Не говори, что время быстротечно… Лирика, размышления

© Владимир Свердлов, 2019

ISBN 978-5-4483-8292-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не говори, что время быстротечно…

Что предложить тебе могу, что дать?

Снега и вьюги – в них замёрзла вечность.

А остальное – можно переждать.

Хранитель древностей

Под грузом прошлых дней мгновений

Рассохшийся стеллаж скрипит —

В забытом памяти музее

Хранитель древностей не спит

А звёзды в небе манят и блестят…

 
А звёзды в небе
             манят и блестят
И шепчут вздохами
             воспоминаний,
Как будто бы мне донести хотят,
Что прочитали в книгах без названий,
 
 
Смотря с высот небес на землю вниз,
Прислушиваясь к шелесту полыни,
Они мне шепчут – словно твой каприз —
О тех событьях, что когда-то были.
 
 
И вижу я сквозь время пелену
Дам на балконах, рыцарей с мечами
И с факелом, что разгоняет тьму,
Крадусь к тебе сквозь площадь в ожиданьи.
 
 
И по верёвке и в твоё окно
И с шпагами сойтись – клинки звенели…
Ах, это было в прошлом, так давно…
И вообще – мне это звёзды пели…
 

Хранитель древностей

 
Событья дней не умирают —
Лишь молча в сторону уйдут.
Снегами сердце заметают
И ночью в памяти всплывут.
 
 
Прошедшие обиды лечат,
Холст покрывают грунтом лет;
Ушедших дней былые встречи
Мазками пишут свой портрет.
 
 
В пыли картина не в проёме
Висит меж старых двух гардин —
Звук мне приснившихся гобоев
Храню я в памяти. Один.
 
 
Под грузом прошлых дней мгновений
Рассохшийся стеллаж скрипит —
В забытом памяти музее
Хранитель древностей не спит.
 

Тот колокол в ночи

 
Тот колокол в ночи,
              Глухой, далёкий, тяжкий —
Над площадью пустой
              Качнутся небеса.
И в темноте времён
              За плотною повязкой
Как будто услыхал
              Неясны голоса.
 
 
Откройте эту дверь
              За толстою решёткой —
За ставнями щелей
              Затеплится свеча.
И задрожит струною, нотою короткой,
              Бриллиантом у кольца
Забытая слеза.
 
 
Пустите меня внутрь,
              Там, где огонь камина,
Где зимних жар углей,
              Где тёплый пахнет хлеб.
Да, видно, опоздал:
              Тот колокол повинный
На площади пустой
              Не тот отмерил век.
 

Стихи не пишутся во фраке…

 
Стихи не пишутся во фраке,
Напудренный, при орденах —
В залатанном до дыр халате
И среди ночи при свечах.
 
 
Скрипит перо, летают мысли,
Свечи мерцает тусклый свет.
И словно призраки нависли
В углу, где чудится портрет…
 
 
Где тени бессловесно ходят,
Листает книгу где судьба,
Рука в волнении выводит
Ей продиктованны слова…
 
 
Наступит утро. Разметает
Обрывки из углов теней
И в мяты брюки залезает
Поэт, чтоб влиться в новый день.
 
 
Стихи не пишутся во фраке…
 

Коснусь губами рук, склонюсь в немом поклоне…

 
Коснусь губами рук,
Склонюсь в немом поклоне.
Наплечники – долой,
На шлеме – бел плюмаж.
 
 
И молча в этот круг
Вступлю и на балконе
Я вижу: над толпой
Её смеётся паж.
 
 
Приятно и легко
Они ведут беседу.
А здесь в клубах пыли
Лишь звон мечей стоял.
Они там высоко —
Паж празднует победу,
И свежие цветы
Ей под ноги бросал.
 
 
Наверх я взгляд поднял:
Она цветы держала:
Блестит бокал с вином;
И как стрела прошла —
 
 
Я в этот миг узнал,
Что хочет эта дама,
Но с вражеским мечом
Меня судьба нашла.
 
 
Коснусь губами рук.
Без силы – на коленях.
То ль рана от меча,
То ль сердца горький стон.
 
 
И, уходящи вдруг,
Мне вспомнились те тени,
Накидка на плечах
Да колокольный звон.
 
 
Наверх я взгляд поднял:
Она вино допила —
Среди своих подруг
Весёлое лицо.
 
 
Я крест нательный сжал
С оставшеюся силой:
В руке у пажа вдруг
Узнал своё кольцо.
 

Во времени я потерялся…

 
Во времени я потерялся.
Случайно не в ту дверь вошёл.
Я знаю: ведь я пел романсы
И серенады под луной.
 
 
Как будто бы средь менестрелей
Со старой лютней на ремне
В трактире нас с тобою грели
Угли в далёком декабре.
 
 
И меч тяжёлый в изголовье —
Двумя руками в полный взмах —
Кинжал предательский уронит
Разбойник, скрывшийся впотьмах,
И над обидчиком простёртым
Я руку властно протяну
В лицо в холодных каплях пота
В последний миг его взгляну.
И у костров, где пилигримы
На звёзды смотрят в тишине,
Пою о древних паладинах,
Любви, и вере, и мечте…
 
 
Во времени я потерялся.
В системе коридорных дней.
И выйти тщетно я пытался
В закрытую снаружи дверь…
 

Память наша ли – наше проклятье…

 
Память наша ли – наше проклятье,
Наша мука, немыслимый груз.
По ночам – тенью тёмного платья,
Или хохот безжалостных муз
 
 
И листает страницы былого —
И портрет на стене и глаза,
Звук когда-то забытого слова,
Чьи-то в комнате там голоса…
 
 
Тяжко давит на слабые плечи,
Грубо смотрит, скривила лицо.
И опять эти тихие речи,
И опять то блеснуло кольцо.
 
 
Память наша ли в пыльных чуланах,
Под тяжёлым замком сундуков.
Память наша – кровавая рана
С толстым слоем засохших бинтов,
 
 
Ничего чтоб: ни вздоха ни стона,
Ни строки старых, блеклых чернил…
И в безумном кручении снова
Ты боишься остаться один.
 
 
Шум пиров – чтоб ушли эти мысли,
Календарь, полон важных что дел —
Чтоб забыть, что горою нависли:
Не успел. Не сказал. Не сумел.
 

Цезарь. Иды Марта

Почему люди предают ближнего? Что должен чувствовать – не говорить, даже не думать – а чувствовать человек, предавший ближнего, когда остаётся один, а внутри – комок? А с другой стороны – жертва. И тут мы вспоминаем Гамлета. Мы все помним «быть иль не быть», но не этот вопрос мучает Гамлета, а тот, что идёт дальше – «Быть иль не быть – вот в чём вопрос. / Достойно ль / Смиряться под ударами судьбы, / Иль надо оказать сопротивленье».

 
С каймой багряной плащ в моей руке.
На что иду, что встречу – всё я знаю
Тот прорицатель нищий, мне в толпе,
Открыл Богов сегодня предсказанье:
 
 
Про след кровавый на большой луне,
Про полный диск в ночи, про Иды праздник.
Ты, нищий, думал: Цезарь в стороне,
Там спрячется, как низкий соучастник?
 
 
Уйдёт, чтоб им облегчить торжество?
Чтобы быстрей забыть им это действо?
Я Цезарь, нищий! Имя пусть моё
Останется как память о злодействе.
 
 
Вот я в сенате. В лица им гляжу.
Глаза отводят. Страшно – что ж, понятно.
Пусть я не жизнью – смертью пригвозжу
Проклятье на их души безвозвратно…
 
 
Не бойся, Брут, тебе я помогу,
Ведь спас тебя. Ведь мы друзья с тобою.
Свои глаза с лица я отведу
И повернусь к тебе своей спиною…
 
 
Спасибо, друг. Удар я твой узнал.
Помог ты мне. Ведь жить с душевной раной —
Нет, невозможно. Вот я здесь упал —
На пол сената в тунике кровавой.
 
 
Мой рваный плащ набросьте на лицо.
Не для меня – для вас, чтобы смелее.
Чтобы забыть быстрей. И чтоб кольцо
Она сняла, щеками не краснея.
 
 
Я знал на что иду, куда приду.
Я Цезарь! Мне не надо ворожеи.
Я знал, когда и где я упаду.
Я знал предателей, что выйдут из-за тени.
 
 
Остался жить я в имени своём.
Остался Брут, но так ли вы хотели?
Кровавый плащ. След на песке вдвоём.
И на щите я. А не липкой тенью¹.
 

Гефсиманский сад

 
Весь мир спасти… Или разрушить —
Планеты, звёзды, облака…
Зачем с изменою мы дружим,
Зачем обманная рука
В ночи, в тиши творит коварство?
Зачем нам с самых первых дел,
Шепча про призрачное царство,
Змий искушений в уши пел?
 
 
Зачем кинжал мы направляем
Рукою ближней, со спины,
Зачем мы стон не замечаем,
Клянясь с усмешкой, что верны?
 
 
Зачем кровавый след за нами,
Зачем костёр и там топор?
И ближнего мы распинаем,
Во тьме укрывшись словно вор…
И с первых дней и до последних
Звучит всё так же: «Где брат твой?»
И в кошельке монет звон медных
Всё чёрной тянет глубиной…
 
 
И продаём – держал кто стремя,
И убиваем – «И ты, Брут» —
Дороги те же в наше время
В сад Гефсиманский всё ведут.
 
 
Кто – за кольцо, кто – за похлёбку,
Кому – цвет жёлтого металл.
Мы сами продаём в охотку —
Нам ведь никто не приказал!
 
 
Мы сами – зла черту забывши,
Лицо закрыв, глазами в бок
От древа древнего вкусивши
Опять отравленный цветок.
 
 
И снова слышно, словно звуки
Там заблудились средь маслин:
«За что же, Господи, мне муки? —
Нести мой крест, покуда сил…»
 
 
И сад у каждого пред нами —
Далёк ли, близок ль впереди.
В сад Гефсиманский нам с делами
Всем предстоит с крестом взойти.
 

Танцовщица

 
На площади в парке девчонка кружится,
Мелькают застывшие, скучные лица.
 
 
В кругу – танцовщица: цыганские юбки,
Трико ли гимнастки, накрашены губки,
Монисты блестели, улыбки летали,
Каблук ли стучал по мощёному камню.
 
 
На кистях – браслеты, на пальцах – колечки,
Повозка стоит – лошадь в стёртой уздечке —
Старик ли с шарманкой, визжание ль скрипки
И шапка по кругу – монеты там липки.
 
 
Возьмёт ли её в замок барин ли старый,
Вельможа ль со скуки, иль граф вечно пьяный,
В трактир, может, пустит хозяин расчётный,
Иль юноша встретит – бедняк благородный.
 
 
Похитит горбун – раб надменного принца —
Хозяину было б с кем ночь веселиться
А после – с обрыва под полной луною,
Река где темна, сбросят вниз головою.
 
 
А может, одежды на сцене слетали
В ночном кабаре, серебро чтоб кидали,
И гостю в углу порошок из напёрстка
Подсыплет, хозяин кивнет когда жёстко.
 
 
Задушит барона ли сонного в спальне,
Кинжал ли омоет в предательской ране,
Сбежит ли с пажом, прихватив пару кубков,
Столкнёт кто с моста её в хмурое утро,
 
 
Продастся за грошик, за миску похлёбки,
Сомнёт в темноте кто-то с платьем ей блёстки,
Окончит ли дни свои в горьком забвеньи…
Ведь жизнь коротка – наслаждайся мгновеньем!
 
 
Танцуй, пока можешь, кружись в диком танце,
Обложка в блестящем с картинками глянце.
А что под обложкой – не думай, девчонка.
Там просто лишь жизнь, что стучит в сердце
                                                                            звонко
                               ***
На площади в парке девчонка кружится
Мелькают застывшие, скучные лица…
 

Жанна Д'Арк

 
Я умираю из-за вас².
Мы встретимся перед Судьёю,
Увидеть чтоб метанья глаз,
Закрытых тщетною рукою,
 
 
Чтоб посмотреть в твоё лицо —
Надменным холодом и гордо
Оно светилось, как кольцо
Властителя сидело твёрдо;
 
 
Чтобы увидеть дрожь тех губ,
Что тихо шепчут оправданья,
И вспомнить, как со смехом, груб
Был приговор мне на закланье.
Я встречу вас перед Судьёй —
Нет, не земным – перед небесным.
Я выйду из-за тёмных штор
Свидетелем, пусть бессловесным,
 
 
Чтоб предъявить – одна за всех —
Дела, бесчестье и обманы.
И торжества когда-то смех
Вернётся вдруг… как наказанье.
 
 
Как плата за дела твои,
Молчанье совести послушной.
Мы встретимся – там, у Судьи,
Чтобы проклясть твою мне душу…