слёзы. Каталась она без малого полчаса, хотя больше всего хотелось вернуться домой и позволить себе чуть-чуть пореветь. Но дома её ждал Профессор. Когда она покидала квартиру, отец был занят очередной таинственной клиенткой, но сейчас, скорее всего, та уже ушла, так что без допроса об отсутствующей косе и разбитых коленях не обойдётся.

Малика уже решилась предстать перед родителем, когда заметила на качелях на детской площадке в стороне от других ребят знакомого темноволосого мальчишку. Погрузившись в свои мысли, он, не раскачиваясь, изучал новенький пистолет на своих коленях.

Кирилл первый раз вышел во двор, хотя наблюдал за жизнью его обитателей не один год. Сидя на подоконнике, он изучал их, словно редких животных в заповеднике. Сегодня Кирилл решил дать ребятам возможность познакомиться с собой, ведь он-то знал их давно.

Больше всего он любил наблюдать за Маликой. Шумная, подвижная, озабоченная очередной игрой или пакостью – она не давала ему томиться за чтением книг. А читать он научился рано, по желанию бабушки, цель жизни которой состояла в том, чтобы вырастить из внука настоящего мужчину. Ответственного, умного, доброго, щедрого, красивого… в общем, мифическое существо вроде единорога. Обе женщины лепили из Кирилла мужчину, который им самим, к сожалению, не встретился, и который не обидит и не предаст.

В то время как Малика росла, лишённая женского внимания, Кирилла взращивали женщины, оставленные в своё время не самыми лучшими представителями сильного пола. Когда-то приключения их семьи регулярно становились темой обсуждения местных старушек на скамейках. Теперь же никого не удивляло, что старшая женщина в семье Камарицких слишком рано обрела статус бабушки. Вероника Петровна стала мамой в пятнадцать лет, от мальчишки едва старше её самой. Забеременев, рассорилась с родителями, но от ребёнка не избавилась, родила девочку. Когда та подросла, переехала в этот дом, тогда ещё новостройку. Дочку холила и лелеяла, воспитывала как утончённую принцессу: безропотную, воздушную, в меру капризную и, к сожалению, слишком доверчивую. Кирилл появился на свет через месяц после шестнадцатилетия своей мамы.

Вероника Петровна обрела внука в возрасте, когда не каждая женщина замужем, и теперь, в тридцать восемь лет, на классическую бабушку совсем не походила. Натерпелись женщины Камарицкие от мужиков достаточно, обожглись, проплакались, но не обозлились.

Отца Кирилла помнил только старый домашний кот. Куда пропал и без того нечастый гость в собственном доме, мальчик не знал. В пять лет, впервые заинтересовавшись странной конфигурацией семьи, Кирилл получил ответ от бабушки: «отец погиб в аварии, и даже его исполинский эгоизм не выжил, хотя он был такой раздутый, что уж точно имел все шансы на спасение». Кирилл немного подумал и решил не скучать по размытому образу отца. Любви родных ему хватало с головой, иногда даже хотелось чуть поменьше.

И бабушка, и мама Кирилла, пройдя через унижения и трудные времена, всё ещё оставались утончёнными дамами, не приспособленными к действительности. Обе светловолосые блондинки с такой бледной и тонкой кожей, что просвечивались голубые сосуды, они и по-прежнему были словно не от мира сего. Видимо, Кириллу не захотелось повторить судьбу своих родственниц: начал он с того, что родился смуглым малышом с тёмными вихрами. Но решимости ни в чём не походить на несчастных в любви женщин Камарицких хватило на один глаз – чёрный, как битум. А вот второй явно достался по наследству от зеленоглазой изнеженной матери.

К семи годам на изумрудной радужке появились золотистые крапинки, добавив Кириллу ещё большую внешнюю исключительность. Василиса Максимовна млела от этой особенности, называла гетерохромию чудом-чудесным и подолгу смотрела в глаза сыну, видя в них отражение несбывшихся грёз.

Малика прислонила велосипед к ограждению детской площадки и, приблизившись к качелям, презрительно сплюнула. Отверстие на месте выдранного зуба пришлось очень кстати.

– Говно у тебя, а не пистолет.

Кирилл удивлённо распахнул глаза, но ответить не успел. Взъерошенная девочка нагло его рассмотрела и неутешительно заключила:

– Глаз как у жабы.

– Зелёный? – растерянно уточнил Кирилл.

– Ты дебил? Жаб не видел? Чёрный. Я в канаве у пустыря здоровенную жабу поймала, у неё глаза такие же дурацкие, как у тебя.

Она гадливо передёрнулась и попыталась проделать фокус с картинным сплёвыванием, но во рту пересохло, и получился только глухой свист.

– Не садись больше на мои качели, – тут же придумала она новое правило.

Непонятная агрессивность Малики не была сюрпризом, но впервые коснулась его лично. Соседку с раннего детства выпускали гулять во двор, Профессор выпроваживал её, как только на пороге появлялся очередной клиент, чтобы непоседливая дочка не мешала сосредоточиться. Кирилл часто видел Малику на турниках, на деревьях, будто её тяготила ходьба по земле, любила она и балансировать, стоя на заборе, как канатоходец. Малика всё время находилась в состоянии войны хоть с кем-нибудь во дворе. С теми мальчишками, что соглашались на её игры, чаще дружила, решившиеся спорить – нарывались на драку. А вот девочек она откровенно недолюбливала, и они отвечали ей тем же. Для Кирилла соседка была загадочно-безрассудная, он восхищался и мечтал познакомиться. У неё даже голос был интересный: не звонкий детский, а с хрипотцой, будто сорванный от крика. Ещё год назад он представил, как они станут друзьями и будут вместе придумывать игры, а может, он даже покажет ей свои стихи.

Он и не догадывался, что Малика начала его ненавидеть заранее, до знакомства, за то, что в его мире было целых две женщины, а у неё – ни одной. Кирилл же, в свою очередь, мечтал об отце. И хотя внешностью удивительно походил на Профессора, иметь в родственниках человека, который выглядит так, словно только что съел домашнего питомца на глазах его хозяина, побаивался.

И вот мечта Кирилла осуществилась, Малика заговорила с ним, но дружба в её планы явно не входила. Обида подступила к самому горлу, мешая дышать. Пока он боролся со слезами, Малика перелезла через ограждение и направилась к подъезду, таща рядом велосипед. Кирилл вскочил и собирался сказать то, что всегда говорила ему мама: глаза у него феноменальные, ими можно разглядеть всё волшебство мира, но выкрикнул совсем другое:

– Сама ты говно!

Вот так, обменявшись комплиментами, они и познакомились.

2 глава. Профессор

Целую неделю до начала взрослой студенческой жизни друзья провели в деревне. Объели все кусты смородины у Антонины Сергеевны и перешли на соседские, не огороженные забором. Не будет теперь варенья у доброй тёти Веры.

Уже к вечеру местные прознали о приезде Профессора, и началось паломничество страждущих с ним пообщаться. Напрямую никто ничего не говорил, гости заводили беседу издалека, прощупывая почву, и, к досаде своей, получали отказ, такой же завуалированный, но вполне понятный. Однако на следующий день забредали новые желающие заглянуть в будущее и разворошить прошлое.

Со дня знакомства с Кириллом Дима понял, что всё уже не будет как раньше. Его лето было украдено вездесущим Эдькой. Они с Маликой не прогоняли Мышкина, тот участвовал во всех приключениях, но теперь чувствовал себя лишним. Особенно бесила их привычка перекидываться отдельными словами и договаривать друг за другом предложения. А иногда они вообще обходились без слов, разговаривали глазами. Из обрывков фраз сложилась безрадостная картина: Кирилл и Малика поступили в педагогический институт и жить будут в одном общежитии. Хорошо хоть на разных этажах. Кирилл по праву кандидата в мастера спорта без экзаменов попал на факультет физической культуры. Тренер постарался, хотя серебряная медаль и так открывала широкие двери на бюджетное отделение.

Вплоть до одиннадцатого класса Малика не утруждала себя учёбой, но по нужным для поступления предметам успела подготовиться и сдала их почти без проблем. Ей предстояло обучаться на биолого-химическом факультете. О выборе призвания Малика даже не думала, потянулась за другом, как нитка за иголкой. Второй, но не менее важной причиной послужило желание выскользнуть из-под утомительной опеки бдительного отца, вкусить студенческой разудалой свободы и наконец пожить без оглядки на репутацию Профессора.

За день перед отъездом друзья решили сходить на речку Калинку, встретить рассвет. Солнце едва окрасило ватный небосклон, как Дима просвистел у забора. Малика проснулась мгновенно, без мягкого перехода, будто спрыгнула со взлетающих качелей. Натянула ещё влажный после вчерашних заплывов купальник, поверх накинула белую футболку Кирилла. Почистила зубы, расправила волосы пальцами, не утруждая себя расчёсыванием, и выбежала на веранду. Поперёк узкой застеклённой комнаты расположился надувной матрас, на котором, раскинувшись звездой, сладко спал Кирилл. В одних трусах.

Малика принялась его тормошить.

– Эдька, хватит дрыхнуть, рассвет пропустишь.

Он не шелохнулся, едва всхрапнул, проваливаясь в глубокий сон.

Малика низко наклонилась над лицом Кирилла, пряди волос мазнули по его щекам. Она хитро ухмыльнулась и по-собачьи лизнула его в нос.

Кирилл растерянно заморгал и сфокусировал на ней взгляд.

– Уже утро? – произнёс он хриплым после сна голосом.

– Мышкин уже у калитки свистит, весь дом сейчас разбудит, – Малика кинула в друга шорты, а немного погодя и футболку, – успокаивай своё утреннее безобразие, умывайся и пойдём.

От яркого румянца Кирилла спасла смуглая кожа. Он сел, повернувшись спиной к подруге, и натянул шорты.

– Кирюха, могла бы сделать вид, что не заметила. Биолог хренов. Это нормальный физиологический процесс.

Несмотря на шокирующую прямоту, Кирилл слишком хорошо знал подругу, чтобы обманываться той лёгкостью, с которой она это сказала. Ей самой было неловко, но именно так она боролась с собственным смущением: изображая цинизм и даже грубость, словно используя противоядие от окружающего мира, с которым до сих пор продолжала воевать.

Малика уже стояла в дверях, сливаясь с предрассветной дымкой. Невысокая, но фигуристая, ничего мальчишеского в её стане не проглядывалось, как бы она на это ни надеялась. Трудно было поверить, что всего несколько лет назад её запросто можно было спутать с мальчиком – со спины, да и спереди тоже. В заблуждение вводили широкие плечи, теперь уже уравновешенные округлыми бёдрами.

Малика оглянулась, сверкнув улыбкой.

– Будущий. И вообще, не биолог, а учитель биологии.

Кирилл натянул футболку и приблизился к подруге.

– В таком случае это непедагогично, Кирюха.

Малика неопределённо хмыкнула и легко сбежала по ступеням во двор.

Не успел Дима насладиться беседой с ней, как показался Кирилл. Он уже почистил зубы и даже умылся холодной водой, но всё ещё выглядел сонным.

До речки друзья добрались на велосипедах за каких-то десять минут. Обгоняя их, в небе разрастался рассветный пожар. Выехав на пригорок, они бросили транспорт и уже пешком закончили путь на краю высокого берега. В торжественном молчании уселись рядком, касаясь плечами. Малика оказалась посередине, но, даже окружённая теплом тел, немного зябла от утренней росы.

Мутно-серое небо постепенно окрашивалось оранжевыми всполохами, белые облака смущённо краснели, обретая чёткие очертания. Первые лучи несмело ощупали подготовленный алыми пятнами небосвод и уже увереннее прорезали воздух. Стремительно светлело, серый цвет отступал, возвращая в мир краски. Природа просыпалась одновременно с восходящим солнцем. Вдалеке несколько раз прокукарекал петух, забрехали собаки. Воздух наполнялся звуками, стирая очарование момента.

Дима первым нарушил тишину.

– Теперь можно домой.

Малика раздражённо шикнула на друга, резко положила ладонь на его колено. В сторону Мышкина она не повернулась, смотрела на одухотворённое лицо Кирилла. Тот не двигался и даже прикрыл глаза, позволяя первым несмелым лучам скользить по щекам. Губы слегка шевелились, проговаривая строчки будущего стихотворения.

Через несколько секунд Кирилл вздрогнул, распахнул глаза: момент, когда его покинуло вдохновение, ощутил болезненным уколом.

Малика поймала его взгляд.

– Покажешь?

– Это?

– Да.

– Потом.

Дима страдальчески закатил глаза. Ну вот опять начались шифры и пароли. Эти двое его не замечали, радовала только горячая ладонь Малики, прожигающая ногу сквозь джинсы. А она и не заметила, какие перемены в лице Мышкина вызвал этот дружеский жест.

Малика вскочила первой и принялась стаскивать через голову футболку. Дима растерянно отвернулся, а Кирилл, наоборот, открыто рассматривал подругу, и лицо его выглядело озабоченным.

– Кирюха, не пора бы тебе купальник на размер больше приобрести?

Малика замерла напротив него, её глаза смеялись.

– Буду ещё в конце лета тратить деньги на новый купальник. Этот почти новый, год назад купила.

Кирилл, склонив голову к плечу, пристально её рассматривал: малиновые треугольники ткани натянулись на круглой и аппетитной груди. Его рука в непосредственной близости от купальника изобразила несколько описывающих взмахов.

– Выглядит опасно. Твой бюст так и просится на свободу из тесного заключения. Сейчас ткань треснет – и произойдёт побег.

Дима решился глянуть в сторону друзей и опешил от смелости наглого, беспардонного Эдьки. Он не только открыто таращился на грудь Малики, но и не стеснялся махать пальцем в каких-то миллиметрах от неё, едва не касаясь. И при этом выглядел непростительно безразличным к выдающимся прелестям.

Малика равнодушно отмахнулась от указующего перста.

– Отвали. Пока ты не приехал, никто и не замечал этого, да, Мышкин? – оглянулась она в поисках поддержки на другого друга, но, получив в ответ испуганный взгляд, снова пошла в наступление на Кирилла. – Нечего пялиться на мои сиськи.

– Да как на них не пялиться, сами в глаза лезут. Так и хочется сказать: горшочек, не вари¹!

Малика беззлобно толкнула Кирилла ладонью в грудь, приблизилась к краю берега и спрыгнула в реку.

Несколько часов друзьям было не до разговоров. Вслед за Маликой в холодную воду погрузился Кирилл. Дима наблюдал за ними с берега. Он вообще не планировал купаться этим утром, думал встретить рассвет и вернуться домой. Теперь же не хотелось оставлять Малику наедине с Кириллом.

Когда же Дима решился окунуться в воду, Малика и Кирилл, наоборот, вышли на берег обсохнуть и согреться. А ему пришлось купаться, чтобы поспешное бегство из реки не выглядело подозрительным. Мало того что вода оказалась по-осеннему студёной, так он еще никак не мог сосредоточиться на плавании и оторвать взгляд от поляны.

Малика и Кирилл сидели рядом, касаясь бёдрами, тяжёлая рука парня покоилась на плече подруги. Он притянул к себе замёрзшую Малику и энергично растёр ладонью кожу на её спине.

– Твой Мышкин меня ночью прирежет. С виду тихий и мирный, а внутри такой вулкан кипит! По идее, тебе должно быть жарко от его горячего взгляда.

Малика мелко дрожала, зубы выстукивали дробь, искажая слова.

– Не мой. В-в-вообще не в-в-в моём в-в-вкусе.

– А кто в твоём?

Малика тяжело вздохнула.

– Ты з-з-знаешь кто.

Кирилл какое-то время молчал. Накинул на неё свою футболку, нехотя спросил:

– Стас? – в голосе послышалось замешательство, переходящее в раздражение.

Малика подняла на него взгляд.

– Он даже не позвонил, представляешь? Не попытался меня найти и поговорить. Просто растворился в воздухе, будто и не было выпускного вечера, того танца и…

Кирилл заметил заминку и закончил сам.

– Поцелуя?

Малика выдержала пристальный взгляд друга.

– Ненавижу твой чёрный глаз, он всегда меня осуждает. А зелёный – всегда на моей стороне, – она прикрыла ладонью левую половину лица Кирилла. – Это я его поцеловала.

Кирилл моргнул, жёсткие ресницы защекотали ладонь Малики, вынуждая убрать руку.

– А он как отреагировал? – в голосе сквозила насторожённость.

– Странный вопрос. Поцеловал в ответ. А что он должен был сделать? Отплеваться и убежать от меня?

– Почему нет? Ты же ядовитая сколопендра.

Малика боднула его плечом, он едва не потерял равновесие, но быстро выровнялся.

– Уже неважно. Он не позвонил, а когда звонила я – не взял трубку. Так что, видимо, на этом всё. Несчастный конец моей первой любви, – она постаралась пошутить, но печаль в голосе скрыть не сумела.

Кирилл притянул к себе подругу, поцеловал в макушку.

– Кирюха, Кирюха. Нашла, о ком слёзы лить. Он тебе совсем не пара. Вот лучше на Мышкина своего посмотри. Хороший же парень, хоть и мелковат. Почему только он башку налысо бреет?

– У него кудрявые волосы, и выглядит он с ними очень… мило.

– Понятно. Что для парня может быть хуже характеристики «мило»?

Кирилл приподнялся, готовясь встать, но Малика потянула его за руку, заставляя снова опуститься рядом.

– Куда собрался? Признавайся. Было?

– Что было? – предпринял он попытку изобразить непонимание.

– Вижу, что было. Ты другой. Такой опасный. Словно вегетарианец, впервые вкусивший мяса и нацеленный отведать все котлеты мира.