Миша и осень на ферме

Посвящается Диане Красновой.

Я тебя очень люблю и очень по тебе скучаю.

Глава 1

Человек по имени Миша

Вдоль соединявшей два города дороги, бежавшей мимо желтевших осенних лесов и полей, шел высокий мужчина тридцати с лишним лет с широкой, будто амбарная дверь, спиной. Полуденное солнце золотило копну волос цвета пшеницы, украшавших его голову. Стоило подуть ветру – и, подобно злаковым полям неподалеку, его мягкие волосы послушно наклонялись вслед за воздушным потоком, что ничуть его не смущало. По крайней мере, до тех пор, пока этот самый ветер не начинал дуть прямо в лицо, заставляя щурить веки светло-голубых глаз на слабо загорелом лице с квадратным подбородком. Звали того человека Михаил, но он не любил, когда к нему обращались по полному имени, так что среди знакомых он был просто Миша. Миша, одетый в серый свитер, рукава которого он засучил еще полчаса назад, матерчатые темно-синие штаны со множеством карманов и высокие ботинки, в обеих руках нес доверху набитые спортивные сумки, застегнутые им с трудом.

Хотя с начала пути прошло уже не меньше двух часов, он шагал без устали и ни разу не остановился. Справедливости ради стоило сказать, что он и не торопился: шагал размеренно, не спеша, так что особых поводов для усталости у Миши и не было. Он наблюдал за тем, как стаи птиц пересекали плывшую сверху широкую полоску неба, ограниченную с двух сторон верхушками деревьев, напоминавшую длинный аквариум с облаками вместо рыб; как редкие машины проезжали мимо него то в одну сторону, то в другую; как его тень становилась все короче по мере преодоления пути; как на юге, справа от дороги, по простиравшимся за тонкой полоской леса полям так же неторопливо двигались комбайны, собиравшие последний в этом сезоне урожай. Словом, скучно ему не было.

Так он и шел бы, может, даже до вечера, если бы слева от него не замедлился проезжавший мимо автомобиль. Колымага посигналила, вынудив Мишу остановиться. Малинин сначала удивленно вскинул светлые брови, но все же подошел к старому, красно-оранжевого – в прошлом малинового – цвета «Жигуленку». Стекло дверцы машины спустилось вниз. Высокому, словно башня, Мише, чтобы посмотреть внутрь салона, пришлось согнуться так, словно он решил поклониться старому детищу отечественного автопрома: из салона на него глядели пожилой мужичок-водитель и его жена на пассажирском сиденье, а в нос ударил резкий, сладковатый запах духов, мариновавший салон. Водитель был с редкими волосами, загорелый и морщинистый, в рубашке с короткими рукавами, старых джинсах и ботинках, с виду прошедших не меньше, чем проехал сам автомобиль. На полной женщине с покрашенными в каштановый цвет волосами было белое платье в зеленый цветочек.

– Сынок! – крикнул водитель хриповатым голосом. – До города далеко! Ты сколько идти-то собрался? Так до ночи топать будешь!

Миша беззлобно ухмыльнулся, ставя сумки у своих ног. Положив ладонь на крышу автомобиля, теплую от солнца, он сказал:

– Дотопаю, значит, – пожал он плечами. – И не такие километры осиливали! Да и не в город я.

Женщина нахмурилась, недовольно помотав головой:

– Ты давай! Это! – возмутилась она. – Садись! Подвезем! Ни копейки не возьмем!

Миша задумался: хотелось ему еще погулять, да и в машине наверняка будет жарко. Заодно как бы не поплохело от щедро надушенного туалетной водой салона. Он вздохнул. Еще лет пять назад он бы просто отошел от машины – и пошел дальше, но не сейчас. Раз хотят подвезти – то и ладно. Пускай. Миша, не выказав ни толики неудовольствия от предвкушения грядущей поездки, улыбнулся уголком губ – и спросил:

– До фермы Селяновых довезете?

– Селяновых? – удивленно спросила женщина, повернувшись к мужу. Тот опешил, услышав фамилию. Посмотрев на лицо жены, словно пытаясь прочесть ее мысли, водитель выдал:

– Ну, раз к Селяновым хочет, то пускай, наверное, – как-то неуверенно произнес он.

Странная реакция на фамилию хозяев фермы привела Мишу в некое замешательство:

– А что не так с Селяновыми? – спросил он.

Супруги снова переглянулись.

– Не любят Селяновы гостей, – ответила женщина, словно опытный гость.

– Да чудики они! – более откровенно выразился водитель, махнув рукой. – Но коль надо, значит, надо! Давай садись, – показал он рукой на заднее сиденье.

Женщина посмотрела на Мишины сумки, а потом вновь повернулась к спутнику:

– Коля! – воскликнула она. – Ты помоги мальчику сумки в багажник положить! Они у него вон тяжеленные какие!

Николай, не став спорить с супругой, живо выскочил из машины и двинулся к багажнику. Взяв сумки в руки, Миша пошел с ними к Николаю. Обойдя автомобиль, он резко вдохнул от неожиданности: из открытого перед ним багажника на него глазела змея – небольшая, но настоящая, – показывая ему язык. Водитель, поглядев на реакцию попутчика, расхохотался:

– Это Степаныч! – представил он Мише змею. – Степаныч и мухи не обидит!

Змея с интересом разглядывала Мишу, и Малинин спросил:

– А если он в сумку залезет? Как доставать будем?

Николай махнул рукой:

– Не залезет! Смотри! Степаныч, место! – Николай показал пальцем в угол багажника.

Змея недовольно зашипела, но мужичок ничуть не растерялся. Он погрозил змее пальцем:

– Степаныч! Не бузи! Место! – грозно скомандовал он – и снова показал туда, где он хотел видеть змею.

Змея недовольно продемонстрировала ему язык, но все же повиновалась, переползая в угол багажника и сворачиваясь там. Николай довольно ухмыльнулся:

– Вот теперь он там будет лежать до конца дороги, пока я ему не разрешу выползать! Давай сумки свои!

Сумки поместились в багажник ровно таким образом, чтобы змее было не слишком тесно. Ставя вещи, Миша внимательно наблюдал за реакцией обитателя багажника: ползучее существо хоть и следило, но мешать – не мешало. И не бросалось в атаку, чем приятно удивило Малинина.

Они двинулись в путь. Согласно рассказу супругов, сын их с невесткой, сыграв свадьбу, уехали на другой конец страны, и волею невестки почти не общались с Николаем Петровичем и Маргаритой Сергеевной, его женой, расположившейся на пассажирском сиденье.

– Очень уж ты на нашего мальчика похож! – удивлялась Маргарита Сергеевна, в зеркало заднего вида глядя на Мишу, попросившего разрешения открыть окна в дверях по обе стороны от него.

– Ага! – подтвердил Николай Петрович! – Со спины – вылитый Сережка! Только у нашего борода была!

– А может, и сейчас есть, – недовольно пробурчала супруга. – Если бы мы чаще с ним общались, то знали бы наверняка!

– Тебя-то самого как звать? – спросил водитель.

– Миша меня зовут, – ответил тот, размышляя над тем, может ли змея выползти из багажника в салон.

– Михаил, значит! – сказала Маргарита.

Миша помотал головой:

– Просто Миша.

– А что ж тебя к Селяновым понесло? – изъявила любопытство женщина. – К ним, говорят, никто никогда не ездит. Гостей не принимают, от чиновников отмахиваются! К ним проверки если на ферму приезжают – те их прогоняют! Мол, наша земля – и катитесь все отседова, кем бы ни были!

– Да! – подтвердил Николай со знанием дела.

– Я к ним Коленьку восемь лет назад денег одолжить отправила, – продолжала та, погладив мужа по плечу. – А они на него с ружьем вышли! С ружьем!

Миша понимающе кивал и угукал, но думал о своем: «Мало ли, что говорят! Да и кто знает: может, Николай к ним вместе со Степанычем пошел, а те не оценили. А проверки: ну, проверки тоже всякие бывают: и проверки, которые люди с полномочиями проводят, и «проверки», которые устраивают люди лихие, чтобы пожилых и прочих доверчивых граждан обманывать».

– А ферма у них жуткая какая! – продолжала Маргарита. – Там конь не валялся годами! Чернозем размыло да развеяло! Сорняками поля поросли! Уж не знаю, на что Селяновы живут там! А дом – развалина гнилая! Как у нас непогода тут начинается, я все думаю, что в этот-то раз дом не простоит, но мы сегодня с Коленькой мимо проезжали – он все там же, дом этот.

Слушая рассказ Маргариты Сергеевны, Миша разглядывал фотографию фермы, которую он достал из кармана: на ней Селяновы – ничем не примечательная счастливая пожилая пара – стояли в обнимку перед симпатичным двухэтажным домом темно-желтого цвета, в котором они жили на ферме.

– Маргарита Сергеевна, дом, про который вы говорили, – задумчиво сказал Малинин, когда супруга водителя закончила, – похож на этот?

Он протянул ей фотографию.

– Ой! – округлила глаза Маргарита, посмотрев на фото. – Похож дом! Может, и он даже! Только Селяновы помоложе здесь выглядят, – взяла Маргарита фотографию из рук Миши. – Улыбаются даже на фотографии, смотри-ка! – усмехнулась она. – Мы с Коленькой сюда восемь лет назад переехали, а дом у Селяновых уже тогда не ахти какой был. Старая фотография, наверное. На! – она подала фотографию обратно Мише.

Когда Миша покупал ферму у Селяновых, то Анастасия Михайловна Селянова говорила, что в доме нужно сделать кое-какой ремонт – так, по мелочи, – и немного облагородить ферму, потому что последнее время она стояла бесхозной. Он убрал фотографию в карман – и выдохнул, расслабляясь: «Маргарита Сергеевна наверняка преувеличивает. Женщина она, кажется, эмоциональная, явно недолюбливает Селяновых. На ферме все не так плохо, наверное».

– Тут говорили, – Маргарита заговорила тише, будто секрет раскрывая, – что Селяновы свою ферму продавать собираются!

Николай хохотнул:

– И ведь купил же кто-то!

Миша тоже хохотнул, но невесело.

– Да! – продолжала Маргарита, повернувшись обратно и ткнув супруга в плечо. – Нашли какого-то несчастного простака!

– Хотел бы я на него посмотреть! – добавил Николай.

Супруги смеялись и обменивались шутками, потешаясь над покупателем фермы. Заливистый хохот прибавил громкости в автомобиле, где супруги, упражняясь в остроумии, высмеивали незадачливого нового владельца фермы. Миша к их веселью, по понятной причине, не присоединился.

Когда они открыли багажник автомобиля, Степаныч спокойно спал там же, где Николай Петрович приказал ему лежать.

Николай Петрович широко улыбнулся редкими зубами, показывая Мише на змею:

– Говорил же! Так и сидит змей! Давай!

Миша, привыкнув к соседству со Степанычем во время поездки, по очереди вытащил обе свои сумки, поднимая их аккуратно, чтобы не тревожить обитателя багажника.

– Ну, – сказал водитель, – бывай! – Николай протянул Мише руку, которую тот пожал своей большой пятерней.

– Да надолго там не задерживайся лучше! – крикнула Маргарита из салона автомобиля.

Малинин улыбнулся неуверенной улыбкой. Время перевалило за полдень. Стоило Мише оттащить сумки от автомобиля, «Жигуленок» тронулся, оставив его рядом с плотной стеной кустарника. Стена обрывалась неасфальтированной сельской дорогой, которая пересекала ферму и была ответвлением от дороги главной, по которой он только что ехал. Миша потянулся, разминаясь после долгого пребывания практически в одном положении, взял сумки в руки – и пошел, огибая кустарник. Когда он увидел пейзаж за природной стеной, то остановился. Прищурившись, он рассматривал видневшийся вдали двухэтажный дом, – да, староватый, но ветром точно не сдует, – пробежался взглядом по заросшим сорняком оградам полей по обе стороны от дороги: выглядели они как ряды балок небольшой высоты, соединенные двумя рядами досок. Он пожал плечами:

– Да не так уж и плохо, вроде, – с облегчением пробормотал Миша, порадовавшись тому, что люди склонны преувеличивать.

Топая к дому, он, щурясь на солнце, рассматривал поле справа от себя – вытоптанную землю с участками травы, напоминавшую футбольную «коробку» у него во дворе, где он гонял мяч в детстве. Миша пытался вспомнить, что было написано в наспех пролистанном недавно пособии по сельскому хозяйству: сначала землю надо разрыхлить, а потом вскопать? Или сначала сорняк выкорчевать? Повернув голову налево, он сделал вывод о поле и с той стороны: такая же футбольная «коробка». Ну, может, травы чуть меньше, чем справа.

Оказавшись близ дома, Миша оценил его: к двери с замыленным стеклом, которое было площадью полметра на полметра и заменяло стандартный дверной «глазок», вела лесенка высотой две ступеньки – и, поднявшись по ней, можно было оказаться на крыльце. Крыльцо было частью деревянной платформы более широкой площади, чем основание дома, на которой дом и располагался; платформа была огорожена обветшалой деревянной изгородью высотой обычному человеку по грудь; у двери стояла скамейка с двумя выделявшимися новизной подушками у подлокотников; на Малинина дом смотрел двумя зашторенными плотной тюлью окнами; ветер подул сильнее – где-то заскрипела доска.

С таким же скрипом отреагировали ступеньки и доски, проходя по которым, Малинин подошел к двери. За стеклом в двери, которое, судя по мыльным разводам, мыли довольно беспечно, виднелась такая же занавеска, как на расположенных по обе стороны от двери окнах. Миша поставил сумки вниз – и постучал в дверь, вглядываясь в скрытое занавеской убранство дома: можно было различить коридор, в конце разделявшийся на две противоположные ветви; столик справа у стены, располагавшийся напротив лестницы, поднимавшейся на второй этаж в сторону входной двери. Над столиком висела фотография в рамке – и на ней можно было различить четырёх людей рядом с этим же домом. Мише показалось, что двое в центре – мужчина и женщина – были постарше, так как были уже с сединой, а другие двое по бокам – тоже мужчина и женщина – помоложе. Малинин предположил, что это Селяновы с детьми, но разобрать точно не давало плохое освещение в доме, а также занавеска.

Миша постучал снова. Он задумался: «Может, дом обойти, в окна посмотреть, есть ли там хозяева». Он помотал головой сам себе в знак отрицания: «Нет, неприлично все-таки в окна заглядывать». Вместо этого он крикнул сквозь дверь, надеясь, что от крика дом не рухнет:

– Анастасия Михайловна!

Он прислушался, оглядел дом: вроде, не рушится – уже хорошо.

– Есть кто дома? – снова спросил громко, в надежде, что хозяева его услышат. – Это Миша! Малинин!

Он вздохнул. Птица, пролетавшая над пустынными полями, недовольно вскрикнула несколько раз, негодуя то ли из-за нерадивых хозяев фермы, оставивших на полях одни сорняки, то ли из-за шумного гостя, посмевшего нарушить привычную тишину. Обернувшись на клич пернатой путешественницы, Малинин вновь обратил свой взор на поля. Оставив сумки у дверей, он спустился вниз по лесенке – и зашагал к полю слева от себя. Ни калитки, ни ворот у хозяйственных угодий фермы не было. Ограда представляла собой незаконченный квадрат, пустой участок которого, располагавшийся напротив дома, служил входом на поле. Оказавшись за оградой, Миша остановился, разглядывая верхушки желтеющих деревьев на другой стороне поля; деревьев, за которыми начиналась дорога; дорога, по которой к нему однажды приедут гости, которых он очень ждет. «А, может… Нет, вряд ли», – Миша подумал о гостях, которых ждать здесь было бесполезно, но было бы просто замечательно, появись они здесь однажды. Не сейчас, разумеется, когда на ферме – шаром покати. Нет. Позже. Когда он засеет… «Нет, сначала вспахать надо, конечно. Или как там в пособии было написано?» – задался вопросом он.

– Главное сейчас, – проговорил Миша, обращаясь к полю, – это чтобы от тебя польза была. И будет! Обязательно будет!

Миша мысленно сформулировал: когда здесь будут настоящие фермерские угодья, а не «коробка», то можно будет встречать гостей: и ожидаемых, а может, и тех, которых ждать здесь было бессмысленно.

– Эй! – прервал голос из-за спины поток его мыслей.

Малинин обернулся: со стороны дома, спустившись с крыльца, на Мишу смотрело двуствольное ружье, а вместе с ним – целившийся им в сторону Малинина человек: хмурый усатый мужчина небольшого роста в ковбойской шляпе, из-под которой виднелись изрядно поседевшие темные волосы. Поверх выцветшей рубашки в бело-синюю клетку на мужичке был надет синий комбинезон с лямками, а на ногах – стоптанные кроссовки.

– Вы, наверное, Петр, – начал Миша, слегка опешив. – Меня зовут…

– Молчать! – скомандовал мужичок. – Руки вверх, сопляк!

Миша нахмурился, но послушно поднял могучие руки над головой.

– Вымахал как, – проворчал мужичок. – Бандит очередной! – сплюнул он на землю. – Вам уже сказали, чтобы от нашей фермы подальше держались, а вы опять претесь сюда! В прошлый раз двух громил прислали. Налоговиками те прикинулись, но я их сразу раскусил! – улыбнулся он ехидно, продолжая целиться в Малинина. – А теперь еще большего бугая пригнали! Я вашей шайки не боюсь!

«Кажется, не так уже не права была Маргарита Сергеевна», – грустно подумал Малинин.

– Да не бандит я! – сказал Миша. – Я Миша Малинин. Я вашу ферму купил.

После этих слов взгляд вооруженного мужичка стал еще злее – и он поудобнее взял ружье.

– Купил! – он опять плюнул на землю. – Лживые бандиты! Это моя ферма! – закричал он. – Пшел вон с моей фермы!

Позади мужичка скрипнула, а затем хлопнула дверь. Подбоченившись, у двери стояла пожилая женщина в длинном розовом платье в белый горошек. Она с упреком смотрела на мужа.

– Петя! Ты опять? – возмутилась она.

Взгляд Петра прекратил пылать огнем в сторону Миши, испытавшим облегчение: это была Анастасия Михайловна Селянова, хозяйка фермы. Малинин узнал ее голос.

– Что? – проворчал Петр. – Опять бандиты пришли! – показал он дулом ружья на Мишу, который тотчас передумал опускать руки.

– Вас как зовут? – крикнула Анастасия гостю.

– Малинин Михаил Александрович, – отозвался тот, назвав полное имя, посматривая то на Анастасию, то на ружье.

– Петя, дорогой, убери ружье! – крикнула она мужу. – Этот мальчик у нас ферму купил.

Мужичок медленно опустил дуло ружья вниз – и недовольно буркнул:

– Ферму он купил, видите ли.

Пока Миша, наконец получивший возможность опустить руки вниз, пытался понять, что сейчас произошло, Анастасия воскликнула:

– Идите оба в дом! Я обед приготовлю.

Пока Селянова готовила трапезу, Петр Иванович по ее указанию проводил по дому экскурсию для гостя. Изнутри дом выглядел стабильнее, чем снаружи. Осматривания потолок и стены, Миша не нашел ни трещин, ни дыр. «Хоть что-то менять не придется», – воодушевленно посчитал гость. Помимо состояния каменной части дома, Миша подметил пыль. Много пыли, которую, казалось, не убирали годами, была на всем: вазах, в которых ничего не было поставлено; висевших на стенах картинах и фотографиях, включая фотографию с четырьмя людьми; столах и полках шкафов, настоящий цвет которых можно было узнать только лишь по отпечаткам стоявших на них когда-то предметов; квадратном телевизоре возрастом, наверное, не младше самого дома. Если пройти от входа в дом до конца коридора, то слева за поворотом была просторная гостиная с украшенной массивным ковром стеной, а также с телевизором и шкафами вдоль противоположной стены; с накрытым красным узорчатым покрывалом черным диваном напротив телевизора; с голым деревянным полом коричневого цвета под ногами; с несколькими светильниками вдоль тех стен, где не было шкафов; с широким окном, выходившим на сельскую дорогу от дома; со стоявшей на полу длинной и тонкой вешалкой для одежды у выхода из гостиной, куда Петр повесил свою шляпу. Напротив гостиной располагалась кухня, заставленная давно не мытой посудой; с подкоптившимися когда-то белыми шкафами; со старой кухонной плитой и микроволновой печью той же марки, что и телевизор, а также с только что вымытым обеденным столом. В деревянную колонну, вместе с лестницей разделявшую гостиную и кухню, были вмонтированы уборная, где, Миша надеялся, было чище, чем в остальном доме, и подсобное помещение, где хранились инструменты. На втором этаже, по словам Петра, друг напротив друга располагались спальня и ванная комната. Когда Миша отпросился помыть руки и умыться с дороги и пошел вверх по лестнице в сторону заканчивавшегося окном коридора, он ощущал на себе недоверчивый взгляд Селянова, словно бьющий в спину током, но не обернулся. К удивлению Малинина, в ванной было довольно чисто. А вот вода была только холодная. Анастасия сообщила, что горячую отключили после того, как Петр несколько лет назад прогнал с фермы представителей ЖКХ, приняв их за очередных бандитов, желавших отобрать его ферму.

– Я им, прохвостам, – рассказывал Петр за обедом, разжевывая очередной кусок курицы, – и говорю: «Пшли вон с моей фермы!»

Курица, по мнению Миши, была суховатой, а суп казался скорее водой, куда накидали овощей, но, осмотрев дом, он на более изысканный обед не рассчитывал. Но угощение, разумеется, похвалил.

– А они, знаешь, что потом сделали? – потряхивая вилкой в руке, продолжал Петр.

Миша, отодвигая пустую тарелку из-под воды с овощами, пожал плечами.

– Новых бандитов прислали! – бросил Петр Иванович. – Говорят: «Мы от губернатора!» – протянул он последнее слово.

– Петя и их прогнал, – понимающе кивала Анастасия. – Петя – наш защитник!

– Всем только и надо, – продолжал Петр, – что ферму нашу отобрать! – он стукнул рукой по столу, что супруга аж вздрогнула. – Сначала амбар утащили, а теперь за всем остальным пришли! Да я им..!

– Петечка, хватит уже, дорогой, – пыталась успокоить мужа Анастасия.

Миша задумался: а ведь действительно: на ферме нужен амбар, а здесь его не было. Рядом с домом, помимо пустых полей, был еще один пустырь, где, по идее, как раз было место для постройки.

– Как могли украсть целый амбар? – поинтересовался Малинин. – Да и кому он мог понадобиться?

– Бандиты и украли! – объяснил Петр. – Которые к нам ходят все время! Однажды они даже змею притащили, чтобы меня запугать! Саныч они его назвали или как там его…

– Петечка, это соседи были, – сказала Анастасия. – Я же говорила, что я их на соседней ферме видела за работой.

– Змею? – уточнил Миша, вспомнив поездку сюда. – Может, Степаныч?

Куриная лапка выпала из рук Петра Ивановича. Глаза Селянова уставились на Мишу, выражая смесь недоверия, ужаса и гнева. Он стиснул зубы, вышел из-за стола и резво зашагал куда-то в глубину дома, оставив Мишу в недоумении.

– Петечка, куда ты? – побежала за ним Селянова.

– За ружьем! Этот сопляк заодно с ними со всеми! – бросил Петр в ответ.

– О, нет… – поморщив нос, прошептал Миша, готовясь к повторению сцены во дворе. Спустя мгновение Анастасия, отговорившая мужа снова браться за ружье, привела Петра обратно за стол.

– Вы уж нас извините, Миша, – сказала Анастасия. – Когда амбар забрали, украли и любимый Петин трактор.

– «Сибирский танкист», – пробурчал Петр, усевшийся на свое место и начавший ковыряться у себя в тарелке. – Марка такая была, – проворчал он.

– Танкист, да, – подтвердила Селянова. – С тех пор Петя очень осторожен стал. Любит он уж нашу ферму очень.

Миша, радовавшийся тому, что на него не будут снова направлять ружье, развел руками:

– Тогда зачем продавать ферму, раз вы ее так любите? – спросил он.

– Потому и продаем, – посетовала Анастасия. – Мы хотим переехать туда, где поспокойнее. Где… – она вздохнула. – Где у нас не будут пытаться что-то еще украсть. Думаем к дочке переехать. У нее муж – важный человек! У него дом с охраной, да и с внуками чаще общаться сможем. Там Петечке спокойнее будет, да и мне тоже.

Петр Иванович в это время грустно глядел в пустую тарелку, оставшуюся от обеда. Миша убедился в своей догадке о том, что идея продать ферму все же принадлежит Анастасии Михайловне.

Селяновы сообщили, что большая часть вещей для переезда уже собрана. Остальное, по словам супругов, собрать они успеют к вечеру, а утром забрать Селяновых заедет их сын. А пока Мише предложили осмотреть угодья фермы, а ночью поспать на диване в гостиной.

Малинин считал, что неплохо бы уже начать ремонтировать дом, но пока бывшие хозяева собирали вещи, он с ремонтом и Селяновы мешали бы друг другу. Поэтому Миша, взяв из сумки самоучитель по сельскому хозяйству, вышел на улицу, где его встретило уходившее за кромки деревьев солнце, и пошел на поле, чтобы подробнее представить, что и как он будет делать с полями дальше.

Когда оставшийся свет от засыпавшего солнца уже не позволял комфортно читать, Миша закрыл книгу и обратил внимание на то, что, помимо светильников дома, освещавших крыльцо, на ферме совсем нет освещения: этот факт помогал ему поверить в то, что амбар кто-то смог украсть. «Хотя… Целый амбар же! – помотал головой Малинин. – Да еще и с трактором!» В недоумении Миша почесал затылок. Он посмотрел в сторону сельской дороги: по его мнению, неплохо было бы и там несколько фонарей установить. «А генератор где для электричества поставить? В амбаре, наверное. Ах, да. Амбара-то нет!» – Миша поморщился. А потом решил убедить себя: построит все, что надо; и отремонтирует то, что необходимо. «Эта ферма обязательно засияет новыми красками! – улыбнулся он. – Краски, кстати, прикупить нужно».

Ночью Миша, лежа на коротком, по его меркам, диване, смотрел в потолок, и не мог заснуть. Ночные птицы здесь были гораздо более говорливыми, чем городские, – и своими трелями не позволяли даже задремать. Помимо птиц, сомкнуть глаз не давал храп, доносившийся со второго этажа – похоже, как минимум одному из Селяновых птичий концерт не мешал.

«Воздухом сходить подышать, что ли?» – задался вопросом Малинин. В следующее мгновение к храпу добавился свист. Миша поджал губы – и закивал в одобрение своей идеи сходить проветриться. Скинув с себя одеяло, Миша, в футболке и трениках безуспешно боровшийся с бессонницей, сел на диван, надел ботинки – и пошел к выходу из дома. Несмотря на темное время суток, в помещении было довольно светло, чему способствовала и ясная погода на улице. Подойдя к двери, Миша, толкнул ее вперед – и закрыл глаза от резкого скрипа. Посмотрев над потолок над собой, он сжал зубы и замер, прислушавшись: храп наверху прекратился. Миша почувствовал себя неудобно – и звучно крикнул:

– Это Миша! Я прогуляться схожу!

Несколько секунд в доме царила тишина. Ох, как же Мише ее не хватало, пока он лежал он диване! Но вскоре по дому вновь разлились уже привычные звуки сна – и Малинин выдохнул, ведь ему не будут вновь угрожать ружьем, по крайней мере, в этот раз.

Закрыв за собой скрипучую дверь, он пошел прочь с крыльца, спустился по ступенькам вниз, поднял голову к небу – и молвил только:

– Ого!

Кристально чистое ночное небо освещалось десятками, нет, сотнями и даже, наверное, тысячами звезд! Каждая уникальна: были яркие, были тусклые, были большие, а были и почти не заметные. Ими, словно здешние поля – пшеницей, было усеяно огромное полотно неба, смотревшее на просторное пространство фермы. Миша глядел наверх, дышал прохладой ночного воздуха и слушал птиц. На самом-то деле они не мешали ему спать – они пели кому-то, жившим на сиявших вдали звездах. И со стороны леса птицам подпевали сверчки, организовав с ними целый хор, певший для обитателей звезд за множество световых лет отсюда. «А слышат ли они, как для них поют? – грустно подумал Малинин. – Они ведь так далеко! А эти поют – и надеются, что не просто так. А вдруг все-таки слышат?» Но адресаты молчали, не отвечая. А Миша думал, что если есть хоть малейший шанс на то, что адресаты слышат или услышат однажды, то надо петь, если умеешь. А если плохо поешь, но очень хочешь, чтобы услышали, то научись петь – и пой. Или пой, как умеешь. Обязательно пой! Утром, днем, вечером и ночью, пока не услышат. И птицы со сверчками пели, будто считали так же, как Миша.

Сон как рукой сняло. Подышал воздухом, называется. Вместо того, чтобы вновь попытаться задремать на диване, Миша сидел за столом на кухне с чашкой горячего чая и листал самоучитель по сельскому хозяйству. Наткнувшись на статьи о разведении животных, он задумался над тем, будет ли это выгоднее выращивания культур – угодья были далеко не царских размеров. Он считал, что было бы проще решить, что конкретно он будет делать с фермой, если бы на ее полях росло что-то, кроме сорняка. Думы навели Малинина на мысль, что с утра надо спросить у Селяновых, что они с фермой делали раньше – вести хозяйство по проторенной дорожке наверняка было бы проще. Да вот только состояние угодий говорило, что прежнее назначение фермы успеха ее хозяевам не принесло. «Или дело вовсе не в самом хозяйстве было?» – задумался Малинин. Он все равно решил спросить: если он получил бы представление о том, что тут на полях делалось раньше, то понял бы, чего делать не надо. Миша зевнул. На следующей странице было написано про лошадей.

– Буду продавать лошадей для скачек, – пробубнил Миша себе под нос. – Или школу конной езды открою.

От животных можно было получать молоко, от некоторых – шерсть. Также самоучитель рассказывал о продаже животных на мясо, но такая идея Мише не нравилась, так как животинку ему было жалко.

Его интерес привлекла глава про пастушьих собак. В детстве у него никогда не было собаки: родители говорили ему, что он слишком безответственный, чтобы за ней следить. А тут надо было такую собаку подобрать, чтобы не за ней следить, а чтобы она заботилась о животных на ферме. Но Миша решил, что собака ему не помешает. Только что теперь надо было делать? Еще и книги по уходу за собаками следовало читать? Малинин сидел, подпирая голову ладонью – и продолжал листать. Перед глазами проплывали страницы с информацией про коз, коров, овец – и Миша бегло читал, зная, что еще вернётся к этой информации, – и не заметил, как заснул.

Пар, шедший изо рта на выдохе, говорил о том, что тепла костра не хватает для обогрева. Пещера, вроде, казалась не больше тех, где ему довелось греться до этого. Но чем выше по горе поднимался Миша, тем холоднее становилось – и тем тяжелее было согреться. Он приблизил ладони к костру, будто вбирая через руки приятное тепло от огня. Снег на его бровях, ресницах и щетине таял неторопливо – под стать тому, как проходил подъем в гору. Каждый раз, покидая найденные укрытия внутри горы – в пещерах или же в каменных впадинах, где его доставал кружившийся снег, – Миша продолжал карабкаться вверх по скале, надеясь, что вершина уже близко. Иногда, отвлекаясь от работы ледорубами, он глядел вверх – туда, куда он лез: порой ему казалось, что сквозь снег и облака он видит наверху свет солнца, который то гас, то вновь светился тусклым одиноким огоньком. Сейчас, стараясь согреться, Малинин думал о том, сколько он уже поднимается: день? Может, неделю? Или дольше? На самом деле гораздо дольше. Он не думал о том, что в те ночи, когда ему снился этот сон, он мог каждый раз начинать подъем заново, ничуть не продвинувшись в достижении вершины и после каждого пробуждения невольно спускаясь туда, откуда всегда начинался подъем. Миша знал, что доберется до вершины: он сделает еще один рывок, встанет на площадке, украшавшей пик скалы – и подниматься уже будет некуда. Все. Вершина достигнута! Не сейчас, конечно, но потом. Он посмотрел слева от себя, в сторону выхода из пещеры – вечно движущаяся, неугомонная стена снега, словно покрывало, служила дверью в пещеру. А за ней – опять подъем.