Судьбы, как есть

И вот, теперь она узнала, что будущее ее сына все равно будет связано с военной формой, с танковыми войсками, как у ее брата Михаила. «Лучше в офицеры, чем в милицию», – размышляла она.

Отец же по-своему был разочарован. Он считал, что надо идти к намеченной цели, не сворачивая и не боясь трудностей. У него была гордость, что сын мог постоять за себя, не труслив, мог заступиться за слабого, прийти на выручку товарищам и другу. А главное, он надеялся, что после учебы в Иркутске Артем вернется в город и будет всегда где-то рядом. Это было его главной мечтой.

Да, в этом, как показала жизнь, он был прав. При хорошем раскладе в городе можно было дослужиться и до начальника милиции. А на одном месте и камень мхом обрастает. А военный – это все, это путешествия, скитания, и не только по СССР, но и за границу. Однако перечить сыну не стал.

Через три дня Артем получил от военкомата пакет с документами, который он должен будет в военном училище отдать майору Лапикову, а тот передаст их туда, куда надо. Главную роль в этом сыграл старшина из военкомата, которого знал отец Володи Лунина.

Порт.

(14 июля 1968 г. – Александровский морской порт).

Баржа, крытая брезентом-навесом, принимала пассажиров, которые через тридцать-сорок минут пароходом поплывут, а точней, пойдут, к большой земле, в порт «Совгавань». Трех закадычных друзей провожали еще два друга: Вовка Попов и Саша Лаптев, а также школьные подружки Тамара и Наталья.

Слегка накрапывал дождь, погода пасмурная, но безветренная, и на море тишина. Родители давали последние напутствия.

Родители друзей Артема в основном говорили так:

– Не поступишь, сынок, – сразу домой, тут разберемся, работу найдем, а учиться и у нас есть где.

Родители Артема – полная противоположность. Мать смотрела на сына полными слез глазами, будто чувствовала, что расстается с ним надолго.

Отец сказал тогда такие слова:

– Ну, салага, решил в танкисты? Так иди, в курсанты поступай настойчиво и без колебаний! Дядька твой танкистом был, продолжишь традицию. Это почетно, это по-мужски. Но коль решил, то на Иркутск не надейся, не на прогулку едешь, чай, мы с матерью верим в тебя.

Сестренки Артема смотрели на него так, как будто он уже курсант военного училища, и тоже, поддавшись настроению матери на длинную разлуку, стояли тихо, наблюдая за этими историческими проводами в их семье, готовые в любой момент разреветься. И вообще братишку своего сестры очень уважали и любили.

Подруга Артема Наталья стояла грустная и так печально смотрела на Артема, что казалось: еще мгновение, и они бросятся друг к другу, вцепятся руками за плечи и будут целоваться сильно и долго, но потом Наташа лишь прижалась слегка к его груди, а перед уходом поцеловала нежно его в губы и тихо сказала: «Напиши мне, я буду тебя ждать».

А плакала она потом, когда они возвращались из порта домой. Плакала она и вечером в своей комнате, когда рассматривала их походные фотографии, где они, ряженные в индейцев, пели, плясали и гримасничали, но видела она среди всех только одного человека, это Артема. За последнее время она поняла, что этот человек ей дорог больше всех, но у нее было чувство, как бывает порой у тех, кто любит сильней и скрывает это.

Буксирный катерок подцепил баржу и медленно поволок ее к пароходу, стоящему на расстоянии около километра от берега на рейде.

Махали пассажиры с палубы баржи, махали и плакали провожающие. Баржа все дальше и дальше уходила в море, а вместе с ней уезжали люди, многие из которых потом долго будут вспоминать это расставание, а у Артема оно будет с ним всегда.

Так закончилась жизнь на Сахалинской земле еще не достигшего семнадцатилетнего возраста юноши в семье бывшего моряка, в семье, где уважали труд, где воспитывали на традициях отцов, где хранили, как могли, память предков, где не в почете были лесть, обман, где играли на гармони, гитаре, пели песни, плясали, сочиняли стихи, а главное – любили друг друга, потому что любовь была между родителями явная и настоящая, без лишних сюсюканий и показухи.

В Совгавани проторчали весь день на железнодорожном вокзале, потом сутки до Хабаровска пилили паровозом, от которого в плацкартном купе было полно черной сажи. В Хабаровске спали на скамейках в скверике, ждали билетов на Омск. На девятые сутки прибыли в Омск.

По дороге, кроме Артема, никто в книги не заглядывал.

– Кончай, Артем, дурью маяться, – говорил Лунин, – нас и так возьмут. Говорят, в прошлом году был сильный недобор.

Все, однако, оказалось намного сложнее, а конкурс был один к трем. Когда Артем и его друзья увидели выпускников училища, подтянутых, волевых, красивых, чеканящих шаг перед трибуной на плацу, как им вручали дипломы, а сколько красивых девушек их встречало, с цветами, и как все было празднично и торжественно, то это произвело на них очень сильное впечатление. Потом, в придачу к выпуску, на полигоне и танкодроме они увидели «живые» и настоящие танки, которые такое вытворяли, аж дух захватывало. Вот тогда-то и закрутилась внутри каждого пружина с огромным желанием поступить в училище. Поступить, во что бы то ни стало.

Разместили абитуру в палаточном городке, находящемся в березовой роще. Сахалинцы-Александровцы все втроем попали в первую группу, где поступающие были сплошь с Дальнего Востока, только сахалинцев было семнадцать человек, и так распорядилась судьба, что из троих Александровских поступил один Артем, и то условно с недельным сроком на пересдачу диктанта. Вторым таким же сахалинцем и тоже поступившим условно был Володя Цветков из поселка Сокол.

Друзья уезжать не хотели, но и Артем не хотел терять шанс поступления. Больше всего его мучил вопрос: – «Как Бате в глаза посмотреть, если через неделю Артем не пересдаст диктант и уже один вернется назад?».

Оставалась еще одна ночь в палатке, где они, трое друзей, провели почти две недели. Недели, как выяснилось, испытаний экзаменами, а также копанием окопов на танкодроме, собиранием огурцов на колхозном поле, покраской заборов, уборкой территории в лагере, строевой подготовкой и, самое главное, подчинению сержантам из войск. Ничего не ускользнуло от зоркого взгляда взводного Попова. Когда Артем готов был пред мандатной комиссией ехать домой, то после вердикта генерала вдруг слово попросил командир курсантского взвода старший лейтенант Попов Сергей Петрович. Старлей расхвалил Артема так, что, несмотря на его «двойку» по диктанту, начальник училища, Герой Советского Союза, генерал-майор Науменко сказал:

– Я прошу членов комиссии поддержать предложение старшего лейтенанта Попова и дать возможность абитуриенту Шмелеву учиться в нашем училище. А Вы, Попов, возьмете его в свой взвод и понесете перед нами ответственность за успеваемость будущего курсанта. Это второго, кажется, сахалинца, мы принимаем условно. Да что же это такое? Почему на Сахалине таких парней плохо русскому языку учат? Правда, с физкультурой и трудолюбием они в дружбе. Это тоже очень важно, для будущего офицера.

Глава 14

Владимир Цветков.

Марина. Госпиталь.

Генерал знал, во сколько приходит электричка, и он не торопился выходить на платформу. Он поставил в известность своего начальника, переоделся в гражданку, и они с водителем выехали, с хорошим зазором, а иначе можно круто попасть в пробку, тогда пиши, пропало. Зеленин, может, обидится, а это не допустимо, ведь у него сегодня такой радостный день! Встреча с сыном! Владимир посмотрел на часы, до прибытия электрички еще целых тридцать минут, до платформы добраться можно максимум за десять минут и поэтому у него есть еще минут двадцать. Вдруг прямо перед машиной он увидел, как молодой парень встретил девушку с большим букетом цветов, очень похожим на тот букет, который тогда, в день свадьбы, купил его водитель, и как в этот же день рухнула вся их совместная жизнь с Мариной. Владимир Иванович вспомнил, как ушла, ошарашенная тогда разоблачением, в свою комнату Марина, как он, выпив залпом, стакан водки, ушел в свою комнату. И с той минуты Владимир никогда больше не ласкал нежное тело своей жены, никогда больше не сидел с ней за столом, не смотрел, обсуждая сюжеты, показанные по телевизору. Они не смогли больше быть вместе. У него обида, у нее любовь к другому. Ночь прошла без сна для Владимира Ивановича, а для Марины такого рода поворот был только на руку, и, немного поворочавшись в своей кровати, она крепко уснула. Во сне она снова обнимала крепкое тело Артура, а он целовал и целовал ее, она еще не отошла от тех бурных часов наслаждения, и разум ее еще был там, где крепко спал ее любимый. Перед уходом утром на службу Цветков заглянул в комнату жены.

– Марина, проснись, надо поговорить, – сказал взволнованный и уставший Владимир Иванович.

Марина не сразу поняла, что хочет Цветков, но приподнялась на локтях и проговорила:

– Вова, только без скандалов, что ты хотел мне сказать?

– Скажи, у тебя это теперь как?

– Я люблю его, прости, Цветков, ты последнее время много сделал для меня, и я думала, что больше никогда я тебя не предам. Прости меня, Цветков, но я не смогу теперь жить с тобой, так случилось, случилось очень неожиданно.

– Но видно сразу, что он младше тебя лет на десять. Марина, одумайся, я даю тебе на это два дня.

– Это ультиматум?

– Понимай, как хочешь. Что скажет о тебе Татьяна?

– Вова, не надо давить на психику. Таня живет своей жизнью. Вова, я только сейчас поняла что такое любовь.

– Хорошо, вечером обсудим, я ушел. Цветков быстро повернулся и вышел. Вечером генерал обнаружил на столе записку: – «Пожалуйста, меня не ищи, буду завтра, после 18 часов».

На второй день «ультиматума», по прибытии Владимира со службы, Марина объявила ему о полном разрыве их отношений и с одним небольшим чемоданом ушла, ушла к Артуру. Владимир остался, молча стоять в дверях квартиры и не понимать в тот момент, что это уже не игра, что так еще никогда не было, что Марина уходит и уходит навсегда из дома. Цветков поймал себя на мысли, что прошло достаточно времени, а ему все кажется, что это сон, и она и по сей день стоит перед ним красивая, гордая и положившая на весы свою жизнь, жизнь обустроенной генеральской жены против жизни с любовью к Артуру. Любви, которой было не суждено дальше жить, но, как говорила сестра Артура, Артур действительно был сильно влюблен в Марину.

«Да, в нее влюбиться мог каждый», – подумал генерал и попытался сложить в памяти то, что знал о последних днях жизни Марины.

Он так и не узнал, где и точно, когда Марина познакомилась с Артуром.

Стало известно позже: Артур вместе с Мариной ехали на БМВ в Останкино. Артура пригласили вести новую программу, а точней, шоу на первом канале нашего телевидения. По дороге они, видимо, попали в пробку, и Артур попытался нагнать упущенное время скоростью. И как это бывает часто, когда спешишь, светофор всегда красный. Они все-таки въехали на перекресток, на зеленый свет светофора, но старая «Волга» ГАЗ-24, с пьяным водителем за рулем въехала на красный свет светофора, да еще и со скоростью выше восьмидесяти километров в час.

Сработала подушка безопасности у Марины, но ее так сильно тряхнуло, что позвоночник не выдержал такой нагрузки и сломался. Артур был, не пристегнут, и у него вдобавок не сработала подушка безопасности. Рулевое колесо практически проломило ему грудь, и он получил сильный боковой удар в голову. В реанимационном отделении Артур умер, не приходя в сознание. Марина на вторые сутки пришла в себя и лежала неподвижно, напичканная всей жизнедеятельной аппаратурой и лекарствами. Когда Цветкова допустили к жене, всего на пять минут, чтобы только посмотреть на нее, как он просил, Марина говорить не могла, но, видимо, понимала, кто к ней пришел. Сердце Владимира чуть не разорвалось на части, когда он увидел, как из глаз Марины ручьем потекли слезы. Он взял салфетку и нежно вытер их. Тогда ему показалось, будто в знак благодарности Марина улыбнулась.

Через двое суток у Марины наступила кома, и сразу остановка сердца. Марины, его любимой, хоть и неверной жены, но лучшей из всех женщин на свете, не стало.

Цветков, забыв о своей обиде, глубоко переживал ее преждевременную смерть. Была жена, и нет теперь ни жены, ни мамы Татьяны, ни единственной дочери ее родителей, доживающих свой, теперь горький, век в Омске.

О том, что произошло за неделю до трагедии в отношениях Владимира и Марины, никто не знал, и, если бы не пишущая и телевизионная братия, через друзей Артура так никто б и не узнал, что знаменитый ведущий погиб в автокатастрофе вместе со своей возлюбленной Цветковой Мариной, женой генерала Цветкова.

Генерал же делал вид, что он вообще не в курсе их взаимоотношений, пытаясь тем самым пресекать, как он говорил, всякую болтовню желтой прессы. Но он только слегка возмущался, не принимая никаких серьезных мер. Ведь то, что писали в журналах, газетах, показывали по телевизору, говорили по радио, в основном за два дня до похорон, было правдой.

В госпитале у Виктора.

Курили, наверное, все, кто там был в ожидании. Вот уже больше двух часов Виктор находился на операционном столе. Много потеряно крови, пульс слабый. Как только сумели врачи довезти его до госпиталя? Благо, первую квалифицированную помощь оказали врачи, зашедшие на станции в вагон, и санитары с носилками, которые не шли, а летели от вагона к «скорой помощи». Они уже знали, что это военный, что полковник по найденным у него документам. «Сжорая» с включенной сиреной и маячками прямым ходом погнала в военный госпиталь имени Бурденко.

Владимир почувствовал что-то неладное, когда увидел «летящую» прямо на перрон «скорую», а потом и лежащего на носилках друга. Это было так неожиданно и необъяснимо затормаживающе, что, уточнив, куда едет «скорая», он заскочил в свою машину и отдал команду водителю ехать за машиной «скорой» помощи». А ведь всего через три часа должен из Моздока прибыть самолет, на котором после плена возвращается Егор. Кто его там встретит? Генерал дозвонился до управления и поставил задачу своему помощнику майору Гарину доставить Егора Зеленина, десантника, в госпиталь.

Владимир, бросивший год назад курить, сходил в ближайший киоск и купил себе синюю «ЛД». После первой затяжки голова закружилась и потяжелела. К нему подошел молодой человек в штатском и представился:

– Капитан милиции, старший оперуполномоченный МУРа Марков Эдуард.

– Генерал-майор Цветков Владимир Иванович, – ответил генерал и внимательно посмотрел на Маркова.

Маркову было лет тридцать; с усами, но волос покинул переднюю, часть его головы, зато подбородок у него был что надо, с ямочкой, широкий, глаза карие, открытый взгляд с постоянным прищуром, будто он что-то забыл договорить. Это, видимо, от профессии. Роста он был ниже среднего, но видно по плечам – парень не хилый, накаченный. На первый взгляд Цветкову он внушил доверие.

– Сжажите, Эдуард, – спросил генерал, – вы владеете какой-нибудь информацией?

– Сжудной, Владимир Иванович. Менее часа назад начальство ввело меня в курс дела и, назначив старшим оперативной группы, посоветовало поехать сюда в надежде что-то узнать от пострадавшего.

– Вряд ли что Вы сейчас узнаете. Врачи работают. Мы не теряем надежды на положительный исход, главное – чтобы выдержало сердце во время операции. Ну и что Вам доложило или проинформировало ваше начальство?

– Извините, товарищ генерал, но насколько Вы имеете отношение к полковнику Зеленину? – спросил капитан.

– Я его друг. Давайте выйдем в коридор на площадку.

Капитан кивнул головой и охотно пошел за Цветковым. Они закурили.

– Информация такая, – начал опер, – есть двое свидетелей, это старушка и ее внук, они все видели, остальные, когда была первая остановка, решили исчезнуть. Исчезла с ними и девушка, за которую заступился полковник Зеленин.

– А те, кто ранили его, где они? – перебил вопросом капитана генерал и добавил: – Извините, что перебил Вас.

– Да что вы, товарищ генерал. Можно называть меня просто Эдиком. Я, ей богу, не обижусь. Меня в отделе так зовут. Привычнее.

– Тогда меня – просто Владимиром Ивановичем, – улыбаясь, сказал генерал.

В армии ни один капитан не посмеет назвать его на «ты», даже по имени и отчеству, а этому милиционеру он готов был разрешить себя называть хоть просто Вовик, как когда-то его звала Марина, лишь бы он нашел этих сволочей. Он снова повторил свой вопрос:

– Где могут быть эти уроды?

– Пока ответить на Ваш вопрос затрудняюсь. Сейчас двое наших сотрудников работают на вокзале, опрашивают свидетелей, машинистов электрички, дежурный милицейский патруль. И срочно составляют фоторобот, со слов бабули и внука, ну и все остальные мероприятия по линии дежурного и по линиям работы районной милиции Восточного административного округа.

– А сколько человек из МУРа работает?

– Пока трое.

– Мало.

– Мало, Владимир Иванович, но у нас много незаконченных дел.

– Меня интересует, Эдик, только то, что связано с моим другом.

– Да, я Вас понимаю, но говорю честно.

– Может, мне подсоединить кого-нибудь, а?

– Я думаю, не помешает. Полковник Зеленин не служит, он в запасе?

– Да, он в запасе по здоровью. У него четыре серьезных ранения были в Афгане, да тут еще сын его в Чечне попал в плен и сегодня возвращался, а мы с Виктором должны были его встречать.

– В плену долго был?

– В плену у человека свои исчисления, долго… Могли бы не вернуться, друзья помогли, и они молодцы с лейтенантом, выстояли. Дело в том, что Виктор Зеленин в Чечне уже успел повоевать и, поверь мне, повоевать по-настоящему. Укатил на войну добровольцем, умудрился войти в доверие к спецназу «Русь», это ваши с ВВ. МВД, и те взяли его с собой на первую же операцию. Взяли и не зря, Витя помог группе очень здорово. Молодец! Но там, где был бой и очень плотный огонь, его даже не ранило, только ногу растянул. Я настоял, организовал его возвращение назад. Вернулся домой Виктор расстроенный, пленный сказал, будто бы десантников расстреляли под Ведено. А тут радость! Егор нашелся! Наверно, уже прилетел, а может быть, и нет еще?

– Может, организовать встречу?

– Не надо, его сюда доставит мой помощник.

– Владимир Иванович, по опыту Вам скажу так. Надо бы дать срочно, через кого-нибудь из ваших знакомых с руководством МВД команду к нам в «контору», лучше, если позвонят в ГУВД из Министерства. Простите, но такие пошли времена. Тогда мне будет работать полегче и народу добавят.

– Да, – согласился генерал и сразу пошел звонить от дежурной медсестры. Через минуту он уже разговаривал с Павлом Тихоновичем валовым, заместителем Министра, и коротко ввел его в курс дела, а в конце разговора попросил сохранить в группе, если таковая будет создаваться по розыску преступников, обязательно капитана Маркова из МУРа, так как он уже работает и находится здесь, в госпитале.

– Вот это уже будет серьезно. Салов очень авторитетный человек в МВД, – сказал Эдуард.

– Эдуард, что еще надо для дела?

– Ваша помощь, товарищ генерал, может понадобиться, я могу иметь Ваши координаты, рабочий телефон или у вас уже сотовый?

– Сотовый только в большой перспективе, – Цветков дал ему свою визитку, где была просто его фамилия с инициалами и номер рабочего телефона.

– Я считаю, что мне сейчас целесообразнее выехать и срочно поставить задачу помощникам, так как через час у заместителя начальника розыска будет представитель из прокуратуры и следователь.

– Да, Эдуард, тебе лучше по горячим следам, надо идти. Я обещаю тебе всяческую помощь, может даже и финансовую, не говоря уже о транспорте. А когда придет в себя Витя, а я в этом не сомневаюсь, то малейшую информацию доведу до тебя.

– Владимир Иванович, если будет серьезная информация из других источников, а я чувствую, с Вашими связями она будет, то прошу сообщать ее как бы с глазу на глаз.

– Да, конечно. Конечно, я смогу это организовать.

– И еще. Не делитесь фактами с друзьями, сослуживцами. Береженого Бог бережет.

– Хорошо! – Цветков протянул капитану руку: – Я очень на тебя надеюсь. Вся наша боевая офицерская дружба на тебя надеется. Найди этих сволочей. Прошу тебя, найди.

– Они хотели убить человека. Они должны сидеть в тюрьме. Я сам, товарищ генерал, не из арбатских и в Чечне был около четырех месяцев, дважды. Так что для меня дело чести помочь своему боевому товарищу, как бы это ни звучало.

– Спасибо, Эдуард! – тепло сказал генерал и пошел в фойе хирургического отделения.

Понравился ему этот решительный опер, хотя, может быть, Салов что-то и посерьезнее подключит. Дай-то бог. Лишь бы нашли. Цветков поймал себя на мысли, что страшно хочет отомстить за своего друга:

– Поганая жизнь. Едет себе человек, боевой офицер, прошедший Афган, Чечню, чудом выживший. Нигде не замарал чести мундира. Получивший дохлую пенсию, потерявший недавно любимую жену, живущий, как отшельник, в глухой деревне, а тут его какие-то подонки режут ножом принародно и сваливают. Полный беспредел.

В проеме двери появилась Людмила Шмелева – жена Артема с младшей дочерью Ольгой, которая до чего же была красивой девушкой! Цветков встал и устремился им навстречу.

– Людочка, Оленька, я рад вас видеть, – сказал обрадованный им генерал.

– Как он? – только и спросила Людмила.

– Идет операция. Задета печень, кишка и т. д. Надежда есть. Будем ждать.

– А как хирург? – не унималась с допросами Людмила.

– Говорят, классные мужики, один профессор, другой тоже светило, так что будем ждать.

Владимир снова посмотрел на Олю и отметил про себя:

– Насколько все-таки красива Ольга! И старшая у них дочка тоже хороша! Цветков всегда был рад встрече с Людмилой. Он даже в душе завидовал семейному дуэту Артема и Людмилы. Знал, что были и у них срывы на грани развода, но смогли выжить, не то, что он с Мариной. Да, Людмилу нельзя было не любить. – Такая добрая, обаятельная и внимательная женщина и, несмотря на ее некоторую полноту по сравнению с его Мариной, выглядела она, конечно, очень хорошо и притягательно. А Артема тоже нельзя не любить, это надежнейший человек, не то, что он, Цветков, столько женщин перебрал. Правда, не от своего характера, оправдывал он себя, а от физической потребности, когда вновь понимал, что у Марины к нему не те чувства, или от одиночества.

Любила бы меня Марина, так никуда бы от нее не ушел. А он ее, наверное, и по сей день любит, хоть ее уже нет в этом мире.

– Спишь с одной, дружишь с другой, а любишь третью. Что за характер у меня, что за гены? – размышлял Цветков.

Вообще-то Цветкову надо было отдать должное в любви, как настоящему мужчине, ведь как бы Марина ни наставляла ему рога и не баламутила его спокойствие, он никогда на нее не жаловался. Он любил ее такую, какой она была.

Самолет, на котором прибыл Егор Зеленин, приземлился без опозданий. Егор сходил с трапа самолета и искал глазами знакомых, а главное – искал отца. К нему подошел молодой, высокого роста майор и спросил:

– Вы Егор Зеленин?

– Да, я, а Вы кто?

– Я майор Гарин, от генерала Цветкова.

– А где генерал? – спросил Егор.

– Владимир Иванович в госпитале Бурденко и просил меня встретить Вас.

– Что-то случилось?

– Да, случилось, Вашего отца ранили.

– Кто?.. Когда?.. Как он? Как так получилось? – заикаясь, спрашивал Егор.

В машине Гарин рассказал, что знал, что успел узнать.

Егор был бледен. После плена он и так потерял много сил. Его радость прибытия в Москву резко сменилась грустью, а потом гневом на тех, кто смог посягнуть на его Батю, который никогда никому не желал плохого.

– Это что за Страна? Там убивают, тут режут. Батя! Батя! Как же ты смог столько пройти и не умереть, а тут, дома почти, нарваться на нож. Что говорят врачи?

– Идет операция. Надежда есть.

О такой встрече Егор и не помышлял, и не предвидел никаких осложнений прибытия домой после плена. А остаться сиротой и подумать страшно.

В госпитале они обнялись с Цветковым. Егора обнимали Людмила и Ольга, обе были в слезах.

– Владимир Иванович, ну, как он там? – спросил Егор.

– Ждем.

В этот момент из операционной вышли два врача. Цветков рванулся к ним, за ним устремились Егор, Людмила и Ольга. Тот, что был повыше и с интеллигентной бородкой, лет пятидесяти мужчина в синем халате объявил:

– Будет жить! Нельзя сейчас к нему, только завтра после обеда. Я думаю, он будет в сознании и возможности говорить. Благо, сердце не подкачало. Спортивный человек.

– Доктор, когда он придет в себя, пусть ему передадут, что сын его вернулся из Чечни. Все нормально, – сказал Цветков доктору.

Егор незамедлительно попросил у доктора остаться и быть чем-нибудь полезным.

– Я считаю, что у нас достаточно своих сил, чтобы поставить полковника на ноги, – улыбнулся хирург и отвел генерала в сторону.

– Товарищ генерал! Я прошу Вас, пощадите вашего друга хоть сутки от визитов, а особенно вопросов, а то тут начнут бегать из милиции, один за другим.

– Как он там, доктор?

– Очень слаб, много крови потерял. Чудом выжил.

– Вам спасибо. Простите, как Вас по отчеству? – спросил Цветков.

– Полковник медицинской службы Розенбаум Иосиф Михайлович.

– Очень приятно, профессор, с Вами познакомиться. Мы вам так благодарны!

– Благодарите Бога, генерал. Простите, мне надо идти.

– Еще раз спасибо вам, Иосиф Михайлович! – пожав ему руку, сказал Цветков, а сам подумал про себя: Дай Бог этому еврею здоровья и удачи. Выживет Виктор – будем всю жизнь за него Богу молиться.

Егора Людмила и Ольга забрали к себе домой, куда их доставил сам генерал.

На обратном пути Цветков по радиотелефону позвонил Эдику, капитану милиции.

– Эдуард! Цветков беспокоит. Докладываю. Полковник жив, но до обеда доктор просил не беспокоить. Есть ли что у вас нового?

– Пока нет, – ответил капитан, – ищем.

В это время Марков заслушивал своего помощника, который ничего утешительного не доложил. Правда, по разговорам с участковым, в чьем ведомстве была станция Никольское, где подсели в электричку четверо бандитов, появилась одна зацепка. Гаишник на станции у конечной остановки маршрутки видел четырех поддатых парней, которых доставил «Рафик» белого цвета. Номера он не запомнил, а вот то, что чертик на пружинке скакал у лобового стекла в кабине, это он видел.

Значит, надо искать «Рафик», надо искать свидетелей. Фотороботы вывели на одного двадцатисемилетнего мужчину через базу данных в компьютере. Это вор-верхолаз, полгода назад, как откинулся с зоны за кражу. В той квартире, где он был прописан, на первой Владимирской улице, не числится. Там уже два года живет другая семья, которая купила эту двухкомнатную квартиру у гражданки Квашиной. Кем являлась Квашина верхолазу – не определено, так как найти Квашнину невозможно, в Москве она не числится.

К Виктору приходило сознание. Он был очень слаб. Тяжелые веки не слушались, но через них Виктор чувствовал свет. Вдруг он понял, что не чувствует тела, снова провалился во тьму, но это уже был сон, в котором всплывали и всплывали картины из его уже на сегодня такой не легкой жизни, такой трудной судьбы.