Театр теней

Сотериология и гендонистика

Перед тем как начать преподавать в театральном училище, у меня состоялось собеседование с правлением этого учреждения. На собеседования отвёл меня мой друг Борис. По дороге он мне сказал:

– С твоим преподаванием я уладил с директором, но в правлении есть и такие, которые настроены против твоего преподавания. Они считают себя европейцами, и поэтому отвергают всё, что связано с Востоком. Вот такие узколобые у нас есть преподаватели, считая только свой предмет самым главным в искусстве. Поэтому тебе сейчас нужно подумать о том, что ты им будешь говорить. Среди них двое твоих влиятельных противников. Это – главный режиссёр училища Тихон Чухонкин и завуч Эльвира Анатольевна. Они друг друга поддерживают, поэтому будут наседать на тебя общим фронтом. Тихон Витальевич, хоть и кажется сдержанным и медлительным, но, как человек, ловок и в физическом и интеллектуальном плане. К тому же он упрям и в какой-то степени фанатик. Кстати, он является старостой церковной общины. Поэтому тебе нужно первым осилить его сопротивление. Если тебе это удастся, то Эльвира Анатольевна возражать не будет.

– А кто они по восточному гороскопу? – спросил я его.

– Чухонкин – бык, как я думаю, а Эльвира Анатольевна – крыса.

– А директор?

– Он – самый, что ни на есть, ярко выраженный тигр. А зачем это тебе?

– Чтобы знать, какой подход к ним найти, – сказал я.

Мы прошли некоторое время молча, но затем Борис заметил:

– Я бы очень хотел, чтобы ты преподавал в нашем училище. У нас учится так много симпатичных девушек. Может быть, ты среди них найдёшь жену и наконец женишься. А то всю жизнь живёшь бобылём. Тебе уже скоро сорок лет, а ты до сих пор не обзавёлся семьёй. По статистике тот, кто до сорока лет не женится, остаётся холостым уже до конца жизни. Представляешь, у тебя не будет даже детей, чтобы продолжить твой род. Так и хочешь исчезнуть в этом мире, не оставив после себя никого и ничего кроме своих идей?

Я рассмеялся и перевёл все его слова в шутку, но он всё же проявил настойчивость.

– Это – последний шанс у тебя жениться. Потом ты уже никому не нужен будешь, а сейчас ты можешь найти здесь свою будущую жену. Только не делай это среди студенток твоей группы, а то это будет неэтично.

– Так кого-же и где мне искать? – рассмеялся я.

– Ну, – ответил он, подумав, – найди кого-нибудь из другой группы, кому ты не будешь преподавать.

– Ты говоришь какую-то ерунду, – сказал я, – как я познакомлюсь с ней, если не буду с ней встречаться и разговаривать каждый день. Выбрать девушку в жёны можно только во время близкого общения.

Борис ничего не ответил, только почесал затылок.

Вы вошли в здание театрального училища и поднялись на второй этаж. В кабинете директора нас поджидали крыса с глазами-бусинками, бык с тяжёлым взглядом и тигр с наглым выражением лица и с нескрываемой насмешкой на устах.

– Вот, – сказала Борис, – привёл вам востоковеда, который будет вести занятия в одной из наших экспериментальных групп студентов. Прошу любить и жаловать.

Я вежливо поклонился. Мне предложили сесть в кресло, стоящее посредине кабинета. Я непринуждённо сел и закинул ногу на ногу, показывая всем своим видом независимость и превосходство, что вызвало у моих оппонентов соответствующую реакцию.

– Чему же вы будете учить наших студентов? – спросила меня Эльвира Анатольевна неприязненным тоном.

– Восточным знаниям, – кратко ответил я.

– В какой области? – поинтересовался Тихон Витальевич, нахмурив брови.

– Во всех,– ответил я, – что касается жизни и искусства.

– А надо ли им это знать? – спросил главный режиссёр.

– Это вам решать, – ответил я сухо.

Наступила тягостная пауза.

– Вот что, – сказал директор, насмешливо глядя на своих коллег, – всё же я решаю в этом учреждении, что преподавать студентам, а чего нет. Если у вас есть какие-то вопросы, то обращайтесь с ними к новому преподавателю.

– У вас есть какой-то учебный план? – спросила меня Эльвира Анатольевна.

– Разумеется, – ответил я.

– И в чём он состоит?

– В ознакомлении студентов с восточными знаниями, – опять ответил я сдержанно.

Тут вмешался директор и пояснил:

– Преподаватель предоставил мне план лекций и учебный план. Я с ними уже ознакомился, и сегодня передам их вам, – говорил он, обратив свой взгляд на завуча, – в его лекциях изложен краткий курс о классических театрах Японии и Китая, а также ознакомительные сведения об истории, политике, искусстве, литературе, философии и религии Востока. Я думаю, что студентам это будет интересно.

– Но наше учебное заведение европейского типа, – заметила Эльвира Анатольевна, – и наши культурные и духовные ценности стоят на фундаменте западноевропейской культуры. Не понимаю, зачем нам нужен Восток. Что мы можем взять там, и чему мы можем научить наших детей. Конечно, одна или две лекции не помешали бы нашим студентам для ознакомления с их экзотикой, но чтение целого курса лекций я считаю перебором. Мы же не специальное учреждения для преподавания знаний о Востоке. И думаю, что если мы будем усиленно внедрять их знания в головы наших студентов, то у них всё перемешается, и они ничему не научатся.

– Так вы собираетесь преподавать нашим студентом буддизм? – спросил Тихон Витальевич с настороженностью.

– Не только буддизм, но и конфуцианство, – ответил я, – но основной упор сделаю на даосизм. Так как это самое творческое направление в развитии личности.

– А как же наши духовные ценности? – возмутился Тихон Витальевич. – Ведь эти учения войдут в противоречие с нашей официальной религией и идеологией – православием.

– А также с культурой, – поддакнула завуч.

– Ну и что? – как ни в чём не бывало, произнёс я. – Или вы сомневаетесь в том, что наши духовные ценности и культура во взаимодействии с Востоком потерпят поражение?

Крыса и бык посмотрели на меня с нескрываемой враждебностью.

– Мы всё же люди Запада, – уверенно заявила Эльвира Анатольевна, – и должны придерживаться наших традиционных ценностей. Русские всегда смотрели не на Восток, а на Запад, и там учились всему, что приносило нам просвещение. У нас это – в крови. Так что в борьбе с Востоком мы никогда не потерпим поражения, потому что все человеческие ценности были заложены на Западе древними греками и римлянами, от них мы и ведём нашу культуру, и пока что эта культура не с какой другой в мире вне конкуренции. Это то вы должны признать?

– Это я признаю, – ответил я спокойно, – но как раз этим нам и не стоит гордиться, потому что наша культура привела нас к обществу потребления, бездуховности и безнравственности. Потому что изначально в ней было заложено гедонистическое направление развития человека, когда ещё древние греки со своей киренской философской школой провозгласили целью жизни и высшим благом наслаждение и ощущение крайнего довольства. Они решили обустраивать мир вокруг себя, а не внутри себя. Поэтому уже тогда в воспитании была утеряна главная духовная составляющая развития человека. И сегодня мы все наблюдаем результат этого развития, к чему все мы, как европейцы, пришли.

– Но Россия всегда шла своим независимым путём, – возразил мне Тихон Витальевич, отмежевавшись от взглядов завуча, – с Запада мы брали только всё хорошее, а жили всё равно своим умом, поэтому православие так и сильно в России. И в России с древности сильно не гедонистические, а сотериологические тенденции развития. Русские всегда думали о спасении души, а не о наживе и устройстве своего быта, как это делали на Западе. Поэтому Россия сейчас такая неблагоустроенная, но сильная своим духом.

– Но так или иначе вся ваша сотериология, это учение об искуплении и спасении человека, сводится к одному – к обустройству человека на земле – строительству Царства небесного на ней, в то время как даосы пытаются уйти за пределы этого царства, познать весь мир и всё сущее, что может создаваться и распадаться. Они как бы находятся в вечном движении и странствии, и рай им кажется маленькой пристанью, где можно, оставшись, зачерстветь или превратиться в жирного откормленного борова, нашедшего своё счастье в тех же райских наслаждений, которые он так ценит на земле. Ведь там, где начинается застой, заканчивается творчество. А познание мира и есть постоянное и, вместе с тем, имманентное движенью творчество. Душа человека подвижна и постоянно находится в странствии, поэтому самым важным в даосизме является Путь. Но это не простой путь, а путь творческий, который раскрывает человеку мир и самого себя. Вот этому я и хочу научить ваших студентов.

– И что же лежит в основе вашего творчества? – спросила Эльвира Анатольевна, прищурив свои глаза-бусинки.

– Да, – присоединился к ней Тихон Витальевич, – как вы собираетесь стимулировать их творчество?

– Для того чтобы творить, нужно понимать сам процесс творчества и представлять, как это происходит. Даосский мудрец Гэ Хун ещё в четвёртом веке от рождения Христа говорил, что Вселенная скрывается в зёрнышке, где светлые и тёмные силы варятся, как в чугунке. И это зёрнышко умещается в центре головного мозга человека. Там даос зрит явление богов. Святой, так же, как и творческая личность, обладают магической властью воссоздавать абсолютное пространство. Это можно назвать чудом, когда маленькое зёрнышко рождает великое произведение. Почему так происходит? А потому что в этом зернышке рожается взаимный отклик вещей и однородных явлений. Ещё Конфуций, опираясь на «Книгу перемен» говорил о взаимотяготении вещей одного рода: воды – к влажности, огня – к сухости, облаков – к дракону. Для обозначения вещей единого рода, так называемых, подобных вещей, он использовал термин «лей» – пример, который означал не только единую категорию, сколько активную природу и силу этого единства, включая в себя субстанциональное и феноменальное состояние. Например, вода и влажность, огонь и сухость. Но по своей активной природе они все имеют склонность откликаться на соответственность, как женщина – на женственность и красоту, мужчина – на мужественность и отвагу. Кто-то определил такое явление как систему символической корреляции. В мире такие противоположные явления откликаются ещё и друг другу: мужчина стремится к женщине, а вода своей влажностью остужает огонь. И таким образом организуется целостность структуры мироздания. Но для усиления этого отклика нужна концентрация сходных элементов. Вода является воплощением силы инь – женским началом, в то время как мужчина олицетворяет собой силу ян – огонь.

– Но какое отношение всё это имеет к творчеству? – нетерпеливо перебила меня Эльвира Анатольевна.

– В основе любого творчества, – спокойно продолжил я, – лежит всё тот же отклик в душе на господство той или иной силы. Феномен этого отклика, как отмечает мудрец Цзун Бин в своём трактате «Мин Фо лунь» – «Рассуждении о свете и Будде», есть мистическая манифестация духовного взаимодействия кармы во вселенной. Художник, изображая священные горы, стремится добиться того, чтобы воспринятое глазом вызвало отклик в сердце, и чтобы впечатление от изображения гор и воды было таким же, как и в созерцании их в самой природе. То же самое происходит и в творчестве литератора, когда он стараясь изображать своих героев, пытается вызвать в сердцах читателей естественные чувства симпатии или неприязни к тем или иным персонажам. По мнению Цзун Бина, существует постоянное взаимодействие между духовным воплощением некоторых форм через блуждания духа кармы между этими вещами и соприкасающимися с ними существами. В третьем веке другой мудрец Лу Цзи в своей «Оде изящному слову» – «Вэнь фу», показывая, как поэт входит в общение с природой и позволяет своему духу блуждать в восьми пределах мира, раскрыл тайну поэтического творчества в следующих словах: «Я вникаю теперь в пустоту и в безжизненный нуль, чтобы потребовать там бытия; я стучусь в безмолвие мрака, чтобы зазвучал он. Затем я разбрасываю повсюду живые иероглифы, роскошные и наполненные ароматом. Я полностью погружаюсь в медитацию, и когда достигаю определённой глубины, мой дух освобождается от всякой частной мысли. Я приобретаю способность заключить небо и землю в клетку слов, и, осознавая свою силу, восклицаю: «Я могу вместить всю бесконечность и всё пространство в один клочок чистой бумаги и сделать так, чтобы из моего сердца излился поток вод». Как видите, такое сердце, величиной с зёрнышко, являясь вневременным местом, может вместить в себя всю Вселенную, где большое астральное тело природы преобразуется в мельчайшее, но живое. Поэтому творение может вместить в себе обширный мир, и стать более сущностным, чем сам мир, потому что оно лишено тяжеловесности и передаёт дух бессмертных. Это зёрнышко способно слушать музыку Вселенной.

– Что ещё за музыку? – недовольно произнесла Эльвира Анатольевна.

– Музыку о которой говорил Лу Цзи в своей «Оде изящному слову», – сказал я, – это прежде всего конгениальность, то есть, созвучие искусства с высшей музыкой небесных сфер, и гармония между инструментом и исполнителем, а также между исполнителем и слушателем, без которых наступает измельчание. Это также гармоничность тона, или иным словами, правильное отношение тонов, отсутствие чего приводит к слабости. Это и выражение чувства печали как знак подлинного искусства, без чего все чувства становятся пустыми. Это строгость в выражении эмоций, которая всегда считалась сдержанностью и правильностью. И, наконец, это – сочность самой текстуры, насыщенность знаков изображения, без чего рождается сухость и аскетизм выражения.

– И как же это добивается? Я имею в виду такое состояние, когда человек начинает слышать небесную музыку? – спросила Эльвира Анатольевна снисходительным тоном.

– Нельзя забывать, – ответил я ей, – что искусство – это прежде всего созерцание. Поэтому углублённое созерцание жизни и является главной задачей искусства. Например, мудрец Ван Сичжи советовал своим ученикам сгущать свой дух, но в таких пределах, чтобы не попасть в ловушку собственной сосредоточенности. Потому что если фиксировать дух на одном, вызывая его образ, то невольно отказываешься от свободной игры своей собственной натуры, и оказываешься скованным эти образом. Чтобы этого не получалось, и была разработана дзэн-методика медитации. Ведь дзэн, или как говорят китайцы чань-медитация, обладает одной особенностью, которой вы, европейцы, называете странностью, когда в самом обыденном видят немыслимое. Когда с необычайной лёгкостью сводят, казалось бы, неразрешимые проблемы к житейскому пустяку. Ведь для того, чтобы увидеть мир, его нужно вывернуть наизнанку. Я и хочу научить ваших учеников этому видению, открыть перед ними при помощи искусства и философии дзэн этот своеобразный антимир, где главными являются алогизм и антимотивация.

– Но это же самое настоящее сумасшествие! – воскликнула перепуганная и возмущённая Эльвира Анатольевна. – Это же уничтожение всего святого, всех наших устоев. Вы хотите, чтобы наших учеников из стен училища сразу же развозили по домам умалишённых?! Да какое вы имеете право на этот эксперимент?!

– Да, – ответил я твёрдо, – я принёс вам не мир, а меч. Я хочу разрушить ваш мир и ваше обычное представление о нём, наполнить его бессмыслицей и абсурдом, сделать их очевидными вещами. Но вы сами поймёте, что эта бессмысленность имеет свою железную систему и стройность, потому то она призвана противостоять скуке вашего здравого смысла. Ведь вы же являетесь так называемыми представителями искусства, но ваше искусство ничем не отличается от пошлой обыденности, оно не только не вносит в нашу жизнь какую-то свежую струю очищения, но ещё больше засасывает в свою трясину скуки, хандры и деградации. Разве к этому призвано вести истинное искусство? Один японец говорил, что дзэн призывает к редукции спекулятивных элементов всех учений, к развитию гротеска в поведении и в искусстве, к пафосу выворачивания ценностей наизнанку, антиинтеллектуализму и высокой оценке физического труда, к психотехнике ошеломления, чтобы высвободить человека от зашоренного взгляда на мир. Потому что лишь гротеск становится формой свободы, допускающем свободу личности только как нечто нечаянное, алогичное и юродское.

– Не знаю, кто вы, – сказал, насупившись, Тихон Витальевич, – дьявол в христовом обличие или Христос в дьявольской шкуре, но полагаю, что после вас из стен нашего училища выйдет много хулиганов и отщепенцев.

– А вы не допускаете мысли, – спокойно спросил я его, – что, познакомившись с моими идеями, из вашего училища может выйти плеяда гениев и будущих пророков, которые могут повести за собой многих представителей молодого поколения к решению всех накопившихся в нашем больном обществе задач? У них появится новый взгляд на вещи, которые считаются в данное время ценностями, и которые мешают сейчас нашему развитию. Ведь когда-то в древности двадцать восьмой буддийский патриарх Бодхидхарма, которого называли «цзочань бигуаньжэнь» – «человеком, сосредоточенно сидевшим и уставившимся взглядом в стену», вот так же узрел всю глупость и беспомощность общественной взглядов своего времени и направил мысли людей в другое направление, открыв перед ними совсем другой мир с иными ценностями и понятиями. Благодаря ему родилось множество гениев, великих мастеров искусства и литературы. Дзэн-учение обрело новое дыхание в буддизме и преобразило мир. Он по-новому определил претворение правоты сердца человека в созерцательной чистоте, когда люди научились видеть мир собственными глазами без посредников и учителей с их заблуждениями. Люди в своих мыслях и чувствах стали независимыми и научились сами открывать тайны мироздания, видеть то, что раньше было срыто от их глаз, слышать то, что раньше они не могли услышать. Они перестали быть взрослыми и стали детьми с их невинным и неиспорченным взглядом на мир. Вот таких детей я бы и хотел воспитать из юношей и девушек вашего училища.

– И всё же мне непонятно, – не сдавалась Эльвира Анатольевна, – помимо того, что вы, как говорите, научите студентов смотреть на мир другими глазами, чему ещё вы сможете научить?

– Я научу их мыслить по-другому и подлинно жить, – ответил я, – кроме дзэн-видения, я передам им ещё и дзэн-мышление. Я избавлю их от дуализма, раздвоенности. Во времена танской династии шестой патриарх школы чань Хуэйнэн научил своих монахов быть целостными личностями. И сделал он это просто. Соотношение субъективного и объективного, индивидуального и универсального он представил, как единство структуры как макро– и микромира, с одной стороны, так и тождество этих миров, нерасчленённость субъекта и объекта – с другой. А коррелятором абсолюта сделал высшее индивидуальное начало. Он утверждал, что духовная трансляция является кармической трансляцией, где знак-символ личности преобразуется из созерцания чистоты. Он считал, что не существует иерархии мест и ситуаций, могущих стать условием для просветления. Он говорил, что тот, кто воплощает состояние самадхи – просветления, делает это повсюду: ходит ли, стоит ли, сидит или рассуждает о чём-нибудь. В любом месте и постоянно он претворяет прямоту сердца. В его учении тождество с целостностью бытия мыслится как импровизация, не требующая никаких научных слов или систем. Всякая система – помеха. Истина раскрывается, когда её перестают искать. В жизни невозможно жить в какой-либо структуре, потому что жизнь сама – не предсказуема. Поэтому всегда на первое место выступает божественный случай, который рушит любую структуру. Поэтому мыслители школы «сюаньсюэ», доискиваясь тайны и ожидая от возврата к спонтанному свободы и подлинной жизни, воспринимали это учение как знание без учителя. Они сами учились, как находиться вне суетного мира и заниматься при этом мирскими делами, как быть мудрецами, объемлющими первоначальную простоту, как приводит в гармонию внутреннее и внешнее в человеке, занимаясь мирскими делами и вместе с тем отдаваться беззаботным скитаниям. Мудрец Сэ Линъюнь говорил, что озарённый не видит более различия между бытием и небытием, он не отличает своё «я» от другого. Невозможно сравнить видение мудрого и святого. Между ними – бесконечность. Между пробуждением и состоянием пусть самой высокой мудрости, которая ему предшествует, лежит пропасть. Поэтому, пробудившись, человек перестаёт мыслить, так как перестаёт искать истину. Мудрый совершенствует своё око, вступает в глубокое единство с объектом, поэтому у пробуждённого рождается новое, сияющее око, подобное солнцу и луне. Лаоцзы так преобразовал своё тело, что его левый глаз стал солнцем, а правый – луной. При этом человеческий дух превращается в освещение или отражение. В жизни самым важным для человека является самовоспитание, когда человек отучивает себя мыслить, то есть, когда он заканчивает глубокое осмысление в своём развитии. Когда он мыслит, то истина к нему приходит постепенно, но когда он перестаёт мыслить, то истина является к нему внезапно. Поэтому мышление не в состоянии передать сверкание абсолютной жизни. Поэтому истинный художник пишет в состоянии экстаза, удаляясь от вещей, чтобы сосредоточиться в пустом центре космической круговерти. В это мгновение дух становится творцом. Он отражает Истину. Он сияет Истиной, поднимаясь над дуальностью, выходит из неё, преодолевает состояние противостояния истины и заблуждения. Именно это имел в виду Чжуанцзы, когда говорил о бесплодности противостояний. Вот его слова: «Есть правда и неправда, естественное и неестественное. Если правда действительно является правдой, то она отличается от неправды, и не о чём тут спорить. Если естественное действительно является естественным, то оно отличается от неестественного, и тоже не о чем тут спорить. Забудем о течении времени, забудем о разрешении, что такое правда и неправда, достигнем бесконечности, чтобы постоянно в ней пребывать». В действительности всё является лишь иллюзией, если оно не является светом, замкнутым в себе и излучающимся через себя. Чжуанцзы назвал это «баогуань» – «завёрнутый в себе свет» – свет, который спрятан в самом себе, своё собственное излучение. Свет и есть та истина, которая пребывает в недифференцированном Едином.

Услышав эти слова, Эльвира Анатольевна поджала губы и не произнесла больше ни единого слова, а Тихон Витальевич не удостоил меня ответа, показывая всем своим видом, что имеют дело с умалишённым, с которым и спорить-то бесполезно. Борис сидел молча, и только хитрая улыбка блуждала на его устах. Директор рассмеялся и сказал:

– Ну, что? Как я вижу, наша дискуссия закончилась ничем. Каждый остался при своём мнении. Но это и замечательно! Поэтому я считаю, что это прекрасно, когда в нашем училище будет царить плюрализм мнений. Так что давайте свои знания учащимся, а что они примут на вооружение – это будет их выбором. Мне нравится такая постановка вопроса. Считаю обсуждения кандидатуры нового преподавателя законченным. Можете расходиться по своим аудиториям.

Мы с Борисом тут же встали и вышли из кабинета директора.

– Давай вечером встретимся у тебя и обмоем твоё начало учительской карьеры, – смеясь предложил мне Борис.

Я не возражал.