Писатель, всей своей литературной деятельностью стремившийся пробудить в читателе уважение к человеку, как бы этот человек не был одет и чем бы не занимался^[6], – написал гимн «уважению к человеку».

Он, безо всяких уклонений в какую бы то ни было сторону, продолжает без перерыва одно и то же дело.

И если бы г. Максим Горький когда-нибудь захотел вызвать «жалость», – мне показалось бы, что художник ударил молотком по мраморной статуе, которую он работал.

6. Писатель, всей своей литературной деятельностью, стремившийся пробудить в читателе уважение к человеку, как бы этот человек не был одет и чем бы не занимался… – Эту оценку творчества Горького Дорошевич развивал еще до постановки пьесы «На дне»: «Когда вы читаете Горького, мой степенный, спокойный, уравновешенный читатель, – не кажется ли вам, что где-то там, над вашей головой, высоко-высоко, шумя крыльями, пролетает стая серых, диких, – голодных, но вольных гусей? И вы слышите плеск их крыльев, – ив воздухе дрожит их крик. Печальный, на стон похожий, – но вольный. Вольный!.. Горький – властитель дум. Спорить нечего» («Горький». – «Россия», 1901,6 декабря, No 940. Этот этюд вошел в состав четвертого тома собрания сочинений Дорошевича «Литераторы и общественные деятели»). К впечатлениям, вызванным мхатовской постановкой «На дне», Дорошевич вернулся шесть лет спустя в очерке «В.А. Гиляровский», в котором всплыла тема «босячества»: «Я никогда не забуду Горькому этих минут восторга, этих минут священного ужаса, этих минут охватившего меня энтузиазма. По своему ремеслу я должен был написать рецензию. Я назвал ее: – Гимн человеку. Она имела честь быть перепечатанной из «Русского слова» в «Neue Freie Press» («Neue Freie Press» – либеральная газета, выходившая в Вене с 1864 по 1939 г). Горький дал это название(…дал это название… – Дорошевич имеет в виду поэму Горького «Человек» (1903).) следующему своему произведению» («Русское слово», 1908, 30 ноября, No 278). Вместе с тем отношение Дорошевича к Горькому менялось. В конце 1909 г. он пишет, что «колоссальный интерес», который вызывали произведения писателя, был прежде всего «этнографический», вызванный показаниями «достоверного свидетеля». И еще общественным ожиданием: «Не добудет ли народ для нас чего-нибудь?» Не веря в «близость осуществления социалистических идеалов», интеллигенция тем не менее надеялась, что народ «по дороге» раздобудет для нее «сносные условия существования». «И, читая Горького, нам было так приятно сознавать, что под нами крепкий, солидный этаж… Затем настал 1905 год. И увидели все. Сатин, провозглашавший: – Человек – это звучит гордо! «очень даже свободно» нанялся за 50 копеек в союз русского народа плясать на похоронах Баумана(Бауман Николай Эрнестович (1873—1905) – революционер-большевик, во время демонстрации, проходившей 18 октября 1905 г. в Москве, был убит агентом охранки, состоявшим в черносотенной организации.). А Коновалов (кажется, так) – тот самый, который «скрежетал зубами» и катался по полу, читая у Костомарова(Костомаров Николай Иванович (1817—1885) – русский и украинский историк, автор работы «Бунт Стеньки Разина» (1858).), как мучили Стеньку Разина: – А? Зубы выплюнул? А? в Одессе, черт знает для чего, из «махаевщины» («Махаевщина» – анархистское течение, лидером которого был польский социалист В.К. Махайский. Отдельные группы махаевцев (в том числе действовавшая в Одессе) были близки к черносотенцам.), сжег порт(…сжег порт… – Одесский порт пострадал во время стачек и вооруженных столкновений в городе осенью 1905 г.), налился, как свинья, из лужи рому из разбитой бочки и мертвецки пьяный, как чурбан, сгорел в им же устроенном диком и бессмысленном пожаре. После этого общество потеряло всякий интерес к Горькому…» Не соглашаясь с политизацией творчества Горького в период после первой революции, Дорошевич, можно сказать, призывал «симпатичного писателя» «сойти с ходуль, на которые не столько он сам стал, сколько его поставили „услужливые друзья“» («Горький». – «Русское слово», 1909, 6 декабря, No 280). В последующие годы Горький постоянно печатался в «Русском слове» («Детство», «В людях», письма «О карамазовщине» и др.).