Судьбы, как есть

Салон «Ила» был битком набит военным людом. Нашлись, конечно, и те, кто узнал Артема. Когда самолет набрал высоту, эти парни поднесли Артему стакан водки и кусок хлеба со свежим огурцом. Помогли выпить. Стало намного лучше, уже не ныло так плечо, все приобретало более позитивный оттенок происходящего. Конечно, пить еще не разрешалось, так как антибиотики тоже кололи еще в болезненные ягодицы Артема, а эта смесь не желательна для качественного выздоровления. Но разве была возможность отказаться?

«Как же здорово пахнут свежие огурцы! – думал Артем. – Вот так же пахнет свежая корюшка на Сахалине. Такая вот сахалинская «таранька». Когда идет ее лов, то этот запах стоит на десятки метров».

Легкая блажь после выпитого растекалась по телу, и сразу потянуло на сон.

Через час приземлились на военном аэродроме, в Ростове-на-Дону. Сначала вынесли ящик с телом старшего лейтенанта, потом передали убитого солдата. Доносился плач, крики и причитания. Горе постигло чьи-то семьи. Но если сержанта родственники могут увидеть, то старлея вряд ли потому, что сильно изуродовано лицо и пролежал труп в тепле больше пяти суток. Кроме погибших самолет покинули и многие служивые, и сопровождающие погибших, и отпускники, и счастливчики, отбывшие свой срок на войне. Облегченный «Ил-76» взял курс на Москву, курс на Чкаловский военный аэродром.

Через неделю Артем заметно пошел на поправку, а через две недели стал ходить в столовую госпиталя. К нему никто, кроме сослуживцев, не приезжал. Своих в Коврове Артем не беспокоил, а они продолжали считать дни до окончания его командировки на Северный Кавказ. Врачи обнадеживали на выписку через месяц. Ох, как же хочется домой! А еще у него есть два закадычных друга – земляка, которых давно он не видел, но есть теперь возможность повидаться с ними, пока он здесь в госпитале, надо только сообщить хотя бы Цветкову, а он Зеленина достанет, и тот прилетит сразу, не задумываясь.

Парни с Сахалина

Их было трое, ну прямо все, как у нас на Руси, три поросенка, три толстяка, три заклинания, короче – Бог любит троицу. А встретились будущие друзья тогда в июле 1968 года в Омском танковом училище при поступлении. Это были три юноши по 17 лет от роду, а главное – с одного далекого острова Сахалин. И не смотря на их юный возраст тогда, представим наших основных героев, как положено, по паспорту: Артем Викторович Шмелев, приехал с города Александровск-Сахалинский (центр Сахалина, западное побережье), Виктор Степанович Зеленин из города Тымовское (центр Сахалина, между западом и востоком) и Владимир Иванович Цветков из поселка Сокол (юг Сахалина). Это были парни с острова, занимающего площадь в 78 тыс. кв. км, протяженностью с севера на юг на 948 км. Из космоса этот остров смотрится как рыба, «чешуей» которой служат тысячи сверкающих рек и озер. В историю освоения Сахалина вписаны имена многих офицеров Русского флота. И наши герои тоже приехали в город Омск, чтобы стать офицерами, только не морскими, а сухопутными.

Неоценимый вклад в освоение и изучение Сахалина внесли замечательный русский мореплаватель Г.И. Невельской и его сподвижники Н.К. Бошняк, Д.И. Орлов, Н.В. Рудаковский и другие. Экспедиция Г.И. Невельского отстояла и закрепила права России на Приморье и Сахалин. Многие из вас, уважаемый читатель, не ведают о той красоте, которую создала природа на этом острове, где рыбаки и моряки, строители, шахтеры и врачи, животноводы и земледельцы, рабочие люди самых разных профессий первыми на нашей Родине России встречают рассвет и новый год. Но, наверно, каждый знает о красной икре. Самое главное, самое замечательное из биологических богатств сахалинских рек и омывающих морей – лососи. Осенью прогретые мелководья рек полны горбуши и кеты. Войдя в реку, они перестают кормиться, преодолевают в сутки до 45 километров вверх против течения. На этом пути рыба меняет свой облик: чешуя тускнеет, утрачивая серебристый блеск, вырастает горб, челюсти искривляются. Горбуша, кета, кижуч, нерка, чавыча, сима относятся к роду тихоокеанских лососей. Объединяет этих рыб одна особенность – все они гибнут после однократного нереста, и умирать, и нереститься они идут в родные речки и реки. Природа щедро наделила Сахалин и нефтью, и газом, золотом, каменным углем, горячими источниками, лечебными грязями, минеральными водами, пушным зверем, лесом и особенно разнообразной растительностью. Самое же главное богатство Сахалина – это его люди, очень трудолюбивые и свободолюбивые. Природа и здесь наложила свой отпечаток на островитян. Что интересно, из всех поступающих в тот год сахалинцев трое поступивших имели фамилии, связанные с природой. Такое сочетание фамилий им порой и помогало и заставляло держаться вместе, преподаватели клевали на это и спрашивали их, бывало, в один день.

– Давай, Шмелев, помоги Цветкову. Ну что, Зеленин, пора вызывать на подмогу Цветкова и Шмелева, и так далее…

Но если кто-то из них залетал, то взводный всегда вспоминал, не очень добрым, а порой матерным словом сахалинцев: «Всех, этих цветущих, растущих Зелениных, Цветковых и еже связанных с ними Шмелевых я научу вас, ядрён-батон, как любить Советскую власть и нашу Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Шмелев, два наряда вне очереди».

Короче, уже по фамилиям им суждено было быть вместе, а плюс то, что они земляки и у каждого своя, но огромная любовь к острову, все это быстро их подружило и объединило. За три года учебы в училище парни возмужали и крепко сдружились. Хоть и разбросала судьба друзей по свету белому, но связь они поддерживали постоянно и неоднократно находили друг друга без особых проблем. Даже служили порой в одних гарнизонах. Темы разговоров, связанных с Сахалином, – это всегда были их излюбленные темы. Сахалин – это не город-герой Брест, и не Курск, и не тем более Ленинград, но бои там тоже были, это земля каторжан, беглых и ссыльных политических, земля в основном вымершего коренного народа гиляк. До 1905 года на Сахалине была всероссийская каторга. «Адом на земле» назвал остров великий русский писатель А.П. Чехов, посетив Сахалин в 1890 году. «Велика изобретательность человеческая по части преступлений, – писал Влас Дорошевич, – но до сих пор не изобретено такого преступления, которое заслужило бы такой каторги, как сахалинская». Да, это было, и, наверно, по сей день в душах коренных сахалинцев есть жажда к свободе и правде.

На Сахалине собраны разные климатические пояса. Можно выехать с центрального Сахалина в январский 20-градусный мороз и в этот же день в Южно-Сахалинске подыматься по трапу самолета под проливным дождем. На севере острова может стоять мороз под сорок и тихо, а на юг обрушится такая метель, что сугробы потом лежат выше крыши.

На острове прошло детство наших героев, там остались школьные друзья, у кого-то первая любовь, у каждого много родственников и, конечно, самые дорогие – это родители. У Артема на Александровском кладбище покоятся мама и папа, у Виктора жива мама, у Владимира и мать, и отец живы, но здоровье уже не ахти какое.

1996 год, это год, где судьбы наших героев, выстоявших в Афгане и в послеразвальном периоде СССР, круто меняются не в лучшую сторону. Наступают другие времена тяжелых испытаний этих людей вместе с Россией. Надо выжить, надо не скурвиться, надо победить, не предать и не потерять дружбу, честь и достоинство русского офицера, а по – другому они не могут и не хотят, они вступают в бой с бандитами, ворами, уголовниками и вершат правосудие за близких и друзей, вместо тех, кто должен это делать и с теми, кто делает. Пусть хранит их Господь, а мы поведаем дальше о судьбах, как есть, как это было.

Весть.

В госпитале Артем отлежал уже месяц, сняли швы, затягивалась рана. Нагрузки пока давать нежелательно, повреждены нервы, сухожилия. Однако Артем по рекомендации врача занимался ежедневно щадящей физкультурой.

Наконец-то ему разрешили съездить домой на побывку. Описать радость и все нюансы встречи просто невозможно. Это надо прожить, это надо прочувствовать.

Когда Артем обнимался с женой, то с боков на него повисли дочери. Артем ойкнул. От боли на лбу выступили капельки пота. Пришлось открыться и рассказать правду. Тесть, Геннадий Григорьевич, напился от радости, теща плясала, жена пела. Девчонки внимательно слушали и слушали. Внучка Ириша все свои наряды продемонстрировала. Позже появились друзья и подруги дочерей. Угомонились все только к двум часам ночи. Вот так же его любили и обожали и еще жалели, когда он вернулся после первой командировки, проделав обратный путь через Сахалин, а прибыл тогда Артем после похорон мамы, самого дорогого для него человека.

10 мая 1995 года они стояли под Хасавюртом, Артему оставался всего один день до вылета на Моздок, а там Москва, а дальше дом, родные и мирная, такая сладкая, жизнь. После утреннего совещания, около девяти часов в палатку зашел посыльный от командующего седьмой – восточной тактической группы войск генерала Овсянникова.

– Товарищ полковник! – сказал посыльный, обращаясь к Шмелеву, – Вас на КП к телефону, а кто и по какому вопросу – не знаю.

Артем сидел на казенной кровати и перебирал вещи в своей походной камуфлированной сумке, готовясь к отъезду домой. Домой с войны!

Погода выдалась хорошая, и он перед отъездом решил постирать необходимое нижнее белье, дабы не везти фронтовую грязь домой. Зная тонкости армейской жизни, полковник понял или, верней, почувствовал что-то неладное. Дело в том, что на войне, как на войне, до последней минуты приземления в Моздоке и даже в любом промежуточном пункте следования нормальные мужики не расслабляются. Ничего вслух не загадывают. За неделю до убытия заменьщиков и дембелей, как правило, берегли. Было, конечно, когда уходили ребята на задание перед самой заменой, но очень редко. Артем встал, поправил куртку, берет, и пошел на КП. Командующий был классный и порядочный генерал, он кивнул на свой телефон ЗАС (закодированная связь) и сказал: «На проводе Антонов».

Шмелев понял, что на проводе генерал Романов, просто так звонить он не будет, а поставить задачу он мог бы и генералу Овсянникову, значит, что-то случилось. Где? Дома? Жена, дети? Полковник взял трубку.

– Товарищ командующий, полковник Шмелев по Вашему приказу…

– Здравствуйте, Артем Викторович! Крепитесь…

– Я готов, – после некоторой паузы ответил Шмелев.

– У Вас умерла мама. Глубоко Вам сочувствую, и мы всячески вам поможем.

– Спасибо! Мне необходимо лететь на Сахалин.

– Да, я уже знаю, где проживала Ваша мама, город Александровск – Сахалинский. Это далеко. Вы готовы сейчас вылететь?

– Так точно! Но у меня нет денег на дорогу и очень мало времени.

– Хорошо! Хочу поблагодарить Вас за добросовестную службу, соболезную по случаю смерти самого близкого Вам человека. Желаю удачи в пути! Дайте трубку командующему, – сказал Антонов (Романов).

Через 20 минут Артем и еще два офицера попутчика летели на Кизляр.

Овсянников пообещал, что его встретят в Моздоке, в Москве, в Хабаровске и Южно-Сахалинске. Артему надо только находить через войска связь в местах перелета и докладывать о следовании и проблемах. Деньги, отпускной билет Артем получит в Москве с посыльным офицером, который встретит его в Чкаловском.

Встреча друзей.

Артем лежал в своей палате и смотрел на часы. Секундная стрелка неумолимо отщелкивала секунды. Был тихий час, и Артем должен был спать или дремать, или читать, но отдыхать после утренних процедур и обеда. В гости к нему вроде уже никто и не рвался. А тут вдруг без стука распахнулась белая дверь, и в ней показалась огромная фигура. Это был Володя Цветков.

– Ну, встречай гостей, фронтовик, – забасил генерал с порога.

Цветков прибыл в военной генеральской форме, которая ему была к лицу и великолепно на нем сидела.

– Вот это подарок, – вставая с кровати и разводя руками, сказал Артем и тут же добавил, – только, чур, генерал, не раздави мою хлипкую фигуру в своих лапах.

– Да ладно, не бойся, знаю все, в плечо тебя долбануло осколком.

Они сначала пожали руки, а потом обнялись и стояли так долго, будто что-то хотели передать друг другу через это соприкосновение. Полковник, прошедший Афган и две командировки в Чечню, и генерал, прошедший Афганистан и весь Кавказ. А еще генерал был в Афгане в одно время с третьим их другом, Витей Зелениным, который уже на «дембеле» и живет где-то недалеко от Москвы во Владимирской области. Знал бы он, что Артем в Реутово, так давно бы прискакал.

Водитель служебной машины генерала зашел следом за ним, поздоровался с Артемом и поставил на стол огромный пакет с гостинцами и скромно вышел. Генерал достал из пакета бутылку коньяка «Арарат» пять звездочек и как-то лихо ее раскупорив, налил по полстакана. Так же быстро разломил шоколадную плитку «Победа» и, поднимая стакан, торжественно сказал:

– Дорогой мой друг Артем! Я рад, ой как я рад, что ты вернулся! – искренне улыбнулся и добавил: – За тебя, за твое выздоровление!

– Спасибо! – сказал Артем, и, чокнувшись стаканами, они выпили их содержимое.

После короткой паузы разговор начал генерал:

– Расскажи, как хоть выглядел Зеленин Витя?

– А где я его видел? – удивился Артем.

– А что, он не был у тебя?

– Нет.

– Да мы с ним позавчера разговаривали по телефону. Я его в этой глуши еле нашел.

– И он обещал приехать?

– Да, обещал.

– Значит, приедет.

– Что значит приедет? Он обещал подскочить к тебе еще вчера.

– А он знал, что ты собираешься сегодня?

– Да, я ему сказал, что буду у тебя часика в три-четыре после обеда.

Друзья, слегка захмелевшие после первой рюмки, вернее, стакана, посмотрели друг на друга, а потом расхохотались. Артем смотрел на часы, и Владимир тоже посмотрел на часы – 15.30. Первым не выдержал генерал:

– Чует мое сердце, что он уже за дверью стоит.

Артем сделал жест рукой и приложил палец к губам – тихо, мол, а сам пошел к двери, но не успел ее открыть, как ее открыл Виктор Зеленин и чуть не налетел на Артема. Это была удивительная встреча друзей! Виктор так ликовал, что застал их обоих в палате! Он просто был счастлив! Артем даже прослезился и, не показывая этого, занялся цветами. Поставил их в пустую банку, налил воды, взял третий стакан с соседней тумбочки и, наполнив их чуть меньше половины, сказал:

– Какие вы молодцы, ребята! Спасибо!

– Это генерал молодец! Он все разузнал, не зря в Генштабе работает, – сказал Виктор.

– Слушайте, мужики, новый анекдот от водителя услышал, – сказал Цветков и начал рассказывать: «Маленький мальчик носится по квартире. Сбрасывает книжки с буфета, раскидывает одежду, опрокидывает стулья. Прибегает нянечка и спрашивает:

– Ты что делаешь?

– Я играю в игру.

– В какую?

– «Твою мать, где ключи от машины?»!!!

Все рассмеялись.

Они одновременно выпили. А третий тост был, как всегда, за тех, кто погиб, кого нет в живых, а четвертый – чтобы наши друзья и близкие за нас третий тост не пили. Так встретились старые друзья-сахалинцы. Уходя, Зеленин произнес свое излюбленное изречение: «Сахалинцы – не просто земляки, это особая нация!»

Отказав генералу поехать к нему домой, Зеленин простился с ним у Курского вокзала и первой электричкой убыл на Владимир.

Глава 2

Виктор Зеленин.

Еще не пели первые петухи в деревне, и полковник запаса Зеленин Виктор Степанович впервые после смерти жены видел хороший сон.

Он, в парадной форме цвета морской волны, со всеми орденами и медалями, стоял у взлетной полосы аэродрома. Да, это был он, Виктор Зеленин, гордый человек, родившийся на острове Сахалин. И, несмотря на своих сорок шесть лет, он выглядел этаким гусаром-ветераном с седыми висками и с достойно поднятой головой. Роста чуть выше среднего, спортивного телосложения, под фуражкой, прямо скажем, лица русской национальности с прямым, чуть расширенным носом, голубыми глазами и волевым подбородком. Вот он уже у трапа самолета. Открывается дверь, и на площадку трапа выходит стюардесса, вся в синем, молодая и красивая, очень похожая на его жену в молодости, а за ней его сын Егор. Егор выше ростом отца, такой же широкоплечий, более выразительный и, с первого взгляда, очень схож с отцом. Он был тоже в военной форме, в голубом берете и тельняшке с медалью на груди. Выйдя из самолета и помахав рукой, он крикнул «Батя!» и побежал вниз по трапу в объятья отца. Они обнялись. В горле Виктора Степановича пересохло, и добрые слезы радости покатились по щекам. Егор своей широкой ладонью гладил отца по спине и говорил:

– Ну, что ты, Батя? Что ты? Я вернулся! Я живой! А где мама?

– Ждет она нас, сынок, ждет дома. Ждет она тебя!

– Ну, вот и здорово, поехали быстрей к ней.

Вдруг стало темно. Звук битого стекла или взрыв заставили Виктора проснуться.

– Что это? Когда он открыл глаза, то ничего не увидел, а только слышал жуткую тишину, полную тревоги. Виктору было жалко, что прервался такой замечательный сон. Странно, но он почувствовал слезы на своих глазах.

– Наверно, кто-то стучал в дверь, – подумал Зеленин и начал подыматься с кровати. Тело рванулось раньше ног, и он упал на пол, опершись руками. Поднялся, нащупал выключатель, зажег свет. Быстро набросив свой военный тулуп, вышел в коридор. Подойдя к входной двери спросил:

– Кто там? Егор! Ты? – и осознав, что спросил не то что-то, снял крючок и открыл дверь. На крыльце никого. Вышел во двор. Легкий морозец полез по коже. Кукарекнул семеновский петух. Значит, скоро рассвет. – Да, что же все-таки за грохот был в доме?

Вернувшись в дом, он обнаружил в углу, на полу, упавшую икону, лежащую образом Иисуса Христа вниз, а кругом были осколки стекла. Кольнуло больно в груди. Виктор сел на диван. Ему не хотелось подымать икону, чтобы не посмотреть в глаза Иисусу. Нехорошее предчувствие и чувство вины переплелись в его мозгу, и он вспомнил, как Аннушка, его покойная жена, говорила ему:

– Смотри, Витя, хорошо икону прикрепи. Плохо, когда икона падает. Не к добру это бывает.

– Эх, Аннушка – Аннушка, как же ты меня рано покинула?

А почему плохо и что за примета, она так и не сказала, а он и не спросил.

С портрета Анны Александровны смотрели ясные красивые глаза, она улыбалась и как бы говорила:

– Не волнуйся, милый, все образуется.

Она всегда так говорила, когда Виктору было плохо, она так его понимала, как никто на этом свете. Это была его поддержка, его самый лучший друг, его первая и единственная любовь. Послушаешь в других семьях, как разносили жены своих мужей по пустякам, волос дыбом становится. А она:

– Да зачем так убиваться? Дело сделано. Ну, виноват ты, не доглядел, что теперь мучиться и об стенку биться, что ли? Все наладится. Что ни делается, Витя, все к лучшему!

Сон вдруг снова предстал в памяти Виктора. Егор! Это Егор! И с ним что-то неладное. Он ведь не просто в Армии, он на войне. Боже, зачем он туда поехал? Почему он, боевой полковник, родной отец не остановил его порыв. До увольнения оставалось всего-то, чуть больше, чем полгода. Без согласия никто б и не отправил Егора воевать. Это не та война, где всех под гребенку на защиту Отечества забирали. Парень у него что надо, воспитанный и смелый. С детства мечтал стать, как Батя, офицером, а перед выпускными экзаменами передумал. Как началась эта ужасная перестройка и бардак в Стране, про то, что это профессия героическая, все забыли. Честь, достоинство и порядочность стали не в почете. Профессия Родину защищать стала, наверно, одной из самых мало оплачиваемых профессий. Все старались идти в юристы или финансисты. Слова «коммерсант», «менеджер», «банкир», «криминал», «доллар», «киллер» и «убийство» – вот что было у людей на языке. Можно подумать, что на войне платят хорошо? Где-то в других странах, да! Но это ведь Россия. Кто там, в верхах будет беспокоиться о тех, кто вернется назад? Вернулись и ладно! Три боевых оклада у полковника, это получалось не более 650 долларов за месяц войны. А что говорить о солдате? Нет, на деньги Егор не позарился. Просто служба в десантуре особая, и девиз у них, как и у спецназа: «Кто, как не я!» Вот и его друг Артем, в этой «гребанной» и злой Чечне тяжелое ранение схлопотал, и неизвестно, чем еще закончится это ранение для него. А генерал, когда в машине ехали до вокзала, такое порассказывал, что, несмотря на «Афганский излом», в Чечне есть и покруче «Виражи». Война там особая, оказывается, и очень жестокая. Кавказ все больше утопает в крови. Чеченцы – воинственный народ, дерутся жестко и дерзко, а горы и родные места – всё за них. Но главное – это вездесущие американцы, это они со своим ЦРУ развалили Союз, а теперь хотят Кавказ к рукам прибрать. Они и в Афгане духам помогали, как могли. «Суки», навязали нашему народу все самое гадкое с новой демократией. Конечно, мы сами это допустили, наши правители и предатели России. Растащили ее, бедную, по норам, а народ пурхается в нищете и живет надеждами. Вот и расхлебываемся снова кровью солдат и офицеров. А тому же нашему народу по барабану, не мой там сын, муж, брат, пусть воюют другие. Конечно, не совсем так. Простой народ, он понимает все, но не в силах порой что-либо изменить. Все в руках власти. Хватило бы Афгана. Нет, ни одному поколению покоя. Вот и Егор уже воюет. Ему всего-то двадцать первый год. Зеленин от досады сжал кулаки. Хмыкнул, встал с дивана и стал основательно одеваться и собирать свои вещи для охоты. Скоро за ним должен зайти сосед Кузьмич.

Собираясь, он продолжал думать о Егоре. То, что Егор дружить умеет и быть честным, в этом сомнений нет.

Родился Егор на Дальнем востоке в 1975 году. Тогда Виктор Зеленин служил в танковой учебке «Камень-Рыболов» заместителем командира учебной танковой роты по технической части. Когда родился в семье второй ребенок и мальчик, тогда старший лейтенант Зеленин от радости чуть было не погиб на бронетранспортере. Об этом он не любил вспоминать. Но знали об этом только единицы людей, находящихся тогда вместе с ним. Прибывая в приподнятом состоянии и немного под градусом, старлей занял место водителя и на спуске с сопки потерял управление, отказали тормоза. Бронетранспортер на бешеной скорости ушел с дороги влево и несся к обрыву над рекой. Водитель, командир роты и сверхсрочник – старший техник роты – мотались по боевому десантному отсеку, ничего так и не успев понять, кроме того, что кричал Зеленин: Тормоза! Тормоза пропали. Держитесь! На пол. Все на пол.

Бронетранспортер взлетел и упал в огромный танковый окоп, наполненный водой, накренившись набок и почти вылетев из него, остановился. Остановившись, стал сползать снова в окоп, затапливая свои отделения водой. Когда все вылезли из машины мокрые, в вонючих водорослях, и сели у обрыва, то так смеялись, разглядывая друг друга, что сразу не поняли, какая страшная крутизна обрыва была всего-то в пяти шагах перед окопом.

Много лет, нет-нет, да и вспоминал Зеленин этот спуск, и всегда ему становилось не по себе. Пять всего шагов до смерти. Это случилось в день рождения его сына Егора, восемью часами позже. И вряд ли бы кто-то из них выжил, упади машина в реку. В жизни у Виктора позже будет много подобных случаев везения. Аннушка всегда, когда потом узнавала о случившемся, говорила:

– Благодари, Витя, Бога. Моли за сегодня и проси на завтра.

Егор, когда жил с родителями в Монголии, познакомился с дочерью Владимира и Марины Цветковых Татьяной. Егору тогда было двенадцать лет. Так суждено было случиться, что после Афганистана в 1987 году полковника П, веткова назначили командиром дивизии в 39-ю Армию ЗабВО, дислоцируемой в Монголии. Через месяц там же начал службу и подполковник Зеленин в новой должности заместителя командира соединения по технике и вооружению. Семьи проживали в одном гарнизоне и даже в одном доме. И вот с тех пор влюбился, как выясняется, Егор в Татьяну, несмотря на то, что старше она его на целых два года. Девочки, в своем большинстве, в школьные годы любят мальчиков постарше. Егор же среди своих сверстников всегда отличался силой, характером и серьезностью поступков, он старался приблизиться к старшеклассникам и внешне выглядеть не хуже одноклассников Татьяны. А за Татьяной постоянно кто-нибудь, да ухаживал. Татьяне Егор нравился и до отъезда в Москву, он был ей как брат, как друг.

Зазвенел входной звонок.

– Открыто, – сказал Виктор и направился к двери.

В дом вошел сосед Семенов Иван Кузьмич, тоже бывший военный, майор в отставке, списанный по состоянию здоровья, вчистую.

– Проснулся, Степаныч? Доброе утро! – здороваясь по рукам и проходя в комнату, сказал Кузьмич.

Он был в полной амуниции. Поверх мехового комбинезона надет белый маскхалат, на груди армейский бинокль, за плечами вещмешок, и в руке ружье двенадцатый калибр, горизонталка.

Утро выдалось тихим и не сильно морозным. Охота удалась. Тетерев и заяц-беляк лежали в рюкзаке Виктора. Кузьмич на этот раз довольствовался двумя тетеревами. Устав от лыжной ходьбы, они с удовольствием шли по твердому насту, приближаясь к домам. Деревня готовилась к обеду, дымились трубы печей, катались с горки детишки, взрослых никого, чувствовалось зимнее размеренное деревенское воскресенье. Виктор сразу узнал в женщине, выходившей из ограды его дома, местную почтальоншу-Катерину. Она остановилась, узнав охотников, а потом быстро зашагала к ним навстречу. Виктору вдруг стало также тревожно, как утром, когда упала икона.

– Что-то Катька не зря бежит в выходной, – сказал Кузьмич.

Виктор промолчал и быстро шагнул навстречу Катерине.

– Виктор Степанович! Вам телеграмма срочная, – запыхавшись от быстрой ходьбы, сказала полненькая почтальонша и протянула ее Виктору.

Виктор впился глазами в текст: «Срочно позвони в Москву по телефону 499-60-59. По Егору. Людмила».

– Вот тебе и сон, – пробормотал Виктор и сказал Кузьмичу:

– Срочно к тебе на телефон.

На ходу, поблагодарив Катерину, стоявшую в каком-то оцепенении от плохого предчувствия, Зеленин зашагал к дому Кузьмича, где ему беспрепятственно предоставляли телефон.

Людмила как будто бы сидела рядом с телефоном.

– Алло, Витя! Здравствуй! Егор пропал. Ты только не волнуйся, его ищут, – выпалила Людмила и сразу замолчала, тяжело дыша.

– Как ты узнала? – спросил Виктор.

– Звонил Артем, просил найти тебя, ему из госпиталя трудно дозвониться.

– Давно пропал? Кто его ищет?

– Пропал он и его взводный, лейтенант, после боя. Без вести пропали. Я, Виктор, ничего больше не знаю, – Людмила тихо заплакала.

– Сколько прошло дней?

– Кажется, сегодня пятый день.

– Скажи, Люда, а Цветков в Москве?

– Вчера прилетел, кажется. У меня есть только его адрес и рабочий телефон, но сегодня воскресенье и никто трубку не берет.

– Пожалуйста, будь сегодня в своей «общаге» после двадцати часов. Я приеду. Спасибо тебе. До свидания.

Он медленно опустил трубку. «Еще одна беда свалилась на его плечи, сердце и все его существо», – подумал Кузьмич про Виктора.

Сборы были недолгими. Через час, как и договорились, Кузьмич выгнал свой «УАЗ-469», и он тарахтел у калитки Зеленина.

Ехали молча. Виктор погрузился в тяжелое размышление:

– Афган показал, да и раньше на войнах было всякое с без вести пропавшими. Возвращались неожиданно, по много лет томились в плену, батрачили на чужой земле, оказывались за границей. Есть надежда. Есть ниточка. Пропал – это не погиб. По Афгану знаю, надо только искать, надо идти на выручку. Искать быстрей. Ведь они там ждут помощи. Цветков сегодня генерал Генштаба, и он, только он сможет помочь своему будущему зятю. Оно ведь так, сверху звоночек, давление, и в низах крутится все. Но почему за пять дней ничего не сообщили?

В Москву Зеленин прибыл автобусом поздно вечером. За полночь его встретила жена Артема Шмелева Людмила. Из трех комнат квартиры на десятом этаже, Шмелевы занимали две комнатки, восемь и десять квадратных метров. В комнате на восемнадцать квадратов проживала семья из трех человек погибшего прапорщика из Московского ОМОНа, жена Валентина и два сына двенадцати и пяти лет. Кухня в семь квадратных метров имела два стола, холодильник, четыре стула, два навесных кухонных небольших шкафа. В комнатках Шмелевых ничего лишнего, в комнате, которая побольше, был стол, два стула, раскладной диванчик в углу, двухстворчатый шкаф и маленький телевизор. Там и разместился после ужина Виктор. Людмила с младшей дочерью Ольгой уснули в маленькой комнате, с такой же комплектацией, но имелся еще и балкон. Людмила толком так ничего и не знала, как и где пропал Егор. А Виктор ночью беспокоить генерала Цветкова не стал.

В семь утра Цветков сам позвонил на квартиру и сообщил Зеленину о том, что к девяти часам за ним придет машина и доставит его к нему.

В Генштабе у Цветкова.

Генерал восседал в небольшом, но уютно обставленном кабинете. С портрета внимательно смотрел Президент России Борис Ельцин. На столе пять разных телефонов, на стене карта России и много всякой необходимой и четко вписываемой в кабинет мебели.

Пока Зеленина сопровождали в этот кабинет, он стал понимать, насколько в войсках они мелкие сошки и по должностям, и по званиям, и по масштабам дел, по сравнению с теми, кто трудится в поте лица в этом огромном учреждении. Штабы он не любил любые.

– Витя, я пока сделал все, что мог, – начал разговор после приветствия генерал. – Разведка, где очень компетентные ребята из ГРУ (Главное разведывательное управление), сообщила о пленении «духами» двух оставшихся в живых десантников. После подрыва БМД (боевая машина десанта) с разведывательной группой под Ножай-Юртом и нападения боевиков среди погибших не оказалось взводного лейтенанта Коршунова и Егора Зеленина. Так же из своих источников, через ФСБ, установлено, что группа боевиков, обстрелявшая десантников, «перебросила» двух пленных в их штаб, под Ведено. Вот такие дела, Виктор, – генерал замолчал.

Молчал, видимо, переваривая услышанное, Зеленин. Прослуживший в армии двадцать пять лет, полковник, который практически никогда не паниковал, доверялся своей интуиции и даже ловил драйв от сложных ситуаций, почувствовал себя абсолютно беспомощным. Здесь Москва, Генштаб, не стреляют «духи», не месят грязь бойцы, а там его сын, его сын ждет помощи. Кто он, по сравнению с генералом и даже с теми, кто воюет там, на Северном Кавказе, офицерами?

– Я понял, – тихо прошептал Зеленин.

– Витя, ты только сильно не волнуйся. У нас есть надежда, что он жив. Будем молить Бога, и продолжать искать. Надо тебе терпеть и ждать результата.

– Кто возглавляет группу поиска? – спросил Зеленин.

– Я, держу контакт с командующим группировки, который имеет официальную задачу по розыску. Плюс разведка ГРУ, плюс ФСБ. – Цветков внимательно посмотрел в глаза Зеленина и добавил: – Ты что, сомневаешься в масштабах поиска? Виктор, там война, и совсем не просто найти без вести пропавших.