Суженый-ряженый

1

2005 год, Санкт-Петербург

Самобичевание Таня считала занятием отнюдь не конструктивным и к тому же понижающим жизненный тонус. Поэтому она не стала предаваться ему после звонка Екатерины Анатольевны, редактора журнала с претенциозным названием «Архитектурные излишества». В настоящий момент не было никакого смысла посыпать голову пеплом, мучаясь вопросом, как же она могла забыть, что завтра сдавать статью об архитектуре современных загородных домов. А у нее, между прочим, еще конь не валялся.

Вернее, валяться-то он валялся, статью Таня практически написала. Потом, однако, в приступе чрезмерной самокритики решила, что это ужасно, убого и вообще не имеет права на жизнь. Честно говоря, шедевра у нее действительно не получилось, тем не менее можно было кое-что подправить, подредактировать, и вышла бы вполне пристойная статейка. Но под влиянием минуты Таня безжалостно уничтожила все, кроме заголовка, и начала сначала. Вот если бы она еще и закончила…

Однако ей пришлось прерваться, поскольку из Петергофа приехали родители. Последние пару лет они предпочитали жить в основном на даче вместе с папиной мамой. На самом деле дача представляла собой нормальный дом со всеми удобствами и маленьким садиком, давным-давно потеснившим огород. Собственно, от огорода остались две грядочки с зеленью и одна с клубникой. Переехав в Петергоф, Танина мама перестала тратить уйму времени на то, чтобы добраться до университета. А Танин папа, который почти всю сознательную жизнь провел за рулем, не имел ничего против лишних нескольких десятков километров в день. Что же касается городской квартиры, то она теперь практически полностью была предоставлена в Танино распоряжение.

Помнится, звонок в дверь застал ее где-то на середине второго или третьего предложения. А потом до статьи руки все не доходили, не доходили, да так и не дошли.

Ну почему она не открыла новый файл? Или старый удалила бы целиком, тогда он наверняка нашелся бы в корзине. Корзину Таня чистила довольно редко. Раз уж вышла такая накладка, можно было бы не выпендриваться и в самом деле подправить и подредактировать. На шедевр этот опус точно не потянул бы, но создать шедевр ей и сейчас удастся едва ли. Во-первых, уже поздно, почти десять, а во-вторых, устала она сегодня как собака.

Впрочем, все эти «бы» конструктивностью тоже не отличаются и жизненный тонус не повышают. А сейчас имеет смысл сосредоточиться на позитиве. На том, к примеру, что статью сдавать только завтра, у нее еще вся ночь впереди. А прозрачный сумрак белых ночей, о котором так вдохновенно писал Александр Сергеевич Пушкин, гораздо больше способствует творческим порывам, нежели темные, сырые и холодные ночи октября, ноября и так далее вплоть до… пожалуй, до апреля. Будь сейчас не июнь, а февраль, для того чтобы начать творить, ей пришлось бы совершить над собой насилие. А нынче, когда «одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса», второе дыхание наверняка не заставит себя долго ждать. Жаль только, что из ее окна не видна Адмиралтейская игла, вдохновлявшая Александра Сергеевича.

Таня затормозила около своего дома. Машину она поставила, как обычно, под окном, окно, правда, располагалось на двенадцатом этаже, тем не менее так казалось надежнее. Во всяком случае, спокойнее.

Кое-как настроив себя на творческий порыв, Таня не ринулась претворять его в жизнь немедленно. Для этого еще нужно было найти в себе силы, а их у нее не хватало даже на то, чтобы выбраться из машины. Разумеется, торчать здесь и ждать, когда придет второе дыхание, она не собиралась. Так можно было и до второго пришествия проторчать. Нет, она посидит всего лишь минуточку, а потом…

Рядом с ее видавшей виды бежевой «девяткой» остановился щегольской агрессивно-красный спортивный автомобиль. Таня пару раз уже видела его здесь. Не «феррари», конечно, всего лишь «тойота», но смотрится неплохо. Пока она раздумывала над тем, почему это все красные спортивные машины ассоциируются, во всяком случае, у нее, именно с «феррари», дверца со стороны водителя открылась, явив Таниному взору высокого темноволосого красавца-мужчину.

Конечно, всех обитателей такого большого дома, как у них, знать невозможно, с этой сверхзадачей способны справиться разве что сверхбдительные и столь же сверхлюбопытные старушки на лавочках. Тем не менее Таня была абсолютно уверена: этот человек здесь не живет. Уж в ее-то парадной¹ точно не живет. А направился он именно туда.

Забыв про усталость, Таня быстро выбралась из машины и устремилась следом. Сверхлюбопытством она не страдала, но ничто человеческое ей все-таки чуждо не было.

2

Леденящий кровь скрежет, с которым всегда раздвигались створки их лифта, она услышала, едва только переступила порог парадной.

– Подождите, пожалуйста! – громко воззвала Таня к человеку, в данный момент ей невидимому, тот, однако, всего несколько секунд назад захлопнул входную дверь практически перед самым ее носом.

Стремительно преодолев четыре ступеньки и около двух метров лестничной площадки – откуда только силы взялись? – она успела заскочить в кабину в тот момент, когда двери лифта начали закрываться. Со скрежетом, леденящим не только кровь, но и душу. Они всегда так закрывались.

– Двенадцатый, – холодно и с достоинством обронила Таня, не глядя на своего случайного попутчика. Она смотрела мимо него, так сказать, в пространство. Но ей и не надо было смотреть на мужчину, чтобы буквально каждой клеточкой своего тела ощущать его неприязненный взгляд.

Палец незнакомца взметнулся было к верхней кнопке с наполовину стертой цифрой 12, затем скользнул вниз и замер на цифре 8.

Путь до восьмого этажа они проделали в гробовом молчании. Если, конечно, не считать душераздирающих стонов различных частей лифтового механизма. Все это время Таня старательно сохраняла на лице отсутствующее выражение и тот самый взгляд «в пространство». Зато мужчина, на которого она демонстративно не обращала внимания, рассматривал ее, совершенно не таясь. Пожалуй, даже слишком откровенно, еще этаж-другой, и он бы глазами начал раздевать ее. К счастью, они уже приехали.

Что-то там сверху взвизгнуло, как оборванная струна, вероятно, это был трос. По крайней мере ничто иное в качестве источника подобного звука на ум Тане не приходило. Кабина, однако, остановилась не сразу. Прежде чем ей это удалось, пол как бы сам по себе подпрыгнул, сообщая ногам пассажиров то ли импульс, то ли ускорение, в этой терминологии Таня была не совсем уверена. Еще со школы она помнила некоторые понятия из физики, только вот понятия не имела, что они означают. Дрогнув еще полтора раза, пол перестал делать вид, что он батут, и металлические створки с жутким звуком стали нехотя расползаться в разные стороны.

Мужчина, не оглядываясь, шагнул на площадку восьмого этажа, а Таня, злорадно улыбнувшись ему в спину, с силой вжала в панель кнопку с наполовину стертой цифрой 12. В данном случае применение силы ни с какими темными движениями ее души связано не было, просто на более деликатное воздействие кнопка ни за что не среагировала бы.

Выглядывать из лифта и проверять, куда случайный попутчик направил свои стопы, Таня, разумеется, не стала, но звук его торопливых шагов доносился даже сквозь леденящий скрежет закрывающихся дверей. Вне всяких сомнений, незнакомец поднимался по лестнице, причем бегом. Куда-то наверх. Интересно, куда? Быть может, все-таки на двенадцатый? Не зря же его палец метался от кнопки к кнопке. Танина злорадная улыбка стала шире и еще злораднее. Ну что ж, пусть побегает: для поддержания хорошей спортивной формы необходимо тренироваться. И если судить по плотно обтянутым джинсами мускулистым бедрам, в тренировках у этого типа недостатка нет.

Мужчина успел раствориться где-то между восьмым и двенадцатым этажами еще до того, как лифт исчерпал весь свой арсенал душераздирающих звуков. Впрочем, Таня забыла о случайном попутчике, лишь только переступила порог квартиры.

Первым делом она включила компьютер. Да, все так и есть: заголовок и полтора предложения. Второе, правда, обещало быть довольно пространным, но до третьего дело действительно не дошло. Значит, впереди у нее «задумчивая» ночь с прозрачным сумраком и безлунным блеском. Про «спящие громады пустынных улиц» лучше не вспоминать, чтобы не расстраиваться. Жаль все-таки, что не видно Адмиралтейской иглы, быть может, она вдохновила бы ее на что-нибудь эдакое. Вот если бы окна квартиры… ну, хотя бы одной комнаты выходили на другую сторону, как у ее приятельницы Леры Свиридовой с девятого этажа…

Во время ужина Таня позволила себе немного расслабиться и тут же вспомнила свой марш-бросок следом за красавцем-мужчиной. Представив себе, как, наверное, нелепо это выглядело, она рассмеялась. Интересно, за кого он ее принял. За полную идиотку или за нимфоманку?

Вообще-то Таня не была идиоткой и нимфоманкой тоже не была, а давешний незнакомец, которому она навязала свое общество в лифте, не являлся совсем уж незнакомцем. Она, правда, давно не видела его, но узнала сразу же, едва только он выскочил из своего вызывающе красного спортивного автомобиля.

Надо сказать, он почти не изменился и по-прежнему красив как бог. Вернее, как дьявол. Тане Глеб Захаров всегда напоминал Мефистофеля, каким тот виделся Антокольскому. И вообще она считала Захарова и Мефистофеля родственными душами. Впрочем, какая у дьявола душа?

Включив чайник, она выглянула в окно: далеко внизу около ее «девятки», почти сливавшейся с тусклым асфальтом, четко выделялась красненькая игрушечная машинка.

Таня устало провела руками по лицу и вяло подумала, что сам Захаров сейчас, скорее всего искушает очередную жертву, которая, по всей вероятности, ничего против этого не имеет. Мысль, безусловно, циничная, но следующая оказалась еще хуже. Таню вдруг осенило, что девятый этаж находится как раз между восьмым и двенадцатым, а Лера потрясающая красавица и наверняка во вкусе Глеба Захарова… Тут она себя одернула. Конечно, Лера просто сказочно хороша, но она очень счастлива с Максом, у них замечательная дочка, и вообще их история запросто могла бы стать сюжетом любовного романа².

Собственно, почему Захаров не мог просто приехать к кому-то в гости? Или по делам? В конце концов, сейчас еще не так поздно. Стараясь рассуждать логично, Таня вынуждена была признать, что мог. Это она почему-то никак не могла представить его в роли иной, нежели дьявол-искуситель, хотя ее-то он никогда не искушал. Он вообще вряд ли когда-нибудь замечал ее, потому и не узнал сегодня. Для него она и в самом деле была незнакомкой.

В тот год, когда Таня еще только поступила в Академию художеств, Захаров был уже на последнем курсе. Она училась на факультете теории и истории искусств, а он на архитектурном. Дело, однако, было совсем не в том, поскольку общение между студентами разных курсов и факультетов Академии является делом обычным. Ведь несмотря на огромное здание, единовременно там учится, пожалуй, не более семисот человек, таким образом, не то чтобы все всех знают, но за время обучения вполне успевают друг другу примелькаться. Правда, Глеб Захаров был личностью столь примечательной, что его действительно знали все. Девушек рядом с ним Таня видела только красивых и ярких. Сама же она обладала приятной, но неброской внешностью, а учебой была озабочена гораздо больше, чем ведением спора с природой.

С тех пор как Глеб Захаров покинул стены alma mater, прошло… сколько же? десять… нет, девять лет. За эти годы она видела его всего пару раз, а вот слышала о нем гораздо чаще. В частности, о том, что после окончания Академии он и его друг Витя Линденбаум организовали собственную архитектурную мастерскую, которая много чем занималась, в том числе, кстати, и проектированием загородных домов.

Мимо одного такого дома Таня ездила на дачу вот уже лет семь. Этот несуразный особняк из красного кирпича, хищно ощетинившийся множеством башен и башенок, больше всего напоминал мультяшный замок с привидениями. Только в мультике художник ограничен лишь полетом своей фантазии, а в жизни приходится считаться еще и с законами природы. С земным притяжением, к примеру. Чувство меры тоже не помешало бы, не говоря о художественном вкусе. Впрочем, чего уж, пусть не художественный, был бы хоть какой-нибудь. Частный дом, разумеется, всегда в той или иной мере отражает личность своего хозяина, но ведь построить его тоже кто-то должен!

До самого последнего времени Таня даже не догадывалась, кто был этим Франкенштейном от архитектуры. Проезжая мимо, она каждый раз задавалась одним и тем же вопросом: откуда берутся такие вот горе-архитекторы? Оказалось, далеко ходить не надо. Захаров и Линденбаум получили образование в том же самом учебном заведении и, по сути дела, у тех же самых преподавателей, что и она.

Таня была совершенно убеждена в том, что компаньоны не склонны афишировать свою причастность к пресловутому особнячку. Зачем портить репутацию модной и преуспевающей архитектурной мастерской? Набирающей обороты, как теперь принято говорить. Хотя, быть может, через много-много лет, став уважаемыми мэтрами, убеленный сединами Линденбаум и давно облысевший Захаров… Нет, как ни хотелось Тане представить Захарова с лысиной, этот образ почему-то никак не складывался. Что ж, можно и наоборот. Через много-много лет убеленный сединами Захаров и давно облысевший Линденбаум напишут мемуары, где поделятся теплыми воспоминаниями о бесправной архитектурной молодости. Возможно, вспомнят они там и об особнячке Франкенштейна. Кстати, теперь частокол башенок почти не виден с дороги, совсем недавно кто-то построил большую элегантную виллу, которая практически полностью его заслонила.

Допив последний глоток остывшего кофе, Таня поняла, что пора все-таки приниматься за статью. Захаров и Линденбаум со своими мемуарами могут немного повременить, а вот ей дольше тянуть просто невозможно. Потому что сейчас время еще только позднее, но всего через несколько часов оно станет уже ранним.

3

Ее разбудило какое-то пронзительное кваканье. Сообразить, что это надрывается чья-то автомобильная сигнализация, удалось не сразу. Впрочем, никогда прежде Тане не доводилось слышать ничего подобного. Вместо обычного воя, стона, звона или на худой конец сирены, косящей под милицейскую, всю округу заполнил звук, более всего похожий на истошное кваканье.

Резко вскинув голову, она почувствовала боль в одеревеневшей шее. Ну да, все правильно, клавиатура не лучшая альтернатива подушки. Часы показывали 0.09, значит, спала она всего минут сорок. Пожалуй, ей повезло: если бы вырубилась до утра, вообще не смогла бы поднять голову. И уж точно не выполнила бы долг перед «Архитектурными излишествами». Тане стало смешно: несколько тысяч жителей близлежащих домов посылают сейчас проклятия на голову владельца квакающего автомобиля, и лишь она одна испытывает к нему, вернее, к его эксклюзивной сигнализации, нечто вроде благодарности.

Таня подвигала мышью, и дремавший вместе с ней монитор начал нехотя пробуждаться. Бо́льшую часть постепенно светлеющего экрана заполнили многократно повторяющиеся буковки «м». Слава богу, во сне она не задела какую-нибудь жизненно важную клавишу, и это не привело к непоправимым последствиям. Общаться с компьютером на равных у Тани, к сожалению, никак не получалось.

Удаление нескольких «мычащих» строчек сократило текст на экране примерно втрое. Ладно, у нее еще вся ночь впереди. Вот только шея болит немилосердно, да еще продолжает действовать на нервы садистская сигнализация, которая и святого способна довести до белого каления. Ну а Таня на святость не претендовала.

Минут через пять она почувствовала полную солидарность с тысячами жителей близлежащих домов. Все попытки сосредоточиться на работе оказались тщетны, под такой аккомпанемент ее затуманенный сном и усталостью мозг наотрез отказывался выдать хоть одну творческую мысль. Даже эпитеты в адрес владельца квакающего автомобиля получились вполне цензурными и совсем невыразительными. Из всех идей, посетивших за это время Таню, самой сто́ящей была идея принять душ и выпить крепкого кофе.

Гнусного кваканья не смогли заглушить ни закрытая дверь ванной, ни шум льющейся воды, и тогда с Таниного языка сорвалось несколько выражений, которые она очень редко произносила вслух. Тем не менее душ оказался все-таки отличной идеей, а кофе еще лучшей. Но самым восхитительным было то, что в мире наконец воцарилась тишина. Или то, что называется тишиной в большом городе.

С удовольствием прихлебывая горький ароматный напиток, Таня подошла к окну. Несмотря на то что был самый темный час ночи, далеко внизу угадывалась ее «девятка», а рядом с ней по-прежнему четко выделялась красная захаровская «тойота». Значит, все-таки она была права, и дьявол-искуситель как раз его роль.

Часа полтора спустя Таня с раздражением просматривала на экране практически законченную статью, которая была весьма похожа на свой первый вариант и нравилась ей ничуть не больше. Истошное кваканье вновь раскололо зыбкую тишину белой ночи в тот момент, когда Танины пальцы распростерлись над клавиатурой, лишь слегка касаясь ее. От неожиданности она всей пятерней впилась в клавиши, а на экране замелькала бессмысленная дорожка из букв: изгшэшшшшш…

Употребив слова, которые она вообще никогда не произносила вслух, Таня порывисто вскочила и ринулась в лоджию. Ощущение было таким, будто она нырнула в пульсирующий звук, заполнивший все пространство до самого неба. Зато картина на земле была той же, что и полтора часа назад, только гораздо лучше освещенной. Среди беспорядочно понаставленных машин глаз привычно выхватил бежевую «девятку». Рядом краснела захаровская «тойота», и, кажется… именно она являлась эпицентром истошного кваканья.

Таня внимательно всматривалась вниз, но разобрать отсюда, что к чему, возможности не было. В соседней лоджии послышались голоса, затем оттуда высунулась голова. Машинально повернувшись, Таня широко раскрыла глаза и даже слегка приоткрыла рот.

Перед ней была отнюдь не Ирочка Булыгина. И даже не ее муж Миша, которого, по словам его благоверной, разбудить ночью можно, только если непосредственно над ухом стрелять из пушки. Голова, а также слегка видневшиеся из-за перегородки обнаженные мускулистые плечи принадлежали Глебу Захарову.

Значит, ему действительно надо было на двенадцатый и там внизу надрывается именно его «тойота». Пикантная ситуация. Спохватившись, Таня закрыла рот, но проявить деликатность и отвести от Захарова глаза было просто выше ее сил.

Он узнал ее сразу. Его лицо отразило досаду, ее лицо – холодное презрение. Дуэль взглядов продолжалась всего секунду-другую, ни одного слова сказано не было.

Таня никого ни за что не осуждала, справедливо полагая, что взрослые люди способны сами разобраться, как им жить. Моральный облик соседки ее не особенно волновал, а волноваться о моральном облике Захарова не было вообще никакого смысла. Какой моральный облик может быть у дьявола-искусителя? Но это никак не прекращающееся кваканье… оно способно лишить остатков терпения даже ангела!

А Таня ангелом отнюдь не была. Переполняемая холодной яростью, она резко повернулась и влетела в комнату.

Плюхнувшись на стул, она уставилась на экран монитора. Нет, статья ей решительно не нравилась. Хотя в этом-то Захаров не виноват. Или виноват? Впрочем, не важно, надо было вовремя со своим квакающим эксклюзивом разобраться. И вообще! Где еще писать об архитектурных излишествах, если не в «Архитектурных излишествах»?

Мстительно улыбнувшись, Таня без сожаления удалила почти весь вымученный этой ночью текст и быстро застучала по клавишам:

«Архитектура загородных домов последнего десятилетия по большей части являет собой нелепую смесь художественных стилей всех эпох и народов, от неолита до постмодернизма. Роднит эти образчики современного зодчества неистребимая любовь заказчиков (архитекторов?) к разного рода башнеподобным конструкциям. Не является исключением и особняк, рожденный в недрах архитектурной мастерской «Захаров и Линденбаум». Став поистине достопримечательностью окрестностей Стрельны, он наглядно демонстрирует общий упадок отечественной архитектуры. К сожалению, количество не всегда переходит в качество, и многочисленные башенки Глеба Захарова, даже все вместе взятые, проигрывают одной-единственной башне Адмиралтейства, построенного его великим однофамильцем Адрианом Захаровым…»