Люди, море, корабли

«Гордиться славой своих предков не только можно, но и должно: не уважать оной есть постыдное малодушие»

А. Пушкин

© Вячеслав Прытков

«Шхипман» Федосей Скляев

На широкой озёрной глади покачивались корабли – галеры и брандеры, построенные недавно на верфи у села Васьково. Как изменилась эта живописное место с тех пор, когда молодой царевич Пётр Алексеевич стал осуществлять свой план создания большой флотилии на Плещеевом озере. В устьи реки Трубеж, впадающей в озеро, была построена судоверфь, рядом появились мастерские для изготовления корпусов кораблей и мачт, амбары, сараи, кузницы, конюшни, избы. Для уже оснащённых малых судов прорыли канал, по которому их сплавляли прямо в озеро. Иностранные мастера – корабелы облюбовали себе место для отдельного проживания, да и сам Пётр Алексеевич поселился в небольшом деревянном домике рядом с верфью.

Наступал торжественный момент: сегодня на воду спускался 30 – ти пушечный корабль «Анна». Корабел Федосей Скляев, как и многие другие, вложившие столько труда в постройку этого судна, пришёл на берег. Волнение охватило всех, в том числе и самого Петра Алексеевича. Вот, наконец, корабль сдвинулся с места и заскользил по деревянным каткам, не спеша вошёл в озеро, закачался на волнах. Грянуло громогласное «ура», а вслед за ним произведён был оружейный салют. Долго ещё не стихал колокольный звон Спасо – Преображенского собора и других колоколен Переяславля – Залесского.

Немало воды утекло с тех пор, когда сын царского конюха Моисея Скляева – Федосей вместе с другими боярскими «малыми робятками» попал в «потешный Петров полк», созданный царём Алексеем Михайловичем для занятий своего сына Петра. Было это в селе Преображения Господня, где и родился Федосей. Его детские годы прошли вместе с юным царевичем Петром в занятиях, которые и детскими – то назвать нельзя, а точнее «робятки» овладевали настоящим искусством воинским. Вооружённые «потешные» одетые в иностранные кафтаны ходили солдатским строем под барабанный бой, учились стрелять, брать штурмом специально построенную крепость Прешбург. Особенно полюбилась Федосею стрельба бомбами из настоящей мортиры, за что Пётр Алексеевич нарёк своих сверстников бомбардирами. Многому научил «потешных» солдат голландец из Немецкой слободы Франц Тиммерман. Он заинтересовал их военно – инженерным делом, точными науками, основами артиллерии. В 1691 году из «потешного войска» Пётр Алексеевич создал два гвардейских полка – Преображенский и Семёновский.

Числившийся бомбардиром, Федосей Скляев стал преораженцем. Всезнающий голландец Тиммерман, будучи с Петром Алексеевичем в приятельских отношениях, привил ему интерес, а затем и любовь к морскому делу и кораблям, особенно после плавания на найденном ими старом английском ботике. Наставник Франц рассказывал Петру о голландских кораблях – куттерах^[1], бойерах^[2] и яхтах (ботах, привязанных к лошади, шедшей по яхтпфаду – дороге, проложенной по берегу канала). В скором времени река Яуза и местность к югу от дворца, по другую сторону Стромынской дороги целиком приковала взоры Петра Алексеевича. Близлежащие леса, не чекрыжник^[3] какой – то, послужили хорошим материалом для лесопильной мельницы и корабельной верфи. Вот уж не думал юный Федосей, что придётся ему зело потрудиться плотником, показать всю свою молодецкую буесть^[4], на строительстве первых кораблей Петра – шняках и стругах. Нелёгкую науку постигал молодой бомбардир, принимая участие в изготовлении незнакомых доселе корабельных частях, называемых по-голландски как-то диковинно, но тут на помощь приходил всё тот же Франц, и дело спорилось. Тиммерман стал именовать неофитов – кораблестроителей иноземным словом «шхипманы». Пётр Алексеевич быстро заметил сноровистого и смекалистого Федосея и приблизил к себе, сделав доверенным лицом. Нередко сам Пётр, не чураясь любой работы, плечом к плечу с «шхипманами» трудился на судоверфи.

Прошло время, и узкая река Яуза, а затем и Просяной пруд в Измайлово стали слишком тесными для петровских кораблей его «потешной флотилии». Не устроили Петра Косино и Белозеро.

Однажды, Пётр Алексеевич поделился с Федосеем одним личным обстоятельством, даже тайной, рассказав о своей связи с дочерью дьяка государевой палаты – Натальей Ивановной Взимковой, которая, чтобы замять скандал была сослана в 18 лет в Переяславский Федоровский монастырь, став монахиней. Поэтому молодого Петра Алексеевича тянуло в городок Переяславль – Залесский, расположенный недалеко от Москвы. Впервые, в 1688 году, посетив эти места, Пётр, очарованный красотой и ширью Плещеева озера, волны которого всегда плещутся даже от небольшого ветерка, понял, что более лучшего места для постройки новых кораблей не сыскать. Вместе с другими «шхипманами» Гаврилой Меньшиковым, Лукьяном Верещагиным Федосей Скляев принимал участие в освоении нового места. Русским корабелам помогали голландские мастера Карстен Брандт и Ариенн Меэтье. С февраля 1692 года Пётр находился на стройке, он даже предложил соревноваться в сооружении корабля с известным голландским мастером Ариенном Меэтье. Набрав рабочую ватагу из 16 мастеровых, среди них и Федосей Скляев, он к весне завершил строительство корабля, опередив голландца, не смотря на то, что неоднократно прерывал работу, уезжая в Москву.

Более 80 различных судов – шлюпов, лодок, галер торжественно сходили на воду Плещеева озера, всякий раз наполняя радостью души русских корабелов. Вооружённые артиллерией и экипированные, они стали первым русским флотом Петра I. А “лучший в своём мастерстве”, как называл Федосея Скляева сам царь, стал позднее янхагелем^[5] галеры, участвовал в Азовском походе, совершенствовал своё мастерство корабела в Венеции, работал на верфях Голландии и Англии, был главным создателем первого русского линейного корабля “Гото Предестинация” (“Божье Предвидение”) и многих других боевых кораблей, принёсших славу российскому флоту.

Кортик гангутца

Накануне Густав Эссен (Ессен) узнал от отца, что он зачислен на учёбу в Навигацкую школу. Известие это было не таким уж неожиданным для юноши, так как в доме Эссенов всё напоминало о морской службе отца Густава – Курта Эссена. Густав на миг представил, как он будет ходить на занятия, одев голубой бострог^[6] и зелёную шляпу с высокой тульей и широкими, загнутыми вверх полями, как пойдёт ему припудренный мукой парик с косами, а преодолев три ступени обучения, начнёт практиковаться на настоящих морских судах. Он продолжит дело отца, с честью послужившего русскому флоту.

Густав гордился своим отцом, который участвовал в сражении при Гангуте, сам русский царь Пётр наградил его за храбрость абордажным кортиком. Кортик стал самой дорогой реликвеей в доме Эссенов. Юноша часто бережно брал его в руки, рассматривая длинное, более полуметра лезвие, по которому славянской вязью шла выгравированная надпись «За храбрость!» На верху рукояти имелся специальный абордажный крюк, используемый в бою. Металлический наконечник кожаных ножен был украшен двуглавым орлом, увенчанным короной.

Древний род Эссенов происходил из голландской провинции Гельдерн из Вестфалии, откуда его предки в ХVI веке переселились в Балтийский край. Как и многие другие иностранцы, перешедшие на службу в Россию, Курт Эссен изъявил желание служить под Андреевским флагом. В чине порутчика он в 1711 году попал на корабль Азовского флота, базировавшегося в морской крепости Троицк (Таганрог). Хорошо укреплённая первая российская военно-морская база, имевшая превосходную гавань, защищённую морским фортом Черепаха, являлась важным аванпостом русского флота. Из Троицка Курт был переведён в Черкасск – столицу Донского войска в Раздорскую Петровскую гавань.

Шёл 14 год Северной войны. Пётр усиливал молодой Балтийский флот, в составе которого имелись три линейных корабля, три фрегата и две шнявы^[7]. Основу же группировки составляли скампавеи^[8] и большие галеры. Эти маневренные и достаточно быстроходные весельные суда, как нельзя лучше подходили для плавания в узкостях балтийских шхер, разбросанных у побережья Балтийского моря.

Дальнейшая служба Курта Эссена проходила на Балтике, в акватории ревельской гавани. Галерная флотилия, предводительствуемая Петром Михайловым (такой фамилии удостоил себя сам царь), отправилась на помощь русскому флоту генерал – адмирала Фёдора Апраксина, зажатому в Тверминне^[9] превосходящим шведским парусно-гребным флотом вице – адмирала Густава Ватранга. Галера, на борту которой находился Курт Эссен, была большой, имела две мачты с треугольными парусами. На носу, под помостом размещались три медных 5-ти фунтовых пушки, а чуть сзади – одна 24-х фунтовая главное артиллерийское орудие судна.

Помимо палубной команды и гребцов на галере находилась сотня солдат абордажной команды под началом самого Курта.

Неожиданный маневр Петра – бросок русских галер по суше через сооружённый бревенчатый настил в мелководье Рилакс-фьорда^[10] способствовал ослаблению и разделению группировки Ватранга на две части, одна из них под командованием шведского контр – адмирала Нильса Эреншельда перебрасывалась в Рилакс-фьорд. Здесь русские галеры сошлись в бою со шведским парусно-гребным фрегатом «Слон», 6 – ю большими галерами и 3-мя шхерботами. Завязалась ожесточённая шармицель^[11]. Картечь со шведских кораблей не давала приблизиться русским галерам, и главный козырь балтийцев – абордажный бой никак не мог осуществиться. Наконец, после перестройки к фланговым атакам и маневрирования, используя наступивший штиль, галеры близко подошли к шведам на абордаж не смотря на большие потери в личном составе. На высокие борта шведского флагмана «Слон» полетели «кошки», по штурмовым трапам карабкались с абордажными топорами и кортиками атакующие солдаты с русских галер. Жестокая сеча началась на палубе «Слона». Галера с солдатами Курта Эссена пошла на абордаж со шведским шхерботом. Курт, подавая пример своим солдатам, первым взобрался на борт вражеского судна. После упорного сопротивления шведские экипажи сдались, спуская по флагштоку синие с жёлтым перекрестием флаги. Корабли Ф. Апраксина довершили разгром остального шведского флота. Это была первая большая морская виктория России.

Пётр I оставил такую запись в своём походном журнале: «Воистину нельзя описать мужество наших, как начальных, так и рядовых, понеже абордирование так жестоко чинено, что от неприятельских пушек несколько солдат не ядрами и картечью, но духом пороховым от пушек разорваны…»

Сын Курта Эссена – Густав после окончания Навигацкой школы^[12] в 1723 году стал гардемарином, в 1727 – произведён в мичманы и назначен адъютантом к адмиралу П. Сиверсу. Фрегат «Принцесса Анна» стал его родным кораблём, на нём в период с 1737 по 1739 годы лейтенант Густав Эссен нёс брандвахту^[13] на Балтийском море, в акватории Ревеля, а в 1740 году назначен командиром этого корабля. В отставку вышел капитаном.

С тех пор славную традицию беззаветного служения российскому флоту за двухсотлетний период продолжили 12 представителей рода Эссенов, среди них – адмирал Николай Оттович фон Эссен^[14] (1860–1915) – командующий русским флотом Балтийского моря, замечательный флотоводец, далёкие предки которого верой и правдой служили России.

Русский англичанин – Роберт Кроун

Их уже ничего не удерживало в Лондоне. Супруги – Роберт и Марта на днях уезжали в Россию. Роберт Кроун так и не стал лейтенантом британского флота, хотя и выполнял официальные офицерские обязанности на фрегате «Диана». Он принял окончательное решение служить в русском флоте, разуверившись в обещаниях английского Адмиралтейства.

Правда, было какое-то горестное чувство, запрятанное где-то в глубине души, щемившее сердце. В Шотландии, в родовом поместье, осталась старушка – мать, которую он навестил на днях, сказав, что уезжает во Францию. Не хотел расстраивать, понимая, мать представляла Россию очень дикой и опасной страной. Знал, что покидает родину навсегда и уже никогда не увидит ту, которая так трогательно заботилась и переживала за него, предрекая сыну спокойную и мирную работу дома. В тот миг Роберт подумал и о Марте, на родине у неё уже никого не осталось, она вдова, поэтому ей было, наверно, легче. С первых дней супружеской жизни Марта прекрасно его понимала, зная, у него, с детства мечтавшего о море, нет больше другой цели в жизни, кроме морской службы.

Неспокойными были тогда времена для России. Молодому ещё Балтийскому флоту противостояли мощные морские силы Швеции, державшие под контролем, как побережье, так и море. Суровая русская зима встретила Кроунов в Кронштадте. Замёрзли заливы, и русский флот стоял на приколе. Экипажи кораблей зимовали на берегу.

День 1 февраля 1788 года Роберт запомнил на всю жизнь: его приняли на русскую службу лейтенантом на линейный корабль «Иоанн Креститель». Он с интересом рассматривал своё судно, запорошенное снегом, укутанное на зиму парусиной, опытным взглядом определяя его возможности.

За изучением русского языка проходили зимние вечера. Сослуживцы переименовали Роберта на Романа Васильевича, Марту стали величать Марфой Ивановной. Приближалось начало навигации, корабли готовились к выходу в море. Морские офицеры с радостью ожидали с весной возобновление кампании, сулившее существенную прибавку к жалованью. Сам Деви Джонс – английский дух моря полностью овладел душой Роберта, теперь уже Романа Васильевича.

С первых дней несения службы на линейном корабле «Иоанн Креститель», который под флагом вице – адмирала В. Фондезина вёл поиск шведских судов в проливах Балтийского моря, лейтенант Кроун проявил себя, как исполнительный и грамотный морской офицер, отмеченный командованием.

За сравнительно короткое время Роман Васильевич был произведён в капитан – лейтенанты, получив под своё начало куттер «Меркурий» – парусно – гребное судно, приобретённое в Англии и отличавшееся маневренностью, свойством так необходимым для плавания в узкостях балтийских шхер. Блестящая идея, как говорят англичане, «the brain wave», внезапно нахлынувшая, пришла в голову капитан – лейтенанта Кроуна – временно маскировать свой корабль под купеческое судно, вводить в заблуждение шведские корабли, получая выгодный выбор дистанции для артиллерийской атаки. Теперь перед каждым выходом в море куттер «Меркурий» превращался в «купца» – команда в разношерстных одеяниях небрежно управлялась с парусами, в безветрие налегая на вёсла, а всё что могло выдать принадлежность к военному кораблю, тщательно укрывалось. На гафеле реял флаг нейтральной страны. Действуя таким образом, без опаски подходя к противнику, а затем неожиданно сосредоточив всю свою огневую мощь на поражение цели, Р. Кроун вынуждал сдаваться шведские корабли один за другим и до конца 1788 года захватил 29 судов и транспортов.

Команда куттера «Меркурий», ведя счёт морским победам, получала денежную премию за каждый «приз» – пленённый корабль.

Полученное вознаграждение Р. Кроун решил использовать на перевооружение своего судна. Он заказал в Шотландии новейшие по тем временам лёгкие скорострельные корабельные пушки – каронады для установки на «Меркурии», закупил специальные боеприпасы цепные книппели – снаряды для разрушения такелажа и рангоута.

Марта, всё время оставаясь на берегу, умоляла Роберта взять её на корабль. После долгих колебаний, зная о плохой примете, бытовавшей у моряков всех флотов, он решился. Ведь у бога морей Посейдона тоже была жена Амфитрита, сопровождавшая его, а Роберт пусть не бог морей, но зато командир, отвечающий за всё в походе.

Весной 1789 года у острова Борнхольм куттеру «Меркурий» удалось захватить шведский 12-ти пушечный тендер «Снапоп». Допрашивая пленных шведов, Кроун узнал о расположении их кораблей. Поблизости, укрывшись в шхерах, поджидал русские корабли шведский 44-х пушечный фрегат «Венус». Не смотря на значительный перевес «шведа» в вооружении и размерах, Кроун поспешил на поиски противника. «Меркурий» по-прежнему выдавал себя за купеческий корабль, а его команда уже готовилась к бою. Роберт приказал экипажу натянуть шёлковые чулки и разбрызгать по палубе горячий уксус. Считалось, что при ранениях в ноги, обрывки шёлка, попадающие в рану, были менее опасны при инфекции, чем обычные лоскутья, а уксус отбивал неприятный запах крови и способствовал очистке палубы от неё. Найти фрегат «Венус» и приблизиться к нему было делом несложным. Залпы из каронад «Меркурия» пришлись по такелажу «Венуса», однако, и шведы «не дремали». На «Меркурии» появились первые убитые и раненные. Марта принялась перевязывать раненных моряков, рискуя каждый раз быть сражённой картечью. Сказывалась высокая скорострельность каронад, которая превосходила частоту залпов пушек шведского фрегата. На «Венусе» рушились надстройки, в корпусе зияли пробоины. Шведы поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно и капитулировали. В результате этого боя 302 члена экипажа фрегата было взято в плен, а потери «Меркурия» составили 4 человека убитыми и 6 раненых.

После этого боя у Ричарда нашлись недоброжелатели, прознавшие о нахождении на «Меркурии» его жены Марты и известившие об этом высокое начальство, но злопыхатели остались ни с чем. Известие о мужестве русских моряков и их командира дошло до самой Екатерины, которая присвоила Роману Васильевичу Кроуну звание капитана 2 ранга, пожаловав ему орден св. Георгия 4 степени. Марфа Ивановна – Марта Кроун удостоилась высшей женской российской награды – ордена св. Екатерины, не смотря на то, что им награждались исключительно высочайшие и знатные особы.

Впереди у Романа Васильевича Кроуна были новые блистательные победы и награждения. Став адмиралом, он отдал службе в России 53 года, никогда не изменяя любимому английскому выражению: «STIFF UPPER UP» – «НЕ ТЕРЯТЬ БОДРОСТИ ДУХА» НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Примечание к тексту – в исторических документах не найдено, какое имя было у Марфы Ивановны в Англии, до приезда в Россию, поэтому автору пришлось прибегнуть к вымышленному, наиболее близкому для перевода на русский лад – Марта.

Русский волонтёр Трафальгара

Очнувшись, Мардарий^[15] какое-то время не мог понять, где находится. Постепенно сознание вернулось к нему, и он разглядел красные стены мичманской кают – компании корабля, на время боя превращённой в пункт приёма раненых. Помещение было полностью заполнено стонущими и кричащими от боли моряками – комендорами^[16], получившими раны и увечья. То тут, то там мелькали белые халаты дока и санитаров, оказывающих первую помощь особо пострадавшим. Эти стоны и крики сливались в грохоте корабельных орудий и разрывов ядер, превращаясь в страшную какафонию, пронзавшую мозг.

Мардарий вдруг почувствовал лёгкое прикосновение и увидел, как над ним склонился юнга – «пороховой мальчик» («Powder boy»). На лице, чёрном от пороховой гари, блестели лишь глаза, полные признательности и сострадания:

– «Sir! You saved life to me, I it will never forget!» «Сэр! Вы спасли мне жизнь, я этого никогда не забуду!»

– «Nothing, nothing, my boy, we will live yet!» «Ничего, ничего, мой мальчик, мы ещё поживём!» – ободряюще произнёс Мардарий, пожав руку юнги.

Линейный стопушечный корабль 1 ранга «Ройал Соверен», на котором служил волонтёром мичман Мардарий Васильевич Милюков, шёл во главе правого дивизиона английских кораблей, спешащих навстречу соединённому испано – французскому флоту, в тот памятный осенний день начала Трафальгарского сражения. На стеньге фок – мачты младшего флагмана реял вымпел контр – адмирала лорда Катберта Коллингвуда. Левый дивизион кораблей вёл сам Горацио Нельсон на «Виктории». По тщательно разработанному плану английские корабли двумя колоннами должны были прорезать растянувшееся большой дугой расположение флота противника, уничтожив его в ближнем бою. 27 английских кораблей Г. Нельсона общей численностью экипажей в 18 тысяч человек были готовы вступить в схватку с врагом.

«Ройал Соверен» первым оказался у строя испано-французских кораблей. На верхнюю палубу поднялся контр – адмирал Коллингвуд, игнорируя предостерегающие замечания командира снять треуголку, которая скоро могла стать лёгкой мишенью для стрелков противника, он невозмутимо расхаживал, отдавая распоряжения, и ел яблоко.

Тем временем, «Ройял Соверен» оказался между двумя вражескими кораблями, оставив далеко позади свой дивизион. Экипажу пришлось в течение почти двадцати минут вести бой с превосходящими силами противника. Бортовыми залпами «Ройал Соверен» крушил окружавшие его суда. В ходе короткого боя, пока не подоспели отставшие корабли, флагман понёс ощутимые потери, лишившись фок и бизань мачт, части такелажа.

Мичман Мардарий Милюков, приписанный к секции подпалубных комендоров, находился в момент боя у одного из бортовых орудий. Английские комендоры, в отличие от испанских и французских, благодаря безукоризненной выучке стреляли чаще (на один залп врага они отвечали тремя залпами). Каждую пушку обслуживали 12–15 человек и один «пороховой мальчик», подносивший мешок с порохом. Порой, от его расторопности зависело многое. Сейчас, в ближнем бою комендоры закладывали в жерло пушки помимо одного, ещё два ядра.

Крики расчёта пушки мичмана Милюкова – «Sink them all!» («Топи их всех!») тонули в грохоте выстрелов и откатов орудия. Только успел «пороховой мальчик» пропасть в недрах корабля за очередной порцией пороха и вновь появиться, как вдруг разрыв вражеского ядра со страшным грохотом разворотил пушку, разметая расчёт в подпалубном пространстве. Мардарий, оказавшийся рядом с «пороховым мальчиком», успел только накрыть его своим телом, но сам сильно ударился головой о что – то твёрдое.

Вскоре пять английских кораблей пришли на помощь линкору «Ройал Соверен». Более ста человек на нём были убиты или ранены. В целом, после пятичасового сражения испанцы и французы потеряли 18 кораблей, англичане – ни одного.

Памятным было для мичмана Милюкова Трафальгарское сражение. Ещё три года прослужил он на разных кораблях в английском флоте, попав туда в качестве практиканта – волонтёра после успешного окончания Морского Кадетского корпуса. В то время лучших будущих офицеров направляли перенимать богатый опыт морского дела на, считавшийся тогда передовым, флот «владычицы морей». Они учились командовать, овладевали премудростями навигации, работы с парусами и артиллерийскими навыками. Мардарию пришлось это делать в настоящем бою.

Только осенью 1808 года он вместе с другими русскими волонтёрами вернулся домой на корабле вице – адмирала Д. Сенявина, специально прибывшего в Англию. 1 марта 1810 года знаменитый волонтёр получил звание лейтенанта русского флота. Под командой Мардария Милюкова начинали свой путь в море и учились у него – будущий адмирал флота П. Нахимов, декабрист Д.

Завалишин, литератор В. Даль, герои Наваринского сражения – И. Бутенёв и А. Рыкачёв.

Вот как вспоминал о нём Д. Завалишин: «Милюков считался первым во флоте знатоком морского дела….был самый пылкий и отважный человек…говорил на английском в совершенстве, был воспитан на английском флоте.»

Мардарий Милюков (1789–1862) провёл в море около двадцати полугодовых кампаний, дослужился до капитана 2 ранга, помимо памятной медали адмирала лорда К. Коллингвуда в честь Трафальгара награждён орденом св. Георгия 4 степени и св. Станислава с императорской короной. Он был настоящим моряком от бога, видимо, не случайно носил редкое для русского человека имя Мардарий – имя святого мученика, бесстрашно отдавшего свою жизнь за христианскую веру со словами: «Я ХРИСТИАНИН!»

Примечания: «красные стены мичманской кают – кампании» – помещение, как и другие, отведённые во время боя для раненых на английских кораблях, специально выкрашивались в красный цвет, чтобы психологически настроить раненых не бояться собственной крови.