Повесть дохронных лет

Салават Хизатуллин ответил:

– На проводе, слушаю.

– Закончила правку, будет время, прочти. Файл под именем «pdl». Франц рассказывает о случае в скульптурной мастерской, о наших потутошних приключениях. Помнишь? Текст не меняла, орфографию и пунктуацию оставила. Так, в сюжет немного «красок» добавила.

– Не высыпаешься, куда спешишь?

– От Франца есть что?

– Я бы сразу позвонил.

– Ты предлагал участие, соавторство и информацию.

– Вычитаю, потру что секретное, может, поправлю местами и утром сброшу тексты. Записи-ком Франца и его подчинённых.

– Пока.

– Целую.

Хизатуллин подключил служебный компьютер к домашнему, нашёл поисковиком и открыл файл с именем «pdl».

Читал с монитора – не любил воспроизведение текстов электронным голосом.

Покрышкин

(в соавторстве с женой, сестрой и другом)

Повесть дохронных лет

За завтраком отец объявил о покупке мне вертолёта.

Мама и сестра Катька восторга не проявили: не впервой слышали, давно в том разуверились. Я же возликовал, наконец-то, будет у меня «парубок». Вертолёт называли так по-украински ещё с той поры на Малой Земле, когда парни в этих двухместных, двухвинтовых вертушках слетались с подругами в центр на танцы. Оттого пошла традиция: старшеклассник, заполучив парубка, в первый полёт непременно брал подружку, если не имелась – одноклассницу. Обещал отец подарить мне не «стрекозку школьника», одноместную с одним винтом вертушку, с потолком полёта не намного выше крыш, да к тому же с бортовым автопилотом не дававшим сойти с маршрута «дом-школа и обратно», а подержанный «Ми-Жи48», настоящую машину. Сошлись в цене с продавцом давно, но из-за моих «неуд» по поведению в школе и приводов в милицейский участок сделка откладывалась. И вот, случилось!

Покупал отец «Ми-Жи48» потому, что в летние каникулы сестре Катьке исполнялось двенадцать лет, и мне, уже десятикласснику, дозволялось возить её в школу.

* * *

Пара зоологии была итоговой в году, назначена в скульптурной мастерской. Потому, что утром до уроков кто-то принёс в школу гусениц и до звонка втихаря нашпиговал ими парты в зооклассе, технички теперь выискивали и вылавливали. В мастерской ученикам предстояло вылепить из пластилина любимое млекопитающее и рассказать о нём.

Зоологичка Маргарита Астафьевна, – она в школе учительница новая, молодая, с материка приехала в конце последней четверти учебного года – на ходу поприветствовав учеников, прошла к своему месту, грациозно взбежала по приступкам кафедры, сунула в дверной приёмник личную пласткарту, сказала: «Приступайте. Первый час лепим, на втором рассказываем». И пропала с глаз, сев в кресло. Прозвучал щелчок выключателя мегафона. Учителя, бывало, забывали это сделать, тогда класс наслаждался их бурчанием в нос, позёвыванием, кряхтением, а то и похрапыванием. Зоологичка же страховалась: из утробы учительской кафедры через мегафон мог быть слышен голос ведущей телевизионной программы, компьютер работал в режиме приёма телевещания. Было это нарушением, но Маргарита Астафьевна не пропускала ни одного выпуска передачи «Новое в вязании крючком». Программа шла по пятницам, и как раз в часы её уроков зоологии. Для мальчишек этот день – чёрный день: учительница не покидала кафедры – по мегафону излагала тему урока, не отрываясь от телевизора и вязания. Отвечать домашнее задание не вызывала, чем очень расстраивала пацанов. В другие дни недели ответы у доски она любила послушать от «камчатки». Прохаживаясь между рядами, иногда подсаживалась на краешек скамейки, и этого мальчишки ждали с замиранием сердца, очередь вытерпев, чтобы на зоологии одному занять пустующую в классе парту. Сегодня пятница была омрачена ещё и тем, что учительница пришла в школу в костюме с длинной по щиколотки юбкой, а её ноги, обычно затянутые в светлые прозрачные колготки, для мальчишек были объектом самого пристального внимания на уроке. Так что, сегодня за скульптурные станки пацаны уселись понурыми. Девчонки же – те, кому удачно посчастливилось надеть дома коротенькие юбчонки, – усаживаясь на табуреты, поворотились к «камчатке» вполоборота и закинули ногу за ногу.

Занятия изобразительным искусством я не любил, скульптуру – ненавидел: мутило от запаха пластилина. Кроме того, я считал, от пластилина появлялись на руках бородавки. Моим достижением в ваянии была ёлочка, которую я слепил в четвёртом классе и после скульптурную мастерскую не посещал. Сачкануть и сегодня никак не мог: «неуд» и штраф по поведению заработаю, и не видать мне тогда парубка. Но и прибавления бородавок не хотелось – особенно, сейчас весной. Нашёл выход: прихватил в мастерскую рукавицы «утеплённые стрелковые Армейские», дядей Францем, офицером, мне подаренные. Зиму провалялись в парте, надевал только в лютые уж морозы. В весну, позднюю даже, носить приходилось: бородавки на руках высыпали, прятал. Пацанам «армейки» нравились: расцветка ткани «флора», под камуфляж. Обменяться предлагали, я отказывал, вот пригодились.

Лепить в рукавицах – уколок от одноклассников не оберёшься, ждал, пока класс не опустеет. До звонка справившись с заданием, ученики ушли в буфет, и я, весь час промечтавший о вожделенной вертушке, достал спрятанные за пояс под жилетку «армейки».

Посмотрел время на настенных часах – как повешенных однажды в кризисный год на место портрета российского президента, так и тикавших по сей день над плазовой рисовальной доской. До звонка оставалось семь минут.

Смочив рукавицы в ванночке с водой, снял с брикета скульптурного пластилина обёртку и, разминая брусок на дощечке, перебирал в памяти, какое млекопитающее моё любимое. Нравились птицы. В доме держал двух соколов, пока не подарили сестре Катьке Гошу. Этот презренный попка сжил со свету «братию», а после и бойцового ворона, которого я позаимствовал у друга Доцента – попугая наказать и сестре отомстить. Ворона я бы слепил, но он – птица. В Московском зоопарке видел жирафа – понравился. Цвет пластилина охра – как раз под масть окраса его шкуры. Но не успеть мне за семь минут вылепить длинноногое и длинношеее животное. В «армейках» на меху, четырьмя пальцами, да ещё с моими способностями в ваянии.

Покрутив головой, посмотрел, кого и как вылепили другие. На станках слон, лев, пантера, кит, хомячок. Ага, и жираф есть. Очень здорово сделан. Изабелла за этим станком сидела – её работа. Слепи и я жирафа, класс непременно потребовал бы рассказывать о нём меня, потому что Изабелла у доски отвечала всегда минуту, не более. Надо что-нибудь неприметное, невзрачное выбрать. Хомяк есть, зайца что ли? Облом, и этот есть. Тогда кролика. Не пойдёт: сочтут за зайца и, если не меня вызовут о нём рассказать, то дополнить непременно. И ёжик есть! В клубочке: скатан из пластилина шарик и утыкан иголками для крепления на мольберт рисовальной бумаги. Глашка-головастая прикололась… Суслика?.. Слеплен. Мышь?.. Тоже. Скунса. В пролёте: два штуки – на станках близнецов Керима и Мазепы Карамазовых. Всю мелкоту разобрали. Остаётся медведя… И этот есть! Два… нет – три даже! Вчера, в утренних новостях передавали, на хутор у Быково пробрался и оленя зарезал. Так что, по косолапому вызовут, к бабке не ходи, и по закону подлости – меня. Может быть… носорога? Или бегемота?

Взвесив все за и против, выбрал бегемота: у носорога на деталь больше – рог. А рассказывать, если вызовут, что про зайца, что про носорога, что про бегемота – всё одно нечего: зоологию я не учил; о птицах проходили – прочёл.

У бегемота, рассуждал я, есть туловище, четыре ноги, голова… Что ещё? Хвост… У всех есть, вот какой он у бегемота, вопрос. Голова – с глазами, ушами, клыками. На ногах – когти… Или копыта?.. Деталей лепить немало. А что, если показать бегемота в воде, по шею под водой, одна голова видна? Раскатать по дощечке пластилин блинчиком – изобразить так водоём; из воды голова торчит, с глазами, ушами и клыками. И не надо тебе ни туловища, ни ног, ни хвоста.

Хороша задумка, но не про нас, поостыл я. Пацаны согласятся с тем, что блинчик этот – водоём, в нём бегемот бултыхается. Куда им деваться, мне кулак только под станком показать – закивают. Девчонки – эти потребуют доказать, что глаза и уши над водой – бегемота под водой. Докажу, если только снизу дощечки – под водой – вылеплю всего бегемота: туловище, ноги, хвост… А, если пьёт по брюхо в воде, осенило меня. Пожалуй, выход. Целых четыре детали лепить не надо – ноги. Ни черта не помню, с пальцами эти ноги или с копытами. А может быть, и вовсе с лапами перепончатыми – бегемот в воде же водится.

Довольный идеей, я принялся за работу.

Итак, к водоёму добавляется бегемот по брюхо в воде. Пластилин на дощечке в блинчик раскатать, – проще простого. Туловище без ног слепить – гениальная идея! Минус четыре ноги – неведомо, с пальцами, с копытами, с перепонками. Запросто. Носорогов рог сваять в рукавицах стрелка из «мосинки» – в двухпалках – оно потрудней станется.

Размятый брусок скатал в цилиндр, скульптурным стеком срезал кусок и размазал по дощечке – вода есть. Голова у бегемота… крупная. Прикинул, эдак одна четверть туловища. Не помнил, какая шея – заметная, нет. Решил, если не помню, – маловыраженная, практически без шеи. Отрезал от цилиндра было пятую часть, но, поприкинув, отрезал шестую часть: голова даже в пятую показалась всё же крупноватой. Шею не лепил: ну, не помню у бегемота шею – за ушами сразу загривок, под пастью грудь. Хвост и уши никак не получались, пришлось-таки снять рукавицы – эх, не ленись-заводись бородавки.

Составить всё в единое целое, и есть – любимое млекопитающее: бегемот.

Туловище положил посреди воды, с одной стороны приладил голову, с другой хвост. Оценил творение и остался недовольным: на ёлочку пресловутую чем-то похоже, только срубленную, на боку лежащую в снегу. Хвост – обрубок ствола. Обмял, тоньше сделал, укоротил и свернул колечком – подсмотрел, как у свиньи на соседнем станке. Воодушевлённый, пошёл дальше: наметил стеком пасть – закрытую: пьёт сквозь зубы. Клыки не лепил: помнил, что они необычные, тупые, будто спиленные. Но сколько их там в пасти? Да и вылепить их, потруднее будет рога носорога, даже без «армеек», всеми пальцами. Морда в целом смутила: казалось бегемот мой – с плотно закрытой, очерченной стеком пастью – улыбался до ушей. Но не исправлял, вокруг только нижней челюсти наделал концентрических выборок: круги по воде расходятся.

Осталось только уши приделать, как прозвенел звонок с урока.

– Продолжай, продолжай, Франц, – включила мегафон Маргарита Астафьевна.

Я поспешил спрятать рукавицы под столешницу станка, но зоологичка из кафедры не показалась. То, что я один остался в мастерской, видела в мониторе, да и дежурная по классу от девчонок Марго, покидая мастерскую последней, доложила: «Маргарита Астафьевна! Закончили лепить. Франц Курт один остаётся. Он, похоже, никак не вспомнит своё любимое млекопитающее. Свою поделку поставлю на стеллаж, а остальные пусть мальчишки соберут – китов-слонов таскать мне, женщине, не под силу».

Марго у нас в классе за юродивую, но назвать её так никто не решался. Была замкнутой, дружбы ни с кем не водила, девчонки, даже мальчишки, её сторонились и побаивались. Круглая отличница, списывать ни кому не давала. В мастерской сидела за последним станком сзади меня, я не оборачивался посмотреть кого лепила, а проходила мимо по проходу неслышно – я не успел спрятать бегемота. Свою поделку, укрытую на дощечке тряпицей, она поставила на верхнюю полку стеллажа и ушла, по пути располосовав ногтем одного из скунсов.

Приладил уши. Поправил, чуть приплюснув, два шарика перед ушами – глаза. Вот теперь бегемот, заключил я, дивясь тому, что вроде как получилось. Во всяком случае, ничего общего с ёлкой. На медведя в речке – это да – смахивает. Эх, надо было носорога лепить: у него рог.

Встал и направился к выходу, но меня остановили.

– Кончил, Франц? – высунулась из кафедры учительница. – Позови, пожалуйста, дежурных. Передай им мою просьбу собрать поделки с мест и составить на полках стеллажа.

– Хорошо, Маргарита Астафьевна, – пообещал я кафедре.

И тут меня осенило накрыть, по примеру Марго, своё творение тряпицей и самому отнести к стеллажу, где оставить на верхней полке. Займу место повыше, глядишь, и пронесёт – очередь рассказать про любимое млекопитающее к звонку с урока до меня не дойдёт.

Неплох был расчёт, но не удался: зоологичка, в кафедре по лесенке взбежавшая и выглянувшая из-за графина, остановила меня у стеллажа вопросом:

– Что за животное у тебя, Франц?

Учительница спрашивала, мельком бросив на меня взгляд поверх очков. Тут же опустила голову и сникла в утробе кафедры – видимо, что-то интересное показывали в телепрограмме. Снова высунулась, подняла вязание ближе к глазам и колдовала крючком с мохеровой ниткой, в уголке губ в усердии кончик языка высунув. Ждала мой ответ.

Челюсть вислая, нос с горбинкой, глаза слишком широко посажены – чуть ли не на висках. Фигура – да, но лицом не Мэрилин. И ноги, наверное, «без коленок», ляжки грузноватые – поэтому-то юбки короткие не носит. Вообще полноватая. Нет, не Монро, заключил я, и ответил:

– Бегемот.

– Бегемот? – оторвалась от вязания, очки подняла на лоб Маргарита Астафьевна, – Сними тряпочку… А, в воде по брюхо.

– Пьёт… В пруду, – подтвердил я догадку зоологички.

– В пруду?.. А, в Московском зоопарке видел.

– Да, – соврал я. В Московском зоопарке я, четырёхлетний карапуз проездом на Сталинградщину к бабушкам, видел только обезьян, а на жирафа внимание обратил потому только, что у того шея была длинной, и он норовил через отгородку забрать у меня банан. Обезьяны меня тогда увлекли, но Стас Запрудный вылепил орангутанга, а слепи я, например, шимпанзе, староста убедил бы всех, что и у меня орангутанг. Запросто подставил бы, свалив из мастерской по каким-нибудь им придуманным неотложным общественным делам.

Чтобы ни у кого не возникло сомнения в том, что моя поделка действительно бегемот – ни медведь, ни обезьяна, ни поросёнок, – заколкой значка в углу пруда начертал по пластилиновой воде:

БЕГЕМОТ

Чуток поразмыслив, дополнил:

В ПРУДУ

И на конце, предвидя ёрничание Глашки-головастой, проставил:

.

И положил творение рук моих на верхнюю полку стеллажа – рядом с поделкой Марго. Хотел было посмотреть, кто там укрыт, но передумал. И тут… ещё одна гениальная мысль! Взял и подсунул дощечку под тряпицу… к любимому животному Марго. Укрыл, спрятал бегемота. Юродивая, дура, выделилась, первой и вызовут. Мою поделку обнаружат, но не подумают на меня, ни кто в мастерской не видел, кого я лепил. Прежде чем я «армейки» достал, в буфет умотались. А и видели бы, потребовали бы Марго у доски выступить – кулаки бы показал, и делов всех. Зоологичка видела, но мельком – кончиком языка в углу рта и спицами крутить не бросив. Понадеялся, забыла. Повезёт, не вызовет после рассказа Марго, а та о том, что касалось «живности», уже в младших классах на природоведении, могла протараторить всё время урока. Наверняка, корову слепила, о «бурёнке» насочиняет. Вряд ли, после доклада Марго Маргарита Астафьевна рискнёт предложить и мне, тому, кто у неё одни «трояки» получал, рассказать о любимце.

Свою тряпицу, чуть влажную, сложил и сунул в нагрудный карман жилетки – в туалете пальцы от пластилина отмыть и вытереть насухо.

* * *

Дежурных я нашёл в туалете, одни там ошивались.

Вырывая друг у друга какой-то – со спин мне от умывальников не было видно – предмет, ёрзая коленями по кафелю пола и локтями по граниту подоконника, они что-то высматривали в окне. Развлекались, как оказалось: окно выходило на школьный огород, где на грядках, присев на корточки, копались девчонки. Те, что в буфет не пошли фигуру блюдя.

Я передал просьбу учительницы, и дежурные нехотя встали. Со словами «Батый жертвует» Стас Запрудный совал мне бинокль, но взять я отказался. Предложение исходило от классного авторитета Салавата Хизатуллина по прозвищу Батый, а с ним у меня после уроков предстояла разборка в «Полярнике». Поединок на кулаках.

Инцидент случился утром. На уроке я переправил Запрудному записку с просьбой зарезервировать на школьной вертолётной площадке место для «Ми-Жи48». В переменку староста объявил о событии, и меня окружили с поздравлениями. Подошла и Ленка Жёлудь. Первая красавица класса уселась на край моей парты с заявлением во всеуслышание:

– Я не прочь свою «стрекозку» поставить на прикол, а в школу летать с тобой в парубке.

А это, если соглашусь, от дома крюк проделывать – керосин жечь. По мне эта кукла – тьфу, и растереть. В шестом классе, девчонка старшеклассница с соседнего хутора уезжала жить на материк, я, затаившись на пирсе за ящиками, провожал её на посадке в атомоход и клялся: «Ты у меня первая и последняя любовь». После ни одна сердца моего не встревожила. Но сейчас, чёрт меня дёрнул. От радости выше крыши: в классе все мальчишки уже имели парубков, кроме меня, друга Доцента, да близнецов Карамазовых. С «сожалением» сославшись на то, что возить в школу придётся сестру, отказал. Не столько опасаясь возмущения Ленки, сколько подколок Батыя со Стасом, тут же предложил с ней первой на стену полететь. Удовлетворённая красавица слезла с парты и ушла в коридоры школы «крутить головы» старшеклассникам, а я выслушал упрёк Доцента: ему пообещал взять в первый полёт – как отцепное за его замученного Гошей бойцового ворона. Чтобы как-то загладить неловкость, ляпнул:

– Э-э, дружок, да ты летать боишься. Только со мной и осмелишься?

Меня ещё окружали с поздравлениями, слышали – друг и обиделся. А на уроке перед зоологией Запрудный переслал мне записку с вызовом на дуэль. Я подумал Доцент жаждет разборки, оказалось – Батый.

Хизатуллин явно был сильней меня. Ниже ростом, зато значительно шире в кости, потому и весом намного больше моего. Квадратные плечи, голова молотом, бычья шея, грудь и живот не обхватишь, ноги мастодонтовые, а руки непропорционально длинные, почти до колен, с кулаками огроменными. С него – с натуры – приди мне в мастерской и такая гениальная мысль, бегемота можно было лепить. Батый сидел за крайним в последнем ряду станком, где и полагалось дежурному по классу, пыхтел, там разминая в своих «булках» пластилин. Стас время от времени к нему оборачивался, советовал что-то. На пальцах левой руки Батыя – четыре золотых кольца, на пальцах правой – четыре перстня-печатки. В ухе – серьга, какие встарь носили то ли цыгане, то ли татары. Второго уха нет, место изуродованное шрамами за виском скрывал старинным массивным наушником, в бакелитовый корпус которого вмонтирован сотофон. Хизатуллин второгодник, в восьмом классе оставили на второй год. В моём девятом был избран «классным авторитетом», тогда как на эту роль прочили меня. Поединок с ним предстоял непростой, но все же в победе я не сомневался: приезжавший погостить в отпуск дядя – офицер-вэдэвэшник – обучил, и не просто «приёмчиками» владеть. В активе у меня уже был одиннадцатиклассник по комплекции и силе Батыю не уступавший.

Я дал согласие сразиться, начертав в записке под текстом:

Покрышкин, Батый вызывает тебя на разборку

и подписью:

Плохиш

Лаконичное:

Устраивает

И подписался:

Покрышкин

Покрышкин – я, а Плохиш – Стас Запрудный. Он подписал вызов, как секундант Салавата Хизатуллина, Батыя.

На перемене я подошёл к Плохишу уточнить время и место дуэли (как думал я), тот в удивлении округлил глаза:

– Я не съехал с горки? На вот, прочти внимательно. – Стас сказал, достал из кармана и развернул у моего лица записку с вызовом.

Я прочёл:

Покрышкин, Батый вызывает тебя на разборку у Полярника.

Плохиш

Прочёл и мою приписку:

Устраивает

Покрышкин

Сразу понял, в чём дело. Опростоволосился! Будь я щепетильно грамотным, как Глашка-головастая, заметил бы, что в переданной мне записке на конце слова «разборку» точка не стояла. Прежде чем написать своё «Устраивает», потребовал бы её проставить, – не остался бы облапошенным. Ведь сначала в записке под «разборкой» имелась в виду дуэль в виртуале, то есть – поединок смоделированный противниками на компьютере. Разборка же у «Полярника» – драка в реале, вживую. Прознает про то отец, парубка мне в очередной раз не видать. А откажешься, зачислят в трусы. Что оставалось делать? С показной самоуверенностью разрезал ногтем листок записки надвое и заявил:

– Батый и ты знаете, мне все одно, где и как побеждать.

Ни дуэли в виртуале, ни разборки у «Полярника» меж мной и Батыем не было, но столкновение давно назревало. Началось с того, что в подтягивании на перекладине я оказался впереди. Не на уроке физкультуры – здесь Батый легко, с ухмылочкой выполнял норму и не более – а как-то на самопальном школьном соревновании после уроков. Участвовали и ученики старших классов. Я уступил только двум двенадцатиклассникам, Батый же, как ни старался, как ни пыжился – без ухмылочки – остался в хвосте. Это ему, классному авторитету, не понравилось. Сегодня Ленка Жёлудь номер отколола, а Батый за ней, все знали, приударял, с ней первой полетел в парубке на стену. После возил в школу осень и зиму. С весны прекратил, но не приревновать ни в его правилах. Да и не хотел упустить возможности лишний раз показать, что не Покрышкин, а он Батый достоин признания лидерства в классе.

Славился Батый своими победами как раз в разборках у «Полярника» – на его счёту их было за три десятка. На моём – восемь только поединков, три последних стали причиной переноса отцом покупки вертолёта. Сегодня мне оставалось уповать на то, что Батый не успеет – я уложу его сразу – оставить на мне синяков от перстней-печаток. Но верняком всё же было лечь на первой минуте самому, пропустив удар под дых, и пролежать в нокауте, чтобы не возобновлять драку. Проиграть классному авторитету, такому «бегемоту» – оно не зазорно. Но уж когда заполучу вертушку, найду повод затребовать реванша. Я даже на хитрость, чтобы не заподозрили меня в уловке, пошёл: подобрал с пола записку, две её половинки склеил с обратной стороны скотчем, под своим «Согласен» вписал «Дерусь без секунданта», и вручил Запрудному. Теперь по правилам в случае моей победы Стас, как секундант поверженного противника, мог схлопотать моим джебом в челюсть. Но желал я другого: во-первых, этим продемонстрировал свою уверенность в успехе; во-вторых, уменьшалась опасность придания драке огласки, потому как по правилам только секундант в случае тяжёлого исхода мог остановить поединок и вызвать неотложку. Медсестрой в одной из «карет» работала моя мама.

Отказавшись от бинокля, я попросил Стаса задержаться на секунду.

– Плохиш! Ты знаешь, из-за разборок вживую у меня уже не раз срывалась покупка парубка, поэтому, чтобы синяков на морде не осталось, я предлагаю драться без рук – одними ногами со связанными за спиной руками. И бить только ниже шеи.

Предложение такое явно мне обеспечивало преимущества. Все знали, насколько силен я как раз в приёмах ногами, тогда как у Батыя коронкой были мощные хуки в ближнем бою с последующим захватом руками головы противника и ударом лбом тому по уху.

Изумлённый, Стас попросил уточнить:

– Я не съехал с горки? Правильно тебя понял, Покрышкин? Драться со связанными руками, одними ногами, и по лицу не бить?

Я утвердительно кивнул.

Стас выплюнул в писсуар ириску и бросился догонять Салавата. Был он, сколько помнил этого толстяка, по натуре добродушным малым. Наши родители хутора свои построили по соседству, но не знавались особо, мы же дружили, пока в классе не появился второгодник Батый. Среди сверстников слыл Запрудный пацаном смекалистым, но был неповоротлив, толст, постоянно что-то ел (если не жевал ириску), в драке – неспособным одолеть противника слабее себя. За все эти качества вкупе его и прозвали Плохишом.

* * *

Я вернулся к окну. Две неразлучные подружки Изабелла и Дама пололи в стороне от одноклассниц, на другом конце грядок. Изабелла за что-то отчитывала Даму, утирая той платком слёзы. Если бы не так близко под окнами школы присели, видел бы их трусики. Изабелла, почувствовав, что подсматривают, подняла взгляд. Не знаю, успел ли я отскочить, спрятаться за стену. В замешательстве по новой помочился в писсуар, ещё раз промыл от пластилина пальцы и вытер тряпицей насухо.

Направился было на выход из туалета, но навстречу из коридора объявились Батый с Плохишом.

– Батый принимает твой ультиматум. Но с поправочкой, – остановил меня староста.

– Это не ультиматум, а предложение, – уточнил я. – И какая же поправочка?

– Благородная дуэль.

Неужели Батый струсил драться вживую, поразился я. «Благородная дуэль» – виртуальный поединок на шпагах; дуэлянты по классике сходились облачёнными в «имитативный костюм» – мушкетёрский, – сидя у себя по домам за компьютером.

– Дуэль не на шпагах, – выдержав паузу, продолжил Плохиш, – а на условиях твоего уль-ти-ма-ту-ма. Ногами будете фехтовать. Руки связаны за спиной. В лицо, шею и грудь не колоть. Последнее условие, Покрышкин, справедливое: будь у Батыя ноги сложенными пропорционально рукам, были бы одной длины с твоими костылями. Так что, колоть только в живот и ниже.

Говорил Плохиш, взор сосредоточив на чём-то поверх меня. Со сцепленными на заду руками он раз за разом поднимал своё грузное тело на носки и опускал на пятки, отчего живот его сотрясало, а сам он рисковал завалиться спиной в писсуар. По случаю неординарности события и значимости своего в нём участия ириску не жевал, хотя, как позже выяснилось, во рту держал.

Обрадованный такому повороту дела, я тут же согласился, на что Батый не преминул позлорадствовать: вытащил из пачки сигарету, прилепил её к губе и процедил сквозь зубы:

– Сдрейфил драться у «Полярника». Я бы мог от тебя потребовать такого расклада: ноги связаны, дерёмся на одних кулаках, пусть даже в лицо не метя. А руки мои, как подметил Стас, одной длины с твоими костылями. Но не предлагаю. И знаешь, почему? У тебя, с твоими приёмчиками при любом раскладе больше шансов меня сделать. Признаю. А связанным по рукам проиграть тебе мне будет не зазорно. Колоть, извини, буду в пах – выше не дотянусь.

Батый говорил и похлопывал Плохиша по плечу. Тот, все ещё вставившийся глазами в потолок, продолжавший вставать на носки и бить пятками по полу, предусмотрительно прекратил это дело. Обернувшись сплюнул ириску в писсуар, включил сотофон и назвал номер. Ответили ему не сразу, только дожевав, проглотив и отрыгнув:

– Ы-эй! Что надо? Пожрать не дашь спокойно?

Я узнал голос Истребителя – двеннадцатиклассника и коммандера моделаторов, организовывавших виртуальные разборки, поединки мушкетёров. Жил он раньше в Быково, но с лета родители отстроили хутор ближе к моему Отрадному. Прозвище Истребитель он получил за победы в частых, поговаривали, разборках у «Полярника». Надо отметить, «Полярник» – название бывших клубов отдыха молодёжи в трёх посёлках Отрадное, Мирный и Быково. В былые времена на их задворках проводились драки после танцев, позже строения были отданы под склады поселковым сельпо. Прослышав о том, что в его новой школе – Отрадновской – учится ещё один Истребитель, вызвался разрешить ситуацию по-пацански. Я в запале предложил разборку у «Полярника» – думал вживую проучить нахала. Тогда-то и испытал горечь первого поражения, которого никак не ожидал: был соперник намного ниже ростом, с виду хлипковат телом, но, как оказалось на поверку, жилист и невероятно юрок – скрутил болевым приёмом самбиста, я стойку каратиста не успел принять. И мне дали другое прозвище – «Покрышкин». Полагал, по аналогии Истребитель – Покрышкин (герой-лётчик ВОВ), но, оказалось, придумали прозвище одноклассницы, и совсем из других соображений. Я не уточнял из каких – сам догадался. Как и уроки изобразительного искусства с четвёртого класса, физкультуру в бассейне я после пары уроков в восьмом сачковал. Выходил из воды, мальчишки, подсучиваемые Батыем и Плохишом, кричали: «Девчонки, смотрите, какие у истребка нашего плавки клёвые! Эй, не жмут?!»

– Извини за назойливость, уважаемый коммандер. Приятного тебе аппетита. Плохиш на связи.

– Ультиматум Покрышкина, – Истребитель от чего-то откусил и говорил зычно хрумкая, – принят решением десяти голосов против одного… Моего. Включили в репертуар этой ночи. Посмеёмся. – С полминуты хрумкал и закончил: – Всё.

Стас выключил сотофон с облегчением: Истребитель имел обыкновение абонента вызывать на «благородную дуэль», в которых неизменно побеждал, причём, выставляя противника в смешном свете: например, шпагой, прежде чем заколоть, обрезал перевязь под плащом, срезал перья на шляпе, кружева на отворотах голенищ мушкетёрских сапог или пряжки с бантами на носках.

Бросил в рот ириску и заспешил:

– Пошли, Батый. До конца перерыва осталось двадцать минут, а нам пообедать успеть надо. Зверюшек соберём после. Тигра твоего подправлю. Извини, скульптор из тебя никакой: твоими «булками» не животину лепить, червяков только катать.

Хизатуллин отлепил от губы сигарету, заложил её за наушник и двинулся вразвалку на выход. А мне ничего не оставалось, как время до урока провести в туалете. Хотелось есть, но в буфет не пошёл. Избегал встречи с Истребителем: моя идея драться только на ногах и не бить в лицо, так ловко выданная Запрудным за мой ультиматум, теперь мне казалась если не смешной, то дурно попахивающей. Батыю свою короткую ногу под большим животом не поднять – так, чтобы скрестилась с моим «костылём», длинным. Метить будет в пах, а это самое слабое у меня место.

В карманах джинсов нашёл жвачку, обёртку с пластинки снял да и выбросил всё в унитаз – нефиг аппетит разжигать.

Отёр со штанин грязь, набрызганную Катькой, когда утром в школьный автобус садились. Тряпицу промыл под краном и, выкрутив, сложив конвертиком, сунул в карман жилетки. Подошёл к окну. Грядки пустовали.

Что, думал, расскажу о бегемоте. Где водится? В Африке. Чем питается? Водорослями, должно быть. Есть клыки, но не хищник, клыки – тупые. Такими, возможно, рыбёшку какую с водорослями перемалывает. Не охотник, точно. Ну, размножается, ясно чем – не икрой. В пруд загнал… бегемот в морской или пресной воде водится? «Морская корова»… так ещё называют бегемота, значит, водится в море… в устье рек впадающих в море, вот. А хитро я с прудом придумал: под водой у моего «любимца» не только ног, гениталий не будет видно. О! Вспомнил, ступни у бегемота слоновьи – с ногтями толстенными. Что ещё рассказать? Вот медведь – он лапу сосёт, а бегемот… ногти грызёт. Негусто, но по ходу ещё что вспомню… или придумаю. Или вот, Батыя спрошу, кто у него тигр – самец или самка, он, конечно, ответит, что мужского полу, тут я и отхохмарю. Письку своему «любимцу» он, наверняка, не приделал, вот я и уточню. Не окажется на месте письки, обзову тигра донжуаном в прошлом, потерявшим в брачных играх своё достоинство. А то – «Где водятся, чем питаются, как размножаются». Зоологичка улыбнётся. Я у неё зубы ещё не видел – такие же, наверное, лошадиные, как и лицо.