После учёбы полагался месячный отпуск, но в апреле месяцы мы должны были явиться в управления сельского хозяйства в тех районах и областях, в которые были распределены. Ещё в средине марта съездил в Кантемировку и встал на военный и комсомольский учёт, а паспортный учёт оформлять не стал, потому что не представлял в какое из сёл и на какую должность меня направят работать. Во время поездки узнал, где расположено сельхоз управление. Оно размещалось в главном административном здании района на первом этаже. Я даже зашёл внутрь здания, походил по коридору, но в кабинеты двери не посмел открывать.

Поляничко уехал в Россошанский район в конце марта. Мошненко ещё раньше Алексея уехал, согласно направления, в Павловский район. А я решил явиться строго первого апреля. Число выпало на четверг. Решил, что явлюсь в управление, получу назначение в один из колхозов или в совхоз – потом за три дня приготовлю дома всё необходимое для переезда и с понедельника явлюсь по месту назначения. Но всё обернулось совсем по-другому.

В агроотделе мне сказали, что с направлением я должен обращаться не к ним. Что следует, пойти к Кривоклякину в отдел кадров, и он пояснит в каких хозяйствах существует потребность в специалистах и оформит мне направление в такое хозяйство.

В кабинете отдела кадров слышались сердитые голоса, и было понятно, что там громко и даже злобно спорят о чём-то. Спор продолжался долго. Всё это время я стоял напротив кабинет, прислонившись спиной к противоположной стене коридора. Вдруг дверь кабинета резко открылась, на пороге показался полный, лысый мужчина в очках и обернувшись назад, громко выкрикнул:

– А придётся!

Резко закрыл за собою дверь и остановился, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Я робко спросил у него:

– Вы не Кривоклякин?

– Слава Богу нет. Царёк на месте. Если к нему можешь заходить, только предупреждаю – он сейчас сердитый как собака. Можешь нарваться.

– Я по направлению.

– В парии не состоишь?

– Так я молодой ещё.

– В наше время и молодые успевали заслужить право вступления в партию. Ну, ты заходи, не бойся. Это он со своими свирепый, а на новых, не должен кидаться.

Постучав в дверь, не услышал ответа. Через минуту несмело приоткрыл дверь, заранее держа в руке листочек с направлением. За перегородкой наклонив голову к бумагам, сидел средних лет мужчина с пышной кудрявой шевелюрой. Мельком взглянув на меня, он опять опустил глаза к документам. Стоя у порога я сообщил:

– Человек, который вышел от Вас сказал, что Вы сердитый сейчас. Может мне попозже зайти?

– Во. Такие они райкомовские и есть. Сначала допекут, а потом ещё и народ науськивают. Думают, что если они главнее, то могут творить что захотят. Но здесь у них ничего не прорежет. Закон есть закон. Его и райком и колхозник должны одинаково соблюдать, – возбуждённо и громко выпалил Кривоклякин.

– Так я наверно пока погуляю, а как Вы закончите дела зайду.

– Дел мне хватает на каждый день с утра и до вечера, а тут ещё эти со своими указками. Ты с чем пожаловал?

– Я из Верхнеозёрского техникума получил диплом агронома. Направили с апреля в Кантемировский район. Приехал узнать в какой меня колхоз определят.

– Постой, постой. У нас же все агрономические вакансии закрыты. Почему тебя к нам распределили не пойму даже.

Тут я совсем сдрейфил. Подумал, что следовало послушаться лысого и не заходить в кадры пока у Кривоклякина настроение не улучшится. А так он сейчас наверно может меня обратно в техникум направить за новым направлением совсем в другой район. Успел даже подумать, что в техникумовской комиссии меня просто пожалели, учитывая военкоматское заключение о тяжёлом семейном положении, и выдали направление в район по месту жительства. А из района заявки наверно и не было совсем. Сомнения усилились, когда хозяин кабинета достал какую-то папку и стал листать в ней страницы, негромко приговаривая:

– Ну вот, никаких таких потребностей у меня не обозначено. Ничего не понимаю.

Я совсем загрустил, а Кривоклякин продолжал просматривать свои бумаги, и казалось совсем забыл о моём присутствии. Хотелось выйти из кабинета, но необходимо было дождаться результата. Которого теперь уже ждал как приговора, к чему-то неприятному. Молчание становилось для меня тягостным, но не мог придумать чем его нарушить. И тут кадровик стукнул себя ладошкой по лбу и даже улыбнувшись, воскликнул:

– А, допёр! Я ж тебя заказывал не для наших хозяйств, а для коконосушилки.

Я не знал, что означает это слово, но молчал, ожидая дальнейших разъяснений.

А кадровик продолжил совсем не сердито, и даже вроде бы доверительно:

– Мы тут прошлой осенью с большими потугами спровадили на пенсию одного хитреца. И его должность стала вакантной. Вот я и заказал агронома со средним специальным.

Опять углубившись в документы, нашёл нужный, и продолжил.

– Вот и заявку нашёл. А ты в техникуме шелководство не изучал?

– Нет, не изучали такого. Я даже не знал, что есть такой предмет.

– Ничего это дело не хитрое. Сейчас всё объясню. Я оформляю тебя агрономом по шелководству. На этой должности тебе предстоит заниматься организацией ухода и расширением площадей тутовника в хозяйствах нашего и Богучарского районов. Должность эта входит в штат нашего управления, но фактически ты должен будешь выполнять все установки россошанской коконосушилки.

Из обрушившейся на меня информации почти ничего не понимал. Успел только подумать, что для меня молодого и совершенно не опытного наверно возлагается непосильная задача, что-то там организовывать сразу в двух районах. Но в начале, решил выяснить значение непонятного мне слова и спросил:

– А что значит эта самая коконосушилка?

– Коконосушилкой называется организация, которая занимается выращиванием гусениц тутового шелкопряда. А название у этой организации такое, потому, что на её территории находится специальный цех, в который со всех ближайших к Россоши районов срочно привозят коконы шелкопряда, когда он окукливается. С тем чтобы при высокой температуре убить куколок и не допустить, того, чтобы они прогрызли кокон и испортили нить шёлковую.

– Но я ведь про эти дела совсем ничего не знаю!

– Ничего страшного. Для твоей работы достаточно даже тех знаний, которые я тебе сейчас выдал. Но для полной ясности с понедельника съездишь в Россошь. Я дам тебе адрес. Там тебе выдадут полную информацию и поставят конкретные задачи. Скажу больше, ты даже зарплату будешь каждый месяц ездить получать в эту контору. Хотя все взносы придётся платить у нас, потому, что зачислим в наш штат.

– Вы столько наговорили сейчас, что у меня аж голова идёт кругом. И ещё, а где я должен находиться?

Мой вопрос поставил Кривоклякина в затруднительное положение. Он немного подумал и, растягивая слова, заявил:

– Вот этим мы с тобой сейчас и озадачим завхоза. Место в агроотделе найдётся, а стол и стул тебе пусть хоть из дому приносит.

После этих слов он встал со своего места, откинул доску перегородки, вышел на мою строну и приказал:

– Пойдём со мною. Поищем её.

Мы вышли из кабинета, и он закрыл дверь на ключ. Завхозом оказалась молодая женщина, и застали мы её чаёвничающей в коморке под лестничной клеткой. Кадровик представил меня как нового специалиста управления и строгим голосом потребовал немедленно оборудовать для меня рабочее место в кабинете агроотдела. Женщина заявила, что у неё все имеется, только я должен буду помочь ей. Кадровик объяснил, что приказ о моём зачислении на работу напишет сегодня, а трудовую книжку выпишет позже, и оставил меня помогать завхозу.

Женщина предложила чая, но я постеснялся принять приглашение, и смиренно сидел на табуретке у двери, дожидаясь завершения трапезы. Затем мы прошли с нею в агроотдел, и она объявила находящимся в кабинете, что к ним добавляется ещё одно рабочее место и новый сотрудник. Посоветовались куда и как поставить ещё один письменный стол. Стол с завхозом мы принесли из заваленного хозяйственным инвентарём и материалами гаража. Стол был не новый. Одно тумбовый, со столешницей покрытой чёрным дерматином. Дерматин на одном углу протёрся так, что уголок оголился и видно было светлую фанеру, разрисованную чернильными узорами. Стул прочный и почти новый завхоз выдала мне из своей каморки.

Когда завершил обустройство соседи по кабинету затеяли процесс знакомства. Главный агроном района представился Сергеем Федоровичем, ему было немного за тридцать, и он подчеркнул, что обучался в Тимирязевский сельскохозяйственной академии и очень годится этим. Агронома семеновода он представил как Лидию Васильевну. Но она заявила, что ещё молодая для того чтобы её величали по отчеству и потребовала называть её просто Лидой. Лида тоже имела высшее образование. Она закончила Воронежский сельскохозяйственный институт, агрономическое отделение со специализацией на селекцию и семеноводство. Третьей сотрудницей была Галина Васильевна – молодая женщина занимающая должность главного экономиста управления. У экономиста, оказывается, отдельного кабинета не было. Она раньше сидела в кабинете животноводства, но там все сотрудники пожилые и с Нового года, она перебралась в кабинет с более молодыми коллегами.

Когда выяснили в качестве кого меня поселили к ним, то рассказали много интересного об этой должности. До меня её много лет занимал Константинович. По их красочным описаниям – худощавый интеллигентный с виду, но всегда угрюмый старичок. В управлении он появлялся очень редко. Утверждал, что решает все вопросы из дому и в поездках по колхозам. Но как уверяли новые знакомые, вся его работа заключалась в ежемесячных поездках в Россошь за зарплатой, а весной он ещё вынужден был напрячься и развезти по колхозам личинки шелкопряда. Но для этого ему из коконосушилки выделяли специально машину вездеход, потому что весной на простой машине не к каждому колхозу можно добраться.

Я объяснил, что с понедельника собираюсь съездить в эту коконосушилку и подробно разузнать чем мне следует заниматься. Но Сергей Фёдорович, мудро посоветовал сначала созвониться с этой конторой и узнать будут ли на месте те с кем лучше встретиться. Нужный номер россошанского телефона был у него записан на специальном листочке, с табличкой в которой были указаны организации и их телефоны. В кабинете телефонный аппарат стоял на его столе. И он объяснил как заказывать междугородний разговор и даже сообщил цифры кода, назвав который работникам управления разрешалось заказывать такие переговоры.

Первый раз переговоры с коконосушилкой он заказывал сам, а когда из Россоши ответили – передал трубку мне. Я назвал себя и пояснил, что меня с сегодняшнего дня назначили на эту должность, и что хочу приехать с понедельника для знакомства. Женщина на том конце провода обрадовалась, что в Кантемировке вновь появился специалист по шелководству. Пояснила, что она является бухгалтером организации и живёт со своею семьёй на территории коконосушилки с момента её открытия. Что может мне всё подробно рассказать о моей работе. Но что лучше мне для знакомства приехать в Россошь, но не раньше среды. Потому, что директором коконосушилки назначен новый человек, и он с понедельника будет принимать дела у ушедшего на пенсию прежнего директора. А потом видимо день или больше затратит на подробное знакомство с тем, что имеется в его распоряжении. И наверно захочет лично познакомиться и со всеми сотрудниками.

Затем бухгалтерша спросила, нет ли возможности связываться со мною по телефону, потому что Константинович звонил им только с почты. Я объяснил, что постоянно буду находиться в агроотделе управления, и спросил у Сергея Фёдоровича как сюда звонить. Он подсказал, что номер агроотдела 3—12. После этого бухгалтерша пояснила, что сама сообщит на какой день мне лучше приехать на встречу с директором.

К вечеру в кабинет заглянула завхоз и поинтересовалась, не понадобится ли мне дешёвая квартира в Кантемировке, И если такая необходимость есть, то она готова проводить меня туда, где поблизости сдаётся жильё для одиноких. Предложение оказалось очень даже кстати. Потому, что меня уже начинала беспокоить проблема обустройства по месту предоставленной работы. А поскольку из рассказов специалистов понял, что пребывание на рабочем месте у моей должности совершенно не регламентировано, то объявил коллегам, что сейчас пойду, займусь поиском жилья. И если решу вопрос, то сразу поеду домой за вещами и книгами, а завтра обязательно приду в управление опять.

Привела меня завхоз во двор пожилой полной, но энергичной женщины, расположенный на углу Комсомольской и Декабристов. Звали хозяйку Феодосией Евстратовной. Предлагалась тесная комнатка с кроватью и табуретом. Даже стола в комнате не было. Но хозяйка заявила, что если мене необходимо будет, то могу располагаться хоть за столом в зале, хоть на кухне. Что в моём распоряжении весь дом. И я ни в чём не буду ограничен. Могу в любое время пользоваться имеющейся посудой, плитой или керогазом. Упоминала только, что ей не нравится, если квартирант приглашает в гости большую шумную компанию или если сам злоупотребляет спиртным.

Условия нельзя было назвать шикарными. Но мне лучшие были бы и ни к чему. К тому же и до управления было рукой подать. А когда хозяйка уточнила, что просит за квартиру пять рублей, но может уступить как начинающему труженику и до четырёх с половиной, и что оплату можно будет делать после получения заработной платы – не раздумывая дал согласие.

Дома очень обрадовались и тому, что работу мне дали в управлении и тому, что график моей работы такой, при котором не обязательно восемь часов сидеть в кабинете. Что могу вообще быть дома, помогать по хозяйству, а будет считаться, что решаю вопросы в колхозах района. Но подумав, мама возразила:

– Наверно ты, что-то не так понял. Так не бывает, чтобы и зарплату платили и не контролировали, чем человек занимается. Другое дело если бы ты что-нибудь делал своими руками. Тогда конечно. Но тогда зарплату бы платили, за то, сколько чего сделал. Как дедушке нашему покойному, когда он сапожничал в селе от митрофановской артели.

– Если я правильно понял, так дедок, который до меня занимал эту должность, даже рабочего места не имел. Всем вешал лапшу, что по колхозам разъезжает у нас и в Богучарском районе. А сам только зарплату получал. И держался за это место так, что его никак выпроводить не могли, – уверял я.

Но мама продолжала:

– Может его потому и держали, что он чей-то блатной был. Но его ж всё равно за безделье прогнали. Поэтому, ты разузнай, чем должен заниматься и делай что положено. Не прогуливай.

– Да в управлении сами точно не знают, что мне делать. Но я уже созвонился с бухгалтершей из Россоши. Там всё точно расскажут. Только когда туда являться она мне позже сама позвонит в наш кабинет в управлении.

Поясняя про звонок в Россошь, про моё персональное место в кабинете агроотдела, про то, что из Россоши позвонят в управление мне лично – хотел, чтобы родители прочувствовали важность моей должности. Хвастать напрямую считалось неприличным, а так я вроде бы делился новостями, и заодно насколько мог, выпячивал свою значимость. К своему удовольствию замечал, что мама понимает и радуется такой моей удаче, но вслух об этом тоже не говорит.

В Россошь меня пригласили приехать только в четверг на следующей неделе. В помещении конторы первым от входа размещался кабинет бухгалтерии. Дверь была открыта. Когда я назвал себя, женщина, сидящая за двух тумбовым столом с зелёным сукном на столешнице, пригласила зайти. Оказалась это она разговаривала со мною по телефону первый раз и звонила повторно сообщить, что директор назначил мне встречу. Бухгалтерия оказалась довольно просторной. Здесь, как и в каждом учетном подразделении на стеллажах и в шкафах высились горы папок и подшивок с документами. Стол бухгалтерши стоял слева у окна, а справа рядом друг с другом стояли ещё два точно таких же письменных стола, как и у меня в агроотделе. На них лежали одинаковые счеты и по пачке подшитых газет. На одном «Сельская жизнь» а на другом «Коммуна». Указав на крайний бухгалтерша заявила:

– Садись на тот где «Сельская жизнь». Он для кантемировского агронома, а этот для нашего, россошанского.

– А почему столы для агрономов у вас в бухгалтерии стоят?

Она улыбнулась в ответ и пояснила:

– В конторе всего два кабинета. Один этот, а другой директорский. Он конечно больше, но в нём и совещания проводим и семинары. И раскладушки на ночь ставим, когда ночевать кому приходится из других районов или когда коконы привозят на сушку и не успевают сдать до конца дня.

Женщина была словоохотливой, и вскоре я уже знал, что вторая половина конторы отведена её семье под квартиру. Что они с мужем работают здесь с начала строительства сушилки и этого здания. Что зимой их даже переводят на должность сторожей, потому, что в это время никакой деятельности не ведётся, а рабочих сокращают. Но директор и агрономы зарплату получают круглый год. Что все это время директором конторы был отставной военный, который жил на соседней улице. Что он был очень добрым и отзывчивым, хотя и требовательным. И что планы при нём коконосушилка всегда выполняла. Но он не поладил с райкомом и его уволили. А назначили нового. Из инструкторов райкома. Этот тоже пожилой, и гражданский, но дисциплину пробует наладить армейскую. Каждое утро планёрки проводит со всеми семерыми. А по понедельникам сказал, чтобы и агроном россошанский приходил на планёрку. Наверно и меня заставит приезжать по понедельникам. Планёрка закончилась давно, а меня директор ждёт к обеду. Но сейчас он никак не может дозвониться до Воронежа и ему лучше не мешать. Когда переговоры закончатся, она сходит и доложит ему, что я приехал.

Вскоре голос директора за дверьми его кабинета стих, и бухгалтерша зашла к нему узнать будет ли он сейчас беседовать со мною. Разговаривали они долго, а потом и меня пригласили. Когда я зашёл и поздоровался – директор руки не подал, а предложил присесть на скамейку у входа. Бухгалтерша хотела уйти, но он задержал её и предложил сесть на стул сбоку директорского стола. Вначале он уточнял, где я учился, не работал ли до этой должности. Записал номер телефона кантемировского агроотдела, адрес моей квартиры в Кантемировке и наш домашний адрес. Потом очень долго и очень подробно рассказывал о большом значении шелководства для медицины и для обороны страны. И даже немного порассуждал о красоте и пользе шёлковой одежды.

Но меня больше интересовало, чем мне конкретно предстоит заниматься на должности агронома по шелководству. Директор пояснил, что эта должность потребует напряжённого, кропотливого труда, и что для четкой его организации, мне необходимо будет каждый понедельник являться к восьми утра, в контору на планёрку. Когда я объяснил, что для этого мне придётся из Кантемировки выезжать на рабочем поезде в четыре утра, а по приезду в Россошь ещё полтора часа ждать до начала планёрки – в его интонациях появились нотки сомнения. А потом, когда я начал уточнять будут ли в конторе оплачивать мне билеты за проезд и следует ли мне их собирать – он отменил своё требование.

Но уточнил, что конкретный перечень работы на ближайший период изложит мне бухгалтерша, так как он на неё возложил обязанности разработки таких заданий, потому что бухгалтер должен заниматься не только учетом, но и планированием. И ещё потому, что у этого бухгалтера накоплен богатый, многолетний опыт участия в производственном цикле коконосушилки.

Бухгалтерша начала рассказывать мне, что сейчас пока снег не растаял необходимо обследовать насаждения тутовника в колхозах и сверить их наличие и размеры с книгами учета земель. В это время зазвонил телефон на столе директора. Он поднял трубку, ответил собеседнику, а потом, прикрывая рукой микрофон, велел нам продолжить беседу в бухгалтерии. Бухгалтерша хоть и числилась на счётной работе, но агрономические трудности и особенности представляла очень хорошо. Без директора пояснила, что переживать за сохранность площадей тутовника не стоит. Что в тех колхозах, в которых выращивают гусениц шелкопряда тутовых насаждений хватает для того, чтобы прокормить в десятки раз большее количество чем им поручают. Что главное добиться наличия подготовленных помещений. Потому, что выход коконов тем больше, чем просторнее помещения и чем обильнее кормление. А поэтому следует проследить ещё и за тем, чтобы колхозы надёжным транспортом обеспечивали своих шелководов.

Я даже записал для себя некоторые её советы и готов был хоть до вечера расспрашивать о секретах и особенностях этого производства. Но во время нашего разговора в бухгалтерию два раза заходил мужчина, наверно муж бухгалтерши, Не здороваясь, подходил к ней и что-то шептал на ухо. Когда мужчина в третий раз заглянул в кабинет бухгалтерша заявила, что на первые время того что рассказала вполне достаточно. А если возникнут вопросы, то после пятого числа, мне следует приезжать за зарплатой и тогда смогу уточнять всё чего не понял.

Поскольку бухгалтерша снабдила меня не только перечнем тех колхозов Богучарского и Кантемировского районов, которые имеют плантации тутовника и заключили многолетние договоры на выращивание шелкопряда, но и передала целый список тех колхозников, которые уже много лет заняты в шелководстве этих колхозов – у меня сразу же наметился план работы. Кроме намерений посетить указанных людей и перечисленные колхозы, не давало покоя утверждение бухгалтерши, что в Россошанском районе некоторые граждане по собственной инициативе, у себя на подворьях выращивают шелкопряда и этим существенно помогают району в выполнении планов.

Вначале посетил колхозы своего района. Сергей Фёдорович подсказал хитрый ход. Председатели колхозов, обычно делают вид, что слишком заняты и увиливают от встреч с представителями района. И потому, что шелководство во всех хозяйствах считают не важной, а второстепенной и насильно навязанной им отраслью – заполнить специальный бланк командировочного удостоверения и заверить его у Кривоклякина печатью управления. Это потребует встречи с председателями колхозов, для того, чтобы они колхозной печатью подтвердили моё пребывание в колхозе. А при этом можно будет обсудить с председателем и возникшие у меня вопросы. Никаких командировочных коконосушилка конечно выплачивать не будет, но записи помогут мне подтвердить свою деятельность россошанскому руководству. Мне этот совет очень даже понравился и я не забывал потом на каждый месяц оформлять новые бланки командировки в колхозы Кантемировского и Богучаского районов.

На квартире в Кантемировке бывал довольно редко. Не нравилось готовить себе еду. Печку хозяйка топила только вечером и готовить приходилось на керогазе. Нагревалось на нём всё медленно, а если добавить уровень керосина, то керогаз начинал нещадно коптить. Готовил чаще всего яичницу. Готовил так как готовят дома. Пока на сковородке вытапливался жир из сала, разбивал в кружку два или три яйца, добавлял немножко соли и тщательно взбивал содержимое ложкой. А потом, когда сало поджарилось выливал содержимое кружки на сковородку.

Однажды Евстратовна заявила:

– У меня перьев лука много выросло, давай я тебя научу готовить яичницу по понски, пока ты яйца не стал взбивать.

– Как это по пански? – удивился я.

– Сейчас посмотришь.

Она принесла пучок перьев лука, мелко их накрошила и оставила на разделочной доске. В это время из сала хорошо вытопится жир и сковородка раскалиться. Взяв три яйца, она, стукнув острым ножом посредине каждого, аккуратно выливала содержимое на свободную часть сковородки, так чтобы желток не повредился. На горячей сковороде масса быстро превратилась в три ярких пятна с белыми краями и оранжевыми кругами внутри и выпуклостями от кусочков сала. Желтки ещё не полностью затвердели, когда она высыпала сверху на яичницу равномерным слоем измельчённые перья лука. Через пару минут поддела деревянной лопаткой всё содержимое сковородки и переложила его на мелкую с каймой тарелку, которую специально для этого достала из своего буфета. Получилось очень красиво и к тому же очень даже вкусно. Сверху яичница под луком оставалась вроде бы как немного недожаренной, а снизу все три яйца скреплялись вкусной прожаренной корочкой. Съев яичницу, пристал к хозяйке с расспросами:

– Спасибо Вам Евстратовна за науку. Так вкусно получилось, что пальчики оближешь. Даже подумать не мог, что у нас самые обыкновенные старушки могут так вкусно готовить и так красиво еду украшать. Кто Вам такое показал?

– Ты вот не первый день квартируешь, а того не знаешь, что я старушка не из простых.

– Так Вы, что из бывших? – понизив голос уточнил я.

– Сама не бывшая конечно, а вот у бывших служила в молодости очень долго.

– У кого?

– В имении, у пана.

– А кем Вы у него работали?

– Взяли сначала уборщицей и посуду мыть. Потом к кухарке в помощницы определили. Она меня многому научила и как готовить, и как украшать. А когда я сама за кухарку у пана осталась, так и барыня, много интересного подсказывала. Сейчас уже забыла многое, да и продуктов таких теперь не сыскать как у панов были.

– Я вообще думал, что яичницу, готовят только так, как у нас дома.

– Эта называется не просто яичница, а глазунья.

Потом несколько раз приходилось обедать в единственном кантемировском ресторане. Там в меню обратил внимание на наличие глазуньи. Каждый раз заказывал себе это блюдо. Но подавали её без зелёного лука сверху и жарили не на сале, а на масле сливочном. Мне казалось, что глазунья у Евстратовны, получилась намного вкуснее ресторанной.

Но больший интерес чем к глазунье, возник к особенностям жизни в прошлом. Дедушка и раньше не забывал напоминать, что в старину люди жили правильнее, что знали многок, были честнее и справедливей. Как я понимал, это всё он ассоциировал с нашим селом. С простыми, ничем не выдающимися односельчанами. А Феодосия Евстратовна могла рассказать о жизни тех, которые эксплуатировали крестьян и являлись представителями чуждого нам класса. Мои расспросы о панах порой даже ставили её в тупик. Я приставал:

– А какие они эти паны? Чем они отличались от простых?

Старуха надолго задумывалась, видно углубившись в воспоминания, а потом с сомнением в голосе поясняла:

– Они важные очень были.

Пришлось уточнять:

– В смысле задавались, не замечали других?

– Нет, они не гордились, а сами по себе важными были.

– Важными – значит толстыми, что ли? – засмеялся я.

– Важными людьми они были. Их средний сын при дворе императора состоял. Так они между собою и с гостями обсуждали, что царь-батюшка правильно делает, а чего он не замечает. Говорили, даже о том, что государю посоветовать или подсказать нужно. Вот таких важных людей мне довелось потчевать.

– Я читал про такое. Пишут, что перед революцией было много разных политических кружков и образованные люди наверно и в имениях своих обсуждали, разные революционные идеи.

– Революцию ж устроили против царя и веры. Мои же паны они и набожными были и за царя переживали.

– А можете рассказать как они своих подданных притесняли?

– Пан строгий был, и то правда. На мужиков и на баб ругался, чтобы чисто одевались. Чтобы из детей, хотя бы по одному в школу посылали.

– Дедушка рассказывал, что раньше не во всех сёлах школы были.

– В каком не было, так можно в соседнее было определить на учёбу. Только, мужики редко соглашались кого из детей на два года освободить от дел. Ты же знаешь, в селе, как только дитё ходить научится, так ему уже и занятие находят.

– А дети этого пана тоже в школу ходили с детьми мужиков.

– Про детей не знаю, а внуков у них дома специально выписанная учительница и француз старый обучали наукам. Учительницу при мне привезли, а француз этот, жил у пана, как я поняла, ещё при его родителях. Потом внуков в большие города отвозили на учёбу.

– Ваш этот пан наверно был дворянского роду. А их дети и внуки тогда могли в университетах учиться.

– Наверно. У них даже дочка, хоть и за купеческим сыном замужем была, а все говорили, что она и сама очень учёной была и ещё других в городе обучала наукам.

Но мне хотелось найти свидетельства притеснения крестьян и поэтому подталкивал собеседницу к критическим оценкам своих эксплуататоров. С возмущением замечал:

– Вот видите дворянские наследники могли в университетах учиться, а крестьяне не имели возможности и двухлетнее школьное образование дать своим детям, чтобы они тоже обучились хотя бы основам.

– Я тебе скажу в старину, простые люди много знали такого чему у них даже паны учились. Вот к вам в Бедное старый пан, ездил расспрашивать у стариков, как они когда чумачили, так соль могли доставлять по любой погоде, что она сухой и сыпучей оставалась. В имении, в кадке она сырой становилась, а потом слёживалась, так, что не отколупаешь. А барыня так постоянно у баб расспрашивала и когда лучше на зиму квасить всё начинать, и в какое время свиней забивать чтобы колбасы и окорока вкусными получались.

– Вы что хотите сказать, что эти паны, грамотные нуждались в советах невежественных крестьян?

– Не только совета спрашивать не чурались, а и лечились у простых.

– Как лечились?

– Врач был один на всю округу в Писаревке. А в каждом селе бабки жили, которые лечили людей. Барыня болями в животе страдала, так почитай каждую неделю посылала кучера за женщиной, которая животы вправляет.

– И что простая женщина бралась лечить благородную барышню?

– Раз приезжала то значит бралась.

– Видимо и среди простых крестьян находились, хитрющие, способные наживаться на доверчивых господах.

– Платить её конечно хозяйка платила, но платила не зря. Когда старого пана жеребец запряжённый в двуколку разбил об ворота, и он даже ходить не мог, так врач сказал, что в город везти его нужно и там операцию делать. А хозяйка настояла, чтобы его вначале бабки полечили. Так он через неделю уже опять мотался как молодой.

– Чем же они его таким лечили, когда даже врач не сумел помочь?

– Не знаю точно. Но раньше у нас и костоправы были хорошие, и те которые животы правят, и повитухи. Бабы в основном сами рожали с помощью родственников. Но бывали ведь случаи и не простые. А повитуха знает что и как делать. Рассказывали, что по два дня читает молитвы над той, которая разродится не может. Но зато добивалась, что и дитё живым рожалось и мамочка тоже живой оставалась. Теперь, бабок привлекать стали за их помощь людям. А нам от этого только хуже.

12 След.

Период четвёртый. Сельские студенты (производство)

Часть вторая

Производство

С этой книгой читают

Другие книги автора