И полвека в придачу

© Сайбер Н., 2020

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2020

© «Центрполиграф», 2020

* * *

Не удивлюсь, если наступит время, когда мир иллюзий разрушит нашу реальность.

Рональд Джей Ллойд

Пролог

– О господи, к такому точно никогда не привыкнуть! Эти монстры будто из преисподней выползли! А если кому из них в руки еще и косу дать – копия Смерть.

Худощавый юноша попытался отвести взгляд от существ, парящих по храму. И не смог. Что-то помешало ему – то ли страх, то ли неведомая сила, исходящая от этих тварей. Они плавали в воздухе, не касаясь земли, полы длинных балахонов с неприятным шуршанием волочились по каменным плитам. Их лица, нечеткие, как в кадре со сбитой фокусировкой, расплывались и изменялись.

Завидев, что одно из чудищ движется в его сторону, юноша зажмурился. Если просто не смотреть – может, ничего страшного и не случится? Закрыть глаза и не видеть, как электрические разряды пробегают по их одежде, словно сама ткань, из которой она пошита, – и не ткань вовсе, а клочок грозового облака. Не видеть, как высовываются из широких рукавов костлявые руки с жадными крючковатыми пальцами, как бесстрастны под капюшонами лица, в которых нет ничего человеческого.

– Только бы не ко мне, только бы не ко мне, только бы… – зашептал скороговоркой юноша.

Холодные пальцы крепко сжались на запястьях.

– Яви благодарность Создателю! – проскрипел голос.

По телу пробежали мурашки, волоски на коже вздыбились, потная рубашка прилипла к телу, а щекотные капли скатились по спине, заскользили вниз по ногам.

Почему он? Это бесчестно! Несправедливо! Он делал все, как ОНИ сказали! Ведь этого не произойдет, да? Не с ним. Он постарается. Уговорит. Надо просто объяснить!

Юноша поднял голову, подался вперед. И замер. Из-под капюшона сверкнули красные глаза. Гипнотический взгляд приковал к месту.

– Ты исчерпал все шансы. Создатель не желает больше тратить на тебя драгоценный ресурс. Так пусть же наступит позорное досрочное вознесение! – снова проскрипело существо, срываясь на скрежет.

– Нет… пожалуйста… – силились произнести бледные губы, но воздух в легких разом закончился, язык задеревенел в гортани, и все, что получилось, – едва слышный хриплый вздох.

Тело еще жило своей, отдельной от разума жизнью. Изгибалось, пыталось вырваться. Верило, что происходящее можно изменить.

Еще бы пять минут!

Хотя бы одну!

Молнии с балахона перекинулись на юношу. Нити электрических разрядов опутали его, словно юркие голодные змеи. Тело начало дрожать, расплываться, становясь похожим на трепещущее от ветра полотнище. Черты лица растянулись, сплющились и напоминали теперь нарисованные. Но налитые ужасом глаза все еще сопротивлялись, ворочались в нарисованных глазницах. Пытались сказать то, чего уже не в силах сделать язык:

– Жить… жить… жить…

Через несколько мгновений фигура юноши поблекла, становясь все прозрачней, а вскоре и вовсе растворилась в пространстве.

Часть первая

Эпизод 1. Послание первое

«…Никогда за всю историю Нобелевской премии церемония ее вручения не вызывала столь бурного ажиотажа! – орал телевизор. – С вами снова Тим Эллиот. Я веду репортаж с берегов озера Меларен. Меньше чем через час здесь, в Голубом зале стокгольмской ратуши, начнется знаменитый нобелевский банкет. Лауреаты уже произнесли благодарственные речи, а король Швеции лично вручил им дипломы и медали с портретом великого мецената…»

Поток децибелов, вырывающийся из дребезжащих динамиков, совсем не беспокоил мирно похрапывающего на диване мужчину лет шестидесяти. От духоты его лицо раскраснелось, а на лысине, обрамленной подковой седеющих волос, крупные капли пота перемигивались отсветами лучей телевизора.

Тощий кот с торчащими клочками шерсти осторожно переступил через груду грязной посуды на столике у дивана, принюхался к полупустой бутылке дешевого скотча, фыркнул и принялся слизывать остатки пищи с тарелки.

Из прихожей раздался стук – кто-то настойчиво забарабанил в дверь. От неожиданности кот подпрыгнул, лапа угодила прямо в переполненную пепельницу. Она звонко грохнулась на пол и подняла облачко пепла, наполнив воздух серой взвесью. Кот взвизгнул, шмыгнул под диван и безумно вытаращился сквозь нитки облезлой обивки.

Мужчина недовольно застонал и перевернулся на живот.

«…Тем, кто только что к нам присоединился, напоминаю: премия сразу в трех номинациях присуждена одному человеку. Это… это невероятно!»

Стук усилился. Человек за дверью явно не собирался сдаваться – в ход пошли ноги. Грохот на мгновение заглушил даже голосящий во всю мощь телевизор. Мужчина состроил гримасу безысходности, сел и тряхнул головой. Обведя комнату мутным взглядом, почесал пористый нос и осипшим голосом рявкнул на дверь:

– Кого там еще принесло?! Пошли вон, я никого не звал!

Дрожащей рукой он наполнил стакан скотчем и залпом опрокинул в пересохшую глотку. Передернулся. Ну и гадость. Но как же хорошо!

Надоедливый стук не прекращался.

– Что ж вам так неймется? Заплачу я, заплачу, подождите недельку! Алан Трекер еще никогда должником не оставался!

Трекер с мрачным видом снова отвинтил крышку с бутылки и принялся пить прямо из горлышка. Ну вот, совсем другое дело!

Он поднялся с дивана, подтянул пузырящиеся в коленях штаны и устало вытер лоб.

– То не прогреешь, то врубят отопление так, что задохнуться можно – у собаки и той конура лучше. Дерут втридорога, еще и донимают, – пробубнил он и неуверенной походкой поковылял к двери.

Треск в голове мешал сосредоточиться, дрожащие руки не слушались. С трудом справившись с негнущимися пальцами, Алан щелкнул задвижкой и распахнул дверь. На него испуганно смотрела миловидная блондинка.

Девушка внимательно оглядела Трекера, испуг на лице сменился облегчением.

– Ну, ты даешь, пап! Минут двадцать тарабаню, думала скорую вызывать.

– Джесс, доченька, ты? – Он протер опухшие глаза. – Спасибо, что не забываешь старого идиота.

– Я же звонила два часа назад.

– Да? Извини, дорогая, заснул. Ты проходи, проходи.

Войдя в комнату, Джессика наморщила аккуратный носик и принялась обмахиваться ладошкой.

– Фу-у, ну и запашок здесь! – попыталась она перекричать диктора.

Джессика недовольно посмотрела на голосящий ящик и невольно задержала взгляд. Здание из красно-коричневого кирпича на экране, увенчанное высокой квадратной башней с колокольней и опоясанное изящной колоннадой, чем-то неуловимо напомнило венецианский Дворец дожей, который Джессика видела, путешествуя по Италии еще студенткой.

«…имя этого великого человека – Малколм Фриз! Именно доктору Фризу год назад вручили Нобелевскую премию по медицине, а сейчас он покорил комитет достижениями в физике, химии и литературе…»

Молодой репортер с порозовевшими от мороза щеками эмоционально жестикулировал и скороговоркой выплескивал слова, приплясывая на ступеньках. Какая-то внутренняя пружина не давала ему стоять на месте.

– Па-ап, можно я вырублю твою шарманку, говорить совершенно невозможно?!

– Конечно-конечно.

Джессика распахнула окно и, подняв валяющийся под ногами пульт, нажала на кнопку выключения.

– Просто ужас, до чего ты себя довел, – вздохнула она, перестегивая пуговицы на перекошенной рубашке отца. – Сходи умойся и хоть немного приведи себя в порядок, а я тут приберу слегка.

Трекер кивнул и послушно направился в ванную. Вернувшись, он с удивлением отметил, что занавески задернуты, свет выключен, а на столе красуется праздничный торт с горящими свечами.

– С днем рожде-енья-а те-ебя-а, с днем рожде-енья-а те-ебя-а, с днем рожде-енья-а, ми-илый па-а-па, с днем рожде-енья-а те-ебя-а-а… – бойко запела дочь.

– У-у-у! Совсем забыл!

– Сегодня десятое декабря, тебе пятьдесят восемь стукнуло.

– Спасибо, милая. Вишневый?

– Как всегда, – улыбнулась Джессика.

– Какая же ты у меня красавица! – Алан покачал головой. – Надо же, будто только из «Харви Николса»^[1] вышла.

– Нравится, да? – Джессика сверкнула жемчужной улыбкой. – Я теперь всегда так должна выглядеть – мне в газете собственную колонку выделили. Буду со всякими знаменитостями встречаться и о светских новостях писать.

– Поздравляю! Жаль, мамы нет с нами.

Трекер отвел взгляд и незаметно смахнул появившуюся слезу.

– Хватит, пап, совсем уже съел себя. Не виноват ты в этом.

Сознание Алана снова пронзил визг неисправных тормозов и грохот страшного удара. В тот проклятый вечер именно он сидел за рулем злополучного лимузина. Почему, почему он тогда ничего не сделал, не предотвратил этот ужас?

Трекер поморщился и потер занывшее колено. После аварии прошло уже больше года. Он несколько месяцев провалялся в больнице. Сейчас здоровье почти восстановилось, но боль в левой ноге до сих пор давала о себе знать, особенно когда накатывали воспоминания.

А вот Венди не выжила. Из-за него не выжила! Можно же было как-то увернуться от того бетонного блока, ручником затормозить или переключением скорости. В конце концов, мог бы и собой ее прикрыть! Увалень нерасторопный! Среагируй он шустрее, глядишь, ничего и не случилось бы. Алан посмотрел на дочку и покачал головой.

– Прости. Но забывать это было бы неправильно.

Теперь его жизнь наполнялась смыслом только по мере того, как пустела очередная бутылка. И Алану приходилось пить. Пить без устали.

Он подошел к барному шкафчику, достал скотч и привычным движением плеснул порцию успокоительного. Запах алкоголя, перемешавшись с прокуренным воздухом, дразняще пощекотал ноздри.

– Не надо, пап! Не пей хотя бы недельку, – с мольбой попросила Джессика. Она вытащила из сумочки визитку и положила на стол. – Тут адрес профессора Рэйда, у него самые лучшие рекомендации. Он поможет.

Трекер вздохнул и поставил пустой стакан на стол.

– Хорошо… Постараюсь…

Неделю без спиртного ему еще не удавалось продержаться ни разу, но после каждого визита дочери день, а порой и целых два он, словно заговоренный, не притрагивался к бутылке.

– Кстати, насчет профессоров, – радуясь согласию отца, произнесла Джессика. – Помнишь, ты просил меня узнать новый телефон твоего приятеля – профессора Ллойда?

Трекер почесал лысину.

– Ты о Ронни? Я спрашивал его телефон?

– Тогда ты еще о каком-то письме рассказывал.

Рональд Ллойд преподавал кибернетику в университете.

Знакомы они были с детства, и до аварии за кружкой-другой пива частенько делились новостями. Рон иногда позволял Алану пользоваться своей машиной. Вот и в тот проклятый вечер Трекер ехал именно в его лимузине. Понятно, что друг не был ни в чем виноват, но после аварии Алан старался его избегать. А пару недель назад на электронную почту пришло это странное сообщение:

«Помоги! Ал, умоляю, вытащи меня отсюда! Р. Л.».

Письмо удивило. Трекер несколько раз набирал номер, но дозвониться до друга так и не смог. Не в силах вынырнуть из туманной дымки паров скотча, он благополучно переложил проблемы на хрупкие плечи дочери – попросил выяснить, что же произошло.

– А-а! Ты о том непонятном послании. Узнала, чего он хотел?

– Это как сказать… Скоро год как профессор в могиле – попал в такую же аварию, как и вы с мамой. Где-то через полтора месяца после вас. Говорят, тело так обгорело, что еле опознали – хоронить в закрытом гробу пришлось.

– Н-не может быть… Ронни… Погоди, как почти год в могиле? – встрепенулся Трекер. – Хочешь сказать, мне написал покойник?

– Ничего удивительного, – вздохнула Джессика. – При такой жизни ты мог бы и с гоблинами общаться, и с инопланетянами…

– Да-да, наверное, – прошептал Алан, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

Сначала Венди. Теперь еще и Рон. Почему Господь забирает самых достойных? Лучше бы на их месте оказался он – никчемный пропойца. А Рон… Светлейшая голова. Ему бы жить да жить.

Трекер машинально обвил ладонями пустой стакан и со злостью сжал. Хрупкое стекло разлетелось по столу, но Алан не замечал ни испуганного крика дочери, ни струйки крови, стекающей по запястью.

Жизнь снова его обыграла. В который раз.

Эпизод 2. Необычное предложение

По уверению устроителей банкета, в Голубом зале ратуши собралось почти полторы тысячи человек. Люди теснились вдоль длинных столов, на которых белели еще не видевшие грязи этого мира льняные скатерти с вытканным изображением Альфреда Нобеля. А на их фоне, словно северное сияние над снежными просторами, пестрели роскошные букеты цветов.

Чтобы не мешать соседям, сэр Роберт Дайсон отодвинулся от стола. Ну и теснота! Тут любой почувствует себя, как в смирительной рубашке. Насколько Дайсону было известно, для размещения такого количества гостей расстановка стульев и столовых приборов вымерялась с матема тической точностью, по линейке. На каждого приглашенного удалось выделить лишь немногим больше полуметра. Но как втиснуться в это крохотное пространство с его богатырской комплекцией?

Поверх голов соседей, благо рост позволял, сэр Роберт принялся разглядывать приглашенных. Сразу бросилось в глаза, что наряды гостей соответствовали строгому дресс-коду: женщины – в вечерних платьях, мужчины, как, впрочем, и он сам, – во фраках и белых бабочках. Все как под копирку. И ни одного знакомого лица. Попадались, конечно, узнаваемые личности, мелькавшие на страницах газет и телеэкранах, но никого, с кем приходилось общаться лично, он так и не увидел.

Дайсон задумчиво нахмурился. Кто же выдернул его на эти посиделки умников со всего мира? Странное приглашение. Списки гостей на это мероприятие составляют не меньше чем за полгода, а тут… Может, они так на его грант по медицине отреагировали? Хотят на спонсорство раскрутить?

Неделю назад щедрое пожертвование Роберта Дайсона вызвало живой интерес в научной среде. На офис обрушился шквал предложений, но все они больше напоминали попытки поживиться за счет эксцентричного богача и никак не пересекались с его желанием организовать разработку средства от неизлечимой болезни.

– Кхм. – Сквозь гул разговоров послышался кашель – сидевший на соседнем стуле маленький толстяк попытался привлечь его внимание. – Простите, сэр, мне показалось, вы тоже удивлены. И у вас вызывает недоумение диссонанс в названии и оформлении зала?

– Что? – с непониманием спросил Дайсон и невольно оглядел помещение придирчивым взглядом, словно был покупателем, которому пытаются втюхать совсем ненужную недвижимость.

Он чуть заметно скривил губы. Да, совсем не его викторианское поместье в Кенсингтон-Палас в Лондоне. Ну а что еще ожидать от холодного скандинавского минимализма? Швеция, одним словом. Но тут и не музей, куда все восхищаться приходят.

– Зал называется Голубым, но архитектору так понравилась шершавая фактурность кирпича, что он передумал красить стены, как планировалось изначально, – с умным видом произнес сосед, поправив на мясистом носу круглые, с золотой оправой очки.

– Да, действительно несоответствие, – усмехнулся Дайсон, глядя на красно-рыжие стены. – Я, если честно, даже внимания не обратил.

– Меня зовут профессор Клаус Келер.

Толстяк протянул руку, и его пухлая ладонь потонула в огромной пятерне Дайсона.

– Келер… Келер… Нейрохирург? Вы писали мне несколько дней назад.

– Очень лестно, что запомнили меня, сэр Роберт. И каково ваше мнение?

Дайсон окинул собеседника изучающим взглядом. Скользкий тип. Нет, пожалуй, с таким дел иметь не стоит.

– Мои специалисты тщательно изучат ваше предложение и пришлют официальный ответ, – произнес он сухим тоном.

– Надеюсь, они его правильно оценят. – Келер слегка ослабил бабочку, из-за которой ворот его рубашки впился в жирную вспотевшую шею. – А ведь я ваш давний поклонник.

– В самом деле?

– Считаю, в ближайшее время и вас не обойдет Нобелевская премия.

Дайсон изобразил гримасу удивления.

– Помилуйте, ведь я даже не ученый.

– Еще какой! Не каждому удается столько лет продержаться в десятке Форбса. Для этого нужно иметь талант и недюжинный интеллект.

– Вы полагаете?

– Вне всякого сомнения! Не зря же Елизавета присвоила вам титул за достижения в экономике.

Дайсон скривил губы. Еще один пронырливый льстец. Эх, если б знать, что принесет это «ближайшее время». Или лучше не знать? Его время стремительно неслось к концу, и что-то изменить не в силах ни этот льстец, ни Голубой зал, ни даже Нобелевская премия.

…Десять дней назад сэра Роберта срочно пригласил лечащий врач Томас Мак-Грегор. Он уже много лет следил за здоровьем миллиардера и знал обо всех тайнах его организма. Порой Дайсону казалось, что Мак-Грегор на примере его бренного тела в тайне собирает материалы для трактата «Знаменитости изнутри».

– К чему такая спешка, Том? Что-то стряслось? – Дайсон улыбнулся, войдя в кабинет.

– Да. – Врач подошел к двери и запер ее на ключ. – Пока все держится в секрете. Даже не знаю, с чего начать…

Он замешкался, явно подбирая слова. Но разве можно стать миллиардером, если позволять людям обдумывать действия и поступки? В конце концов, самое верное – первое впечатление. И Дайсон нетерпеливо приказал:

– Говорите!

Доктор стоял, переминаясь с ноги на ногу, и явно не решался произнести, что должен.

– Понимаете…

– Ну же, Том! – требовательно нахмурился Дайсон.

– У вас тяжелая форма болезни Крейтцфельдта – Якоба, – выдохнул Мак-Грегор. – Совершенно случайно обнаружили. Сначала были подозрения… но увы, сэр…

– Это еще что за дрянь?

– Редкая прионная болезнь. Ее причина – не содержащие нуклеиновые кислоты белки с аномальной третичной структурой. Эти инфекционные агенты способны катализировать конформационное превращение гомологичных им нормальных белков…

– Стоп, стоп! Помилуйте, Том, – поморщился миллиардер. – У меня, по-вашему, что, степень по биологии? Давайте как-нибудь проще.

– Простите, сэр. Вы никогда не слышали о так называемой фатальной семейной бессоннице?

Дайсон покачал головой.

– Очень необычная болезнь. Ее носители умирают из-за полной неспособности спать, сопровождающейся паническими атаками и галлюцинациями. А термин «смеющаяся смерть» вам о чем-нибудь говорит?

– Нет.

– Этот недуг обнаружили у аборигенов Новой Гвинеи. Он распространялся через ритуальный каннибализм, а точнее – после поедания мозга убитого врага. Журналисты так окрестили заболевание, потому что одним из его проявлений была сильная дрожь и порывистые движения головой, которым иногда сопутствует подобие улыбки.

– Уверяю вас, я никогда даже не пытался съесть мозг поверженного конкурента, – усмехнулся Дайсон.

– Шутите… Когда каннибализм искоренили, заболевание практически исчезло, но позже были обнаружены другие его типы, передающиеся или по наследству, или при медицинском вмешательстве, или после съедения зараженного коровьим бешенством мяса. У вас одна из разновидностей этой болезни.

– Серьезно? Где же я подхватил такую гадость?

– Не могу сказать. Инкубационный период может длиться до тридцати лет, момент заражения определить крайне сложно. Впрочем, сейчас это не так и важно. Вы больны, и это не подлежит сомнению.

– Проведите диагностику еще раз!

– Увы, все результаты многократно перепроверены.

Только сейчас Дайсон осознал, почему плановое обследование в этот раз было таким тщательным, с привлечени ем сторонних специалистов и дополнительного оборудования. Он все списывал на возраст: все-таки за семьдесят – это уже не шутки, но…

– Что мне грозит? Какой курс лечения?

– Вы не понимаете, сэр. Современная медицина не способна с этим справиться.

На секунду Дайсон замер, пытаясь переварить услышанное, но тут же взял себя в руки.

– Даже не верится. Знаете, Том, я чувствую себя отлично. – Миллиардер согнул руку и ткнул пальцем в крепкий бицепс. – Сами посмотрите.

– Возможно. Но после первых симптомов болезнь начнет прогрессировать бешеными темпами. Сначала апатия, потеря интереса ко всему, утрата памяти, ухудшение зрения, вплоть до слепоты, опустошающее слабоумие, а не более чем через год-два – смерть.

Врач съежился, будто был в этом виноват.

Дайсон заложил руки за спину, сцепил их в замок и, подойдя к окну, уставился на улицу помрачневшим взглядом. Неужели конец?

По длинной лестнице в зал торжественно спускались лауреаты. Чтобы отвлечься от клокотавших внутри эмоций, сэр Роберт сосредоточился на процессии. Главным героем вечера, без сомнения, можно было назвать доктора Малколма Фриза, получившего сразу три премии. С ним в паре шла статная леди с бриллиантовой тиарой на голове. Королева? Такая мысль пришла в голову Дайсона потому, что спускающуюся следом за Фризом лауреатку по медицине держал под руку сам король. А в том, что это король, миллиардер был уверен – портрет Карла-Густава занимал полстены одной из комнат его люкса в Гранд-отеле.

Дайсон впился изучающим взглядом в доктора. Орлиный нос, зализанные назад черные волосы, походка пружинистая, уверенная. Сколько ему? Наверное, еще и сорока нет. Неплохие успехи для такого возраста.

– При постройке этой лестницы архитектор долго гонял по макетам собственную жену, – прошептал Келер. – Специально наряжал ее в бальный кринолин, просил надеть туфли на каблуках и мучил до тех пор, пока не подобрал идеальное соотношение высоты и ширины ступенек, чтобы дамы в самый ответственный момент ненароком не скатились.

Дайсон молча отмахнулся. Вот же послал бог соседа. Ну и болтун! Хорошо бы этот толстяк сам куда-нибудь скатился.

– За здоровье его величества короля Швеции Карла Шестнадцатого Густава! – произнес председатель Нобелевского комитета, когда почетные гости разместились за центральным столом.

Следом прозвучал тост в память Альфреда Нобеля, затем заиграл орган, и официанты стали разносить еду. Угощение на нобелевских банкетах всегда позиционировали как одну из главных интриг вечера – до последнего момента его держали в тайне, и оно ни разу не повторялось. Конечно, потом в «Погребке ратуши» – так называется местный ресторанчик – каждый клиент сможет попробовать блюда и из меню этого торжества, и из любого другого, проводимого здесь в предыдущие годы. Но сейчас над залом висел гул нетерпения.

Получив свою порцию, Дайсон принялся изучать содержимое тарелки. Запах необычный. Он заглянул в меню. Хм. Нарезанные соломкой и обжаренные трепанги с морскими гребешками в устричном соусе. Интересно. Сэр Роберт зацепил вилкой небольшой кусочек. Неплохо – прямо во рту тает. Надо будет раздобыть рецепт и передать своему повару.

– Кстати, появлению Нобелевской премии поспособствовала курьезная случайность, – тоном знатока произнес разговорчивый профессор. – Когда умер брат Нобеля Людвиг, репортеры по ошибке поместили в газетах сообщение о смерти Альфреда. Тот прочитал некролог, называвшийся «Торговец смертью мертв», и стал размышлять о том, какая память о нем сохранится у человечества. После этого он и учредил будущую премию.

Сэр Роберт прикрыл глаза. А что останется после него?

Если станет известно о болезни, шакалы-конкуренты сразу начнут рвать на части все, что он создал. Взбираясь на вершины бизнеса, Дайсон многим перешел дорогу, и теперь из желающих досадить выстроится очередь. Даже после смерти мстить будут. Все прекрасно понимают, что работа для него – главное. Знают, сколько сил он вложил в свое детище, как из голодного и оборванного мальчишки, подрабатывающего на улицах Лондона, вырос в хозяина огромной финансовой империи. Даже женитьбу позволил себе только на пятом десятке, да и то ненадолго. С красавицей Мелиссой он провел вместе всего три года – она умерла при родах, дав жизнь их сыну Уильяму, малышу Билли, как она его называла, с улыбкой поглаживая огромный живот.

А что теперь? Сейчас даже дело свое некому оставить. На Билла положиться нельзя: ему, видите ли, бизнес не по нраву. Романтик хренов!

Естественно, сэр Роберт любил сына, родная кровинка все же, но как-то неправильно складывались их отношения. Дайсон, конечно, тут пережал, но и Билл тоже хорош. Разве нормальный ребенок станет убегать из семьи? А этот в восемнадцать неизвестно куда усвистал из дома. Заставил поволноваться. Даже Дайсону с его возможностями отыскать тогда сына удалось лишь через два месяца: он умудрился завербоваться во французский Иностранный легион, да еще и под чужим именем.

Дайсон наблюдал за Биллом издалека, делал вид, будто не смог его обнаружить. Думал, вдруг парень образумится и с повинной головой вернется под родительское крыло. Но не тут-то было. Правда, Дайсон и сам в подобной ситуации вряд ли бы дал задний ход. Этот такой же упрямец. Лучше бы он в чем-то другом в отца пошел. Все ведь назло делает, паршивец! Ну, ничего, еще неделька, и нужно вытаскивать его из этого болота. Дольше ждать времени уже нет.

В четверть одиннадцатого король дал знак к окончанию ужина и началу танцев. Гости переместились в самый роскошный зал ратуши – Золотой. Мероприятие двигалось к завершению. Дайсон чувствовал, что вот-вот должен появиться тот таинственный человек, пригласивший его сюда, и загадка, мучившая его весь вечер, наконец-то разрешится. В ожидании он принялся разглядывать зал.

– Правда, ведь красота? Эта золотая мозаика даже интересней, чем в византийских храмах. А вы обратили внимание, что святой Эрик изображен без головы? – послышался за спиной голос. – Художник не учел в расчетах выступ на стене. Когда главному архитектору указали на ошибку, знаете, как он выкрутился? Сказал, что, согласно житию, святого обезглавили, то есть будто бы все так и было задумано!

Дайсон обернулся. Опять Келер! Еще немного, и он говорливому профессору сам голову открутит. Неужели этот болван хочет таким образом расположить к себе? А может, именно из-за компании этого навязчивого типа человек, который его пригласил, и не может подойти? Нужно поскорее избавиться от этого балабола.

– Профессор, вы позволите пообщаться с сэром Робертом наедине? – прозвучал голос с хрипотцой откуда-то сбоку.

Дайсон уже сжал кулаки и был готов выпалить парочку заготовленных крепких словечек, но эта реплика спасла Келера от неминуемой взбучки. Миллиардер повернулся. Перед ним стоял главный виновник нынешнего торжества, Малколм Фриз.

– О, доктор! Конечно-конечно – вы здесь хозяин. Искренне поздравляю, – расплылся в улыбке надоедливый сосед.

– Кстати, профессор, я тут встретил вашего коллегу, нейрофизиолога Горацио Бриджела. Он спрашивал о вас.

– Горацио? Где?

Фриз показал куда-то в сторону толпы.

– Спасибо! Еще раз примите мои поздравления. – Келер раскланялся и растворился среди приглашенных.

Ну, наконец-то!

Дайсон с облегчением выдохнул и с любопытством посмотрел на лауреата. Вблизи, без света софитов, тот выглядел не так уж и блестяще. Совсем небольшого роста, худощавый, но довольно жилистый и энергичный. С возрастом сэр Роберт тоже явно ошибся – скорее всего, полувековой юбилей Фриз уже отмечал. Сквозь крашеные волосы пробивалась седина, на лице явные следы подтяжки. Да, любит себя доктор, холит и лелеет. Неужели тот таинственный незнакомец и есть Малколм Фриз? И что же понадобилось этому счастливчику?

– Здравствуйте, сэр Роберт, – поприветствовал его ученый.

– Примите мои поздравления, доктор, – ответил Дайсон, пожимая крепкую руку.

– Спасибо. Это я пригласил вас на банкет. Специально чтобы поговорить без особого внимания к нашей встрече.

– Все-таки вы… И чем же вызван интерес к моей персоне?

– Мне стало известно о вашем недуге.

Миллиардер изобразил недоумение:

– О чем это вы?

– Болезнь Крейтцфельдта – Якоба.

От услышанного Дайсон побагровел.

– Откуда у вас эти сведения?

– Не так важно. Главное – я могу помочь.

– Поборете болезнь?

– Нет, она неизлечима, – покачал головой Фриз.

– Жаль. А я уже обрадовался, что ваш мощный интеллект нашел решение.

– Увы, пока это неподвластно даже мне, но я хочу предложить нечто более стоящее.

– Слушаю, – подался вперед Дайсон.

– Извините за прямолинейность, но, если бы даже появился способ избавиться от болезни, сколько б вам оставалось? Сейчас вам под восемьдесят…

– Семьдесят семь.

– Хорошо. Ну, прожили бы вы еще лет десять – двадцать, при самом невероятном раскладе – тридцать. Это были бы годы немощи и страданий дряхлого старика. Простите, это просто констатация фактов. Надеюсь, я не задел вас этими словами?

– Не пойму, к чему вы клоните, – прищурился Дайсон.

Доктор всверлился в него пристальным взглядом.

– Я готов вернуть вам молодость и подарить еще пятьдесят лет полноценной жизни.

Началось! За тупоголового толстосума его держат, что ли? Даже этот готов присосаться к чужим деньгам!

– И конечно, не задаром, – усмехнулся Дайсон.

– Зря вы с таким скепсисом. Естественно, нам необходима некоторая сумма для покрытия расходов, но жалкие триста миллионов фунтов – сущая мелочь по сравнению с тем, что вы обретете. Я понимаю, вы человек неглупый, любой бы усомнился в таком предложении, поэтому мы работаем без предоплаты. Сумма на предъявителя перечисляется на счет, данные которого вы сообщите нам только через две недели после начала новой жизни, когда полностью убедитесь в качестве наших услуг.

Ну-ну. Выведать информацию не проблема – «сыворотку правды» пока никто не отменял. Дайсон скривил губы и произнес:

– Дорогой мой, я уже в таком возрасте, когда люди понимают, что с рождения приговорены к смерти. Спасибо, доктор, я подумаю над вашим предложением. А сегодня и без меня найдется много желающих пообщаться с вами. Так что с моей стороны будет верхом бестактности злоупотреблять вашим временем.

Дайсон кивнул и сделал шаг в сторону.

– Постойте, сэр Роберт! Честно говоря, вы действительно мне симпатичны. Может, вы будете доверять мне больше, если вспомните о Мо Чанге и Лукасе де Алинкаре.

Дайсон замер. Имена говорили ему о многом. С этими людьми сэру Роберту приходилось сталкиваться не раз: Чанг был создателем всемогущей корпорации «Красный дракон» в Гонконге, а де Алинкар, которого за глаза называли Спрутом, – одним из крупнейших финансовых воротил Латинской Америки. Оба не так давно умерли. Их смерти породили много вопросов и пересудов. Не сами смерти – они произошли от естественных причин, не вызывающих никаких сомнений, а тот факт, что оба богача завещали свои тела для исследований некоему медицинскому фонду.

– Так тот фонд… это вы?

Фриз ухмыльнулся и протянул стопку фотографий:

– Взгляните.

На снимках были запечатлены совсем зеленые юноши, весело проводящие время на отдыхе. Дайсон внимательно пересмотрел изображения. Парень азиатской внешности с теннисной ракеткой в руке был таким же лопоухим, как и старина Мо. Внук или еще какой родственник? Хотя разве может обычный европеец толком отличить одного китайца от другого?

На другой фотографии юнец с хитрым взглядом, обнимающий стройную блондинку на палубе шикарной яхты, чем-то напоминал Лукаса. И что? Подобрать похожих по типу людей не так уж и сложно.

И тут Дайсон увидел нечто, заставившее его вздрогнуть. Он вспомнил, как на одном из благотворительных вечеров маленькая девочка, получив от латиноамериканца подарок, бросилась тому на шею и случайно сорвала платок. Дайсон в тот момент стоял в паре шагов. Да, не зря де Алинкар постоянно носил рубашки с высоким воротником или повязывал шею каким-нибудь аксессуаром. Перед взором изумленного сэра Роберта открылась отвратительная отметина на коже коллеги. Она походила на осьминога с клубком щупалец темно-фиолетового цвета, покрытых жесткой щетиной. Ни дать ни взять – знак Спрута.