Холодно в небесах

Кошмар был настолько реалистичным, что до сих пор удерживал сознание советника в цепких когтях наваждения. Зиги сидел на краю постели, свесив ноги; его густые черные волосы были распущены и касались середины спины; ночная шапочка слетела с головы и валялась рядом с подушкой; тесьма ночной сорочки развязалась и оголила безволосую грудь. Зрачки его были расширены так, что глаза казались черными, а не синими. Они блестели нездоровым блеском. Машинально Зиги сжимал в кулаке цепочку с крестом, висящим у него на шее, и бормотал еле слышно какие-то слова, среди которых различимы были только «абсолютная амнистия».

За окном помалу светлело – время приближалось к восьми, пора было завтракать и собираться в Сенат. Зиги с трудом встал и прошелся по комнате. Прикосновение босых ступней к мягкому ворсу шерстяного покрытия успокаивало. Советник походил на косматое привидение, неслышно скользящее в белой сорочке по замку. Пока он спускался в столовую, чтобы позавтракать, забыв на этот раз даже умыться, слуги, по цепочке передав весть о странном поведении хозяина, стояли наготове: сначала ему поднесли домашние туфли, немного ниже по лестнице – халат, так что к столу он появился вполне одетым. Стоило Зиги опуститься в кресло, как ему тут же поднесли чашу для омовения, заполненную душистой розовой водой, и мягкое полотенце. Пока он умывался, ему, осторожно расчесав волосы, собрали из них тугой пучок на макушке и проткнули костяной палочкой, инкрустированной перламутром, для поддержки.

Советник понемногу приходил в себя, но в теле чувствовалась разбитость – следствие плохо проведенной ночи. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться на текущих задачах и поручил слуге предупредить Дэна, что ровно через полтора часа они выезжают в Сенат.

Подали завтрак: омлет из двух яиц, мягкий творожный сыр, тост со сливочным маслом и ежевичный джем, который советник обожал и ел каждое утро, намазывая им тост поверх масла. На столе стоял кофейник со свежесваренным кофе, а чашки со сливками для разбавления напитка не было. Заметив несоответствие сервировки, Зиги поднял взгляд на слугу, и тот мгновенно исправил оплошность. В другой раз советник непременно сделал бы замечание, но сейчас на это у него не было ни сил, ни желания.

Он пытался разобраться в потоке мыслей, стараясь понять, что мог означать его сон. Ему это удавалось плохо: только одно соображение прочно засело в сознании – сон был пророческим и не предвещал ничего хорошего в будущем не только Зиги, но и всему сообществу.

Обычно советник завтракал долго, так как любил этот прием пищи больше остальных и наслаждался каждым съеденным кусочком и каждым выпитым глотком. Но сегодня он не получал того удовольствия, которым привык начинать день. Потеребив вилкой омлет и выпив полчашки кофе, даже не притронувшись к тосту, он встал из-за стола. Слуга поклонился и посторонился.

– Что в западном флигеле? – спросил Зиги, на мгновение остановившись.

– Все в порядке, мой господин, ночь прошла спокойно.

– Когда ждать? – не меняя ровного тона, продолжал советник.

– В ближайшее время, мой господин, не сегодня-завтра.

– Сообщите мне сразу, как только… – Зиги не договорил.

– Непременно, мой господин.

Советник окинул слугу оценивающим взглядом, словно сомневаясь, что тот сможет выполнить его указание, и быстрым шагом поднялся на второй этаж, на котором располагались гардеробные комнаты.

Сенат собрался в десять утра. В назначенное время все девять сенаторов и двенадцать министров восседали в зале собрания. Не было только властителя. Кронс и Фрэн поделились с присутствующими вчерашним происшествием и тем, как на него отреагировал Вэл. Из их слов следовало, что ничего приятного сегодняшнее заседание предвещать не могло. Появившийся в собрании Зиги подтверждал самые мрачные опасения: советник крайне редко носил одежду траурных тонов – в черном его не видели никогда. Сейчас же все, включая сапоги и пальто, соперничало чернотой с сажей; даже любимый перстень был повернут камнем внутрь, опоясывая палец потемневшим от времени серебром. Зиги прошел на трибуны и занял место в третьем ряду, а не как обычно, в первом. Собравшиеся умолкли при его появлении и с напряжением ожидали прихода властителя. Вэл не появлялся.

Фрэн, будучи самым старшим в Сенате, вышел вперед и встал лицом к трибунам.

– Уважаемые сенаторы, министры и советник Зиги! – начал он скрипучим старческим голосом. – По регламенту, начало заседания совета не может откладываться более чем на полчаса ни по какой причине. Даже если началась бы война или, как сейчас, отсутствует главное статусное лицо. Властитель задерживается по неизвестной причине. Но мы здесь уже тридцать две минуты. Я считаю, что можно открыть заседание совета. Итак, мы собрались, чтобы обсудить положение дел на эту минуту. У кого есть полезные предложения?

Фрэн поворачивал голову то влево, то вправо, ища взглядом поддержку среди сенаторов. Желающих ответить на его вопрос не нашлось, и по традиции выбор остановился на Зиги.

– Советник, не могли бы вы вкратце доложить обстановку в сообществе на сегодняшний день?

Зиги поднялся. Взгляд его не выражал ничего, кроме рабочей сосредоточенности и готовности разгребать государственную рутину круглосуточно. Он медленно потянул вниз полы пиджака, чтобы тот безукоризненно сел на фигуре, поправил перстень, и черная печатка блеснула камнем безупречной чистоты.

– Вызываю министра финансов Филдинга для ответа, – размеренно произнес Зиги.

В четвертом ярусе поднялась грузная фигура министра, обтянутая темно-синим шерстяным костюмом. Он начал медленно спускаться по проходу к центру зала. Лысая голова Филдинга лоснилась и поблескивала под ярким светом огромной люстры. Когда он проходил мимо советника, тот представил, как огромный тяжелый бильярдный шар осторожно переносят на толстой подставке. И если бы этот шар не был наполнен множеством полезных соображений, Зиги было бы трудно оправдать существование такого вопиющего несоответствия, каким являлся ему внешний облик министра.

Наконец Филдинг встал рядом с Фрэном и подтвердил свою готовность дать отчет по любому вопросу ведомства.

– Что именно вас интересует, советник? – спросил он тонким, как у кошки, голосом, мало соответствующим внушительным габаритам его тела.

– Властитель назначил слушание по бюджету за истекший год на следующую неделю. Вы подготовили отчет? – спокойно, но строго поинтересовался Зиги.

– Конечно, советник. Мы хоть сейчас можем это сделать, – с достоинством ответил министр.

– Сейчас не нужно. Это дело следующего совета. Сейчас мне хотелось бы уточнить некоторые данные. Речь идет, собственно, о сбережениях граждан. Не могли бы вы, министр Филдинг, сказать, сколько примерно средств находится в резерве у людей? Сколько денег не расходуется, а лежит мертвым грузом на счетах и в копилках? Обладаете вы такой информацией?

– Конечно, советник, – широко улыбаясь, проговорил министр. – Вы хотите знать сумму в денежном выражении или процентном?

– Можно оба выражения? – улыбнулся Зиги в ответ.

– Разумеется, – с поклоном ответил министр. – Вам назвать общую сумму или с разбивкой по энглам?

– Назовите уже какую-нибудь, – менее приветливо ответил Зиги. Он начинал терять терпение от уклончивости министерских ответов.

Филдинг это почувствовал и сразу доложил, что в среднем до одиннадцати процентов государственных субсидий оседает на банковском счете работника и впоследствии не расходуется им, а переходит в пассивные накопления.

– Другими словами, мы имеем замороженными около двухсот пятидесяти миллиардов рублей в год? – быстро подсчитал Зиги.

– Двести шестьдесят восемь миллиардов, если сказать точно, – не без удивления произнес министр.

– Это колоссальная сумма! Нужно найти способ ее полезного применения. Вам не кажется? – Последний вопрос Зиги адресовал всем присутствующим и в знак поддержки услышал одобрительные отзывы.

– Но, господин советник, – растерянно заметил министр, – мы всего лишь три года назад провели полное и безвозмездное списание накоплений на обновление климата и с того момента официально перестали начислять проценты по вкладам. Если сейчас мы снова изымем все деньги, как бы не случились волнения в народе…

– Министр Филдинг, о каком народе, способном волноваться, вы говорите? – с улыбкой спросил Зиги. – Уж не о том ли, который живет на полном государственном обеспечении, имеет гарантированную работу и гарантированную же государственную субсидию? – С трибун послышались одобрительные смешки. – Мне кажется, или вы рассуждаете с позиций гуманизма, забывая о целесообразности и полезности предлагаемых нами решений? Или вы пытаетесь выдать желаемое за действительное? Тогда позвольте задать вам прямой вопрос: уж не желаете ли вы этих самых волнений?

Министр Филдинг побагровел. Он растерянно бросал взгляды по сторонам в надежде найти поддержку хоть в ком-нибудь из сенаторов или коллег по министерству, но, не найдя ее, сбиваясь и задыхаясь, проговорил:

– Советник, вы не так меня поняли, я только хотел предупредить, я пытался сказать, что нужно проявлять осторожность в подобных вопросах…

– Для чего? Зачем думать о несуществующей опасности? Какие такие волнения нам угрожают в условиях полного контроля воли каждого? Разве не для таких случаев мы имеем службу, которую возглавляет министр Кронс?

Собрание единодушно поддерживало Зиги. Филдинг окончательно растерялся и разволновался так, что на его лысой голове и лице выступила испарина. Он силился понять, к чему клонит советник и чем он мог вызвать его недовольство, и не мог. Министр стоял посреди круглого зала, в центре, под перекрестным огнем направленных на него со всех сторон недоуменных взглядов. Кто-то смотрел с нескрываемым злорадством, и таких довольных физиономий Филдинг увидел не менее десяти. Это были сенаторы, особенно расположенные к Зиги. Министр ждал прихода властителя, будучи уверенным, что тот его в обиду не даст, по крайней мере, не позволит вот так открыто, почем зря издеваться над ним и ставить под сомнение его гражданскую лояльность. Но Вэл все не появлялся.

– Я требую должного к себе отношения! – прокричал Филдинг, теряя самообладание. – И я не обязан отчитываться перед вами, советник. Только властитель может предъявлять мне претензии или высказывать недоверие…

– Ну, как видите, его здесь нет, – саркастично заметил Зиги. – И никто вам претензии не предъявляет и отчета не требует. Меня несколько удивила ваша позиция по известному вопросу, и я высказал свое мнение на этот счет. Только и всего, – равнодушно добавил советник, делая вид, что не понимает причин волнения Филдинга, чем еще больше вывел его из себя.

Министр снова залился краской и устремил на Зиги взгляд, полный ненависти и затаенного страха. Советник послание принял и отправил в ответ презрение и угрозу. Министр понял, что только что неожиданно нажил себе могущественного врага. Он вжал голову в плечи, нимало не заботясь о том, как это выглядит со стороны, а о том лишь, как выйти из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями. Фрэн, все это время находящийся рядом и ничего не понимающий в происходящем, решил разрядить обстановку и обратился к Зиги:

– Советник, не могли бы вы более точно сформулировать свой вопрос к министру финансов?

– Пожалуй, – улыбаясь, ответил Зиги. – Скажите, министр Филдинг, в чем, по-вашему, состоит главная задача министерства, главой которого вы являетесь, если не ошибаюсь, уже семь лет?

– Ну, знаете! – не выдержал Филдинг. – Это переходит всякие границы должного отношения к лицу моего статуса! Я не собираюсь и дальше отвечать на ваши вопросы, задаваемые таким тоном! Я несу личную ответственность за свои действия только перед властителем и ни перед кем иным, включая вас!

В голосе министра смешались отчаяние и возмущение; Зиги показалось, что еще немного, и Филдинг либо лопнет от негодования, либо открыто нападет на него, и решил немного отпустить поводок.

– К чему такие страсти, министр Филдинг? Конечно, всем известна субординация, никто не собирается спрашивать с вас сверх меры, но согласитесь, есть что-то странное в том, как остро вы реагируете…

Зиги не успел договорить – в зал вошел Вэл.

– Отставить препирательства! – сурово произнес он и указал жестом всем расходиться по местам.

Филдинг облегченно выдохнул и, с благоговением посмотрев на властителя, поднялся на свое место. Вслед за ним удалился и Фрэн, удовлетворенно и авторитетно покряхтывая. Зиги тоже сел, внимательно рассматривая высшее статусное лицо, появившееся так эффектно и так не вовремя. Что-то новое, какое-то неуловимое возбуждение и оживление было в лице Вэла: глаза его блестели, плечи расправились, и весь вид его являл уверенность и довольство. Зиги удивился. Еще вчера властитель выглядел если не сломленным, то сильно подавленным жизненными обстоятельствами, а сегодня перед ним стоял другой человек – бодрый и воодушевленный.

– Я вижу, собрание идет полным ходом, – не то шутя, не то угрожая, заметил Вэл. – О чем столь жаркие споры?

Зиги вынужден был снова подняться.

– Мы обсуждали возможность изъятия свободных денежных средств населения, мой господин, – произнес он, слегка склонив голову.

– Вот как? – искренне удивился властитель. – На какие же цели, советник?

– Это мы не успели обсудить, но уверен, что вы сможете найти целесообразное применение двумстам шестидесяти восьми миллиардам рублям, – особенно смакуя последние пять слов, проговорил Зиги.

– Никогда бы не подумал, что наш народ такой богатый, – улыбнулся Вэл. – И все-таки забирать чужие деньги – нехорошо. Кому могла прийти в голову такая странная мысль? – Вэл внимательно посмотрел в глаза каждому, потом остановил взгляд на советнике: тот смотрел на него в упор и не тушевался ничуть.

– Мне, мой господин, – спокойно ответил Зиги. – В государстве много нерешенных проблем, требующих огромных вложений.

– Действительно? Почему же мне о них ничего не известно? – холодно спросил властитель.

Зиги промолчал и только ниже склонил голову.

– Есть желающие осуществить экспроприацию на общее благо? Поднимите руки, кто готов поддержать проект советника Зиги? – обратился Вэл к сенаторам и министрам.

На трибунах негромко заговорили, оживились, и семнадцать рук взметнулось вверх. Неподвижными остались только руки министров Филдинга, Кронса, Максвела, Амира, отвечающего за снабжение трудящегося народа продовольствием, и сенатора Фрэна, который, вероятно в силу преклонного возраста, просто не успел сообразить, что нужно делать.

– Что ж, раз все вы тут единодушно приготовились поделить не принадлежащие вам миллиарды, мне было бы интересно узнать, как вы собирались это провернуть и на что намеревались их спустить. – Вэл на мгновение скривил рот в брезгливой улыбке и тут же свел брови к переносице, сжав кулаки.

Поднятые руки стали медленно опускаться, а министры и сенаторы боязливо переглядываться друг с другом. Зиги пристально смотрел в лица тех, кто не проголосовал за его идею, и казался довольным, едва заметно улыбаясь. Филдинг поймал на себе его взгляд, и ему почудилось некоторое расположение в лице советника, отчего министр окончательно перестал понимать происходящее и даже приоткрыл рот от удивления. Это позабавило Зиги, и он улыбнулся по-настоящему.

– Вижу, вы все здесь собрались развлекаться. Что ж, развлекайтесь, – сухо сказал властитель. – У меня было несколько вопросов к уважаемому совету, но теперь задавать их не вижу смысла. – Вэл замолчал на секунду, после чего, сделав шаг в сторону, прокричал: – Потому что вы выжили из ума, господа!

Воцарилась мертвенная тишина. Если бы в этот момент пролетела бабочка, каждый услышал бы шелест ее крылышек.

– В такой ситуации мне остается только одно: принимать решения самостоятельно, – решительно произнес Вэл. – В ближайшие два дня вы получите мои особые указания относительно задач, которые будут поставлены перед каждым отдельно. И спрашивать их исполнение я буду с каждого в отдельности! Советник, приказываю вам следовать за мной. Министр Кронс, пожалуйста, присоединяйтесь. Остальные все свободны.

Властитель повернулся спиной к трибунам и быстро покинул зал заседаний Сената. Зиги последовал за ним, не спеша, сохраняя полное внешнее безразличие к происходящему. Единственное, что сейчас занимало мысли советника, – это подсчет количества положений регламента, нарушенных властителем за последние семь минут.

Как только дверь за ними закрылась, Сенат оживился: говорили все и даже те, кто молчал по большей части всегда.

– Что это все может значить? – осторожно спросил министр продовольствия у сенатора Фрэна. – Вам не показалось, сенатор, что советник сегодня позволил себе немного больше обычного? Его какая-то муха, похоже, укусила.

– Вас это больше всего волнует, Амир? А мне совсем не нравится то, что властитель собирает расширенный совет и, вместо того чтобы обсудить важнейшие дела, устраивает здесь цирк. Мало того, что опоздал почти на час, так еще и демонстративно хлопнул дверью, ничего не объяснив. Поверьте моему опыту и чутью, министр, они действую с Зиги сообща. Весь этот балаган для того только, чтобы показать нам, что нет больше ни совета, ни даже иллюзии нашей представительной демократии. В прежние времена за такое поведение Вэлу пришлось бы держать ответ перед процессуальной комиссией. А теперь, кто ему может предъявить хоть что-то?

– Вы правы, сенатор, – с горечью подтвердил министр. – О какой демократии может идти речь, когда исключительные полномочия властителя автоматически продлены на неопределенный срок, а неделя превратилась в полгода? А сам статус «Верховный властитель» – слыханное ли дело?

– Тише, Амир, тише. За такие разговоры можно дорого заплатить, а ушей вокруг хватает, – испуганно предупредил сенатор. – Если хотите поговорить, приходите завтра вечером ко мне на виллу: будет очень небольшой круг друзей, которые, как мне кажется, разделяют ваши воззрения. – И сенатор, незаметно пожав министру руку, отошел от него.

Вэл усадил Кронса и Зиги в своем кабинете и устроил им перекрестный допрос на предмет обнаружения местонахождения сознания Била Корна. Битый час он пытался вытащить из обоих хоть сколько-нибудь вменяемую информацию – все было тщетно. Каждый стоял на своем, и оба – на том, что не понимают, в чем дело. Вэл был раздражен до неприличия и скрывать это не собирался. Он ходил по комнате взад и вперед, заложив руки за спину или размахивая ими перед лицом Зиги. Советник раздражал его сейчас больше кого бы то ни было. Раздражал буквально всем: своей безупречностью, выдержкой, но более всего своей показной учтивостью. Вэл нарочно старался вывести Зиги из себя, чтобы вытащить на свет божий его истинные мысли и чувства, но у него ничего не получалось. Советник словно наперед знал каждое слово, каждый выпад властителя в свой адрес и умело парировал любые инсинуации. Причем делал он это изящно, каждый раз демонстрируя высшую степень лояльности своему господину, чем доводил его до состояния внутреннего бешенства.

Вэл кипел. У него был четкий план: свести обоих причастных к пересылке сознания Била и, задавая правильные вопросы, пролить свет на таинственное исчезновение выродка. Кто-то из них должен был что-то знать, иметь какие-то предположения, которые помогли бы ему напасть на след. Но ни один из визитеров не мог ничего ему предложить в качестве ключа к разгадке странной головоломки.

– Мой господин, – спокойно обратился Зиги в самый неподходящий для этого момент и, возможно, с самым неподходящим для этого момента вопросом, – могу я узнать, почему вас столь сильно беспокоит судьба Била Корна? Мне кажется…

Но договорить советнику не удалось: Вэл одним прыжком преодолел расстояние в ширину стола и оказался у самой головы Зиги. Тело его было согнуто и напряжено, как пружина, глаза светились странным безумным блеском. Он наклонился к лицу советника и шепотом, переходящим в шипение, произнес:

– А вот это вас не касается, мой дорогой друг… Если, конечно, вы мне все еще друг…

Кронс от ужаса еле дышал, вжав тело в мягкие лапы кресла, в котором сидел. Он никогда раньше не видел властителя таким. Да и никто другой – тоже. И Зиги, и министр в эту минуту думали примерно одно: Вэл сошел с ума.

Неизвестно, чем могла продолжиться и закончиться эта сцена, если бы неожиданно не пришло извещение для советника, в котором сообщалось, что его срочно ждут в замке по неотложному делу. Воспользовавшись этим предлогом как спасением, Зиги встал и, принеся свои извинения, быстро откланялся. Вэл не посмел или не захотел его задержать и остался наедине с Кронсом.

Министр в ужасе водил глазами из стороны в сторону, не имея сил сосредоточить взгляд на чем-то одном. Он боялся властителя так, как давно никого не боялся. И если бы сейчас ему предложили признаться в своем страхе в обмен на возможность покинуть кабинет Вэла, он, не сомневаясь, сделал бы это перед расширенным составом совета.

Но в ту самую минуту, когда советник покинул их, властитель начал приходить в себя и еще через пару минут внешне успокоился совсем. Он сел за свой роскошный рабочий стол из сибирского кедра, включил старую витражную лампу, стоящую слева, достал из ящика коробку с сигарами и протянул ее Кронсу.

– День сегодня какой-то нервный, – слабым голосом произнес он, откусывая конец сигары красивой стальной гильотиной, укрепленной на каменном основании. – Угощайтесь, министр. Надо нам всем успокоиться, чтобы завтра снова плодотворно работать.

Кронс дрожащими руками взял из коробки толстую сигару, поднес ее к носу и с облегчением закрыл глаза. Он втягивал ноздрями сладковато-терпкий запах прекрасного табака и мечтал, чтобы этот день поскорее завершился.

– Закуривайте, Кронс, не стесняйтесь, – дружелюбно предложил Вэл. Затравленный вид министра сначала забавлял его, а теперь стал вызывать некоторое сочувствие.

– Благодарю вас, господин верховный властитель, – робко ответил министр, принимая горящую спичку из рук Вэла.

– Вы не откусили конец, – улыбнулся властитель, показывая взглядом на сигару Кронса. – Давайте, я обрежу ее сам.

Нехитрые манипуляции с раскуриванием сигары понемногу помогали министру приходить в себя. Затянувшись впервые за несколько последних лет, Кронс с наслаждением ощутил легкое головокружение. Курение в сообществе было давно под запретом. Так давно, что все уже забыли, как это делается. Единицы из небожителей иногда позволяли себе расслабляться таким образом, на дне же о существовании сигар попросту не знали ничего.

– А не выпить ли нам что-нибудь покрепче? – улыбнулся Вэл. – У меня есть неплохой виски.

– С удовольствием, – слабым голосом ответил Кронс, готовый сейчас согласиться с любым предложением, лишь бы не раздражать властителя.

Министр успел стряхнуть пепел в пепельницу к тому моменту, когда Сэл принес виски.

– Скажите, Кронс, я могу доверять вам? – спросил Вэл, делая глоток из кубка.

– Абсолютно, господин верховный властитель, – едва не поперхнувшись, ответил министр с готовностью.

– Бросьте, Кронс, к чему эти формальности? Называйте меня как-нибудь попроще, хорошо? Мы, в конце концов, с вами сейчас вдвоем. Имени вполне достаточно.

– Вэл?! – Министр недоуменно приподнялся в кресле и даже вытянул вперед руку с кубком.

– Да. Почему бы и нет? – рассмеялся властитель широким, свободным от напряжения смехом. – Мы с вами почти ровесники, так что подобное обращение вполне привычно.

– Я постараюсь, господин Вэл, – с трудом произнес Кронс.

– Уже лучше. – Вэл был доволен и не скрывал этого.

Министру вдруг подумалось, что все, что происходило здесь десять минут назад, ему показалось; он не мог уже поверить, что совсем недавно перед ним сидел не этот обаятельный человек с очаровательной улыбкой, а безумный, разъяренный, потерявший над собой контроль, грозный верховный властитель. Мягкий свет настольной лампы под разноцветным витражным абажуром, крепкий виски и вкусная сигара рассеивали мрачные мысли министра и делали его сознание не способным сопротивляться приятным впечатлениям. Он удобно развалился в кресле и не заметил сам, как между ним и хозяином дома завязалась непринужденная беседа.

– Так что, министр, как обстоят дела с лояльностью граждан сегодня? После применения таргетной матрицы воздействия прошлым летом, помнится, ваше министерство рапортовало о полном снятии всякого социального напряжения, – произнес властитель.

– Так и есть, господин Вэл, – заверил министр. – За последние полгода в подэкранном пространстве все абсолютно спокойно: люди работают, смотрят одобренные программы, занимаются садоводством. Вернее, летом, конечно, занимались.

Вэл улыбнулся:

– Ну мы-то с вами знаем, Кронс, какова была цель новой матрицы, – понижая голос, проговорил он. – Каковы результаты последних проверок?

– Правополушарных не осталось, господин Вэл.

– Это точно?

– Да. Точнее не бывает.

– Прекрасно. – Вэл удовлетворенно стряхнул пепел с сигары в пепельницу, сделанную из панциря черепахи. – А насколько точно можно прогнозировать возможность появления правополушарных в будущем?

Кронс задумался, сделал несколько глотков из кубка и только тогда ответил:

– Видите ли, господин Вэл, дело в том, что облучением мы подавляем доминантный ген, а это очень сложный процесс, тем более в рамках одного поколения…

– Вы хотите сказать, министр, что вероятность появления выродков все же остается?

– Нет, господин Вэл. Выродков как таковых больше не будет, это очень маловероятно. И нам даже не придется пристально наблюдать за детьми до достижения ими порога вырождения. В этом уже нет необходимости, хотя, конечно, естественный контроль остается…

– Так в чем же тогда «но»? – нетерпеливо спросил Вэл.

– Иногда может наблюдаться точечная активность правого полушария отдельных граждан. В редких случаях и в малой степени выраженности, – заключил Кронс.

– Чем это чревато сообществу?

– Цветными снами в момент обострения, не больше, – улыбнулся министр.

– Благодарю вас, мой друг, вы сняли огромный груз с моей души. – Вэл встал и пожал Кронсу руку, чем невероятно смутил и растрогал его.

– Всегда на страже вашего спокойствия, господин Вэл, – отчеканил министр и поклонился.

– Садитесь, Кронс, зачем вы встали? Или вы уже спешите уйти?

– Нет, я никуда не спешу. Просто я подумал: вдруг у вас какие-то важные дела и я вас задерживаю…

– Мне кажется, мы сейчас тоже занимаемся важными делами – обсуждаем государственную безопасность. Разве нет?

– Разумеется, – согласился министр и снова опустился в кресло, хотя мысль отправиться домой под любым благовидным предлогом уже не раз приходила ему в голову. Все-таки нахождение в непосредственной близости высшего статусного лица не могло позволить ему полностью расслабиться. От напряжения он начинал чувствовать тянущие неприятные боли в спине и ногах и мечтал поскорее оказаться дома и лечь на кровать.

Министр страдал ревматизмом, который имел свойство обостряться не только в период межсезоний, но и во время нервных перенапряжений. Сегодняшний день давал к этому много оснований. Кронс регулярно отправлялся для поправления здоровья на воды в местечко Абано Терме, расположенное на Апеннинском полуострове, где, по преданию, лечением подобных недугов занимались уже несколько сотен лет. К счастью, этот уголок оставался нетронутым и всегда гостеприимно принимал служителей небес. Но последнюю поездку пришлось отложить: никто из статусных лиц полгода не покидал пределы сообщества. Это положение было принято вместе с введением чрезвычайных мер и взятием Вэлом исключительных полномочий. Кронс не роптал, да и как ему было проявлять недовольство после того, как властитель самолично повысил его статус влияния до второго уровня? Он терпеливо ждал отмены чрезвычайного положения, которая все время откладывалась на неопределенный срок.

– О чем задумались, министр? – прервал его размышления Вэл.

– Вы спрашивали меня, можно ли мне доверять, господин Вэл, – после некоторой паузы ответил Кронс.

– Точно. Вас что-то смущает в этом вопросе?

– Немного, – признался министр. – Мне не понятно, почему вы сомневаетесь в преданности своих министров и сенаторов. Все служители имеют высший уровень лояльности по отношению к вам и проводимой вами политике.

– Так не бывает, мой дорогой друг, так не бывает, – с сожалением заметил Вэл. – Всегда есть недовольные. Вопрос лишь в том, насколько. Скажите, хорошо ли вы осведомлены в том, как образованны люди внизу.

– Думаю, что имею полное представление по данному вопросу, господин Вэл. Что именно вас интересует?

– Достаточно ли эффективна та система образования, которая, если мне не изменяет память, была утверждена лет тридцать назад?

– Думаю, вполне, – спокойно и не колеблясь, ответил министр просвещения и лояльности. – Вполне образованны с учетом необходимых компетенций в каждом конкретном случае. То есть я хочу сказать, что в министерство не поступало нареканий со стороны комитета труда; все работники обладают достаточными квалификационными навыками.

– Приятно это слышать, министр, но я не совсем об этом…

Вэл задумчиво приподнял брови и потянулся за новой порцией виски. Кронс внимательно смотрел на него, не понимая до конца, к чему клонит высшее статусное лицо и чего ему следует ждать от этого разговора.

– Скажите, господин Вэл, что именно вам интересно узнать. Я в полном вашем распоряжении. – При этих словах Кронс даже немного приподнялся в кресле, что могло означать одно из двух: либо он пытался таким образом выразить свое почтение властителю, либо ноги, измученные ревматизмом, требовали дополнительного прилива крови.

В кабинет вошла Сара и потерлась о руку хозяина, которую он с готовностью протянул ей навстречу. Кошка, урча, прошлась вокруг его ног и улеглась на полу рядом, поджав под себя все четыре лапы. Кронс наблюдал за ней и немного завидовал ее пластичности и свободе в движениях. Сара была красива и грациозна, под стать хозяину. Отметив про себя сходство животного и человека, министр подумал, что если они похожи еще и характерами, то, пожалуй, пора собираться домой, чтобы не стать жертвой внезапного звериного бешенства.

– Мне интересно вот что: существует ли какое-то дополнительное образование для поднебесных жителей? Ну, скажем, курсы какие-нибудь, семинары, специальные школы… – Властитель, вероятно, продолжал бы и дальше список умозрительных прекрасных возможностей для народа, если бы вовремя не спохватился, заметив, как вытягивается от удивления лицо министра при этих словах.

– Простите, верховный властитель, – не скрывая своего удивления, подключился министр, – но, согласно положению о народном образовании за номером двести восемьдесят четыре, жителям поднебесной предоставляются образовательные программы, разработанные министерством просвещения и лояльности, то есть нами, и утверждаемые высшим статусным лицом сообщества, то есть вами… Я думал, вы помните, что дополнительное образование отменили в том же году, когда вы приняли присягу высшего статусного лица. Вы же и отменили…