Сын. Илья Базарсад, или История мгновения длиною в жизнь

Дизайнер обложки Сергей Владимирович Яковлев

© Галина Викторовна Лущинская, 2017

© Сергей Владимирович Яковлев, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-8023-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1

«Убит 34-летний известный предприниматель из Петербурга, совладелец ООО «Сиэйчэм» и «Коллекшн-Хаус», генеральный директор компании «Меланж Групп», бизнес-консультант, в прошлом генеральный директор консалтинговой компании «МВD-групп» и «МСА», бизнес-тренер; организатор и арт-директор выставок известных и подающих надежды живописцев на Украине, создатель «Шоу Динозавров» Ильи Базарсада» в Санкт-Петербурге, Москве, Екатеринбурге, Баку, Самаре … – убит Илья Базарсад. Московские следователи и полицейские раскрыли зверское убийство. Тело молодого мужчины было найдено в одном из столичных парков…»

(Интерфакс, NEWSru.com, MKRU, БЕЗФОРМАТА.RU, Московский Комсомолец, NewsRbk.Ru, Украина Криминальная… ТВ-канал Россия, НТВ…)

Жизнь и смерть начинается со звука и воздуха… Так же начинается книга.

Глава 1

Весна, весна! как воздух чист!

Как ясен небосклон!

Своей лазурию живой

Слепит мне очи он.

Весна, весна! как высоко

На крыльях ветерка,

Ласкаясь к солнечным лучам,

Летают облака!..

(Е. Баратынский)

Все началось с рождения: небеса разверзлись, и в жизнь на планету Земля вкатился маленький беззащитный комочек самой любимой на свете сущности.

Женщины всех времен и народов прекрасно знают, как рождаются дети, но каждый раз – это чудесная новость.

Появился Илья или Илюшенька – это маленькое трогательное создание, несмотря на мой преогромный живот (как оказалось, там просто бытийствовал океан воды) весило всего 2 кг 700 г. Ни тогда, ни потом, ни сейчас любимее, дороже, роднее нет ничего у меня.

Надо отметить некую особенность, некую отличность этого мальчика от других младенцев. Появление таких детей до сих пор в некоторых этносах принимается за что-то из ряда вон выходящее.

Его мама, то есть я, русская, а папа – монгол, причем оба – типически и на ментальном уровне, и внешне – весьма яркие представители своих национальностей.

Оба также числились не на последнем месте в списке проявлений яркости, самобытности и силы характеров, завидной с точки зрения эмоциональности, мощной энергии, дарящей бурный темперамент каждому. Яркая индивидуальность, одаренность немалыми талантами, а также дерзость и амбиции молодых организмов – все тут присутствовало.

И поэтому каждый достиг своего определенного уровня осмысления жизни и положения в обществе. Кстати, общества у нас разные: Базарсадын Жаргалсайхан (так зовут отца Ильи) – в Монголии, и там он знаменитая личность – государственный деятель, потом – министр, баллотировавшийся на пост президента, организатор и лидер республиканской партии, а также известный бизнесмен: фабрика у него, производящая высококлассную, люксовую продукцию из кашемира; а я – в России.

Мальчику дали имя ИЛЬЯ, как бы намекая на Илью Ефимовича Репина, – так решил мой родной брат, архитектор и художник, а я и бабушка Илюшеньки Капитолина Аверьяновна, моя мать, не возражали: пусть будет художником, тем более, по мужской линии в моей семье – это почти семейная традиция. Поэтому тяга к прекрасному во всех его проявлениях, которую только что появившийся мальчик пронес через всю свою мгновенную жизнь, родилась вместе с ним.

А между тем, за окном, радостно сверкая своими всепроникающими веселыми лучами и лучиками, уютно расположилось весеннее солнце. Наслаждаясь ярким светом и первыми весенними деньками, проснулась природа, восторженно-наивно открытая всему новому и прекрасному.

За окном пробудилось утро 15 марта 1981 года. Воскресенье. Это было незабываемое утро. Палату роддома заливал солнечный свет, не оставляющий ни капельки надежды спрятаться или утаиться хотя бы какой-то тьме или нечисти. Все вокруг, как момент истины, сверкало и блестело чистотой.

И в 11 часов 05 минут раздался самый любимый и самый долгожданный, родной и желанный, самый главный крик в моей жизни. Так заявил о себе новый человек. И в ту же секунду с криком новорожденного младенца сконцентрировалось еще одно маленькое Солнышко. Солнышко по имени Илья. А как иначе. Не могло же большое Солнце породить Тьму. Природа, как и я, была счастлива. Мы были счастливы: открытые всему миру и любящие его безоговорочно.

А младенец поцелован Богом в макушечку. Я, мать, чувствовала, я ощущала всеми фибрами своей души это легкое Божественное прикосновение.

«Солнышко мое Илюшенька», – твердила я, очарованная и собранная в одно только и имеющее суть бытия чувство – чувство материнской любви.

«Солнышко мое Илюшенька», – твердила я, не умеющая еще без трепета справиться со своими новыми, волнами накатывающими, этими материнскими чувствами. Мне непременно и непосредственно тут же и сейчас страстно хотелось этот маленький комочек, родной и беспомощный, с чистым легким дыханием, защитить, оградить от всех бед и пропастей. И, конечно, я, как одержимая, прижимала его к груди, я его вдыхала, я в нем растворялась, боготворила его, я его любила… Ну что может быть дороже этого комочка в моей жизни?

Все те же женщины все тех же времен и народов веками переживали и испытывали подобные чувства. Переживают и испытывают до сих пор. Вечно. И писано об этом переписано. Читано-перечитано. Но это был мой «комочек», моя плоть, мой мальчик, мой сын, мой Илья. Мой золотой Илюшенька.

И это трогательное любимое созданьице в 49 сантиметров росточком заменило мне все. Все. И давало мне все, обогащая новыми неизведанными доселе чувствами, ощущениями, мыслями. Что такое любовь, теперь я точно знаю. Знаю, благодаря этому маленькому божественному произведению, благодаря моему сыну Илье.

На момент такого красивого рождения Ильи его бабушке, Овсянниковой Капитолине Аверьяновне, моей матери, исполнилось 45 лет. И всю свою мощную нерастраченную энергию к 45-ти годам она направила на Илью – своего первого и, как водится, самого любимого, внука.

Она была красивая женщина. Высокая, статная, сильная, в смысле характера, конечно. Породистая женщина.

Порода таких женщин всегда выделяет их из любого десятка других; ее, эту породистость, не испортишь ничем: ни тяжестью быта, ни временем, никакими житейскими перипетиями или, как говорится, ударами судьбы.

Роскошные темно-каштановые волосы живописно обрамляют белое, без тени смуглости, лицо, на котором замечательно выделяются большие темно-голубые, а к вечеру – совсем синие, глаза, красивые и умные. Лицо с высокими скулами выточено великолепно. Ровные ряды крепких зубов, здоровых, кстати, до ее последних дней, украшали улыбку, обезоруживая любого собеседника. Редкое лицо.

Одним словом, внешность, физика и энергетика моей матери были на редкость безупречными: здоровыми, красивыми по-настоящему и завидными, чему она, впрочем, не придавала никакого особого значения никогда.

Это принималось как данность и не более того. Сейчас уже невозможно встретить женщин такой породы, такой силы энергетики.

Но что более всего поражало и, одновременно, очаровывало в ней, так это какая-то первозданная нравственная чистота и правдивость, граничащая с прямолинейностью и не терпящая никаких компромиссов, когда они схожи с хитростью, лукавством, лестью или, уж, тем более, ложью или предательством – этого она не терпела.

Эта женщина была беспрецедентно преданной, надежной, жертвенной для своих детей, внуков, как тысяча подобных бабушек вместе взятых. Сильная, эмоциональная и удивительно артистичная, она обладала таким же сильным голосом и абсолютным слухом.

Как она пела.

Поклонники ее пения, став порой невольными слушателями, увеличивались в геометрической прогрессии. Ах, если бы она сделала это своей профессией, я уверена, ей была бы обеспечена мировая слава. Однако, и это воспринималось ею как естественная данность и не более того.

Русская женщина. Им же, русским женщинам, нужно на ноги Советскую Родину «поднимать», вечно падающую и на этих самых ногах не стоящую, трудиться надо в поте лица, забыть о себе, о своих «прихотях» и талантах, ибо баловство все это.

Идеология Советов, как религия, если веришь, то идешь до конца преданно и верно. А уж с преданностью в любом деле с моей матерью мало кто может сравниться.

И она трудилась на благо Родины своей. Оставим за скобками тот факт, чем и как Родина ее отблагодарила за преданность и верность.

С появлением Ильи жизнь обрела для нее новый смысл, новое звучание, новую прекрасную мелодию. И ему, своему любимому Илюшеньке, лучшему, что только могло быть в ее жизни, теперь она была предана и верна бесконечно, готовая пожертвовать собой ради него в любую секунду своей жизни.

Она тоже была счастлива, благодаря ему.

Эмоциональная, страстная, и, как я отметила, артистичная натура, бабушка Ильи между тем умела так «завернуть» словцо, так по-актерски талантливо и с юмором его преподнести, что, я уверена, экспрессия множества артистов с мировыми именами, блистающих на киноэкранах и сцене, резко поблекла бы по сравнению с уровнем накала и выразительности ее экспрессии.

Этот дар, кстати, унаследовал и любименький ею внук. Илью она любила самозабвенно, то есть, больше своей, да и всех других жизней на земле. Илья был для нее Богом. Бог есть, если есть Илья. Вот что этот мальчик для нее значил. Он был судьбоносным подарком от Большого Бога. Подарком Вселенной.

В такой атмосфере абсолютной любви и обожания родился и рос ребенок по имени Илья. А как иначе?

И, конечно, на протяжении всей своей земной жизни он был, и не мог не быть – он остается любимцем не только для нас, но и многих других женщин, когда-либо с ним соприкасавшихся.

Глава 2

Иду в молочную кухню. Молочные кухни 80-х годов прошлого столетия, если кто помнит – это просто гастрономический рай для нежных желудочков младенцев. Никто не сомневался в качестве и, как сейчас говорят, экологичности, этих продуктов. Это так и было. Молочко, творожок, кефир, сливки… – все натуральное и вкусное. Мы с Ильей также были участниками этой гастрономической необходимости.

– Привет, Галочка, – издалека выкрикивает Рита, моя одноклассница, встретившаяся по пути.

– Привет, Рит. Куда спешишь? Так рано?

– Ой, Галя, сегодня будут импортные босоножки, такие, знаешь, на гейше, о которых я мечтала, я говорила, помнишь? – надо сказать, что Ритина мама работала товароведом в промтоварном магазине. И это в те времена очень многое объясняло, а именно: такие босоножки просто так невозможно было купить, если не было блата, то есть, выгодных связей. Я ей молча позавидовала. Одеваться модно и красиво было моей любимой страстью. Впрочем, кто этим «не страдает», тем более, в молодости?

– Рита, мне нужно поторопиться в молочку, пока Илюшенька с бабушкой еще спят.

– Кстати, как там наш вундеркинд развивается? Также посылает всем красивые улыбочки… – если бы она знала, как права насчет вундеркинда, подумала я, но промолчала.

– Знаешь, Галь, а ведь дети сами выбирают себе родителей еще там, на небесах, когда они только ангелы, желающие спуститься на землю. Это я недавно где-то прочитала. При том, что не у каждого ангела получается: нелегко пробраться на Землю.

И я тотчас же красочно представила себе, как мой Ангел-Илюшенька примечает меня на дискотеке, где я – блондинка с длинными вьющимися по плечам волосами, совсем юная студентка филологического факультета, красивая, высокая, стройная, улыбаясь своей замечательной белозубой улыбкой, танцую под громкую музыку какие-то современные тогда танцы, ни о чем не задумываясь…

А Илья меня уже приметил.

Студенческая дискотека, которую в нашем университете организовали друзья-журналисты, создав ее на одном лишь энтузиазме, была одной из первых в городе. Это симпатичный подвальчик, оборудованный по последней тогда европейской моде, где ребята «крутили» такую же модную, но запрещенную музыку, которую и купить-то можно было тоже по блату только, как и импортную одежду (например, американские джинсы) на специальной барахолке, где фарцовщики сбывали свой товар.

Дискотека (а сейчас это бы называлось клубом) пользовалась популярностью и была новым, неким демократичным символом свободы и продвинутости. О «свободе» все говорили, но четко-то и не представляли, как она должна выглядеть, это было веяние свежих ветров заманчивой неопределенности. Свобода – это значит слушать запрещенную музыку, танцевать заграничные танцы и одеваться в фирменные одежды и, прежде всего, в американские фирменные джинсы, которые ценились на вес золота.

Продвинутая и денежная (фарцовщики) молодежь до этого времени могла развлекаться только в ресторанах, которые в Советское время работали до 9 или 10 часов вечера, и которых было не так-то много, по крайней мере, приличных, и попасть-то в них вечером зачастую было можно тоже только по блату. Ну, а бедные студенты кучковались по общежитиям и свободным на время от своих родителей «хатам». По крайней мере, так было у нас, в Иркутске.

И вдруг на дискотеке появляется очень высокий (а для монгола это не очень характерно) сухощавый, одетый по последнему слову тогдашней моды, как могли одеваться только фарцовщики, молодой человек.

Все было на нем не советского производства, начиная от косыночки вокруг шеи и заканчивая джинсами и кроссовками, о которых вообще тогда мало кто слышал, тем более, видел. Этот монгольский студент был уже тогда знаменитой личностью, хотя бы потому, как он умел вести дела, понимаемые тогда лишь узкому кругу, знавших друг друга в лицо дельцов, как правило, фарцовщиков разных мастей.

Это было запрещенное дело, и они, предприимчивые и амбициозные, таким образом, бросали вызов системе. Из них выходили впоследствии хорошие или неплохие бизнесмены.

Нужно отметить также, что в те времена в наших ВУЗах повсеместно учились иностранные студенты наравне с нами, советскими.

Жаргал, так звали этого монгола, был одним из них. Его высокомерный взгляд с прищуром и без того узких от природы глаз, выдавал в нем человека дерзкого, может быть, даже циничного, как бы понимающего, что «жизнь, как посмотришь с глубоким вниманьем вокруг, такая пустая и глупая шутка…», но что делать, надо жить, и я знаю, как.

И он жил так, как придумал себе, следуя и соответствуя своей картине мира и сложившемуся к тому времени мировоззрению, переворачивая порой с ног на голову представления о добре и зле, о нравственности, честности, правде, лжи, о понимании значения нашего (людей) места в Космосе…

Он обладал силой личности, под влияние которой попадали практически все, кто с ним соприкасался, не исключая и меня. (Впоследствии этот дар, усиленный стократно очаровательным обаянием уже своей личности, унаследовал и наш сын Илья).

Однако в данный момент, Ангел-Илья просто выбирал себе родителей.

И вот уже я для этого Ангела иду за сливками, кефирчиком и творожком…

И он нас выбрал тогда, подумав про себя, наверно: «ничего, потянет».

Между тем, с Ритой мы распрощались, и каждый пошел своей дорогой. А я все не переставала думать, почему – нас? Почему именно нас выбрал Ангел-Илья.

Через год и один месяц после рождения сына мы с Жаргалом расстались, отчасти и в результате вынужденных обстоятельств, но по большей мере, по причинам личного характера.

Воспитанные в разных культурах, ментально несовместимые, чрезвычайно молодые и амбициозные, эмоциональные и эгоистичные, не помышлявшие даже о том, чтобы пойти на компромисс, мы не могли существовать вместе.

Тем более, визовое пребывание в иностранном государстве у Жаргала закончилось, и ему необходимо было ехать домой, несмотря на то, что наш брак официально был зарегистрирован здесь, в Иркутске.

Жаргал отправился к себе на Родину, в Монголию, а я, естественно, осталась дома, в России, порвав предусмотрительно прямо в визовой службе, по совету своей матери, готовый уже загранпаспорт, чтобы отправиться с мужем в Монголию.

Но этого не случилось.

Бабушка Ильи, уже знакомая вам Капитолина Аверьяновна, категорически и ни при каких обстоятельствах не захотела отдать нам Илью, справедливо полагая, что не дай Бог (а вероятность этого очень высока, как мудро предчувствовала она) что случись, вернуться в Россию, домой, я смогу лишь только одна без сына, так как Монголия – малочисленное государство, и там действуют жесткие законы гражданства, и Илья был бы гражданином Монголии, и все. Сына мне бы не отдали.

Тем более, я имела дело с азиатом, с азиатом Жаргалом – жестким, сильным, жестоким даже, если дело касалось принципа, человеком в высшей степени амбициозным, деятельным и решительным, мстительным и злопамятным. Он лично бы не отдал мне никогда моего ребенка в любом случае, и это даже не из-за огромной отцовской любви вовсе.

А вот этого допустить бабушка не могла никак, и защищала свою позицию насмерть.

– Ребенка я вам не отдам, и все тут, – громко и выразительно отчетливо, как совершала она все, сказала, как отрезала, мне моя мать.

И мы с Ильей остались. Нам с ним пришлось даже некоторое время скрываться в том единственном месте, про которое Жаргал не знал: у дальних родственников в другом городе. Ни за что без нас он уезжать не хотел.

Он, конечно, нас искал. Думаю, что в те моменты переживал он не самые слабые чувства в своей жизни, их накал и переливающееся всеми оттенками психологической безысходности разнообразие были яркими настолько, что до сих пор этого он не только не забыл, но, уверена, на смертном одре именно о них и вспомнит в первую очередь, и переживет снова и прежде всего, и во-первых – их.

Это был мощный удар по его самолюбию, оно было уязвлено, это был удар по его гордости, высокомерию и значимости.

Справедливости ради нужно отметить, что, не обладая таким сильным и жестким характером, харизмой и пытливым изобретательным умом, вряд ли бы Жаргал достиг тех высот в политике и бизнесе своей страны.

Но меня с тех пор он стал ненавидеть, как, впрочем, и мою страну. Однако, не следует все понимать линейно: как известно, от любви до ненависти – один шаг.

Позже, когда через несколько лет отношения как-то восстановились: ведь у нас общий сын Илья – оказалось, что это была не ненависть, а любовь, в азиатском, естественно, понимании смысла этого слова!

Одним словом, все случилось так.

Итак, Илья решил материализоваться в физическую форму, используя нас.

Глава 3

С самыми главными героями моей повести вы уже успели познакомиться, и вот теперь позвольте мне, дорогие читатели, представить вам еще одну из ее главных героинь: собственно – меня.

Я – мать самого-самого любимого, основного и главного человека в моей жизни, благодаря которому теперь точно знаю, что такое счастье, что такое материнская любовь, что такое гордость за кого-то, а также знаю миллионы других эмоционально-ярких оттенков всевозможных прекрасных чувств, какие только может испытывать женщина, и, наконец, что такое я сама.

Именно: «что такое», – так как, думаю, что не следует кичиться излишней одухотворенностью, и лучше исследовать себя как явление. Впрочем, как бы я ни старалась казаться объективной в оценке себя самой, вряд ли мне это удастся, но не в этом суть

Этот самый-самый любимый человек, конечно, Илюшенька. Мой сын Илья.

Итак, родилась, а потом жила-была девочка. Прехорошенькая, умненькая и всеми любимая. Ну а как иначе?

Волосики беленькие, кудрявые-кудрявые, а глаза зеленые, губки пухлые, щечки розовые – загляденье.

Дедушка из всех многочисленных своих внуков и внучек более всего души не чаял только в ней: и привозил гостинцы и подарочки всем любимым внукам, но отдельно – Галиньке.

Да и имя – Галинька – дал ей он, дед Аверьян. Аверьян Игнатьевич Аксаев.

Очень уважаемый человек, главный в районном центре, потому что обладал недюжиным умом и рассудительностью, необходимой для того чтобы тебя слушались и почитали.

Был справедлив, и потому уважаем, и к нему приходили за советом, за судом.

А еще лучше него никто не пел песен, никто не мог петь сильнее, красивее, чувственней.

Его голос мощный и глубокий, раздавался далеко по всей округе, проникая также глубоко в душу, заставляя переживать и страдать, а, порой, и плакать вместе с героями его песенных сюжетов.

Чего стоит только: «Ревела буря, гром гремел…» или «По диким степям Забайкалья…» Талантливый, самостоятельный, трудолюбивый – крепкий хозяин, мой дед. Кулак.

Его семью, согласно нелепой традиции известного всем времени, сослали в Сибирь, раскулачив.

История. Опять история нашей Родины пишет сценарий жизни для многих семей, проникая в самое личное и сокровенное без разбора сути.

И далее – Сибирь.

Сибирский народ так высоко ценился во все времена именно потому, что состоял вот из таких крепких и самостоятельных (любимое словечко моей бабушки) мужчин, настоящих хозяев жизни.

Кто, как не сибиряки стояли насмерть за Москву – столицу нашей Родины в Великую Отечественную. А как иначе? Отборные люди.

Сибиряк – это звучит гордо.

Быть самой любимой внучкой такого деда – деда Аверьяна – это, я вам скажу, как царское клеймо на золоте высочайшей пробы. Это на всю жизнь клеймо.

Необходимо соответствовать, чтобы не подвести какой-нибудь глупостью, подлостью, легкомыслием, лживостью или любой другой безнравственностью священный род.

Все творческие (и не творческие) начала ребенка питаются корнями прародителей.

Пышная крона дерева (будь то и генеалогическое древо) потому и роскошно пышная, переливающаяся и блистающая разнообразием оттенков здоровой зелени, что вскармливают ее здоровые и крепкие корни этого дерева.

Иначе, как бы мог родиться у меня такой талантливый, безгранично одаренный и тонко чувствующий этот мир сын Илья.

«Ничего не возникает ниоткуда. И ничто не уходит никуда», – говорят буддисты.

Бывает, что в лесных массивах, которые, как и люди, состоят из отдельных деревьев, встречаются чахлые, ущербные и гнилые особи – такие наносят непоправимый вред прекрасному окружающему, они должны переродиться, чтобы не распространять заразу.

Однако, это – тема другой повести.

Конечно, я была избалованным ребенком. Но разве можно испортить дитя беззаветной и абсолютной любовью, и разве может быть, как говорится, любви много?

Дитя было весьма смышленое, что позволило этой девочке в школе быть одной из первых учениц. Любила она заучивать и декламировать стихи, поэтому всегда на всех праздничных мероприятиях учительница выдвигала ее на сцену. Сцена ей была по нраву.

На ней же эта девочка выступала с танцами, а танцевать она любила еще больше, и ее здесь тоже выделяли. В общем, петь, танцевать, читать стихи – было ее любимым делом.

Она мечтала стать балериной. О, как она этого хотела. Но пришлось удовлетвориться кружком по художественной гимнастике и хореографией русских народных танцев во Дворце Пионеров в своем городе, ибо никто в Ленинград в балетное училище ее бы и не отпустил.

– Какая-то ты несерьезная! Взрослая ведь уже, а не понимаешь. Вот придумала: жить одной в интернате, да и примут ли тебя. Выучишься, закончишь школу, а там будешь выбирать, чем заняться в жизни, – наверно, так или приблизительно так однажды сказала мне мать. А я запомнила. Но и свое желание не забывала тоже.

– Там только беспризорные девочки учатся, Галинька, и что толку-то, ноги задирать, разве этим накормишь семью, деток своих, – успокаивала меня моя практичная бабушка, справедливо полагая, что это просто мне блажь какая-то в голову залетела. Так она про Ленинградское хореографическое училище имени А. Я. Вагановой, между прочим, говорила. (Сейчас это Академия русского балета имени А. Я. Вагановой в Санкт-Петербурге).

Мне было 10 лет. Родители не проявили психологической утонченности к формирующейся личности ребенка, к наклонностям и способностям его, а, главное, к желанию девочки.

Впрочем, может быть, наоборот: жалели, оберегали, хотя, конечно, весьма оригинальным образом. В общем, не хотели от себя отпускать: мало ли что. А ребенок не сумел продемонстрировать силу характера и решимость.

Если короче: я не стала балериной. Моя жизнь, строго говоря, могла проигрываться по весьма разным, а порой, противоречащим друг другу сценариям и далее, но каждый раз выбор того или иного варианта зависел от близких людей, и лишь во вторую очередь – от меня самой.

Так случалось со мной на протяжении довольно долгих лет. Я зависела от родителей, от учителей, от мужа, от подруг… И это несмотря на то, что всегда слыла независимой.

Что же тогда собой представляет жизнь других, более покладистых? Интересно? Страх оказаться отринутым…

Человеком в любой, тем более, судьбоносной ситуации, когда необходимо сделать выбор, руководят только страхи.

И только потом, когда устанавливается мировоззрение и некое психическое равновесие, мнение окружающих не принимается в расчет (или кажется, что не принимается!).

Зависимые и обусловленные мы существа – люди. Вид наш – вид людей, как ни крути, мелок, зависим и обусловлен, а порой – жалок.

Наше значение в масштабах Вселенной минимальное.

Отдельные только, весьма немногочисленные личности-сущности выбиваются по определению (или предопределению) из общего ряда.

И это потому, что любой страх можно нейтрализовать Любовью. (Слово, конечно, избитое и даже затасканное, но если прочувствовать его глубокую суть, то только оно и подойдет).

Безусловная Любовь, подаренная таким людям свыше, творит «чудеса», как бы высокопарно это не звучало, но в этом суть вещей.

Безусловная Любовь. Другой любви не бывает. Все другое, как бы похожее, – от лукавого. Не любовь вовсе.

Вот эти два краеугольных камня: страх и любовь вековечно определяют нашу человеческую жизнь. Собственно, в жизни только эти значения: страх и любовь – нужно осмыслить, а потом сделать выбор: быть свободным, в смысле осознанной необходимости, и масштабно мыслящим человеком или присмыкающимся, управляемым страхами любых потерь. Но кто это понимает?

Да и свыше каждому отмерено свое. Поэтому я всегда говорю, что главное в жизни – самоисследование, самопознание, чтобы прийти к сути своего предназначения. Но что я сама тогда понимала?

– Все. Хорош философствовать, – сказал бы мой сын Илья.

Так или иначе, окончив среднюю школу, я поступила на филологический факультет Иркутского государственного университета и благополучно его закончила.

Внешность моя с тех детских пор продолжала демонстрировать расцвет здоровой и красивой, но уже юности.

Я являла собой высокую, стройную, очаровательную, одухотворенную и, естественно, привлекательную девушку, но с достаточно эгоцентричным характером.

Тем не менее, девушка была не без способностей и подавала некоторые надежды на то, чтобы заняться писательским трудом, или стать актрисой, точнее, киноактрисой – «а кем же еще», – как думали некоторые мои одноклассницы-подруги.

Но я стала преподавать русский язык и литературу в средней школе детям.

Однако, скажу вам по секрету, очень сильные желания и мечты, которые вы переживаете в детстве, затем, не осуществившись явно, все-таки вас преследуют и просто ходят за вами по пятам. Оглянитесь. Обратите на них внимание, вспомните о них.

Я оглянулась, и оказалась ведущей программ на телевидении. А это тоже было моим желанием, моей голубой мечтой.

Мне казалась заманчивой и интригующей жизнь по ту сторону экрана. Это был сказочный и волшебный мир ярких красок, событий, всего нового и красивого в моем детском воображении. Но кто спорит: в детстве все волшебно и сказочно.

Реальность взрослости окрашена в другие цвета.

Впрочем, у меня была своя программа на телевидении, которая называлась: «Души прекрасные порывы…»

«Души прекрасные порывы…» – И тут же мой оператор Миша Байбородин, смеясь, цинично вопрошал: «Галина, «души» – это от глагола…? – ну что ж, тогда – вперед. Поехали за «жертвами».

Однако, отодвинув шутки в сторону, можно констатировать, что эта программа (по своему определению) позволила мне познакомиться с известными творческими людьми: поэтами, писателями, художниками, артистами, бизнесменами, а сибирская земля, как известно, богата талантами – они являлись героями моих передач, сюжетов, фильмов, интервью.

Снискавший мировую известность Е. А. Евтушенко, пожалуй, самый знаменитый из них.

Есть мой документальный фильм о нем, снятый в один из его приездов в Зиму.

Однажды в одно прекрасное весеннее утро в мой кабинет заходит большая женщина с большими бездонными очами цвета индиго. Полная, сочная, статная, очень высокая и очень красивая, пышущая здоровьем и энергией, разливающиеся волны этой густой энергии ощущались почти физически, как бы касаясь кожи. Глубокие и необыкновенно синие глаза этой женщины подчеркивали выразительность яркого образа. Ее низкий хорошо поставленный голос произнес:

– Здравствуйте, Галина.

– Добрый день, – конечно, ответила я.

Великолепная женщина кладет на мой стол сборник стихов. Своих стихов. Это был очередной сборник стихов известной и талантливой, как оказалось, сибирской поэтессы (лучше – поэта) Татьяны Назаровой.

До этого мы с ней не были знакомы, разве что, пару раз встречались на каких-то мероприятиях и все.

Но не заметить ее и не запомнить было невозможно, тем более, однажды я слышала, почти случайно, как она читала свои стихи на одной из встреч со своими читателями и поклонниками в городской библиотеке, а мы только что закончили там съемку какого-то другого сюжета или, напротив, обсуждали с кем-то предстоящее интервью.

Магия телеэкрана совершает свое волшебное действие, умело завораживая, стимулируя воображение зрителей, манипулируя их сознанием – легко. И тут, открывая сборник, я читаю мне посвященное ею написанное стихотворение, вот оно:

 
Королева экрана,
Незажившая рана
Вашей нежной улыбки
На душе у меня.
Королева экрана,
Мы близки, как ни странно,
Хоть и не были вместе
Ни единого дня.
 
 
Каждый вечер с надеждой
Я спешу к своей тайне
В холостяцкую келью,
В мир заброшенных грез.
Вы в прекрасных одеждах
На волшебном экране
Улыбаетесь людям
И грустите всерьез.
 
 
Как же хочется мне
Вам в ответ улыбаться,
Вас любить и лелеять,
Защищая от бед.
Гаснет синий экран,
И пора нам прощаться,
Но не гаснет в душе
Вашей прелести свет.
 

(Татьяна Назарова)

«Весьма оригинально, – подумала я тогда, – вот так легко можно снискать виртуальную любовь и популярность».

Нет, стихи мне, конечно, и раньше посвящали, но это были стихи от мужчин-поэтов все-таки, а тут… Хотя, вдохновленный моим появлением на телеэкране образ героини стихотворения очень приятен. Это были 90-е годы ближе к концу века, интернет еще не был так повсеместно распространен, вообще не был распространен.

Но я бегу домой, к моим маленьким детям, которые во мне нуждаются и любят меня не за экранный образ, а просто потому, что это я, и я в них души не чаю.