Братство волчьей стаи

Олег тихонько поднялся, стараясь не будить Татьяну.

– Ты уходишь? – переворачиваясь на другой бок, спросила она.

– Я скоро. Отслужу, как надо, и вернусь.

– Я жду, – снова засыпая, пробормотала она.

Олег поправил на ней одеяло, вынул из кобуры пистолет, снял его с предохранителя, но, прежде чем передернуть затвор, вынул обойму. Патроны на месте. Что это с ним? Что за глупая перестраховка? Куда могли деться патроны?..

Олег осторожно вышел из дома. Тихо вокруг, только слышно, как деревья перешептываются на ветру. Но где же Костя? Где Лева? Неужели заснули?.. Олег поежился. Слишком холодно для сна. Холодно, промозгло, ветрено, зато комаров нет. Может, пригрелись мужики спина к спине да заснули? Или в баньке закрылись…

Но до баньки Олег не дошел. На полпути к ней, прямо на тропинке лежали в обнимку два человека. И оба в таких же брезентовых плащах типа «Кузьмич», в которых были Черновицын и Духов. Все-таки пригрелись. Но почему легли? Да как некрасиво легли, не по-мужски. Баня рядом, а они прямо на дороге разлеглись. Что-то здесь не то.

– Черновицын! Духов! – командным голосом окрикнул Олег.

Но никто из лежащих даже не шелохнулся. Не могли мужики спать так крепко. Что-то случилось с ними… Если вдруг их убили, то почему они лежат так странно? Уж не ловушка ли это? Олег подойдет к телам, наклонится, а сзади его ударят. Может, уже пора развернуться?

Сначала он выбросил назад руку с пистолетом, затем развернулся. И увидел кустообразное существо, в глазах которого отражалась луна. Это был человек в лохматом маскхалате типа «Леший». В руке у него был пистолет с глушителем. Все это Пахомов разглядел и оценил в течение секунды. Но, увы, этого времени не хватило, чтобы произвести выстрел. «Леший» выстрелил раньше, и пуля мощно ударила Олега в грудь. Вот тебе и счастливая звезда…

Глава 5

Сознание выплыло из вязкой трясины вместе с болью. Выплыло и снова погрузилось в булькающую тьму, но память успела запечатлеть картину из движущихся расплывчатых контуров. Дом в темноте, какие-то люди выносят из него чье-то тело.

И снова боль всколыхнула сознание. На этот раз Олег даже услышал чей-то голос. Кто-то кому-то что-то выговаривал, слов он, правда, не разобрал.

Он лежал на тропинке рядом с телами своих друзей. Враг где-то возле дома, освещенного светом фар. Слышен звук мотора. Негромкие голоса, тени… Черновицын и Духов погибли, Олега считают мертвым, беспомощную Татьяну вытащили из дома. Возможно, вынесли ее труп. Где она сейчас? Что с ней? Ответы на эти вопросы Олег получить не мог. А пулю – запросто.

Пахомов не хотел, чтобы его добивали. Он готов был драться, но у него не было пистолета. Оружие забрали, а его оставили умирать. Без пистолета он как без рук. Без пистолета Татьяну не спасти. Тут бы самому ноги унести. Отлежаться, набраться сил и тогда уже вернуться на тропу войны. Так у него будет хоть какой-то шанс вернуть Татьяну. Если она жива…

Олег ощутил в себе силы подняться, встал на ноги и, шатаясь, шагнул в сторону бани. На ходу провел рукой по груди, которую изнутри сжигала волнами вздымающаяся боль, в отсветах фар увидел кровь на пальцах. Да, пуля попала в грудь, но, видимо, не задела сердце. Раздробила кость, вошла вглубь, как минимум задела легкое. Дышать жуть как тяжело. Воздух вырывается из пробоины, как пар из паровозной топки. Но поршни в движении, баня все ближе. А за баней тропинка, которая спускается к ручью. Перемахнуть через ручей, углубиться в лес…

За спиной слышны голоса. Один что-то говорил, другой смеялся. Хотел бы Олег посмеяться последним. Вдруг ему повезет?

Едва передвигая ноги, он зашел за баню, но не удержал равновесия. Упал, тут же поднялся, продолжил путь. Через ручей были проложены деревянные мостки, но Пахомов не смог устоять на них. Ледяная вода обожгла его изнутри, вытолкнула из ручья на берег. Взгляду майора открылась тропинка, которая уходила в лес. Тропинка, которая должна была стать для него дорогой спасения.

Пока вроде бы никто не гнался за ним, но скоро его хватятся. Обязательно хватятся.

Олег спешил, с трудом переставляя ноги, переходя на бег, теряя силы и сознание. Сознание кувыркнулось в кусты, но тело продолжало движение. Возможно, сознанию стало стыдно, и оно вернулось еще до того, как Олег упал. Вернулось и подало спасительную мысль. Нельзя бежать по тропинке, нужно свернуть с нее и бежать куда глаза глядят. Только так он сможет сбить со следа погоню, которой не миновать.

Без тропинки ноги вязли в траве, спотыкались о гнилушки. Олег падал, поднимался, шел дальше. Бежать он уже не мог, тут бы вообще на ногах удержаться.

Не удержался. И почва под ногами твердая была, ровная, и корни из нее не торчали, но все равно споткнулся он. И упал. Попробовал подняться, бесполезно. Все, приехали. Еще чуть-чуть, и сознание угаснет окончательно.

Вдруг как будто что-то вспыхнуло. Олег увидел прямо перед собой дерево с обнаженными корнями, между которыми виднелся лаз. Что это? Волчья нора? Может, в ней можно спрятаться? А если там волки?

Но вряд ли. Олег не мог уйти далеко от егерской избушки, значит, она где-то рядом. А волки, чтобы о них там ни говорили, людей боятся и селятся подальше от них. Не может здесь быть волков. Видимо, это старая нора…

Олег собрался с силами, напряг их последние остатки, кое-как влез в нору. Чем глубже она уходила, тем шире становилась. И это пугало. Что, если в этом логове обитал матерый самец? Впрочем, в нынешнем своем состоянии Олег мог стать добычей даже для слабого волчонка. А волчицы уже ощенились…

Олег истекал кровью, силы оставляли его, даже обоняние отказывало. И все-таки он уловил запах волка. Видимо, это была обитаемая нора. Значит, нужно уматывать отсюда, пока не поздно. А лаз уже настолько расширился, что в нем можно было развернуться. На один только разворот сил и хватило.

Олег повернулся лицом к выходу и затих. Теряя сознание, он успел подумать о том, что в чувство больше не придет. И крови совсем не осталось, и жизненные силы иссякли. Так здесь и умрет. А волки раздерут его тело на куски…

* * *

Чащин смотрел из темноты, глаза его светились как адские угольки. Олег не видел его лица, но зловещая улыбка на тонких губах угадывалась интуитивно. И еще Пахомов чувствовал боль. Кто-то грыз его ноги, тщетно, но настойчиво пытаясь вырвать из него куски мяса.

И Чащина никакого нет. На Олега смотрел волк. И не зловещая улыбка у него, а кровожадный оскал. Слышно было рычание и запах падали изо рта. Еще мгновение-другое, и волк нападет. А волчата уже грызут ноги своими мелкими зубами.

А сопротивляться нет сил. Хотел Олег того или нет, но для волка он легкая добыча. Хорошо, если острые зубы сразу вонзятся в сонную артерию. Умереть без долгих мучений – это все, на что он мог рассчитывать.

А как же Чащин? Он убил Костю и Леву. Возможно, и Татьяны уже нет в живых. И кто ему отомстит за смерть дорогих людей?.. А если Татьяна все-таки жива, кто спасет ее?..

«Волк тебя испугался… Я видела»… Татьяна не звала на помощь, она улыбалась, с затаенной нежностью глядя на Олега. Он увидел перед собой картинку вчерашней давности, услышал голос любимой женщины. А волк с Новой улицы его действительно испугался. И Татьяна это видела, и он сам это понял. Сначала волка смутил Чащин, а потом и Олег. Но Чащин – оборотень, у него есть власть над волками. Но и Олег мог повести себя как волк. Он должен это сделать, если хочет спасти Татьяну.

Он вдруг вздыбился, оскалился, зарычал. Сил у него – с кулачок, не больше, их не хватит на долгую схватку, значит, нужно самому с ходу вгрызаться волку в горло. Кто там, самец или самка – не важно. В горло, зубами грызть, рвать без пощады. Только так можно победить. Только так можно выжить…

Олег рванул вперед, но волк на сближение не пошел. Он сдал назад, но при этом сжался, как пружина. Сейчас эта пружина разожмется, и последует бросок. И не факт, что Олег его выдержит. Значит, нужно нападать самому. Он снова бросился на врага, но волк не выдержал остроты момента, еще дальше сдал назад. Щенки продолжали рвать зубами ноги человека, но их можно понять: они маленькие, бестолковые, не знают, с кем имеют дело. А волк уже понял, что майор Пахомов на все сто уверен в своей победе.

– Стоять!

Олег снова набросился на волка, пытаясь обхватить его за шею. И плевать на острые зубы и когти. Он будет убивать, и все равно, какой ценой достанется ему победа.

Волк цапнул за плечо, но Пахомов смог схватить его за шею. А удержать не смог. Волк оттолкнулся от него лапами, шарахнулся назад, в движении развернулся и бросился прочь.

Олег упал, вытянув за ним руки. В гаснущем сознании мелькнула мысль: видно, это был самец. Мать бы ни за что не оставила своих волчат, она бы билась до последнего…

Он уже проваливался в небытие, не обращая внимания на щенков, как вдруг где-то неподалеку грохнул выстрел. И послышался визг. Это пуля попала в волка. Снова послышался выстрел, визг прекратился. Щенки оставили Олега в покое, рванули к выходу. Одни пробежали мимо, другие – прямо по нему.

– Только волков здесь не хватало, – донеслось до майора.

– Смотри в оба… Эй, смотри!

И снова загромыхали выстрелы. Один волчонок в страхе бросился назад, перескакивая через Олега, а остальные остались возле своего родителя. Когда выстрелы отгремели, наступила полная тишина. Не скулили волчата – их всех убили. Хотя, может, кто-то и сбежал.

Кто-то очень близко подошел к волчьему лазу.

– Может, он в норе? – Голос прозвучал как будто над ухом.

– Какой на хрен в норе! Там же волки!..

– Ну да.

Люди ушли, голоса стихли, а Олег провалился в беспамятство. Вместе с сознанием угасала и надежда на спасение. Он отогнал волка, подставил его под пули, а дальше что? Простреленный организм обескровлен, сил уже нет. Сам он из норы не вылезет, значит, здесь и умрет…

* * *

С потолка свисали какие-то хвосты, метелки. На одну веревку были нанизаны сушеные уши летучих мышей. Возможно, это были не уши, а что-то другое, но пахло от них жутко. Все это – и звериные хвосты, и травяные метелки – спускалось с потолка прямо на лицо, на тело. Вонь от них такая, что нос в самую пору затыкать. А само тело было обложено кусками сырого мяса, поросшего волчьей шерстью. На груди эта дрянь, на ногах… И все это так противно, так мерзко. Но как бы то ни было, жизнь в теле теплилась. И сознание неплохо себя чувствует, если способно возмущаться. Рана в груди не болела, и ноги Олег чувствовал.

Он мог стряхнуть с себя вонючие куски, расталкивая головой хвосты и метелки, подняться с жесткого ложа, но зачем? Он же не просто так здесь оказался. Кто-то вытащил его из норы, принес в эту избушку с закопченными стенами.

В странном жилище никого не было. Но здесь было тепло. В открытом очаге горел огонь, дыма почти не было – он выходил в дыру, проделанную в потолке. Но стены здесь тем не менее темные от копоти. Под потолком тянулись веревки, на которых сушились пучки трав, цветов, грибы на ниточках – возможно, поганки. Но больше всего метелок висело над лицом Олега. А волчий хвост касался носа, стоило лишь чуть-чуть поднять голову.

И еще он понял, что лежит совершенно голый. А вместо фигового листочка – клок волчьей шкуры с мясом. От этого открытия его едва не взорвало изнутри. Так захотелось подняться, отряхнуться. А вдруг это его убьет?..

– Э-эй! – тихо позвал он.

Но дверь не открылась, в хижину никто не вошел.

– Эй, есть кто живой? – громко спросил он.

– Ожил, болезный! – прокряхтел чей-то низкий, сипловатый голос.

Груда хлама возле печи зашевелилась, показалось морщинистое лицо. С деревянного, чем-то напоминающего трон кресла поднялась старуха с грязными косматыми волосами. Тряпье на ней было настолько ветхим, что перед глазами живо встало лесное существо, которое стреляло в Олега. Уж не эта ли бабка была там у егерского дома?..

– Вы кто? – спросил Олег.

Старуха как будто не услышала его. Подошла, сняла кусок мяса с груди, осмотрела рану, покачала головой. И снова положила его на место. Видно, не зажило там. Да и не могло зажить. Пуля застряла где-то в груди, тут операция нужна, а не волчье мясо.

И откуда это мясо взялось? Что, если это останки убитого бандитами волка?..

– Где я?

Но старуха не отзывалась. Может, глухая?

– Есть хочешь? – спросила она.

Олег кивнул.

– Это хорошо.

Она подала ему какое-то варево в глиняной кружке. Олег отпил немного и скривился от отвращения. Там и горечь, и тухлятина.

– До дна нужно. До дна.

– Что это? – спросил он, подозрительно глядя на нее.

– Пей.

Старуха смотрела на него спокойно. Когда она поднесла к его губам кружку, гортанные мышцы расслабились будто сами по себе. И глотательный рефлекс сработал. Олег выпил все до дна. Только тогда ее взгляд отпустил его, и он смог выплеснуть свое возмущение.

– Что там было?

Старуха повернулась к нему спиной, шагнула к своему «трону».

– Что там было, спрашиваю?

– Не кричи, не глухая… – поморщилась она, усаживаясь в шаткое кресло, сплетенное из неошкуренных веток. – Трава там была.

– Какая?

– Волчья.

– А есть такая трава?

– А откуда волки силу берут?.. И трава там волчья, и кровь волчья.

– Кровь?! – брезгливо скривился Олег.

Но при этом он не чувствовал отвращения, и тошнота к горлу не подступила.

– А это? – Он взялся пальцами за клок шерсти, чтобы сбросить с груди протухшее мясо.

– Сдохнуть хочешь? – нахмурив брови, спросила старуха.

И снова посмотрела на него, подчиняя своей воле.

– Не хочу, – опуская руку, сказал Олег.

– Тогда спи. Тебе надо.

– А поесть? – спросил он.

– Спи.

Ему действительно хотелось есть. Даже вонь тухлого мяса не отбивала аппетит. Но спать хотелось больше. Глаза закрывались сами по себе.

* * *

Волчье мясо тухло, разлагалось, в рану попадал трупный яд. И как таким лекарством можно было вылечиться? Эта мысль прострелила сознание, Олег скинул с себя тухлятину, поднялся на ноги. Голова закружилась, его сильно качнуло, но все-таки он удержался на ногах. Кресло у очага пустовало, старухи нигде не было. Да и огонь не горел. И ощущение такое, будто он погас уже давно.

Олег восстановил равновесие, осмотрелся в поисках зеркала, но ничего такого не нашел. Он стряхнул с себя всю «народную медицину», снова осмотрелся – на этот раз он искал одежду. Но не было ничего, даже чужого тряпья не нашлось.

Ступни ощущали холодный пол из сухой, хорошо утоптанной глины. В окно светило солнце, а в жилище студено, сыро. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как сгорели дрова в очаге? А может, и не было никакого огня. Может, и старуха привиделась? Но как тогда Олег оказался в этой лачуге? Кто разделал волчью тушу, обложил его кусками «целебной» тухлятины? Может, он сам в горячечном бреду выбрался из норы, утащил за собой убитого волка, нашел хижину…

Олег склонил голову и, ломая глаза, осмотрел рану на груди. Дырки не было, зато виднелся разрез, «запаянный» ожогом. Кто-то вытащил из него пулю, а рану прижег порохом или еще чем-то. Кто-то это сделал, потому что сам он с пулей справиться не мог.

Он вышел из лачуги. Только переступил порог, как нога утонула в мокрой от росы траве. Видно, утро сейчас, возможно, раннее. Озеро рядом с зеленой водой, туман по нему стелется, обкуривая камыши. Птичий хор должен был радовать слух, но на душе, напротив, стало тревожно. Где он? Что это за место?

Олег обошел дом и увидел куст, на котором висела его одежда. Куртка, джинсы, джемпер, рубаха, белье. Все постирано, но не глажено. Даже прострелы на рубахе и джемпере зашиты. И чья заботливая рука это сделала? И где старуха, которая спасла его?

Пахомов потянулся за майкой, но отдернул руку. Одежда чистая, а тело грязное, вонючее. Непорядок.

Он надел только трусы. И обулся. После чего направился к озеру. Чем ближе к нему подходил, тем больше воды выступало из травы под ногами. Болотистая почва. Оказывается, озеро раскинулось на болоте. Камыш свежий, стебли тугие, налитые, а деревья чахлые, местами будто обглоданные.

Олег остановился, понимая, что земля под ногами в любой момент может превратиться в трясину. Не добраться ему до озера – нужно поворачивать назад. Но где взять воду? Ответ на этот вопрос он нашел вместе с родником, который бил из земли неподалеку от хижины. Но вода в нем ледяная, в ней не искупаешься. В его положении заработать воспаление легких – раз плюнуть.

Он нашел старое ржавое, но целое ведро, набрал в него воды. Огонь развести не смог, поскольку не было дров. Пришлось идти в лес, собирать хворост. Так и закрутился, не обращая внимания на слабость в теле. Развел огонь, поставил греть воду, тогда и родилась мысль убрать гнилые куски волчьего мяса, которые он отклеил от себя. Но не было ничего такого в доме. Или волчья плоть сгнила в прах, или ее не было вовсе. И кружки, из которой старуха заставляла его пить волчью кровь, нигде не было. И хвостов, свисающих с потолка, он не увидел. Ни хвостов, ни ушей, только метелки из лечебных трав, которые от старости превратились в труху. И еще он пытался найти свои документы, но их тоже нигде не было. Но удостоверение сотрудника полиции точно существовало. И куда оно исчезло? Может, его забрали вместе с оружием?..

Не было разлагающейся плоти, да и гнилью Олег, как выяснилось, не был обмазан, но потребность помыться осталась. Он согрел воду, кое-как омылся, оделся и сел на большой, подогретый солнцем камень у родника. Очень хотелось есть, а в доме ничего съестного не было. Можно было бы рыбы наловить, но к воде не подойдешь. Зверя подстрелить, но чем? Силки можно поставить, но пока заяц в него попадет, желудок селезенку сожрет.

Странной старухи нигде не было. И ощущение такое, как будто она давно ушла. Если она вообще существовала. Никто его здесь не держал, и он мог уйти. Но куда? Он понятия не имел, где находится. Возможно, за сотни верст от волчьего логова, в которое угодил. Хотя это маловероятно. Не могло его занести так далеко. Значит, егерская избушка где-то рядом. Но в какой стороне? А если все-таки далеко?

Не мог Олег отправиться в неизвестность налегке – без припасов, без снаряжения. Если заблудится – пропадет. В общем-то, он уже заблудился. Но здесь хоть какая-то крыша над головой. И очаг. Чистая родниковая вода. И старуха может вернуться… Да, пока не появится старуха, уходить отсюда не стоит. Она и советом поможет, и поесть что-нибудь даст.

Но когда она придет? Глупо так сидеть сложа руки, когда лес кишит дичью. Утки на болоте водятся, в лесу зайцы, косули, кабаны. Ружья нет, но можно сделать лук. И веревка найдется, и железо для наконечника. Олег вскочил, метнулся к хижине. Лук – это идея. И силки он тоже умеет делать.

Олег служил в спецназе МВД, у него краповый берет, и науку выживать он постигал на практике. К тому же в борьбе за свою жизнь он найдет успокоение от назойливых мыслей. Возможно, исчезнет ощущение, что он сошел с ума.

Глава 6

Тайга с трех сторон, с юга река, но дом окружен высоким забором – ни к лесу не выйти, ни к воде. Да и на окнах решетки – красивые, кованые и наверняка крепкие. И стены сложены из толстого бревна. Если это лиственница, то их даже самой мощной бензопилой не возьмешь. Да Татьяна и не пыталась бежать из этого дома. Во-первых, она под охраной, а во-вторых, одна-единственная попытка сбежать отправит ее в погреб, а там холодно и никаких условий. А так в ее полном распоряжении целая спальня с биотуалетом. И трехразовое питание, очень неплохое. Но главное, никто из охраны даже не пытается к ней приставать. Никто не покушается на ее женское достоинство. А если она попробует сбежать, ее отправят в погреб. Но сначала изнасилуют. И она сама будет в этом виновата. Во всяком случае, так ей сказали.

– Что, не нравится вам здесь, Татьяна Сергеевна? – с вежливой издевкой спросил Чащин. – Я вас прекрасно понимаю. И даже мог бы вас отпустить.

– Так в чем же дело? – с металлом в голосе спросила она.

И взгляд у нее жесткий, холодный, только вот не производит он должного действия на подлеца, который стоял перед ней. Не боится ее Чащин.

Третья неделя пошла, как она здесь, в таежной заимке у черта на куличках. И только сегодня к ней заявился Чащин. И это очень плохо. Теперь она знает, кто стоит за ее похищением. Значит, она не выйдет отсюда живой. Тогда зачем приехал Чащин?

– Вас ищут.

– Я в этом не сомневаюсь.

– В городе работают ваши коллеги из Москвы.

– Меня найдут. – Татьяна знала, как придавать своему голосу начальственную уверенность.

– Боюсь, что убийства, которые случились у нас весной, ваших коллег не интересуют. Их интересует убийство ваших подчиненных.

– Убийство?!

Она не знала, что произошло в хижине егеря. Олег ушел, она осталась спать, кто-то ворвался, взял ее на удушающий прием. Очнулась она в машине, которая привезла ее в этот дом. Ее поместили под замок и в информационный вакуум – ни радио, ни телевидения, ни газет. Об Интернете и говорить нечего. Она хотела знать, что случилось с Олегом и его подчиненными, но ей не говорили. Впрочем, она могла догадываться. Если Олег не смог прийти ей на помощь, значит, с ним что-то случилось. И с ним, и с Духовым, и с Черновицыным.

– Убийство, – жестко, с нажимом на фатальность события, сказал Чащин.

– Думаю, вам нужно признать свою вину. Возможно, это позволит вам избежать пожизненного заключения.

Она попыталась придать своим словам твердость, но голос дрогнул, поплыл.

Олега она знала всего полгода. И все это время изображала если не полное равнодушие, то что-то близкое к нему. И ничем не выделяла его среди остальных. Но себя-то не обманешь. Она все крепче привязывалась к нему и, в конце концов, просто влюбилась. А тот случай с волком на крыше и вовсе выбил ее из колеи.

Она была женщиной с характером, поэтому могла влюбиться только в сильного мужчину. Может, потому вдруг и поддалась тем чарам, которые напустил на нее Чащин. Его взгляд, голос… Если тогда, на Новой улице он и пытался очаровать ее, то ему это удалось. Но тогда же Татьяна поняла, что Пахомов еще сильнее, чем он. Даже матерый волк испугался его. И его испугался, и Чащина. Но Чащин казался таким ненадежным, зато в Олеге она была уверена на все сто… Да, она тогда была под впечатлением, но ничуть не жалеет о том, что легла с Пахомовым в постель. Более того, считает это самым ярким событием в своей жизни.

И с Чащиным она могла лечь в постель. Если бы они тогда вдруг остались наедине, вряд ли бы она отказалась от приглашения поговорить с ним в его доме. Он тогда еще не был для нее преступником, и его обаяние действовало на нее… Все могло бы случиться тогда, но сейчас об этом не хотелось и думать. Сейчас она презирала Чащина, и больше ничего. И не очарует он ее больше, пусть даже не пытается.

Да и как она могла очароваться человеком, который убил ее любимого мужчину?..

– Татьяна Сергеевна, вы опоздали: первое апреля уже прошло… – усмехнулся он. – Или это шутка в счет следующего года? Так до первого апреля нужно еще дожить.

– Какие уж тут шутки?.. Зачем вы это сделали?

– Я сделал?!. Ваш табельный пистолет приобщен к делу. С орудия убийства сняли ваши «пальчики».

– С орудия убийства?

– Я не знаю, почему вы решили убить своих подчиненных. Возможно, они вас не слушали. Возможно, вы обиделись на них за то, что они сломали машину… Мне все равно, что там было. Я знаю только то, что в убийстве обвиняют вас. Скажите, мне нужно говорить, что вы находитесь в федеральном розыске?

– Я хочу предстать перед следствием, – сквозь зубы сказала Татьяна.

– Вы смелая женщина.

– Всегда такой была.

– Я знаю. И уважаю вас. Именно поэтому я не отдам вас в руки правосудия.

– Зачем вы это сделали?

– Что сделал?

– Вы все прекрасно поняли.

– О весенних убийствах уже забыли. Все внимание переключено на страшное тройное убийство. Следователь по особо важным делам застрелила сотрудников полиции! Все об этом только и говорят.

– Это неправда.

– Я знаю только, что цель достигнута.

– И никто не роется в вашем грязном белье?

– Да, у нас организация, – кивнул Чащин. – Да, через нас проходят большие деньги. Но поверьте, наша организация не имеет отношения к убийствам, череда которых обрушилась на наш прекрасный город. Но вы не захотели в это поверить. Вам вдруг понадобился Мазай… Вы сами засунули голову в петлю.

– Зачем вы меня здесь держите?

– Это нелогично, – будто соглашаясь с ней, кивнул он. – Свой пистолет и пистолет капитана Духова вы выбросили, у вас осталось табельное оружие капитана Черновицына. Вы могли бы застрелиться из него. Это не трудно. Во всяком случае, для нас…

– Вы не сказали про пистолет Пахомова, – заметила Татьяна, пристально глядя на собеседника.

– Пистолет Пахомова остался на месте преступления.

– Почему я не застрелилась из пистолета Черновицына?

– Вы торопитесь умереть?

– Нет, меня удивляет, почему я все еще жива… Пахомов жив?

Вопрос прозвучал так резко, что в глазах Чащина что-то дрогнуло.

– Нет.

Он сумел скрыть растерянность, но с ответом все-таки промедлил.

– Жив. И скрывается от вас. – Татьяна была почти уверена в том, что говорила.

– Его уже похоронили.

– Я хочу в этом убедиться.

– Я могу вам устроить свидание. На том свете. Там и убедитесь.

– Что ж, я готова умереть, – набираясь смелости перед смертью, сказала она.

Подставить человека не трудно. Было бы желание, воля, силы и средства. Все это у Чащина было, поэтому не исключено, что Татьяну действительно обвиняли в убийстве на основании неопровержимых улик. Но видно, что-то пошло не так. Видно, Пахомов ушел от Чащина, поэтому он и не допустил, чтобы Татьяна покончила жизнь самоубийством. Возможно, он собирается предложить Олегу обмен. Чтобы заманить его в ловушку…

– Хорошо, завтра вы умрете.

– Почему завтра?

– На рассвете.

– А как же Олег?

– Олега больше нет. Но вы с ним встретитесь. Завтра. На рассвете.

Чащин повернулся к Татьяне спиной, сделал шаг и остановился.

– Вы любите Пахомова?

– Люблю.

– Тогда я жду от вас «спасибо». Могу принять его в письменном виде. Оставьте записку, когда пойдете встречать рассвет.

– Я подумаю.

– Всего хорошего.

Чащин ушел, появился охранник. Он взглядом велел ей зайти в свою комнату. Татьяна внимательно посмотрела на него, анализируя ситуацию. Она владела техникой рукопашного боя и, в общем-то, могла бы справиться с безоружным парнем. Но что дальше? Дверь, через которую можно было покинуть дом, уже закрыта на замок. Охрана знала свое дело.

Парень заметил в ее взгляде брожение смелых мыслей и предостерегающе качнул головой. Он не советовал совершать глупость, которая отправит ее как минимум в подвал. Татьяна вздохнула и зашла в свою комнату. Не надо дергаться, пусть Чащин увидит, с каким достоинством нужно принимать смерть…

Ночь Татьяна провела без сна. Она думала о прожитом, вспоминала Олега. И еще она долго читала «Отче наш», единственную молитву, которую знала. Татьяна не очень верила в Бога, но вдруг он все-таки есть? Вдруг ей действительно будет суждено свидеться с Олегом на том свете?..

Наступил рассвет, но за ней никто не приходил. Утром подали завтрак, а к обеду появился Чащин. И пригласил ее на обед.

– Да, я хочу есть, – кивнула она.

– Суп, вермишель, куриные котлеты, салат из китайской капусты. Больше ничего предложить не могу, – развел он руками.

– Да, я люблю куриные котлеты. Надеюсь, их подадут как последнее желание?

– Последнее желание перед казнью?.. – усмехнулся Чащин. – Вы так торопитесь умереть?

– Нет, но вы обещали.

– А если я передумал?

– Вы решили передать меня в руки правосудия?

– Если я это сделаю, вас посадят. Возможно, на пожизненный срок. Но достанется и мне. Тогда получится, что ваши друзья принесли себя в жертву напрасно.

– У вас плохие шутки.

– А у вас шутки неудачные.

– Это вы о чем?

– Напрашиваетесь на последнее желание. Разве это не шутка?

– Нет.

– Ну, хорошо… – Чащин сунул руку под пиджак, вынул оттуда пистолет «ПМ».

Потом достал из кармана платок, протер пистолет и протянул ей.

– В обойме один патрон. Вы знаете, что с ним сделать. Или страшно?

– Не страшно! – Татьяна выдернула у него пистолет.

Она понимала, что это фарс. Или обойма пустая, или патрон в ней безнадежно испорчен. Иначе бы Чащин не дал ей пистолет, который мог обернуться против него. А стрелять она умела. Но Чащин спокоен, он ничего не боится.

– Скажите, что вы пошутили, и я вас ни в чем не упрекну. – Он протянул руку, чтобы она вернула пистолет.

– Чему бывать, того не миновать.

Она вынула обойму, глянула на единственный в ней патрон, который производил впечатление боевого. Вернула все на место, передернула затвор.

– Пистолет Черновицына? – спросила она.

Это должно было напрячь Чащина. После такого вопроса мог последовать выплеск праведного гнева. Но Чащин не боялся, что Татьяна выстрелит в него. Значит, все-таки патрон липовый. Или боек спилен.

– Это уже не важно, – усмехнулся он.

– Да и выбора у меня нет.

Татьяна приставила ствол к виску и вдруг покрылась липким потом. А что, если патрон только собирались вывести из строя, но не смогли этого сделать? Да и боек никто бы не стал спиливать. Зачем, если пистолет Черновицына – та самая палка, которая хоть раз, но должна выстрелить. Рано или поздно Татьяну застрелят, и она должна это понимать. Но случиться это может рано, прямо сейчас. А умирать так не хотелось…

Но в то же время она должна умереть прямо сейчас. Если Олег вдруг жив, Чащин попытается взять его на живца. Он убедит его в том, что Татьяна жива, и предложит… Что-нибудь да предложит, чтобы заманить Олега в ловушку. И когда это случится, их убьют обоих. Тогда уж лучше Татьяна погибнет прямо сейчас.

– У меня нет выбора, – сказала она так, будто оправдывалась перед Богом.

И, пристально глядя на Чащина, нажала на спусковой крючок. И вздрогнула всем телом, когда раздался холостой щелчок.

– И что это значит? – с трудом подавляя вздох облегчения, сказала она.

– Это значит, что вы, Татьяна, женщина потрясающей смелости, – забирая у нее пистолет, сказал Чащин. – И я потрясен. И очарован.

– Где майор Пахомов?

– Он был вашим мужчиной?

– Почему был?

– Значит, был. Знаете, я ему даже завидую. Обладать такой женщиной…

– Вам это не грозит.

– Я знаю. Вы не та кобылица, которую можно объездить. Я это понимаю. И даже не пытаюсь вас соблазнять.

Татьяна качнула головой, окатив его взглядом, в котором помимо презрения можно было уловить и благодарность за понимание.

– И силой вас брать не буду. Это не в моих правилах.

– Мне нравятся ваши правила.

– Но пообедать я с вами могу?

Татьяна принужденно кивнула. Как ни крути, а Чащин имел полную власть над ее судьбой. Мог убить, мог обесчестить, а мог и подсадить на иглу, превратив в безвольное существо, готовое ради дозы на любое извращение. Одним словом, не стоит злить Чащина без нужды…