Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста

По благословению епископа Тираспольского и Дубоссарского Юстиниана

Приветствие Его Блаженства Архиепископа Хризостома

С отеческой заинтересованностью мы приветствуем издание книги «Старец Арсений Пещерник».

Ее автору, отцу Иосифу Дионисиатису, киприоту по происхождению и монаху, проведшему более тридцати лет на Святой Горе, посчастливилось общаться со святыми людьми, которые жили по заповедям Евангелия и являлись образцами добродетели и святости. Одним из таких наших святых современников является и старец Арсений, житие и поучения которого содержит настоящая книга.

Будучи убеждены, что читатели книги «Старец Арсений Пещерник» получат благодаря ей пользу, мы благословляем ее издание и предлагаем ее для чтения христоименитой полноте нашей Церкви.

Молитвенник ко Господу Хризостом,

Архиепископ Кипрский

Священная Архиепископия Кипра,

20 июня 2001 года

Старец Арсений

«Тихий и великий делатель добродетели»

К старцу Арсению поистине может быть отнесено евангельское: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства^[1]. От природы он был прямым, простым, беззлобным, кротким, послушным и исключительно редким подвижником, также и нестяжательным. К старцу Арсению всегда можно было отнести евангельское: да, да; нет, нет^[2].

Никогда он не злопамятствовал, что бы ты ему ни сделал, никогда не гневался, никогда не причинял никому вреда.

Послушание его было совершенным, поэтому благодаря послушанию и абсолютной вере в Старца^[3] он ежедневно жил превыше законов естества.

Совершать бдение он начинал вечером, трудясь в тысячах поклонов и во всенощном стоянии до самого рассвета.

Он так сосредотачивался в молитве и так к ней прилеплялся, что часто, когда приходило время труда, даже и не думал прекращать молитвы.

Тогда по необходимости мы подходили к его окошку, чтобы позвать его, и видели, как он стоял прямо и пребывал в мире ином.

– Геронда, пришло время труда.

И старец, придя в себя, в недоумении отвечал нам:

– Разве уже рассвело?

При всей своей простоте этот старец постиг саму суть монашеской жизни. Всего себя он предал послушанию и подвигу, почему и сподобился желаемого. Он обрел в себе молитву, обрел Бога.

Монах, который не стремится к этой цели в первую очередь, потерпел неудачу.

Старец Арсений был тихим и великим делателем добродетели. Это один из современных афонских святых.

Благословение его да пребудет с нами.

Старец Иосиф Ватопедский^[4]

Введение

Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их.

Евр. 13, 7

Когда я впервые решил посетить Святую Гору Афон в спасительное лето 1964 года, то, по Божественному устроению, монастырь святого Дионисия Афонского^[5] был первой святогорской обителью, принявшей меня. В нем мы с моим другом-мирянином (ныне он иеромонах) прожили около двадцати дней.

Там среди других отцов был особенно славен приснопамятный игумен Гавриил. Этот чудный игумен ради повышения, как он говорил, духовного уровня призвал из афонской пустыни добродетельных духовников для помощи ему в его священных трудах.

В то время обитель получила особое благословение, обогатившись одним из таковых духовников – из духовных чад великого исихаста наших дней старца Иосифа Пещерника. Духовника звали отец Харалампий^[6]. Один наш земляк, послушник монастыря^[7], предложил провести нас к подвижнической каливке духовника, которая находилась на расстоянии часа с небольшим ходьбы от обители по направлению к Новому Скиту^[8].

И вот весенним утром вместе с моим другом и нашим проводником – послушником и земляком – мы вышли из монастыря. Моим первым впечатлением, которого мне никогда не забыть, была та прекрасная прогулка по узкой тропке среди цветущего и благоухающего леса и кустов слева, со стороны Афона, и крутого и обрывистого склона справа, где виднелся безбрежный залив Сигитикос на фоне второго полуострова Халкидик^[9]. Дальше, после одного из спусков, появляется монастырь святого Павла^[10] и прямо над ним – заснеженное ущелье и ослепительно белый Афон, как некий мифологический гигант. Открывается панорамный вид и святая вершина, покрытая, словно покрывалом, белыми облачками^[11].

В скором времени показалась и высокая башня Нового Скита. Как только мы завидели первую каливу, наш проводник сказал:

– Это отца Ефрема, духовного брата нашего духовника. Хотите с ним познакомиться?

– Конечно, да!

Зашли внутрь. Старец принял нас с большой теплотой, и его просвещенные слова произвели на нас самое лучшее духовное впечатление.

Еще кое-что оставило свой след в моей душе. Это было поведение трех – четырех его послушников, которые принесли нам обыкновенно подаваемое в таких случаях угощение^[12], принесли молча, лишь шепотом непрерывно повторяя молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Мне показалось, что они живут в ином мире.

Посмотрев из окна келии, мы увидели внизу под скалой две другие каливки.

– Что это за каливы?

– Это каливка нашего духовника.

– А вон та, маленькая?

– А там живет один святой старчик – отец Арсений… Но не спешите, мы всё увидим.

Выйдя, мы спустились к келии отца Харалампия – духовника. Видим – кто-то работает в саду. «Да вот он», – сказал нам наш проводник. Едва завидев нас, отец Харалампий оставил свою работу, с большой любовью поприветствовал нас и пригласил пройти в каливу.

После чудных впечатлений, полученных от общения с духовником, нам осталось посетить того старца, который жил в каливе по соседству.

С первой же минуты мы увидели в его спокойном лице черты преподобного со многими дарованиями – кротостью, любовью, смирением. Но наиболее выделялись его блаженная простота и незлобие. Это и был старец Арсений.

С этим святым старчиком я сподобился прожить последующие восемнадцать лет его земной жизни – от того дня, как Госпожа наша Богородица вырвала меня из мира и сопричислила к молодому братству духовника отца Харалампия. Старцем братства, как старший, считался, конечно, отец Арсений, но административная ответственность всецело была возложена на моего старца – отца Харалампия.

В последние годы было издано немало книг о современных афонских отцах. Но поскольку до сей поры почти ничего не было написано о чудесной жизни, прожитой отцом Арсением, особенно же о тех годах, которые он провел под просвещенным руководством своего великого сподвижника – старца Иосифа Пещерника^[13],– то мое недостоинство, несмотря на всю свою неспособность к литературному труду, сочло своим обязательным долгом набросать об этом святом старце хотя бы несколько строк. Кроме того, таково было и общее пожелание многих его духовных чад.

Все, что я помещаю здесь, заимствовано либо из рассказов самого старца, либо из рассказов людей, составлявших его ближайшее окружение.

Настоящее издание может быть охарактеризовано и как некое обзорное повествование о жизни двух великих сподвижников – отцов Иосифа и Арсения, а вместе с ними и их духовных чад. Однако центром и главным лицом повествования всегда является старец Арсений.

Что же касается языка, то я до некоторой степени свободно и в смешанном стиле передаю выражения старца, потому что, как известно, на новогреческом языке приснопамятный отец говорил несколько несовершенно.

Всем, кто так или иначе посильно помогал написанию этой книги, я выражаю свою теплую благодарность.

Детство. Божественное призвание

Детские годы

Как рассказывает сам старец Арсений (в миру Анастасий Галанопулос, сын Димитрия и Сотирии), первой его родиной был тот самый благословенный и прославленный Понт^[14], который, несмотря на всю тяжесть турецкого ига, смог остаться непоколебимым в своей верности греко-православному преданию. Впрочем, иногда давление со стороны турков становилось все же настолько сильным, что приходилось выбирать: либо отрекаться от веры, либо переселяться в другое место.

Нечто подобное случилось и с семьей маленького тогда Анастасия. Когда ему было двенадцать лет, непрерывные притеснения, грабежи, ночные нападения и многое другое вынудили его большую семью, а также и многих других его соотечественников переселиться на юг России. Там, в православном окружении, понтийский эллинизм беспрепятственно сохранил свои благословенные и неповторимые традиции.

Я привожу кое-что из того, что мы слышали из освященных уст старца, поскольку полагаю, что жалко было бы предавать это забвению. Я верю, что это принесет нам пользу и послужит добрым примером.

У понтийцев был очень хороший обычай: в родительском доме, доколе был жив дедушка, все дети мужского пола после своей женитьбы оставались вместе, живя так до смерти дедушки. Можно сказать, что понтийские дома являлись в своем роде образцовыми малыми или большими киновиями^[15], и в них, как некий старец, первое место занимал дедушка, которому оказывалось особое уважение.

Утром все члены семьи, прежде чем уйти зарабатывать «хлеб насущный», должны были подойти к дедушке, поцеловать его руку и получить у него благословение. Когда вечером мужчины возвращались с работы, младшая невестка была обязана омыть им ноги. А мужчин было немало. (Старец говорил нам, что один только их дом «разросся до пятидесяти двух ложек».)

Что же касается послушания, уважения к старшим и религиозного благочестия, которые царили в этих семьях, то, без преувеличения, в этом отношении сегодня им позавидовал бы самый дружный монастырь.

Да и в посте они, без сомнения, могли бы посоревноваться с нынешними общежительными монастырями. Строгие посты всего года соблюдались в точности. Пост же первой седмицы Великого поста (когда от пищи обычно воздерживаются первые три дня) продолжался, как рассказывал нам старец, с понедельника до субботы. В среду и пятницу, причастившись Святых Таин за литургией Преждеосвященных Даров, они подкрепляли свои силы антидором и небольшим количеством хлеба, и так – до самой субботы, когда вкушали уже уставную пищу с растительным маслом.

Что же касается добродетели, то, как говорил старец Арсений, дедушка здесь твердо занимал свое место. Он был образцом для всех. Он никогда не гневался. Давал советы со всей любовью и всегда сам был их первым исполнителем.

Но и бабушка, впрочем, не упускала поучительного случая, чтобы его добродетель была явлена и детям.

Однажды дедушка усталый пришел с работы и сел за стол. Бабушка же специально добавила в пищу столько соли, что она сделалась совершенно несъедобной. Дедушка, положив в рот одну ложку, тотчас ее выплюнул. Потом без всякого возмущения, без какого-либо замечания он закричал: «Су, су, кетир су», что означает «принесите воды». Он влил из кувшина достаточное количество воды, пока еда не стала съедобной, и продолжал трапезу так, как будто ничего не случилось.

В другой раз пищу приготовили, наоборот, совершенно без соли. И снова: «Туз, туз, кетир туз», то есть «принесите соли». Поев этой безвкусной пищи, он встал, перекрестился и сказал от всего сердца: «Слава Тебе, Боже, поели мы и сегодня».

Полагаю, что этого достаточно, чтобы получить пользу от примеров суровой жизни наших предков.

В таком благословенном окружении провел детские годы Анастасий, уже тогда вместе с младшей своей сестрой Парфеной отличавшийся благочестием.

Греческого он почти не знал, но очень хорошо говорил по-понтийски^[16] и по-турецки. Позже выучил и русский. Религиозные книги, и прежде всего жития святых, он читал на тех языках, которые были ему известны.

Особое место в его душе занимал святой Алексий, человек Божий. Когда бы ни рассказывал нам отец Арсений о нем, сердце его раскрывалось. На протяжении всей жизни старца этот святой оказывал ему особенное покровительство и многократно помогал в трудных ситуациях.