В аду

Черт. Чем я могу служить?

Потапенко. Чертей восемьсот штук. Да повеселей чтоб были черти! Ведьм положите с полсотни.

Черт. Покойников положить-с?

Потапенко. Да, положите… кладбища так два или три, побольше.

Черт. Покойничков заморозить прикажете? Гг. беллетристы всегда публике мороженых покойничков подают.

Потапенко. Нет, я сам заморожу. Оно вернее будет. Младенцев положите сотни две. Да только выберите попаршивее. Публика любит, чтоб в святочном рассказе младенца обмыли. Хорошие ли младенцы-то?

Черт. Младенец у нас первый сорт. Одно удовольствие, а не младенец… Голоса такие – в метель слышно.

Потапенко. То-то! Живые ли?

Черт. Верьте совести!

Потапенко. Младенец – это товар деликатный. Вы их мне сначала перепорите, да при мне, чтоб я сам слышал, как пищат!

Черт. Этакое недоверие! Даже обидно-с!

Потапенко. Знаю я вас! Опять, как в прошлом году, выйдет! Положите мне мертвого младенца, так и рассказ у меня начинался: «Была морозная ночь под Рождество. На снегу лежал мертвый младенец». А потом этот ребенок у меня в рассказе вырос и знаменитым писателем сделался. Критика и придралась.

Черт. Со всяким писателем может случиться! Нынче это бывает!

Потапенко. А все-таки конфуз! Блудных сыновей, как я говорил, приготовили?