Читать книгу: ««Жизнь моя, иль ты приснилась мне?»», страница 3

Новые комнаты в моем доме.

08.03.98 мне приснился сон: Я нахожусь в своей квартире, в прихожей. В коридоре висит веревка с бельем. Белье чистое. В ванну хочет войти незнакомый мне подросток. Я его не знаю, Он очень грязный, особенно руки. Я разрешаю ему помыться. Декорации сна меняются. Прихожая становится просторная и светлая. Я вижу, что в прихожей много встроенных шкафов и кладовок. Я удивлена. Открываю одну и вижу там много одежды. Но я знаю, что это не моя одежда. В прихожей находятся два зеркала, в них ничего не отражается. В прихожей появляется новый дверной проем в виде арки и мне кажется, что за этим проемом в моем доме находится какая-то новая комната.

Моя агрессия превратилась в подростка, который совершает детские непродуманные поступки и часто испытывает чувство вины, кроме того, он вмешивается в дела других (грязные руки), что неминуемо, имея агрессивный характер. Шкафы есть не что иное, как мой прошлый опыт, но в них не моя одежда, значит я должна хорошо усвоить чужой опыт (больше читать, например), кладовки – запасы энергии. Если они есть во сне, то и в реальной жизни они есть! Зеркала указывают, что жизнь надо менять. Мои желания здесь тоже совпадают! Арка в моем доме говорит о том, что мне нужна поддержка, нужен еще кто-то, кто поможет мне в решении моих проблем. Ощущение, что в доме есть еще одна комната продиктовано не только теснотой проживания, но это еще и совет моего подсознания – найди себе новый интерес! Мой новый интерес – это толкование сновидений! Вот как подобный сон описывает Карл Густав Юнг в книге «Человек и его символы» (СПб,1996): «Несколько лет подряд я сам видел во сне мотив, в котором я «открывал» в своем доме жилые пространства, о существовании которых и не подозревал». И далее: «Мотив повторяющегося сна достаточно ясен. Сам дом являл символ моей личности и область ее сознательных интересов, а неизвестная пристройка представляла собой предвосхищение новой области интересов и поисков, о которых сознание в тот момент ничего не ведало».

***

Дом-приют и Робин Гуд.

29.07.98. Во сне меня преследовали какие-то агрессивные женщины. Мне было страшно. Я чувствовала себя беспомощной. Вдруг появляется кто-то. Это молодой человек. Это герой! Я его называю во сне Робин Гуд! Это человек огромного роста. Он спасает меня от этих агрессивных женщин. Я вижу, как мои мучительницы покидают мой дом на скейтбордах! (развлечение для подростков. Агрессивность тоже свойственна подросткам в переходном возрасте.) Я остаюсь одна и с чувством глубокого удовлетворения наблюдаю, как они удаляются из дома. У меня даже какое-то злорадство! Я победила! Я чувствую, что за моей спиной кто-то есть. Я знаю, что это мой телохранитель. Об этом позаботился Робин Гуд! И я ему за это очень благодарна. Я плыву куда-то и вижу новое пространство. Это большой квадратный каменный дом. Я просыпаюсь. Образы сна окутывают меня. Какое-то время я лежу и снова засыпаю, и оказываюсь в этом же сне! Меня встречает мой телохранитель. Он меня куда-то ведет, чтобы меня спрятать. (От кого?). Я оказываюсь в деревянном доме. Там много комнат и много людей. Они тоже от кого-то прячутся. Комнатки чистые, уютные. Я хожу из одной в другую. Я вижу, как одна женщина читает, а другая женщина говорит, что этот приют построил Робин Гуд, и он называется «Иисусе». Я выглядываю в окно и вижу маленькую белую собачку. Я ищу выход на улицу. Я выхожу на улицу и вижу, как к этому приюту подъезжает экскаватор. Он поднимает ковш, и огромная железная лапа вгрызается в крышу дома. С чувством тревоги я просыпаюсь.

Сон показывает, что самоанализ дал результаты. Личность становится все более аутентичной, агрессивность вытесняется из поля Эго. Чтобы закрепить успех, нужен телохранитель. Кто это? Или что? Какая это функция в моей психике? Сон делится на две части. Эти части противопоставлены друг другу. С одной стороны, из моей психики уходят «агрессивные женщины», а с другой- идиллия «дома-приюта» нарушена в конце сна (экскаватор разрушает крышу дома). Какая информация нам известна из сна? Этот дом построил Робин Гуд. А кто такой Робин Гуд? Герой английского фольклора. Опальный борец за свободу и независимость всех угнетенных, благородный разбойник или вольный стрелок, как его еще называют. По степени популярности его часто сравнивают с королем Артуром. Король Артур – идеал рыцарства, Робин Гуд-идеал простых людей. Кроме того, Робин Гуд ассоциируется с идеей всеобщего братства и единения, с идеями социализма, он отбирает добро у богатых и раздает бедным. Это уже в прошлом. Надо меняться. Социализм закончился. Потрясающий образ выбрало мое подсознание, чтобы показать мне насколько мои поступки по жизни были «робингудовскими».

Например, когда я работала учителем, я могла пойти с детьми в театр или на прогулку и накормить их мороженым за свой счет. Если родители детей дарили мне конфеты, я открывала коробку и приглашала детей «угоститься». И дети угощались, пока в коробке уже ничего не оставалось. Я считала это нормальным, а мое подсознание меня критикует! Дом-приют называется «Иисусе!» Человека, который покорно переносит все невзгоды, называют как? Правильно. «Исусик»! И что же получается? Агрессивные женщины удалены, остались только Робин Гуд и Исусик? Ушла агрессия, обнажились беззубость и беспомощность, сомнительная благотворительность?! Именно такую личность легче всего убить совсем (экскаватор, разрушающий крышу дома). Вот почему во сне меня пытаются спрятать! Я слабая стала! Телохранитель или охранник мне нужен, чтобы защитить личные границы! Я так хотела избавиться от своей вспыльчивости и гордыни, от резких импульсивных поступков, что все время думала об этом. А сон мне показал: Агрессию нельзя изживать! Агрессией надо учиться управлять! Ведь в жизни бывают ситуации, когда отсутствие агрессии, неумение защитить себя или своего близкого человека может быть фатальным! Надо обозначить свои границы, и никого к ним не подпускать – вот разгадка сна! И вот поле для нового самоанализа!

***

II. Детство, отрочество, школьные годы.

«– Форрест, ты уже выбрал, кем станешь, когда вырастешь?

– Кем буду я? – Да – А, разве, я не буду самим собой?».

Цинстон Грум, «Форрест Гамп». (мои записные книжки)

Пьяные вишни

Когда мне исполнилось два годика, бабушка и дедушка увезли меня с собой в Ригу. Сначала они построили дом в Литве, где остались жить мои родители, а сами начали все с нуля, да еще и с малым дитем на руках, лет им было, точно не знаю, но скорее всего более чем за 50+. Поселились дедушка с бабушкой в бараке при военной части. Бабушка устроилась работать сторожем.

Барак находился на самой окраине города. Дальше был парк, железная дорога и еще дальше- маленький порт. Вскоре и дедушка устроился на работу, дедушка устроился сторожем в столовую. Смены их не совпадали, и они по очереди сидели со мной. Или ходили гулять в парк, к морю или взморью, как его бабушка называла. Иногда мне разрешали одной гулять в пределах барака. Кстати, и барак, и военная часть были обнесены высоким забором. Вскоре я познакомилась со всеми детьми, и мы достаточно весело проводили свое время.

Однажды, когда дедушка сидел со мной дома, к нему зашел сосед и принес с собой вишневую наливку. Дедушка достал стаканы и еду и у них начался мужской разговор. Я сидела на кухне одна и скучала. Кухню и гостиную разделял проем без дверей, который был завешен занавеской. Занавеска была сдвинута в сторону, и я стала наблюдать за пожилыми мужчинами. Мне захотелось кушать, но мешать деду я не хотела. Я заметила, что мужчины складывают в блюдце ягоды, которые попадают им в стакан, когда они разливают наливку. Этих ягод накопилось уже достаточно в блюдце. Я исхитрилась и уволокла это блюдце со стола. Я решила полакомиться этими ягодами. Я съела одну ягодку, вторую, третью…Защипало язык, как будто я лекарство приняла. Но я продолжала кушать эти ягоды они были сладкими, но щипали язык и слизистые. У меня стало сильно кружиться голова. Стоило мне повернуть голову, и вся комната вместе с дедом и соседом поворачивалась, как на карусели. Я решила встать со стула, и пол странно приблизился ко мне. Я встала на четвереньки оторвала руки от пола и очень осторожно поднялась. Я протянула руки к стене, и стена была уже у моего лба. Я так отчетливо помню это! В это время пришла бабушка. Я бросилась ей навстречу, не удержала равновесие и упала на пол. Комната так быстро кружилась, что я никак не могла встать! Бабушка сразу поняла в чем дело и стала ругать деда и соседа, что они не уследили за ребенком, который чуть не отравился алкоголем! Я видела, как дедушка разводил руками, мол, кто же знал, а сосед боком, боком двигался к двери с опаской поглядывая на бабушку. Одним словом, деду очень сильно досталось в этот вечер.

Как я заблудилась в первый школьный день.

Наступило время ходить в школу. Я помню, как бабушка привела меня в школу. У парадного входа, во дворе школы, собралась толпа малышей. День был теплый и ясный. Я была одета в коричневое платье с белым фартуком. Волосы были заплетены в косы и завернуты в два кренделька по бокам и закреплены белыми лентами. В руках я держала букетик с тремя розовыми розами. Я прыгала на одной ножке и улыбалась, сама не зная, чему. Вдруг я увидела, как прямо на меня идут три дядьки-старшеклассника. Я не успела посторониться, и они сильно меня толкнули. Мало того один верзила взял и оторвал из моего букета розочку и пошел себе дальше, уткнув нос в душистый цветок. Как я расплакалась! Напрасно добрая учительница гладила меня по голове и говорила, что Мари Ванна будет рада и двум оставшимся цветкам в моем букете, я плакала так, как будто это был последний день в моей жизни. Эти верзилы даже не извинились, думала я, и не вернули мне мой цветок. Как они могли!

Наконец, мы вошли в школу и разошлись по классам. И опять со мной случилась история. Я пошла в класс, где я не значилась в списках. Учительница стала громко читать список и, услышав свое имя и фамилию, каждый ребенок вставал и говорил: «Это я!» Я свою фамилию так и не услышала. После переклички я не подошла к учительнице и ничего ей не сказала. Я целых две недели ходила в чужой класс, пока в столовой не начались неприятности. В нашем классе постоянно кому-то не хватало порции. Мне даже в голову не приходило, что это я и есть тот лишний рот, который объедает сотоварищей. Наша соседка по бараку работала в школьной столовой. Она пришла к бабушке и стала рассказывать ей историю, что в первом классе «А» творится непонятно что, кто-то толи две порции съедает, толи лишний ребенок в классе есть, и он не записан. Соседка и бабушка вопросительно на меня посмотрели. Тетя Дуся, так звали соседку, спросила у меня: «А в каком ты классе? В «А» или «Б»? Я посмотрела на пожилых женщин и сказала, что еще не выясняла в каком классе я учусь. Тетя Дуся всплеснула руками. Так это ты и есть! Завтра придешь в столовую, подходи к столу самая последняя, поняла? На следующий день, когда наступила большая перемена и наш класс отправился в столовую, я шла в хвосте колонны. Все быстро заняли свои места за столом. У всех были порции под носом, а я стояла насупившись, у меня порции не было. Я подошла к раздаточному окну, где стояла и смотрела на меня тетя Дуся. Тетя Дуся окликнула учительницу и сказала, что вот этот ребенок у вас брал лишнюю порцию. Учительница с удивлением на меня посмотрела и сказала, что видит меня первый раз! Она ушла и привела другую учительницу. Другая учительница была высокая и полная в голубом платье и со светлыми крашеными волосами, взбитыми в горку и по бокам закрепленными невидимками. Учительницы оживленно между собой беседовали. Подойдя ко мне, учительница в голубом платье меня спросила: «Как тебя зовут? Ах, Янина! А я – то думаю, почему ты в школу не ходишь, толи заболела, толи переехала, ну, пойдем».

Тетя Дуся сделала знак рукой, мол подождите. Она вспомнила, что я осталась без обеда, быстро наполнила и протянула мне тарелку с картофельным пюре и сосиской. Я кое – как съела эту сосиску, на душе было очень тягостно и, самое главное, впереди маячила неизвестность.

Мария Ивановна, Олежка и математика.

Мария Ивановна привела меня в мой класс и сказала, что нашлась наша «потеряшка», мы сейчас будем делать перекличку. Мария Ивановна стала громко называть наши имена и фамилии, дети вставали и говорили: «Это я». Мария Ивановна назвала меня. Девочка, сидевшая рядом со мной, начала толкать меня локтем в бок. Мария Ивановна повернулась ко мне: «Янина, почему ты не встаешь?» Я встала. Мария Ивановна прочитала мне лекцию, как надо себя вести, если ты учишься в коллективе. Я поняла только, что учительница меня сразу невзлюбила, и вряд ли я буду учиться дальше в этом классе. Училась я через пень колода, как говорят. Единственный предмет, который мне удавался было чтение букваря и разыгрывание сценок на уроках.

Прописи я тоже любила, но подчерк у меня был ужасный, буквы то толпились на строчке, то растягивались на ней неестественным образом. Я не умела рассчитать строку. Уроки математики стали для меня настоящим ужасом. Я не умела ни сложить, ни вычесть, не говоря уже о более сложных вещах. Мария Ивановна вела у нас все уроки, как положено в начальных классах. В наши тетрадки она при проверке вкладывала звездочки и флажки, вырезанные из красного картона. Звездочка =5, флажок = 4. У меня же в тетради не было ни того ни другого. Помню, как я с тоской смотрела на детей, которые размахивали этими флажками и звездочками над головой, пока Мария Ивановна ставила оценки в журнал.

Я начала ощущать недостаток внимания к себе со стороны детей и взрослых. Думаю, что поэтому я начала врать. Чтобы как-то справиться с математикой, я просила помочь мне бабушкиных девчонок, которые снимали у нее угол. Они учились толи в ПТУ, толи в техникуме. Я переписывала примеры из учебника и наугад писала ответы. А потом давала девчонкам на проверку. Девчонкам было все равно, что я математику не знаю. Они писали мне правильные ответы, и я их переписывала в тетрадь. Так я справлялась с домашними заданиями по математике. В школе было хуже. Особенно на проверочных работах. Я сидела на последней парте с забиякой Олежкой. В первых рядах сидели успевающие ученики и отличники. Мы с Олежкой не относились ни к тем, ни к другим. Когда же приходилось решать примеры, Олежка своей, вечно расцарапанной ладошкой, прикрывал тетрадь, чтобы я не подглядывала. Мне это было особенно обидно. На переменке мальчишки разглядывали коллекцию почтовых марок, и я брякнула, что у меня есть немецкие марки. Парни пристали – принеси посмотреть. Я отнекивалась. Один особенно настырный просил и просил. Я начала понимать какой это ужас, когда ты не можешь выполнить обещание, оправдать оказанное тебе доверие! Но деваться было некуда. Я перебрала все конверты с письмами из бабушкиной корреспонденции и нашла там письма от бабушкиных сыновей, которые жили в Польше. И марки, вполне себе красивые, на них были! Я их аккуратно вырезала с конвертов и принесла в школу. В первый день никто ничего не понял. А вот на второй день, когда марки были рассмотрены основательно, меня подняли на смех. Мне ничего не оставалось, как заплакать.

И тут меня удивил Олежка. Он был единственный в классе, кто ругался матом. И он таким отборным матом обругал дразнивших меня парней, что те сразу замолчали, и разбрелись по своим местам. После школы мы с Олежкой вместе шли домой. По дороге Олежка тоже ругался. Он пригласил меня зайти к нему в гости. А почему бы не зайти? Я зашла. Я никогда не видела рижских квартир. Я все время жила в бараке. А это была старая рижская коммунальная квартира. Я оказалась в большой комнате с тремя окнами, в которой практически не было мебели. У стены стояла детская коляска и в ней хныкал проснувшийся ребенок. Олежка бросил портфель, схватил коляску стал ее качать и все время ругался.

Взрослых дома не было. Во всяком случае я их не заметила. Я не поняла, зачем Олежка меня позвал. Но он все объяснил. Он хотел со мной позаниматься, но так как мамы нет, то надо ему заниматься с Вадькой. Вадька был младенец в коляске и его сводный брат.

Пока мы выясняли отношения уже стемнело. Я пришла домой поздно. Бабушка была расстроена и плакала. Я ей все рассказала, про марки и конверты, про Олежку и про то, что учительница меня не любит. Я это точно знала. Бабушка пошла в школу. Мария Ивановна приложила максимум усилий, чтобы убедить бабушку отправить меня в деревню к родителям. Решение было принято. Я учусь до мая и переезжаю в Литву.

Дедушка и бабушка по линии отца.

«Красивые глаза только у того, кто смотрит на тебя с нежностью».

Коко Шанель (мои записные книжки)

Моя бабушка была неграмотной. Читать и писать она научилась сама. В молодые годы бабушка работала батрачкой у помещика Йотки, который, как говорили, уехал за границу, когда Литва стала советской. Хутор и земли вокруг стали называться Иодыни. (jodas – лит. «черный»).

Дедушка тоже был неграмотный, самое большое умел подпись поставить. Бабушка без особых подробностей рассказывала, как дедушка пришел с войны. «Как ему выдали шинель на войне, так он и ходил в этой шинели, искал себе работу» – говорила она. Придя на хутор, дедушка увидел молодую батрачку, и сразу же сосватал ее. Бабушка любила повторять, что они с Петром такую бедность пережили, такую бедность пережили, но выжили и народили шесть сыновей. Выжили четверо. Двое уехали в Польшу и жили со своими семьями там, но каждый год навещали своих родителей. Мой отец после женитьбы остался на хуторе. Самый младший уехал учиться в Каунас, а затем поселился со своей семьей в городе Арёгала и тоже каждый год приезжал навестить родителей. Дедушка и бабушка жили дружно, никогда не ссорились. Они не хотели мешать развитию молодой семьи и, взяв меня под свою опеку, переехали в Ригу.

В бараке, где они вместе со мной поселились, им выделили двухкомнатную коморку. Она состояла из сеней, просторной кухни и гостевой комнаты. Если учесть, что бабушка и дедушка дежурили по ночам, то я часто оставалась в этих комнатах одна.

Бабушка в свободное время любила читать. Она читала газеты и журналы, которые покупала в киоске. Бабушка очень интересовалась политикой. Ее волновали беженцы Палестины, и политика президента ОАР Гамаля Абдель Насера на Ближнем Востоке! Все прочитанное бабушка пересказывала дедушке. Фамилию Насера бабушка произносила с ударением на втором слоге и мне было очень смешно! Рассуждала бабушка и о политике, которую проводил СССР. Она пришла к выводу, что советская власть хорошая, добрая, но на местах сидят разные блатные и все портят. Кроме того, бабушка была неплохим предпринимателем. Гостевую комнатку она ухитрялась сдавать студентам и одиноким женщинам. От клиенток не было отбоя. Сначала у бабушки жили все знакомые из деревни. После того как они устраивали свою жизнь, находили работу, выходили замуж, бабушка принимала новых постояльцев. Бабушка оказалась профессиональной свахой! Она насквозь видела людей. Я часто наблюдала задушевные разговоры моей бабушки с ее молодыми постоялицами. Бабушка так вовлекалась в их душевные проблемы, что и плакала вместе с ними и сердилась на них и поругивала особо упертых искательниц. Она всех их помнила по именам, хранила их фотографии, писала им письма. Молодые женщины отвечали ей тем же. Они писали ей подробно о своих семейных делах, присылали фотографии с мужьями и с младенцами. Бабушка радовалась их счастью, как если бы это были ее собственные дочери. Тем более, что своих дочерей у нее не было, а сыновья выросли, обзавелись семьями и приезжали не часто. Иногда, на октябрьские праздники или на Новый год, к бабушке приезжал молодой человек, которого она называла «сынок», а мне говорила «поздоровайся с отцом». Я смотрела подозрительно на этого человека, я его не помнила. Да и он не выказывал мне каких-либо особых чувств. Поцеловав меня в щеку и погладив по голове, он спешил присоединиться к остальным гостям.

Бабушка любила ходить в ювелирные магазины. Очень часто она возвращалась с какими-либо покупками: колечки, серьги, кулоны, броши и др. Это были подарки внучкам и невесткам! Дарила она все эти прелестные вещички от чистого сердца, легко расставаясь с деньгами. Я долго хранила ее подарки: два колечка и золотые часики с красивым браслетом. Часики сохранились до настоящего времени, а вот колечки пришлось продать в студенческие времена. Она почему-то считала, что это будет лучшая память о ней.

Бабушка обо всех заботилась. Даже на работе ее не оставляли в покое военнослужащие. Они приходили к бабушке на сеансы лечения от облысения. Да-да! Знала бабушка какой-то народный рецепт, часами натирала этим молодцам лысины и вскоре появлялся первый пушок, а потом и кудри! Мои волосы бабушка, наверно, тоже чем-то обрабатывала, потому что у меня они росли очень быстро, были густые и блестящие. До 25 лет я носила длинные косы до пояса. Вскоре меня начали мучить приступы астмы. Я болела все чаще, училась все хуже. Все это ускорило мое возвращение в деревню.

***

«Вот моя деревня, вот мой дом родной…»

(И.З. Суриков «Детство»)

Мне было 8 лет, когда я приехала в деревню. Я не помню своих чувств. Я знала, что у меня есть отец, однако, он был мне незнаком. Я не ошибусь если скажу, что в восемь лет я впервые осознала, что у меня есть мать. Она никогда не приезжала ко мне в Ригу. Я не помнила ее лица, не помнила ее голос и не могла вспомнить каких-то тактильных ощущений. В моей душе было пусто. В этом пространстве не было энергии матери, ее любви, заботы, привязанности. Я тогда не понимала, как важно для девочки идентифицировать себя с матерью. Я и подумать не могла, что буду относиться к своей матери враждебно и отстраненно.

Самое удивительное в этой истории оказалось, что у меня есть сестра. Ее звали Лёля (Леонора). Я увидела маленькую девочку лет шести, худенькую, черноволосую с зелеными глазами. Она смотрела на меня с любопытством.

Я стала знакомиться с новым домом. Дом был построен не очень удачно. Он стоял на небольшом холме очень близко к ручью, который весной широко разливался, и вода попадала в подпол, и дом все время казался отсыревшим, в нем было холодно. Кроме того, дом стоял близко к дороге. И хотя движения никакого в деревне не было, я имею в виду машины и другой транспорт, сохранялось какое-то ощущение незащищенности. Дом состоял из двух половин. Сени, кухня, русская печь и плита, и небольшая спальня, были в одной половине. Во второй находились веранда и две комнаты с маленькой печкой, которые сдавались дачникам на все лето.

В деревне было всего пять домов. От двух домов оставались только фундаменты, вокруг которых росли дикие яблони и кусты, и стояли ровные линии тополей. На горе жила моя одноклассница Станислава. На берегу озера жила женщина, которую все почему-то называли «Бедная Пани». Как ее звали на самом деле уже не помню. У Бедной Пани был взрослый сын Чесик, две девочки Анна и Мария, и младший сын Стасик. Муж Бедной Пани рано умер. И вся большая семья держалась на ней. Рядом с домом моей подруги жила одинокая женщина, которую звали Зофия. Она была слегка не в себе, очень набожная и периодически болела эпилепсией (падучая болезнь), после которой она долго отходила. Домик ее был маленький и холодный. Жить в нем можно было только летом. Зимой она уезжала жить к своей сестре. И у самого озера жила странная пара по фамилии Рутковские. Пожилая женщина и ее молодой муж. Мужа звали Бронислав, а женщину, кажется, Хелена.

Летом в деревне было здорово. В каждом доме жили дачники. Приезжали в основном из Ленинграда и из Москвы. Приезжало много детей, мы знакомились и весь день проходил в играх и приключениях. Если поля были засеяны мешанкой, т. е. горохом и овсом, мы часами бродили по этим полям собирали сладкие стручки гороха и васильки. Из васильков плели венки, горохом набивали карманы. На опушках леса в изобилии росла лесная земляника. Мы собирали ее полными горстями и отправляли в рот. Какая это была вкуснятина! Запах этих ягод преследует меня до сих пор. Никогда больше я не получала такого удовольствия! А еще мы играли в «секретную почту». Наши «секреты» были немудреные. Где-нибудь в кустах, в густой траве делали что-то похожее на гнездо и прятали туда записочки и гостинчики: первую клубнику, белый налив, свежие огурчики, а городские ребята отвечали на записочки и тоже клали свои гостинчики: конфеты, печенье и шоколадки! И хочу сказать, что ничего вкуснее тех шоколадок и конфет, я никогда не ела!

Так же мы сообщали друг другу, где в лесу уже можно собирать чернику и малину, где можно встретиться у озера или на пруду и половить рыбу, а затем запечь ее на костре в лопухах вместе с картошкой. И так продолжалось все лето даже в дождь. Я не знаю, знали об этом взрослые или нет, нас это не волновало, мы просто приятно проводили свои каникулы.

Зимой мы чаще всего с сестрой сидели на печи и читали или рисовали что-нибудь. Если было солнечно и морозно, то надевали лыжи и шли кататься на Красную горку. Это был довольно высокий холм, но недалеко от дома и нас было хорошо видно из окна. Две маленьких черных точки на бескрайней белой равнине!

Моя мама, разглядывая мой табель, отнеслась ко мне очень критично. Она была недовольна моими успехами, пожимала плечами и говорила, что не знает, что ей сказать в школе, почему я так плохо училась. В деревенской школе все было по – другому. Да и я за лето окрепла и закалилась. Купание в озере и беготня босиком сделали свое дело. Я практически не пропускала школу и стала успевать по всем предметам. После того, как я себя уже записала в неудачницы, я вдруг поняла, что могу хорошо учиться. Мне было все интересно. Мир был полон тайн, и я была готова с ними встретиться!

Отец – одиночка с тремя детьми.

Все было бы хорошо, если бы семья жила дружно. Отец работал в колхозе трактористом. Мать не работала, занималась хозяйством по дому. Все чаще она отрывала нас от детских забав и требовала, чтобы мы то корову пасли, то траву свиньям собирали, то пололи бесконечные грядки. Мать постоянно ставила нам в упрек, что мы уже большие и должны ей помогать по хозяйству. Мы помогали. Я научилась доить корову. Вскоре это стало моим постоянным занятием. Я научилась готовить корма домашним животным. Мыть полы до бела, чистить кастрюли, вилки и ложки, стирать и гладить свою школьную одежду. Весной мы сажали картошку, осенью мы ее выкапывали, сортировали и ссыпали на хранение. Картошки требовалось море. Зимой и животные, и люди сидели на картофельной диете. Я видела, как много работы в деревенском доме и как много собирается на зиму плодов и овощей: капусты, огурцов, моркови, свеклы, не считая даров леса. Однако, жили мы впроголодь. Засаливались бочки мяса и сала, на чердаке вялились окорока, крутились деревенские колбасы, засаливались бочками огурцы, капуста, грибы. Были свои куры и яйца. Но когда мы приходили из школы, есть было нечего. Приходил с работы отец- то же самое. Начинался скандал, взаимная ругань переходила в банальную драку. Почему мать ничего не готовила? Трудно сказать. Возможно, она была слишком молода и ничего не умела. Не умела вести хозяйство, кормиться от земли, так сказать, а деньги экономить. Каждый год на мясозаготовки сдавались бычки и свиньи, продавались машинами яблоки, сначала летние сорта, затем зимние, так делали все. Но у моих родителей деньги уходили сквозь пальцы, как вода в песок. Ни один, ни другой не могли дать ума деньгам. Зато с завидным постоянством отец после продажи какой-нибудь животины приобретал себе новый мотоцикл. Какие только марки мотоциклов он не покупал: «ИЖ», «Ява», «Минск»! Прямо как нынешние байкеры! Мой папа был таким деревенским байкером. Он носился на мотоцикле по бездорожью и в пьяном, и в трезвом виде, пока мотоцикл не откидывал колеса. Тогда вместо того, чтобы провести капитальный техосмотр, поставить мотоцикл на колеса, мой папа аккуратно его разбирал, видимо с благой целью, но так как мотоцикл все-таки не трактор, там детали более мелкие, он его никогда не собирал до конца. А вскоре и вовсе все детали аккуратно ложились на полочки в сарай.

Моя мама, будучи абсолютно деревенской женщиной, была помешана на нарядах. На другой половине дома стоял шкаф, который всегда закрывался на ключ. Когда мама его открывала оттуда шел потрясающий запах духов. Он был просто завален разными платьями. Но самое удивительное в этой истории, что все ее платья шила для мамы деревенская портниха за три рубля. Нас с Лелькой к шкафу не подпускали, мама очаровательно улыбалась и говорила, что это все вам, когда вырастите. Кроме платьев, кофточек, туфелек у мамы была шкатулка, в которой хранились драгоценности. Не бижутерия! Нет. Это были настоящие драгоценности, как говорила мама «ее приданное»: золотые наручные часики с вензельками по циферблату, серьги, усыпанные камешками, кольца и самые настоящие золотые монеты. Происхождение и номиналы монет мы не могли определить в силу нашего малолетства. Периодически шкатулка извлекалась, и мы с Лелькой приглашались для осмотра этого великолепия. Когда мама, вдоволь налюбовавшись своими драгоценностями, хотела их прятать, она сердито цыкала на нас с Лелькой, чтобы мы уходили и не видели, куда она прячет свою шкатулку.

Куда мама собиралась все это носить? Большой вопрос. В костел она не ходила. Или же это случалось очень редко. Иногда на маму нападала набожность. Она читала молитву и чертила мелом на дверях и окнах какие-то знаки: C+M+B. Только изучая немецкие праздники и обычаи, я узнала, что эти знаки связаны у католиков с именами трех королей, которые пришли поклониться новорожденному Иисусу Христу. Этих королей звали Каспар, Мельхиор и Бальтазар. Католики пишут начальные буквы имен этих королей на дверях и окнах своих домов, мел предварительно освящается в костеле. Такие же знаки рисуются и на сараях, в хлеву, где стоит скотина. Согласно католическим верованиям, этот обряд хранит дом и хозяйство от всяких напастей, сглаза и порчи. Буквы K, M, B являются сокращением от латинской фразы «Christus mansionem benedikat», что означало: «Да благословит Христос этот дом». Мама заставляла меня учить наизусть катехизис на польском языке. Я учила, но меня посещали грешные мысли. В книге написано, что обжорство грех. А мама сама ест, а нас с Лёлькой не приглашает. Неужели только дети грешники? Мама в этом плане нас потрясала. Она могла накрыть стол с немыслимыми на то время блюдами совершенно незнакомым людям и оставить нас с Лёлькой голодными. Она была большой артисткой, моя мать. Что-то говорило ей, что она не такая, как все, но проявить эту свою другую особенность характера, кроме как через мотовство, она не умела. Она не умела ничего хранить и беречь. Семья и дети были ей в тягость. И тем не менее после очередного бурного выяснения отношений мама родила третьего ребенка. Это был наш брат Ромуальд. Пока он был маленький, в семье царило вроде бы спокойствие. Когда Роме исполнилось два года, мама бросила семью и ушла от нас. Остановилась она в ближайшем городке, устроилась там на фабрику какую-то и поселилась в общежитии.