Элиза

© Даниил Горбунов, 2016

© Иван Перчугов, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Где ты там? Разве ты не слышишь, что тебя зовут?! – раздражённо кричал проповедник, поднимаясь по широкой, скрипучей лестнице на второй этаж своего дома.

На лбу у него выступили капельки пота, но не от жары, а от волнения, голова ужасно болела. Церковник лихорадочно думал, что ему делать с его больными дочерьми, их недуг пугал его, и он уже практически потерял всякую надежду, что их удастся вылечить.

– Что ты делаешь?! – прокричал он, зайдя в комнату своей жены. Она сидела перед большим зеркалом и пудрила щёки. – Ты хоть понимаешь, что Бетти и Абигайл буквально сходят с ума?! Тебя волнует хоть что-нибудь кроме своей внешности?!

Жена церковника отложила в сторону пудру и, смотря на отражение мужа в зеркале, сказала:

– Понимаешь, я должна выглядеть превосходно! Я уверена, что эти девчонки сегодня точно не умрут. А если ты мне не веришь, то иди и следи за ними сам! Но мне не мешай!

Проповедник ещё раз взглянул на эту чёрствую, безразличную женщину, развернулся и поспешил вниз.

Теперь он шёл в комнату Бетти и Абигайл, которые последние несколько дней очень странно себя вели. Девочки впадали то в апатию, то в лихорадочное веселье: они могли безо всякой причины закричать, а потом рассмеяться, могли лежать неподвижно, но через минуту уже бегать по всему дому, истязая себя.

– Что с вами, девочки? Что? – спрашивал отец у дочерей, тряся при этом их за плечи.

Девочки не отвечали на вопросы отца, они лишь только хохотали ему в лицо. Вдруг они в судорогах упали на пол и начали стонать и корчиться, как будто их резали ножами.

– Меня колют иглами! Мне больно! – кричала Бетти, но никаких игл нигде не было.

– Боже! Боже! – твердил проповедник, испуганно озираясь по сторонам.

Девочки прекратили стонать, и церковник уложил их в кровати. До его ушей донёсся шипящий звук из кухни.

– Титуба, что ты делаешь? – зайдя на кухню, настойчиво спросил проповедник у женщины, которая жарила мясо.

Титуба была негритянкой, обращённой в рабство и прислуживающей в доме проповедника.

– Я думать, что в ваших дочерей вселиться бесы, – сказала она со странным акцентом, – я облить их мочой кусок мяса и прожарить его, а потом хотеть скормить собаке.

– Бесы? Неужто это и правда бесы? – прошептал проповедник и вышел из кухни.

Краем глаза он заметил на столе кувшин с водой и изрядно этому удивился. В обычном кувшине, конечно, странно находить что-то удивительное, но в последнее время в доме проповедника стали появляться странные вещи, которые его пугали, хотя и были весьма обыденны. Он предполагал, что кувшин с водой вполне можно использовать для гадания. Но когда проповедник спрашивал у Титубы, откуда этот кувшин, она не отвечала, объясняя это тем, что она его плохо понимает. Почему-то именно в этот напряжённый момент обычный сосуд с водой привлёк внимание проповедника, но сейчас надо было думать не о кувшинах.

Он начал искать в груде книг свой псалтырь, но найти его быстро не удавалось. Руки церковника дрожали: это затрудняло поиски. «Что если это действительно бесы? Что если из моих девочек уже никогда не удастся изгнать бесов, и Бетти и Абигайл придётся убить?» – думал он.

Наконец проповедник нашёл маленькую, потрепанную книжку. С книгой в руках он прибежал к дочерям, которые снова стонали, и начал листать псалтырь, пытаясь найти нужную молитву. После того, как она была найдена, он стал читать.

Абигайл и Бетти сильно кричали, закрывали уши пальцами, болтали ногами, скидывая с себя одеяла, будто бы священные слова, исходящие из уст отца, были для них ядом. Они царапали свои лица и говорили какие-то непонятные слова на языке, которого раньше не знали. Эти слова, несомненно, были придуманы самим дьяволом.

– Они бесноватые, – прошептал проповедник после прочтения молитвы, и побледнел так, что его с легкостью можно было спутать с покойником.

Титуба в то время, пожарив мясо, быстро выскочила на улицу и кинула его собаке. Собака съела брошенное ей «лакомство», но ничего с ней после этого не произошло.

– Бриджет Бишоп, Сара Гуд, Сара Осборн, – крикнула Абигайл.

– Что значат эти имена? – спросил проповедник, склонившись над дочкой.

– Титуба… – прошептала Бетти, скорчившись ещё больше.

– Титуба? Значит, это Титуба во всём виновата? – выкрикнул проповедник и снова пошёл на кухню.

Негритянка убирала в шкаф сковородку.

– Это ты погубила моих детей? Ты? – спросил церковник.

Титуба повернулась к нему и после некоторого молчания сказала:

– Я в этом быть не виноват, хозяин.

– Все вы ведьмы так говорите!

С этими словами церковник подошёл к бедной женщине и ударил её.

– Ах, ведьма, это ты погубила моих дочерей!

– Нет… Нет… – заплакав, сказала Титуба.

– Ты, ведьма, за всё на суде ответишь! Скоро, скоро ты будешь гореть в адском пламени! Да. Так тебе и надо, слышишь, ведьма?..

Глава 1

Год спустя.

Было прекрасное утро, солнце радостно светило, ласковый, тёплый ветерок проносился над бескрайним полем зреющей кукурузы и обвивал потрёпанную одежду сторожа-пугала. Земля, казалось, ожила, она уже не помнила столь недавний набег индейцев, и даже забыла эпидемию оспы, буквально вчера здесь побывавшую. Не было никаких сомнений, что это было начало нового дня в Новой Англии…

В то утро, в городке Салеме, что находится в колонии Массачусетс, около десяти часов, два господина, гуляющие по городу, решили присесть на скамью.

Один из них был преподобным Самюэлем Перисом, местным проповедником и весьма узнаваемым человеком в Салеме. Другой был его другом, звали его Джоном Мюррэем.

Присев на скамейку, мистер Мюррэй поправил свою шляпу и посмотрел на небольшой каменный коттедж, стоящий неподалёку, который принадлежал одной его знакомой. Он вспомнил, как ещё позавчера хозяйку коттеджа обвинили в колдовстве, а потом повесили.

– Знаешь, Джон, – отвлёк мистер Перис своего друга от раздумий, – я наблюдал за тобой сегодня в церкви, и мне совсем не нравится, как ты себя там ведёшь.

– Что Вы хотите этим сказать? – спокойно спросил Джон.

– Вот всему-то вас, молодых, надо учить, – улыбнувшись, сказал Самюэль. – В церкви никогда, Джон, не стой в стороне, никогда! Молитву читай громче, чем все остальные – это тебе будет только на руку. А ещё больше разговаривай со священниками, пусть все думают, что ты с ними в хороших отношениях.

– Хорошо, я постараюсь, – промолвил Джон и снова устремил взгляд на коттедж, из трубы которого уже никогда не повалит дым.

Он думал, что советы преподобного Периса и правда ему пригодятся, а особенно сейчас, когда любой твой сосед может быть в сговоре с дьяволом. Чтобы тебя никто по ошибке не заподозрил в колдовстве, мало часто посещать церковь, нужно, чтобы все замечали твое присутствие. Тяжёлые времена настали для жителей Салема, и нужно быть начеку, если не хочешь отправится прямиком на эшафот.

Тут мистер Мюррэй вздохнул и, как бы отвечая на свои мысли, произнёс:

– Как-то слишком много за последние время развелось ведьм.

Мистера Периса фраза, сказанная его другом, совсем не шокировала, как это было бы с любым другим человеком. Самюэль видимо не входил в число тех людей, но, тем не менее, он насторожился, оглянулся, проверяя, нет ли нигде поблизости пары лишних ушей.

– Эх, Джон, – загадочно улыбаясь, произнёс мистер Перис.

Джон озадаченно посмотрел на преподобного Периса, он хотел сказать что-то ещё, но Самюэль его опередил:

– Неужто ты действительно думаешь, что все те женщины, повешенные или сожженные на кострах, умели колдовать?

После этого вопроса Перис ещё раз осмотрелся, чтобы точно быть уверенным, что их никто не сможет подслушать

– Да… – после небольшой паузы ответил Джон.

По правде говоря, он не был уверен, что та его знакомая, хозяйка коттеджа, умела колдовать, но что касается той же Бриджит Бишоп, которая запомнилась всем своей любовью к красным платьям, то она, конечно, была ведьмой. Да и Джон никак не мог ответить на такой вопрос «нет», ведь Самюэль хоть и его друг, но в тоже время он – пастор. Как ни странно усомниться в существовании нечистой силы, значило бы усомниться во всевластии церкви. Все жители Салема хорошо знали, что недоверие к церкви – сопоставимо с неверием в Бога.

– О, друг мой, насколько же люди – глупые создания, – сказал мистер Перис. Эти слова Самюэль произнёс с ухмылкой на лице, будто бы он не считал себя человеком, а был выше его.

Мистер Мюррэй, наверное, впервые за всё время с ног до головы осмотрел Самюэля. Сэмюель был солидной наружности, соответствовавшей его положению в обществе, и представлял собой человека влиятельного и целеустремленного. Разговаривал он так, что создавалось чувство, якобы он намного опытнее и умнее своего собеседника. Самая странная вещь в поведении мистера Периса состояла в том, что он, будучи проповедником, не выдавал в себе, своём поведении, речи человека, который хоть каким-нибудь образом связан с этой профессией.

– Я хоть и знаком с тобой, Джон, недолго, – сказал он, – но вижу, что тебе доверять можно. Я-то людей хорошо знаю, осмелюсь сказать, что насквозь их вижу!

Сказав это, Самюэль замолчал. Он увидел проходящую мимо женщину с двумя дочерьми. Возможно, он просто не хотел, чтобы эти прохожие услышали хоть малейшую часть его разговора с Джоном, и потому сделал паузу. Но по глазам было видно, что в его сознании всплыло какое-то воспоминание, когда-то глубоко запавшее в его душу, и эта незнакомка заставила мистера Периса вернуться в прошлое, но как только она исчезла из виду, Самюэль снова стал прежним.

– Ты, Джон, не просто так ведь со мной общаешься, ходишь на прогулки? Ты ждёшь какой-то пользы от этого, так? – спросил мистер Перис.

Мистер Мюррэй немного помолчал, а потом произнёс:

– Что Вы имеете в виду?

– Да то, Джон, что я же вижу, что ты стремишься стать пастором. Но до пастора тебе трудиться и трудиться, а рядом я, хорошо же, правда? Я тебя не осуждаю за это, мне кажется даже, что из тебя хороший пастор выйдет.

– Вы, правда, думаете, что я мог бы стать пастором? – немного покраснев, спросил Джон.

– Конечно, – ответил Самюэль, – но только есть… всё же одна вещь, о которой тебе следует рассказать.

Джон понял, что сейчас мистер Перис ему в чём-то признается. Он расскажет нечто важное, что не каждый удостоен знать.

– Такие влиятельные люди, как я, могут пользоваться местными суевериями для устранения людей, которые им неугодны, – начал он, – мне достаточно сказать, – «этого повесить, ту сжечь», – как люди начнут бегать повсюду с верёвками и хворостом. Мне достаточно указать на собаку и сказать, что она умеет колдовать, как эти людишки тут же посадят её в мешок и утопят в озере.

В сознании Джона мир перевернулся с ног на голову, но он обладал немыслимым хладнокровием. Если бы Джон стал свидетелем признания человека в убийстве и фразы, что погода сегодня хорошая, он наверняка бы одинаково воспринял два этих разных факта. То, что Джон обладал на редкость холодным сердцем, нравилось мистеру Перису, он всегда примечал таких людей, в каком-то смысле похожих на него самого.

Джон понял, что он и мистер Перис живут словно в разных мирах: в мире Джона люди верят в нечистую силу и в тайне боятся, что их обвинят в колдовстве, а в мире Самюэля церковники осуждают людей, которые им не нравятся, за колдовство, называют их ведьмами и колдунами, преследуя какую-то выгоду. И Джону нравился мир Самюэля намного больше. Мистер Мюррэй не закричал, не стал обвинять своего друга в ужасных преступлениях против Бога, против людей, потому что он больше не хотел быть таким же забитым, испуганным, как его сограждане, а не станет он таким, только если будет сотрудничать с Самюэлем. Некоторым людям нравится быть посвящённым в какие-то тайны: это доставляет определённое удовольствие.

Преподобный Перис внимательно наблюдал за реакцией Джона и хитро улыбался.

Над головами этих двух «джентльменов» вдруг промчалась большая тень какой-то птицы, но тень была настолько большой, что Самюэль усомнился, была ли это птичья тень. Но кого же тогда ещё она могла быть?

– Получается, набеги индейцев, эпидемии болезней, неурожайные годы, вовсе не связаны с ведьмами и колдовством? – спросил Джон.

– Конечно, нет, это всё глупые сказки, которые церковь рассказывает обычным людям, – сказал Самюэль.

– И что уже известны имена следующих женщин, которых суд обвинит в колдовстве?

Джон подумал о своей сестре, он ненавидел её с самого детства, и теперь понял, что с помощью Самюэля он с лёгкостью сможет отправить её на виселицу. Эта мысль очень ему понравилась.

– Да, конечно, – ответил мистер Перис и ещё раз опасливо оглянулся.

– И кто же будет следующими? – поинтересовался Джон.

– О, над этим я и другие церковники думали долго. Но вот что лично мне пришло в голову: у меня в доме уже несколько месяцев работает новая служанка. Она так красива! Прекрасна, как ангел! Это не нравится Джозефине, моей жене. Она тратит столько времени и денег на красоту. Порой мне кажется, что она, если бы могла, убила всех красавиц Земли, дабы её провозгласили «самой красивой женщиной».

– И Вы хотите убрать эту служанку со своей дороги?

– В общем, да.

– Конечно, за красоту всегда нужно платить достойную цену.

– Правда в твоих словах, Джон. Вскоре я тебя познакомлю с одним человеком, который поможет мне осуществить мой план. Некоторым людям, как говорится, нужно «позолотить ручку», и они сделают всё за тебя. Запомни это правило, а если ты будешь по нему жить, то весь мир ляжет у твоих ног, Джон. ВЕСЬ МИР! Ты не представляешь, насколько это много! Я уберу проклятую служанку раз и навсегда!

После этой фразы два господина встали и пошли к своим домам. К счастью для них, никто не был свидетелем этого разговора, по крайней мере, они так думали…

Глава 2

Утро того же дня, как и любое другое, выдалось для Элизы тяжёлым. Уже с утра она, служанка в доме мистера Периса, была измучена работой. Миссис Перис, как только видела хотя бы малейшую ошибку в работе Элизы, например, небольшое пятнышко на недавно вымытой тарелке, тут же начинала возмущаться и говорить: «Что мы зря платим тебе столько денег!?» Но эти слова были не совсем правдивы, ибо Элиза получала не так уж много.

Элиза была стройной, красивой и трудолюбивой девушкой. Волосы её были светлые, глаза – голубые, а черты лица – настолько прекрасными и правильными, что любая богиня позавидовала бы таким. В глазах других Элиза выглядела ангелом, безгрешным существом, которое и не способно на какой-либо грех. Она сочетала в себе красоту физическую и духовную.

Элиза жила со своей матерью, Евангелиной. Евангелина – женщина уже пожилого возраста, с сединой на волосах и излучающим свет лицом. Миссис Ева никогда никого не обидела, помогала всем, чем могла. К сожалению, Евангелина была больна, какой-то мало изученной болезнью, и все понимали, что дни миссис Евы сочтены, и придёт тот роковой день, когда её не станет.

Также Элиза была помолвлена с неким Джимом Смитом. Ещё в шестилетнем возрасте он остался сиротой. Точно сказать, где работал Джим, было нельзя. Причиной тому было то, что его часто увольняли. Джим был честным, одарённым чувством справедливости и находившимся всегда на стороне правды человеком. Часто Джим уверял людей, с которыми он бывал малознаком, в том, что церковь, возможно, ошибается в обвинениях в колдовстве, что не может Бог приговорить человека к смертной казни. Поэтому люди считали его сумасшедшим, или что ещё хуже еретиком, возможно, из-за этого так часто и увольняли Джима.

Элиза накрывала на стол, когда Самюэль вернулся со своей прогулки домой, подоспев как раз к позднему завтраку. Как только он присел за стол, Джозефина спросила его:

– Дорогой, где же ты был?

– Я гулял по Салему с одним своим знакомым, – ответил Самюэль.

– А кто этот твой знакомый? Он важный человек? – спросила Джозефина, опершись на стол локтями.

– Нет, сейчас он важен так же, как важно пятое колесо телеги, но потом я думаю, он мне пригодится.

– Как его зовут?

– Думаю, Джозефина, его имя тебе ничего не скажет. Его зовут Джон Мюррэй.

После этой фразы мистер Перис принялся за свою трапезу. Давайте понаблюдаем за жизнью, текущей в этом доме…

У любого человека, попавшего в дом Самюэля в первый раз, ненароком возникло бы множество вопросов. Приведём некоторые из них.

Сначала люди спрашивали себя: «Почему в этом доме нет рабов?» Во многих семьях есть негры-рабы. Ответить на этот вопрос не так легко. Говорят, что у Перисов была негритянка Титуба, но её около года назад обвинили в колдовстве и повесили. Самюэль больше не хотел покупать рабыню и нанял служанку.

Осмотрев дом лучше и чуть-чуть познакомившись с Перисами, люди думали: «Есть ли у них дети?» Этот вопрос нужно задавать так: были ли у Перисов дети? Да, были. Судя по слухам, ими овладели бесы. То, что случилось после, скрыто. Естественно никто не упоминал об этом в присутствии Самюэля и Джозефины.

Третий вопрос возникал у человека, который познакомился поближе с Джозефиной. «Какая ужасная особа! Как можно, находится рядом с таким человеком?» – думали некоторые, глядя на эту женщину, и действительно она славилась своим дурным характером.

Джозефина представляла собой толстую, грубую женщину, но таковой она была не всегда. Постепенно, с каждым годом она становилась толще и толще. Казалось, она заплывала не собственным жиром, а гордыней, алчностью и кровожадностью. Естественно, Самюэль женился не на той Джозефине, которую мы застали, но увидев её, не веришь, что она когда-то была другой.

Дурная слава ходила о Джозефине по Салему. Кроме всего перечисленного, в число её недостатков входила ещё и корысть, поэтому у неё было весьма странное, предвзятое и подчас противоречивое отношение к другим. Втайне некоторые считали, что Джозефина – дьявол в человеческом обличии. Единственным человеком, которому Джозефина не грубила и хорошо относилась, являлся Самюэль. Возможно, было в глубине сердца Джозефины что-то светлое, доброе, но это скрывалось за бесчисленными слоями злости и корысти.

Несмотря на то, что Джозефина хорошо относилась к мужу, она вовсе не любила его. Да и сам Самюэль всё чаще думал, что пора их любви давно уже прошла, он смутно помнил их свадьбу, и вообще все воспоминания о тех временах со временем тускнели и постепенно исчезали. Чувствовалось какая-то неестественность, театральность в отношениях Джозефины и Самюэля, будто бы они были абсолютно бездарными актёрами, которые вынуждены исполнять роли супругов.

Самюэль окончил свой завтрак, и ничего не сказав, куда-то ушёл.

– Убери здесь, – приказала Элизе Джозефина, указав на посуду, стоявшую на столе.

Джозефина, пыхтя, стала подниматься на второй этаж в свою комнату, что давалось ей нелегко при её-то весе. Но сегодня ей удалось подняться быстро, ибо она хотела скорее посмотреться в зеркало. Она зашла в комнату, и, взяв зеркало, устроилась на стуле.

– Ну что за лицо! – сказала сама себе Джозефина, немного помяв свои щёки. – Ужас!

У неё была мания быть красивой, но, увы, как она ни старалась, это плохо у неё получалось. Практически всё своё время Джозефина проводила, размышляя, как ей улучшить свою внешность. В своей погоне за красотой она стала похожа на маленькую капризную девочку, которая очень хочет такую же куклу, как и у её подруги.

В глубине души, Джозефина завидовала Элизе, так как та была очень красива. «Почему же эта идиотка красивая, а я нет!?» – подумала она, когда услышала звон посуды, которую убирала Элиза. Джозефина не задумывалась о том, что подобные вопросы не стоит задавать: внешность, как и родителей, не выбирают. Но она являлась женой пастора, её знали все, а потому следовало бы соответствовать своему положению в обществе. Джозефина считала, что люди влиятельные и хорошо узнаваемые просто обязаны быть красивыми, и никак иначе. Но Бог не одарил её красотой.

Устав смотреться в зеркало, Джозефина отбросила его на кровать.

– Что толку смотреть, раз лучше всё равно не будет, – вымолвила она и направила свой одновременно грустный и злой взгляд в окно.

Она невольно подумала о том, что вчера кое-что спрятала от Самюэля в соседней комнате, где обычно они хранили ненужные вещи. У Джозефины были тайны от мужа, а когда людям есть что скрывать, они могут начать нервничать и постоянно спрашивать себя, хорошо ли они прятали то, что не должно быть увидено другими людьми. Вот и сейчас Джозефина тормошила память, спрашивая себя, точно ли всё правильно сделала, точно положила это нечто, что не должен увидеть муж, в старый сундук, а не на него, точно ли она не забыла его закрыть. Она взяла себя в руки и внушила себе, что всё сделала как надо и лишний раз волноваться не нужно.

Джозефина вдруг вспомнила свою мать, которую, как и её, мягко говоря, худой не назовёшь. Мать часто ругалась на Джозефину, так как та была трудным ребёнком. Но взрослым, как правило, тяжело ругать своих детей, и после каждой ссоры мама легонько щипала свою дочь за пухленькую щёчку, приговаривая: «Как моя толстушка улыбается?» «Хм… Толстушка… А сама была жирной коровой», – подумала Джозефина. Она, конечно, любила свою мать, каждый ребёнок любит маму, хоть и старается иногда скрыть это. Как правило, Джозефина старалась отвернуться после того, как мать называла её толстушкой или пышечкой, она думала, что эти ласковые слова в её адрес звучали, скорее как оскорбления. «Ну как можно быть по-настоящему счастливой, если ты толстуха?» – спросила себя Джозефина. Она отвлеклась от раздумий и предпочла больше не забивать голову грустными мыслями.

Так проходил день за днём, неделя за неделей в доме Самюэля. Самюэль постоянно где-то пропадал, Джозефина в основном сидела дома, Элиза выполняла её распоряжения.

Вот и этот день стал подходить к концу. Ветер, играющий на кукурузном поле с пугалом, вдруг поменялся с ласкового и тёплого на более резкий и прохладный. Фермеры в последний раз за день осматривали свои, казалось, бесконечные поля. Когда на небе стали появляться звёзды, и детям были рассказаны последние сказки, Салем уснул тихим, безмятежным сном.

Когда Самюэль готовился ко сну, Джозефина вдруг спросила его:

– Дорогой, как ты думаешь, я красивее, чем эта Элиза?

Самюэль замолчал, запнулся: он думал, что ответить своей жене, и не знал что именно: горькую правду или притворную ложь.

– Да, конечно ты красивее, – сказал он.

– Врёшь! Я знаю, что ты врёшь! – яростно глядя на своего мужа, сказала Джозефина.

– Зачем спрашивать, если знаешь, что в ответе будет ложь?

– Я сама знаю, что эта дурочка лучше меня. Нет, я тебя не виню за твою ложь. Но я знаю, как ты мне можешь помочь…

– И как же? – спросил Самюэль, уже готовый уснуть.

– Очень просто: ты обвинишь её в колдовстве, и в итоге, она будет повешена. Нет, лучше пусть она сгорит на костре!

– Я же тебе говорил, что всё это устрою, – ответил Самюэль сонным голосом, – но всё же, почему бы её просто не уволить?

– Уволить?! – удивилась Джозефина. – Такую как она мало просто уволить, она не должна ходить по этой земле! Она просто не имеет права жить! Это же просто немыслимо!

Джозефина говорила так не только об Элизе, а о любом человеке, который ей не нравился. Её не смущало, что она, по сути, не может рассуждать, кто имеет право жить, а кто нет.

– Хорошо, хорошо, она сгорит на костре, только успокойся, ради Бога, – нервно вымолвил мистер Перис.

– Да, поскорей бы! – произнесла с азартом Джозефина, – я хочу видеть, как Элиза, это ангельское существо сгорит. Я хочу слышать её пронзительные крики, которые разнесутся на весь Салем!

– Но ведь, истинная ведьма даже не пикнет, если её поджечь. Давай лучше об этом подумаем завтра… Я хочу спать.

После Самюэль и Джозефина уснули. В комнате было темно, но свет луны проникал через окно и падал на их кровать, всё, казалось, застыло, не только в этом доме, но и во всём городе.

Самюэль, которого все знали, как жестокого и хладнокровного человека, становился во сне другим. В реальном мире он вёл себя не так, как в мире снов. Там, во вселенной иллюзий, его преследовали призраки прошлого, люди, которые когда-то жили и больше которых никогда не будет.

Во сне Самюэль слышал странные голоса, доносившиеся из ниоткуда. «Меня колют иглами! Мне больно!» – звенело в ушах. «Я думать, что в ваших дочерей вселиться бесы» – слышалось в голове. «Ах, ведьма, это ты погубила моих дочерей!» – доносилось из тьмы. От этих слов Самюэля кидало в дрожь.

Дальше в действие пошли образы. Сначала Самюэль видел лежащих и корчащихся от боли двух девочек, потом он видел самого себя, берущего молитвенник. Затем слышал, как он читал молитву, но девочки закрывали руками уши и кричали. Он не знал, как помочь этим девочкам он был бессилен, и бессилие его пугало больше всего. Самюэль не выдержал и заплакал, проснувшись, он увидел жену, смотрящую на него.

– Опять они? – как-то раздражённо спросила она.

– Да, – тяжело дыша, ответил Самюэль.

– Ужас! Чуть ли не каждую ночь тебе снятся кошмары! Спать не даешь! Меня лично они не мучают.

Джозефина легла, натянула на себя одело и закрыла глаза.

– Ты никогда не любила Бетти и Абигайл, – произнёс Самюэль, можно было заметить в свете луны слёзы, стекающие по его лицу.

Он смотрел на свою жену, и спрашивал себя, почему она не любила их детей – это была величайшая загадка для Самюэля. Сейчас он ненавидел Джозефину, эту жесткую чёрствую ханжу, которая называлась его супругой. Он понимал, что навряд ли она любит его. Она не любила их детей, она вообще никого не любила.

– Ты ненавидела их… почему? – спросил Самюэль, перед его глазами до сих пор проносились те ужасные эпизоды прошлого.

Джозефина ничего не сказала, она захрапела, и стало понятно, что больше ответа ждать от неё бесполезно. Самюэль ещё долго не мог уснуть. Он лежал и думал обо всём, что ему приходило в голову, но вскоре глаза начали слипаться, и сон овладел им.