Третье место. Кафе, кофейни, книжные магазины, бары, салоны красоты и другие места «тусовок» как фундамент сообщества

Джудит и нашим детям Дженни, Марин и Карлу

Удовольствие нашей жизни, которое делает приемлемым боль рождения и смерти, состоит в существовании других людей и нашем общении с ними: не всегда в их душевном складе, в их сердцах, в их разумах целиком, но в том, как день ото дня они исправляют беспорядок человеческого существования. Не может ли это стать также предметом нашего искусства и литературы?..

Генри Фэйрли

Жизнь сообщества существует, когда можно каждый день приходить в конкретное место в конкретное время и видеть там много знакомых людей.

Филипп Слэйтер

Джордж Дейн: Я знаю, как назову его… «Великое Хорошее Место».

Брат: Сам я назвал его «Великая Удовлетворенная Потребность».

Джордж Дейн: О да, именно!

Из рассказа Генри Джеймса «Великое Хорошее Место»

Предисловие

Мой интерес к приятным местам встреч, в которых собираются жители окружающих домов, к «домам вдали от дома», где чужие люди становятся близкими, почти так же стар, как я сам. Дети, мне кажется, инстинктивно подстраиваются под климат человеческих отношений вокруг них и испытывают внутреннюю радость и безмятежность – ощущение, что все хорошо, – когда окружающие их взрослые расслабляются и смеются в компании. По крайней мере, такая реакция была у меня. Возможно, именно в тот зимний вечер, когда мне шел пятый год и мой старший двоюродный брат взял меня с собой на городской каток и усадил среди веселой и воодушевленной компании в палатке для отогрева, я впервые вкусил радостей опьяняющего общественного единства. Никогда с тех пор я не терял к ним аппетита.

Последующая учеба на социологическом факультете помогла мне понять, что когда достойные граждане сообщества находят места, чтобы проводить там друг с другом целые часы без конкретной или очевидной цели, то в этом общении есть своя цель. Более того, наиболее важные задачи или функции, которые выполняют неформальные общественные места встреч, не могут выполнять никакие другие институции. Во всех великих культурах кипела неформальная общественная жизнь, и в них обязательно развивались собственные версии мест, где эта жизнь происходила.

Осознавать важность наличия неформальной общественной жизни в нашем обществе – значит проявлять заботу о его будущем. Сейчас (и это продолжается уже какое-то время) направление городского роста и развития в Соединенных Штатах враждебно по отношению к неформальной общественной жизни; сегодня нам не удается создать достаточное количество подходящих мест для встреч, которые необходимы для неформальной общественной жизни. Соответственно, наша низовая демократия слабее, чем в прошлом, а наши индивидуальные жизни не настолько богаты. Поэтому я всегда с настойчивостью пишу или высказываюсь на эту тему.

Я начал проявлять активный профессиональный интерес к данной теме около десяти лет назад. Впервые я озвучил свою позицию на региональном съезде социологов в 1977 г. В 1980 г. мы с коллегой написали статью в популяризаторском духе, которая впоследствии была перепечатана как минимум в девяти других периодических изданиях и книгах. В 1983 г. мы опубликовали более длинную и академическую версию этой статьи в профессиональном журнале. Аудитория приняла ее благосклонно, но у нас осталось некоторое замешательство от того, что пришлось сжать все до объема, который позволял формат статьи. Прошедшие с тех пор шесть лет я бился над трактатом длиной в книгу, которого эта тема, несомненно, заслуживает. После серии неудавшихся попыток начать писать стало ясно, что я не удовлетворюсь тем, чтобы писать только для других социологов, и не желаю предъявлять читателю одно лишь описание, из которого часто состоят хорошие социологические работы.

Я хотел выступить в защиту неформальной общественной жизни и «Великих Хороших Мест»^[1], жизненно важных для нее. В широкомасштабном разрушении такого рода мест в Соединенных Штатах есть какая-то настойчивость; у нас не хватает аргументов даже для того, чтобы защитить саму идею их существования. Важность неформальных мест для встреч не является глубоко укорененной в нашей молодой культуре, а граждане недостаточно подкованы для рациональной аргументации в их поддержку. Даже у тех, кто интуитивно понял бы и поддержал все, что я собираюсь здесь сказать (а таких людей немало), слишком мало в запасе аргументов. В мире, который становится все более рациональным и управляемым, должны найтись действенные слова и логическое обоснование для развития всего, что должно выжить. Могу лишь надеяться, что мои усилия поспособствуют формированию того, что впоследствии станет широким пониманием необходимости активной неформальной общественной жизни.

Я отверг позу и язык научного доклада и собираюсь в равной степени и поддерживать, и анализировать третьи места общества. Подобно судебному поверенному, я защищаю достойнейшего клиента, который может столкнуться с забвением, и буду выполнять свою задачу с использованием того языка, который смогут понять присяжные. Присяжные – выходцы из среднего класса, образованные и обладающие выбором, где и как им жить. Они способны выносить суждения относительно вопроса, здесь перед ними изложенного, и действовать согласно этим суждениям. Подобно хитрому адвокату, я постарался выстроить свое повествование и иллюстрации так, чтобы задеть струну отзывчивости в этих присяжных.

Лишь правда будет служить интересам моего клиента, и мое решение воздержаться от формы научного доклада не предполагает никакого намерения неточно и небрежно обращаться с фактами. Я предпринимал всевозможные меры, чтобы представить обсуждаемые феномены в том виде, в котором они предстают в реальном мире. Определяя ключевые характеристики неформальных общественных мест для встреч и их воздействие на человека и общество, я удостоверился, что каждый сделанный вывод соответствует моему собственному немалому опыту полевых исследований; что каждый из них был наблюдаем и описан другими и что каждый из них был представлен для критики в лекционном зале. Также было принято решение добавить шесть глав в качестве «примеров из реальной жизни» (главы 5—10), каждая из которых подтверждает основные положения, выдвинутые в первых главах. Наконец, на моей стороне было время. В первые годы моих исследований по данной теме многие факты, казалось, не соответствовали формирующемуся у меня впечатлению о третьих местах. Человеку свойственно желать отбросить неудобные факты, не доверять им или просто «забыть» о них. Однако эти факты – скрытые союзники. Они – ключ к более глубокому пониманию проблемы, которая стоит перед исследователем, но нужно время, чтобы сложить упрямые детали в мозаику. По современным стандартам научной производительности, я потратил на этот проект слишком много времени. Однако природа моего предмета исследования была такова, что это дополнительное время оказалось моим лучшим методологическим приемом.

Исследователи общества, которые захотят использовать этот труд, смогут распознать за простым языком и «судебными прениями» знакомую структуру. Первая часть книги посвящена созданию идеально-типического «места действия» неформальной общественной жизни, с которым можно соотносить конкретные примеры. Вторая часть предлагает разнообразие (реальных) культурных и исторических примеров, основанных на лучшей и, временами, единственно доступной нам информации. Эти примеры служат некоторым, и, я надеюсь, существенным, доказательством и проверкой идеального типа. Последняя часть посвящена вопросам, относящимся к неформальной общественной жизни, и хотя мои коллеги, вероятно, будут не согласны с моей точкой зрения или с тем фактом, что я позволил себе ее высказать, они вряд ли будут оспаривать важность поднятых мною вопросов.

Значительная часть полевой работы, связанной с этим трудом, следовала процедурам, принятым в сравнительном анализе или используемым для создания «обоснованной теории». Придерживаясь данного подхода, я использовал дополнительные данные везде, где мог их найти.

Тем, кто пожелает прочитать другую авторскую версию тезиса о третьем месте, можно рекомендовать работу Филиппа Арьеса под названием «Семья и город», напечатанную в журнале Daedalus в весеннем выпуске 1977 г. В ней следует лишь интерпретировать «кафе» француза Арьеса в обобщающем смысле. Я наткнулся на статью Арьеса к концу моей собственной работы над книгой и задумался о таком временном совпадении. Хотя прочтение его статьи на ранних стадиях моей работы ускорило бы развитие моей собственной, более широкой перспективы, я был избавлен от присущего его анализу пессимизма.

Основная масса социологических работ на тему неформальных общественных мест для встреч состоит из этнографических описаний, которые еще предстоит объединить в более абстрактных и аналитических работах, посвященных месту и общественным функциям этих центров неформальной общественной жизни общества. Социологи могут спросить себя, почему так мало было сделано в этой области со времен короткого эссе Георга Зиммеля об общении, написанного более полувека назад.

Наконец, я хотел бы обратить внимание коллег на кажущиеся захватывающими возможности кросс-культурных исследований качества неформальной общественной жизни. Самые полезные и подходящие данные всегда находятся в сфере публичного пользования, а приглашение к зарубежным путешествиям не нуждается в долгом поощрении. Послужит ли данная книга путеводителем для подобных работ или просто вдохновит их, не имеет значения. Важно, чтобы такие исследования в принципе проводились, хотя бы для того, чтобы помочь нашей стране восстановить вид человеческого общения, необходимый для любой демократии.

Предисловие ко второму изданию

Первоначальное предисловие служит стандартной цели изложения вступительных замечаний; второе – предоставляет автору роскошь выбора. Хотя заманчиво рассказать здесь о многочисленных и разнообразных примерах из опыта, отзывах и активной переписке, о родственных душах, встреченных в результате публикации «Третьего места» шесть лет назад, отведенное пространство можно использовать с большей пользой.

Это второе предисловие посвящено тем читателям, которые испытывают нечто большее, чем случайный интерес к вопросам, рассматриваемым в данной книге. В первую очередь оно – для тех, кто хочет узнать больше и сделать больше в интересах сообщества, общественной дискуссии и гражданского сознания. Оно – для тех, кто верит в общественную жизнь и потребность восстановить ее.

Здесь излагаются два небольших дополнения к изданию, и оба они должны поспособствовать полезности книги. Во-первых, я предложу рекомендации относительно дополнительного чтения. Во-вторых, я изложу перечень разнообразных функций «третьих мест» по построению сообщества, который можно быстро просмотреть и оценить сильные и слабые стороны любого конкретного района или города. Некоторые из них более подробно рассматриваются в самой книге; другие вводятся здесь впервые.

За короткий период после публикации «Третьего места» появилось много книг на близкие темы. Кажется, Америка сегодня переживает массовую переоценку неформальной общественной жизни. Выражаясь самым простым языком, мы попали, куда мы хотели, а теперь нам не нравится там, где мы есть. Мы уже превратились в пригородную нацию – единственную в мире. Наша миграция в пригороды – как из центров городов, так и из сельской глуши – была, по выражению Льюиса Мамфорда^[2], «коллективной попыткой жить частной жизнью». Мы стремились к комфорту и домам, обеспеченным всем необходимым, а также к свободе от неудобного общения и обязанностей гражданина. Мы этого достигли.

Будто чтобы скрепить печатью вынесенный нам судьбой приговор, по всей стране копировались и внедрялись проектировочные постановления, запрещающие элементам сообщества вторгаться в жилые кварталы. В районах, построенных в послевоенной Америке, некуда ходить пешком и негде собираться. Их физические декорации, по сути, гарантируют невосприимчивость к попыткам создания сообщества.

Предпочитаемый и повсеместный у нас способ городской застройки враждебен и для прогулок, и для бесед. Во время прогулок люди становятся частью своей территории; они встречают других людей, они становятся стражами своих районов. В беседе люди узнают друг друга; они находят и развивают общие интересы и реализуют коллективные способности, жизненно важные для сообщества и демократии.

Именно эта перспектива, это осознание ужасной цены пригородного строительства в том виде, в котором оно у нас существует, определяет значительную часть моего списка литературы и моей работы. До публикации этой книги я находил родственные души почти исключительно в написанных ими книгах, и я рад сообщить, что текущее десятилетие стало свидетелем растущего количества томов, посвященных нашему предмету.

Мои рекомендации по поводу дополнительного чтения субъективны и неполны. Они включают оказавших наибольшее влияние на меня авторов, чьи книги, вне зависимости от даты их публикации, на мой взгляд, имеют сегодня наибольшую актуальность.

Не могу не начать с книги «Смерть и жизнь больших американских городов» Джейн Джекобс^[3] (Jane Jacobs. The Death and Life of Great American Cities). Несмотря на весь ужас и оцепенение, которые она вызвала в кругах архитекторов и планировщиков, она оказала огромную услугу всем нам. Можно лишь изумляться и глубине, и количеству ее прозрений. В том же году, что и моя книга, вышла выдержанная вполне в рамках традиции Джекобс работа Роберты Грац «Живой город»^[4] (Roberta Gratz. The Living City). В книге Грац сопоставляются успешные попытки перестройки районов на низовом уровне и те бедствия, которые принесло «городское обновление».

«Сердце наших городов» Виктора Грюна (Victor Gruen. The Heart of Our Cities) – книга, все еще достойная не только приобретения, но и использования в качестве справочника по всем аспектам городского и районного развития. Грюн – тот человек, который придумал и спроектировал первый в США крытый торговый центр. Впоследствии он открестился от титула «отца торговых центров», так как его идея была сведена к одной коммерческой выгоде. Он же представлял себе настоящий центр сообщества.

Еще одна книга, которую я затер почти до дыр, – маленькая и очень легкая для чтения работа Вольфа фон Экардта под названием «Назад, к чертежной доске» (Wolf Von Eckardt. Back to the Drawing Board). Как и Грюн, фон Экардт защищает идею участия граждан в городском планировании, и он хорошо понимает, что это может произойти только на уровне соседских кварталов.

Лучшее описание того, чему мы можем научиться у Старого Света, я обнаружил в книге Бернарда Рудофски «Улицы для людей» (Bernard Rudofsky. Streets for People) – богато иллюстрированной и подробной работе о создаваемых архитектурой предпосылках процветающей общественной жизни. В соответствии с общим духом текста она посвящена «Неизвестному Прохожему», и ни одна из десятков ее иллюстраций нисколько не похожа на наши районы.

Поток книг, появившийся в ответ на «рейтинги мест», опубликованные в 1980-х гг., почти привел к возникновению нового книжного жанра. Эти рейтинги городов составлялись на основе сравнительных количественных данных о здоровье, преступности, образовании и т. д. Признавая, что слепая вера в подобные критерии может привести человека к тому, чтобы переехать жить в «Город N, США», современные авторы задались более важным вопросом: «Интересно ли это место для жизни?»

«Американские города в стиле фанк» Марка Крамера (Mark Cramer. Funkytowns USA) и «Хорошее место для жизни» Терри Пинделла (Terry Pindell. A Good Place to Live) выступают приятным контрастом к основанным на переписях и таблицах отчетам. Пинделл достаточно глубоко рассматривает около дюжины лучших мест в США, о которых он когда-либо слышал. И пишет он хорошо; можно почти почувствовать, как сопровождаешь его в путешествиях. В книге Крамера говорится о намного большем количестве городков и городов, и, как предложил один критик, ее следует класть в бардачок всех сдаваемых в аренду машин.

«Лучшее место для жизни» Филиппа Лэнгдона (Philip Langdon. A Better Place to Live) – это кропотливое исследование того, как придать американским пригородам облик былых времен. Когда мы касаемся неизбежного вопроса о том, как следует переписать коды строительства и зонирования, эта книга должна быть одной из главных. «Новый урбанизм» Питера Катца (Peter Katz. The New Urbanism) подробно описывает и иллюстрирует более двадцати случаев застройки и перестройки. Здесь собраны наиболее успешные попытки наших архитекторов по воссозданию сообщества. Заключительное эссе (Послесловие), написанное Винсом Скалли (Vince Scully), заслуживает особого внимания.

Недавно появилась и уже выходит вторым изданием книга «Параллельные утопии» Ричарда Секстона (Richard Sexton. Parallel Utopias), глубоко исследующая обоснование и реализацию двух достойных внимания попыток создания сообщества сегодня. В ней внимательно изучаются сообщество Сисайд в штате Флорида (основанное на городской модели, несмотря на свое месторасположение) и сообщество Сирэнч в Калифорнии (основанное на модели сельского сообщества). Секстон – первоклассный фотограф, и иллюстрации в этой книге хороши так же, как и описания.

Работа, которая привлекает всеобщее внимание, когда в своих поездках я показываю ее, – это «Городские удобства» Дэвида Сачера (David Sucher. City Comforts). Здесь содержится много предложений – все отраженные в фотографиях – «мелких хирургических вмешательств» и скромных добавлений, которые вместе делают жизнь в публичной среде более привлекательной, удобной и пригодной для жизни.

Эксперт в этих вопросах, конечно, Уильям Х. Уайт (William H.Whyte), и если его более крупный том «Город» (City) кажется немного устрашающим, то небольшая и хорошо иллюстрированная «Общественная жизнь небольших городских пространств» (The Social Life of Small Urban Spaces) определенно соблазнит читателя узнать больше о проведенных с чрезвычайной тщательностью исследованиях Уайта. Многие городские центры были возрождены в соответствии с теми предложениями, которые смог сформулировать Уайт.

Политическое значение «третьих мест» прекрасно показано в книге Сары Эванс и Гарри Бойта под названием «Свободные пространства» (Sara Evans and Harry Boyte. Free Spaces). Авторы убедительно доказывают, что такие места стали намного более важными после того, как индустриализация разделила дом и рабочее место, и что они служат сохранению народной демократии в условиях растущего контроля одновременно со стороны правительства и со стороны корпораций.

В «Восстании элит» Кристофера Лэша^[5] (Christopher Lasch. The Revolt of the Elites) обсуждение «гражданских искусств» и искусства спора вносит вклад в развитие основного аргумента о том, что профессиональные и управленческие элиты Америки мало заинтересованы в широком среднем классе нашего общества и слабо связаны со страной и местом жизнедеятельности. Сфера их интересов – глобальная экономика, и их «туристическое отношение» к месту дает нам повод одновременно сожалеть о контроле, который они имеют над нами, и сражаться за наше собственное место.

Поскольку общественная жизнь сегодня населена незнакомцами больше чем когда-либо; поскольку незнакомцы пугают нас больше чем когда-либо; поскольку существование сообществ тем не менее зависит от успешной интеграции чужаков, я также рекомендую книги о них. «Мир незнакомцев» Лин Лофланд (Lyn Lofland. A World of Strangers) стал современной классикой. «Потребности незнакомцев» Майкла Игнатьефа (Michael Ignatieff. The Needs of Strangers) заставляет задуматься, а «Компания незнакомцев» Паркера Палмера (Parker Palmer. A Company of Strangers) – настоящее удовольствие для читателя.

Перед тем как перейти ко второй части этого предисловия, хочу упомянуть еще один род литературы, в настоящий момент набирающей обороты и представляющей особый интерес для тех, кого заботит общественная жизнь. Я имею в виду «гражданскую журналистику», или «журналистику сообщества», или «журналистику граждан», как ее называют разные источники. Хотя ее точные цели и способ функционирования все еще обсуждаются, существует общий консенсус по поводу того, что недостаточное участие граждан – это пробел, который желательно восполнить.

Читателям стоит ожидать, что газеты начнут поощрять гражданское участие в большинстве аспектов развития сообществ; что для более рациональной и умеренной дискуссии будет приглашаться больше умеренных представителей; что журналистские репортажи пойдут дальше обычных событий и будут представлять развитие проблем на фоне тенденций и моделей. Развитие событий и предложений все чаще будет представлено в контексте. Ожидается, что газеты будут менее, чем раньше, связаны с конкретными политиками и бизнес-сообществом, а больше – с гражданами, которые пытаются «прожить хорошую жизнь в хорошем городе».

Причины подобных перемен в печатной журналистике многочисленны. Здесь достаточно отметить, что результат дает нам повод порадоваться: одна из наших институций уходит от профессиональной элитарности, служащей плохую службу гражданам демократического государства. По мере того как газеты начнут чаще обращаться к обычным гражданам, те также начнут больше к ним прислушиваться.

Как указано выше, остаток данного предисловия будет посвящен функциям создания сообщества, которые «третьи места» обычно выполняют. Чаще всего я называю такие места «третьими» (после дома – «номера первого» и работы – «номера второго»), и это – неформальные общественные места для встреч. Эти места лучше всего служат сообществу в той степени, в которой они принимают всех и являются локальными.

Первая и самая главная функция третьих мест – объединение района. Во многих сообществах почтовое отделение хорошо выполняло эту функцию, когда у каждого там был почтовый ящик, когда все должны были идти или ехать к нему и когда, по закону, оно было открыто двадцать четыре часа в сутки. Хотя там не было мест для сидения, это было такое место, где люди встречались и хотя бы коротко разговаривали друг с другом.

Аптеки также позволяли пообщаться почти всем со всеми в течение среднестатистической недели или месяца. Так получалось потому, что кроме лекарств в аптеках предлагалось много других услуг, необходимых людям. Также обычно аптеки находились в хорошем (центральном) месте города или района.

Места, подобные этим, которыми пользуются практически все, вскоре создают среду, где каждый знает почти всех. В большинстве случаев нельзя сказать, что все будут нравиться всем или даже большинству. Однако важно знать каждого, чтобы представлять себе, каким образом они по-разному «добавляют» к общему благосостоянию и «убавляют» от него; знать, чем они смогут помочь в случае разнообразных проблем или кризисов, и научиться легко общаться со всеми в районе, невзирая на то какие чувства ты к ним испытываешь. Третье место – это своего рода «смеситель».

Ассимиляция – это функция, для которой третьи места хорошо подходят. Они служат «портом прибытия» для приезжих и местом, где новичков можно представить многим из тех, кто уже живет здесь. У Андреса Дюани^[6] есть шутка о мужчине, который провел два дня, пытаясь разыскать одного жителя квартала. В этом шутливом рассказе подчеркивается тот факт, что наши послевоенные жилые районы крайне враждебны по отношению к незнакомцам, аутсайдерам и новым жителям. Улицы обычно пусты, и нет никаких местных коммерческих заведений, куда можно зайти, чтобы спросить дорогу.

В этом кроется большая доля иронии. Как только Америка стала тем высокомобильным обществом, которым она сегодня является, где около двадцати процентов населения меняют место жительства каждый год, можно было бы подумать, что кварталы будут спроектированы таким образом, чтобы люди могли быстро и легко в них интегрироваться. Однако на самом деле произошло нечто совершенно противоположное. Чем больше люди переезжали (или перемещались компаниями, которые их нанимали), тем сложнее становилось проникнуть в жилые районы Америки.

Связанные с этим трудности (а их много) навлекаются не одними только переехавшими. Город и район также страдают, когда не удается интегрировать новоприбывших и заручиться их поддержкой для улучшения жизни сообщества.

Один-единственный визит «Приветственной повозки»^[7] – плохая замена дружеской таверне или кофейному прилавку, где человеку рады всегда. «Нейтральная территория» (пространство, где человек не отягощен ролью хозяина или гостя) третьего места предлагает восхитительную простоту общения, которая так важна для жизни сообщества. Люди могут приходить и уходить, когда им удобно, и они никому не обязаны. Рано или поздно человек встречает там всех жителей района или иным образом узнает о них.

В этом отношении третьи места также служат «сортировочными узлами». Широкомасштабное общение, которое они предоставляют, в конечном итоге ведет к элементам «социометрии». То есть люди обнаруживают, что им очень нравятся одни люди и не нравятся другие. Они находят людей с похожими интересами, а также тех, чьи интересы не похожи на их, но все равно интересны. Третьи места часто служат тому, чтобы впервые свести людей вместе – людей, которые позже создадут другие формы общения.

В настоящих сообществах есть коллективные достижения. Люди работают вместе и сотрудничают друг с другом, чтобы сделать то, чего человек не может сделать в одиночку. Хотя многие из такого рода усилий неформальны, они тем не менее требуют общего понимания того, кто что умеет делать; навыков, способностей и взглядов жителей квартала. Третьи места служат для того, чтобы рассортировать людей в соответствии с их потенциальной полезностью в коллективных предприятиях.

С этим связана функция третьего места как организационного пункта. В критических локальных ситуациях люди обычно считают необходимым помогать друг другу в той же мере, а то и больше, чем это делают городские власти. Сильные ураганы и другие катаклизмы часто требуют собрания и мобилизации местных жителей для помощи друг другу. Но где? Не так давно после шествия урагана «Эндрю» по югу Флориды многие люди выбирались из-под развалин, чувствуя потребность увидеться с другими, чтобы узнать о степени разрушений и масштабах ущерба; узнать, что уже делается; как они могут помочь или получить помощь – однако у большинства из них не было мест для собрания. Старательное зонирование лишило этих людей их «третьих мест»!

Третьи места также обеспечивают наличие тех, кого Джейн Джекобс называет «публичными персонажами». Это люди, которые знают всех в округе и заботятся о своем районе. Обычно это владельцы или продавцы магазинов, которые «присматривают» за тем, что происходит поблизости. Именно эти люди предупреждают родителей о том, чем их дети иногда занимаются, еще до того, как это вынуждена будет сделать полиция. Также это люди, которые с высокой долей вероятности первыми вступят в контакт с новичками в этом районе.

Пригородное зонирование сменило «публичных персонажей» на продавцов и их наемных работников в торговых центрах и на торговых улицах. Сети магазинов, в которых работают эти люди, процветают, разоряя местные коммерческие учреждения, а люди, которые управляют торговыми сетями, не делают для сообщества ничего похожего на работу «публичных персонажей».

В отрицательно зонированном жилом районе редко возникает «публичный персонаж», ибо отсутствуют способы, с помощью которых люди могли бы со всеми познакомиться. Если привычка девелопера^[8] называть построенное здание «родным домом» – это небольшая натяжка, то она не идет ни в какое сравнение с представлением пригородного квартала как «сообщества», так как это именно то, чем он не является.

Среди благороднейших из функций третьего места, которая теперь редко где воспринимается серьезно, – совместный расслабленный и приятный отдых молодежи и взрослых. Грозная враждебность и недопонимание между поколениями, отчуждение взрослых от молодежи и боязнь молодежи, рост насилия среди подростков – у всех этих и других связанных с молодежью проблем есть общая причина: все большее отдаление молодежи от взрослых в американском обществе.

Растить детей было легче, когда родители получали значительную помощь от других жителей района, которые знали детей и не только присматривали за ними, но и в целом были не против их присутствия. То, каким образом старое и молодое поколения дразнили, баловали, воспитывали и развлекали друг друга, уже почти стерлось из памяти, как и преподанные друг другу уроки, заданные образцы и достойные подражания уважаемые местные личности.

Сейчас, когда многие матери не сидят дома, тем более вызывает сожаление тот факт, что семья так слабо связана (если связана вообще) с другими людьми в районе. Там, где в жилых районах существуют третьи места, на которые претендуют абсолютно все, они остаются одними из немногих мест, где поколения еще наслаждаются компанией друг друга.

Третьи места служат и пожилым людям. Прискорбно, что многие пожилые и вышедшие на пенсию люди считают желательным окончательно мигрировать в какое-нибудь «сообщество пожилых граждан». Прискорбно, что районы, в которых они работали и растили детей, сегодня могут предложить им так мало возможностей для поддержания связей с соседями и сообществом.

В этой книге нет главы о пожилых и вышедших на пенсию людях. Я был ограничен в объеме и решил, что напишу главу о детях, основываясь на той логике, что у детей меньше возможностей и подготовки, чтобы говорить самим за себя.

Конечно, должна быть глава о старшем поколении, и не только ради него самого. Третьи места – это, как правило, коммерческие заведения, и в «мертвые часы» они получают прибыль от пенсионеров, которые могут занять кабинки и кресла, пока все остальные посетители на работе или в школе. Более того, вышедшие на пенсию люди обычно более общительны и цивилизованны. Больше не надрываясь ради того, чтобы выжить, они начинают выше ценить хороший разговор и наслаждаются тем, что другие люди составляют им компанию.

В данный момент мне не вспомнить, кто первым написал, что городское планирование, которое соответствует потребностям детей и престарелых, будет хорошим для каждого, но более верные слова трудно найти. Несколько лет назад я участвовал в «оценочном исследовании» программы для вышедших на пенсию людей в одном городке в Миннесоте, где едва насчитывалось семь тысяч человек. Мероприятия в рамках этой программы проводились в основном в цокольных помещениях двух крупнейших в городе церквей.