Театр теней

Дацан

Другим моим учителем стал молодой бурят, служивший послушником в одном буддистском дацане и занимающийся хозяйством. Он работал на ферме монастыря и привозил на лошади в наш городок молоко на продажу. Он был чем-то похож на моего сидячего черного божка Будду. Но его почему-то многие в нашем городке считали шаманом. Он всегда курил трубку, с которой практически не расставался. Тем не менее, все знали, что он практикует тибетскую медицину, и многие обращались к нему со своими болезнями. Он их вылечивал. Особую доброту он проявлял к детям. Мы всегда окружали его гурьбой, когда он приезжал в наш городок с бидонами молока на своей старой кляче.

Однажды он дал мне покурить из своей трубки. Когда мать об этом узнала, то отругала. Но дал он мне покурить не случайно. Помню, что после того, как я вдохнул в себя табачный дым и закашлялся, он рассмеялся и сказал мне: "Никогда больше не кури, потому что это вредно. Человек, который начинает курить, уже не может отвыкнуть от этой привычки. Лучше, "занимайся искуриванием семян из копилки общего сознания".

После этих слов я ни разу в жизни ни взял в рот ни одной сигареты, но тогда я не понял его слов об "искуривание семян", и, только повзрослев, я догадался, о чём он хотел мне этим сказать. Позднее он стал настоятелем дацана, и когда мы встречались, как уже старые знакомые, я не упускал случая вступить с ним в умозрительную беседу. Речь всегда шла о буддизме, интерес к которому зародил во мне ещё бывший военнопленный Охара. В это время я и узнал, что значили слова "искуривание семян из копилки общего сознания". Курить он уже бросил, потому что, как я понял, научился "искуривать эти семена". Под общим сознанием он понимал весь набор истинных знаний, открывшихся когда-то человечеству. Эти знания были природными, которые позже человек заменил своими искусственными. Соотношение этих знаний между собой можно было сравнить со светом и тенью. То, что было по своей сути истинным, у человека стало ложным. Общее мировое сознание отдалилось от человека, и для того, чтобы в них проникнуть, человеку и нужно было по семечку искуривать их из той закрывшейся сферы, которая стала для него тайной и недоступной. Человек уже не знал правды и истины, он мог только о них догадываться. Но чтобы понимать их, нужно было посредством интуитивных чувств постигать совершенные мысли.  Это и называлось искуриванием семян из общей копилки сознания, чем занимались все мудрецы и учёные. Кое-кому удавалось проникать в эти высшие сферы, но для многих из них двери туда и по сей день остаются закрытыми.

Однажды я спросил монаха: "Что же это такие за семена, которые нужно искуривать из всеобщей копилки сознания"? На что он отметил: " Мы, буддисты, всё в мире, что имеет тела, называем вещами. Это – и камень, и дерево, и птица, и зверь, и человек.  Вещи в природе не имеют имён. Это человек дал им имена. Но все вещи имеют свою сущность. Поэтому нужно знать не их имена, а их сущность, что человек, держась за эти имена и их обозначения, сделать не может. Каждая вещь имеет свой свет и своё сияние, но человек видит только тень этой вещи, и в своём сознании манипулирует только ими, классифицируя их по признакам похожести. Но в мире нет ничего похожего друг на друга, каждая вещь обладает своей только присущей ей сущностью. А этого часто человек не замечает.  От этого у него и происходит непонимание мира, и вытекают все его ошибки. Узнавание истинного света вещей и называется "искуриванием семян из общего сознания".  Потому что к вещам, непохожим друг на друга, нельзя относиться одинаково, ко всему нужно иметь свой подход. Но и это не главное. А главное – то, что все вещи взаимодействуют друг с другом, и любое действие на них вызывает противодействие. От этого происходит постоянные столкновения и рождается напряжение в мире. И это не всегда люди учитывают. Поэтому мудрецу, чтобы сохранить в мире спокойствие в вещах, нужно оставаться всегда пассивным, созерцать мир и не пытаться его изменить. Всё, что происходит, должно происходить своим путём. Ведь влияния на весь мир он никогда оказать не сможет. И что должно осуществиться, то и должно осуществиться". – "Но как же так? – возразил я ему. – Если мир начинает гибнуть, то я должен сидеть, сложа руки, и наблюдать, как он гибнет?" – "Твоё вмешательство только ускорит его гибель, – заявил он мне, – можно легко научиться воздействовать на мир, но будет ли тебе и этому миру от этого польза? Ведь пока что человечество постоянно совершает только одни ошибки. Войны вокруг идут беспрестанно. Единственно, о чём должен думать человек, это – то, как ему сохраниться в этом мире, чтобы исполнить своё предназначение. Но вся трудность заключается в том, что европейский человек постоянно живёт чувствами, а ни умом. Так уж получилось, что по своему воспитанию у него чувства и разум находятся в постоянном противоречии. На Востоке у людей не так. У них мысли и чувства находятся в одном месте, в сердце. Поэтому они думают о том, что делают, и делают то, о чём думают. В Европе всё обстоит иначе, там часто совершают необдуманные поступки, поэтому европейцы постоянно страдают от войн".

То, что он сказал, я как-то пропустил мимо ушей и спросил его:

– Так всё же, можно ли как-то воздействовать на вещи?

Это меня тогда больше всего интересовало.

– Да, – сказал он, – но это можно делать, только тогда, когда человек пытается, познав истину, открыть её другим.

– Но как это делать? – спросил я.

– Но тогда уже не ты будешь использовать её, а она тебя, – сказал он, – для этого, нужно проникнуть в эту вещь, или в её сознание, и захватить её, но нужно помнить, что когда ты проникаешь в неё, то эта вещь может захватить и тебя. Поэтому в этом проникновении нужно всегда быть осторожным. А лучше всего – этого не делать, чтобы оставаться самим собой. А если при захвате этой вещи проявляется жадность, корыстолюбие или иные пороки человека, то эта вещь может погубить человека. Но самое главное в этом осторожном деле – не проявлять дьявольского поспешия, как говорили ваши оптинские старцы в своих молитвах.

Этот монах давал мне великие уроки жизни. Но главный урок он дал мне, раскрыв тайну «Сутры величия цветка», названной буддистами яшмовой сутрой. В буддистском мире считалось, что текст этой сутры, состоящей из ста тысяч гатх, якобы не сохранился. Но это не так. Аватамсака-сутра никогда не писалась на санскрите, потому что в первоначальном виде она появилась сразу на китайском языке, что до настоящего времени остаётся самой большой загадкой в истории. Изначально она уже была создана Буддой по-китайски. Эта сутра имеет огромную силу, так как в ней идея «отсутствия преград» воплотилась в жизнь через это учение. И преграды перестали существовать между абсолютным и феноменальным уровнями бытья, с одной стороны, и между феноменами – с другой, то есть, тождественность двух уровней и компонентов второго. Проще сказать, речь идёт об Едином, некой полной и всеохватывающей общности, которое в свою очередь представляет собой не что иное, как тело Закона Будды, чрева татхагаты. Постижение этого учения открывает перед человеком неограниченные возможности: он может преображаться в любые вещи, высвобождаясь из своего тела, а его тело при этом приобретает одновременно с этим некую твёрдость текучей субстанции, которая может мгновенно затвердевать до состоянья крепости яшмы. Человек, владея яшмовым подвижным телом, способен преодолевать все границы и преграды, так как обладает всеми структурами дхарм мира в одном теле и в одном сознании. Такие вещи в открытом доступе не бывают, вот почему эта сутра считается утерянной, а секреты постижения такого состояния и овладения им передаются всегда устно от учителя ученику.

Я не был учеником этого монаха, ставшего позднее просветлённым, но в ходе наших бесед сумел проникнуть в тайны этого учения сам.

О если бы я не забывал его слов, и помнил их всю свою жизнь, то со мной бы не случилось бы никакого несчастья!

Уже в юности я понимал, что в мире всё не так просто, и для того, чтобы что-то понять, нужно было обострять своё сознание, чтобы возникали интуитивные чувства и совершенствовались мысли. Ведь этому способствовали все мои учителя и наставники моего детства и отрочества, заменившие мне чёрного божка, и помогающие моему ангелу воспитывать меня.

Чувства и мысли

Эти люди оказали на меня большое влияние, демонстрируя свои знания и мастерство. Они как бы создавали совсем иную основу восприятия этого мира. Мне трудно объяснить это словами, да и многое они мне не говорили, а если бы и говорили, то в том возрасте я этого бы всё равно не понял, но они учреждали в моём сознании некую систему знаков запрограммированного кода, наподобие музыкальных нот, собрания волшебных смешений оттенков или таблиц вкусовых особенностей, вызывающих удовольствие, некий математический ряд символов, позволяющих ясно и доходчиво передавать мысль. Они как бы знакомили меня с некими зашифрованными астрономическими формулами, дающими мне возможность без особых усилий находить путь к Истине, а через чувственное восприятие проникать в тайные глубины мирового сознания. Обладая этим обширным чувственным и мыслительным диапазоном, я безошибочно мог найти общий знаменатель для всех дисциплин, а также охватить и объединить несметное множество координатных рядов.

Таким образом все мои пять чувств ещё до школы получили такое развитие в ощущении мира, что благодаря этим свои способностям я научился проникать в те сферы сознания, которые были закрыты для обыкновенных людей. Эти чувства помогали мне быть бодрым во время сна и тонко и остро ощущать те едва уловимые и скрытые от многих людей движения яви, которые происходили во время моего бодрствования, позволяли мне догадываться о многих событиях. Они доставляли мне особую радость от осознания того, что я чувствовал некие необычные флюиды в кажущейся обыденности, которые позволяли мне глубже раскрывать этот мир и узнавать его тайны.

Нет, я не впадал в метафизику, просто очень часто видел такие стороны действительности, какие не удавалось видеть никому. Так я тогда считал, но только намного позже понял, что такое видение мира присуще многим избранным людям, которые сумели преодолеть порог своего сознания, потому что атмосфера развитой чувствительности не только выражалась благодаря моей впечатлительности, но присутствовала в реальном мире, правда вот найти вхождение в её реальность удавалось не каждому. В этой атмосфере, как нигде, гармонично сочетающиеся дух и душа преобразовывались в некое волшебное творчество, когда мир наполнялся ни только красотой гармонии, но и постижением некой открытости, которая позволяла проникать в истинные изменения действительности, и ни только проникать, но и участвовать в этом творении и творчестве мира. Можно сказать, что мир открылся мне перед школой и я уже знал все тайны этого мира, и для меня уже не составляло особого труда постижение того, что старались вкладывать в наши головы учителя, потому что я знал, что все эти знания – ложны, так как истинный мир находится за порогом их сознания.

Я как бы впервые соприкоснулся с ощущением двойственности, когда принимаешь чьи-то правила игры, но видишь, что вся эта игра не настоящая, а настоящие события развёртываются на фоне этой игры, и очень часто своим исходом опровергают всё то, на чём строится мир этих игроков с их правилами и убеждениями. Ведь очень часто люди стараются жить как бы умозрительно, полагаясь на вещи, которые они сами придумали, и поэтому их зрение и слух уже заранее обременены этими заблуждениями и иллюзиями, потому что истинное движение реальности они не способны ощущать. Поэтому и происходят все их несчастья как неожиданный и неотвратимый рок. Ещё бы?! Когда человек идёт в потёмках, не видя ни дороги, ни слыша угрожающего впереди шума водопада, он не способен отклонится от разверзнувшейся перед ним бездны. Что ж касается меня, то мои зрение и слух, благодаря природной школе, никогда не подводили меня, и играли направляющую роль в моём мышлении и восприятии мира, в какие бы абстракции меня потом не погружали взрослые. Мне удавалось всю жизнь оставаться ребёнком с широко раскрытыми глазами на мир.

Очень часто истинный мир прорывается в сознание обывателей через гениальность великих людей. Например, через музыку Моцарта. Но, как правило, обыватели только этому удивляются. Они поражаются открывающимся перспективам, но не далее этого, они могут некоторое время любоваться и даже наслаждаться этими видениями, но жить в той сфере они не могут, потому что эта сфера чужда им. Один гениальный мыслитель как-то заметил: "Блажен тот, у кого есть пристанище в собственном сердце". Очень справедливые слова. Потому что каждый человек выстраивает свой мир прежде всего в своём сердце, и если что-то ему не подходит по убеждениям или просто не соответствует его собственному комфорту, он это отвергает. Мы все – разные, и идём в этом мире разными путями. Кто-то находит путь к истине, кто-то заблуждается, а кто-то его даже не ищет. Но от этого мир не меняется, как и не меняется сам человек. Можно жить счастливо, заблуждаясь, можно совсем не искать никакого пути, но быть самым счастливым человеком в мире, а можно, обретя этот путь, стать несчастным, потому что, как написано в Библии, знания порождают печаль. Но всё же есть разница между этими людьми, находящими пристанище в своём сердце. Одни находятся в бытье, а другие – в постоянном становлении.

Взаимодействие света и тени

Мир – это и есть самый настоящий театр теней. Тени нас сопровождают повсюду, как переживания, или как воспоминания о ярких запоминающихся людях, которые нам встречались в жизни. Мы и сами являемся тенями, но не можем увидеть свою тень, потому что, чтобы её увидеть, нам нужно отстраниться и посмотреть на себя как бы со стороны, что мы не в состоянии сделать.

Это и доказывает, что мы являемся такими тенями. Но мы можем стать и светом.  А свет и тени – разные вещи. Ведь кто-то всю жизнь в нашей памяти горит нам огоньком или путеводной звездой, а кто-то остаётся простой тенью. Но будучи светом или тенью, все мы, так или иначе, вынуждены играть в этом театре какие-либо роли, стараясь проявиться или отличиться от других теней. Кто-то из нас только поглощает свет, а с кем-то случаются озарения, рождающие великие мысли.

По-настоящему идея получения яшмового тела и обретения бессмертия овладела мной намного позже, когда я попробовал свои силы преподавания в театральном училище. Тогда я и решил проделать с собой этот эксперимент, о котором когда-то говорил с моим учителем-японцем Охара. Для того чтобы стать бессмертным, мне нужно было побывать в «шкуре» двенадцати животных восточного зодиака. Свои обретения даосских знаний я начал с крысы, хотя по гороскопу являлся собакой.

Чтобы войти в состояния крысы, мне нужно было представить в своей потайной комнате, которая находится в моей голове, что я превратился в крысу. Закрыв глаза и погрузившись в медитацию, я попытался проникнуть в эту комнату и создать в ней образ крысы. Сделать это было не сложно, так как я уже в какой-то степени насытил себя знаньями о Дао. До этого времени я уже привык на каникулах уединяться в горы и обживать звериные пещеры, поэтому никогда не боялся замкнутых пространств. Пещеры для даосов символизировали отрешённость и созерцательную жизнь, они пребывали в них для того, чтобы там медитировать. Спрятанные в чреве природы, они как дети в лоне матери, представляли, что находятся ближе к питательному источнику. Из всех зверей больше всех на даосов походили крысы. Медитируя в этом направлении, я вдруг ощутил, что превратился в крысу. Поэтому порог театрального училища я переступил, будучи крысой.

Стать крысой нелегко, потому что для человека это самое большое унижение. Крыса со змеёй – самые маленькие существа, и на всё должны смотреть снизу-вверх. В христианских странах змею не любят, а к крысе относятся с омерзением. Но всё же крыса со змеёй имеют большое преимущество перед другими зверями из-за своих малых размеров. Они могут проникнуть туда, куда не способны проникать другие. Став крысой, я сразу же поставил перед собой две цели: первая – научиться говорить без слов; вторая – обрести критический взгляд на мир. Так как крысы обходятся без слов, внушая друг другу свои пожелания или мысли через расстояния, то и я захотел обучиться этому искусству. Начиная этот эксперимент, я поставил перед собой задачу и постановил за правило следовать образцу поведения тех тварей, в которые я должен был перевоплотиться. Поэтому выйдя ночью на улицу, я попытался незаметно, не привлекая внимания к себе никого, просочиться в такие места, в которые человек при всём своём желание не в состоянии проникнуть. Но сделать это при моих человеческих габаритах было сложно, поэтому мне нужно было или обратиться в воображаемую крысу, или, проникнув в сознание настоящей крысы, очутиться на некоторое время в её теле. Я знал, что природа разнообразна в своих проявлениях, создавая разные виды тварей, и для того чтобы перевоплотиться в одну из них, достаточно согласоваться с этим вечным порядком и многообразием, чтобы обрести счастье и безмятежность, то есть, почувствовать полное завершение предначертанной судьбы. Ведь всегда так сложно быть удовлетворённым своей долей в жизни, живя в собственной сфере обитания. Поэтому иногда стоит покидать её и обретать свободу в согласии с таинственными силами, которые ежедневно проявляются в нашей жизни.

Крысиная жизнь

Думая об этом, я дошёл до городского парка и сел на скамейку. Вдруг рядом с собой я услышал шорох в траве. Присмотревшись в темноте, я заметил на дорожке крысу с длинным хвостом, большую омерзительную крысу, которой я хотел стать. Превозмогая отвращение, я направил к ней свои мысли.

И вдруг я увидел мир другими глазами. Я видел дорожку и сидящего на скамейке человека. И я понял, что вижу себя как бы со стороны. «Вот так метаморфоза!» – удивился я, воскликнув, но при этом не издав даже писка. «Так вот, значит, как говорить без слов», – подумал я. Но что меня поразило, так это то, что, оказывается, объект может видеть себя со стороны, как бы отстранившись от своего «я». Вот что значит объективная и субъективная точка зрения. Так кем я являюсь в данный момент, объектом ли субъектом? И как можно так преобразиться, что выйти из своего «я» ?!

Крыса тут же куда-то побежала, и я отдался её воли. Парк находился на холме, внизу которого тянулась улица, одним концом упиравшаяся в набережную, а другим – в автовокзал. На ней находились: прямо внизу рынок с универмагом, а рядом с ним театральное училище, слева которого тянулись здания ортопедической клиники, средней школы, магазинов и жилых домов. На перекрёсте стояла церковь, и ниже её располагались, вплоть до набережной корпуса медицинского института, студенческие общежития и университетская клиника. Справа улицу окаймляли здания городской больницы, пожарной службы с высокой каланчой, и ряд деревянных строений и домов вплоть до автовокзала.

Спустившись с холма, крыса пересекла довольно оживлённую улицу, несмотря на поздний час, ловко избегая колёс несущихся машин, и вышла на рыночную площадь, заставленную рядами пустых деревянных прилавков. Прошмыгнув мимо них, она ловко взобралась по доскам небольшого настила на строительные леса, стоящие у стен большого крытого рынка и через вентиляционную шахту пробралась в торговый зал. Здесь была совсем другая картина, было тихо и безлюдно, на потолке горели лампы дневного свечения и освещали прилавки и закрытые ларьки. Но, несмотря на это спокойствие, в зале было всё же оживлённо. По полу сновали крысы то в одном, то в другом направлении. Люди, думающие, что их съестные припасы хорошо припрятаны, очень ошибались. Для крыс не существовало закрытых коробок и запертых ящиков. Всё легко открывалось, и везде были лазейки. По ночам здесь собирались крысы со всего города и устраивали самые настоящие гастрономические оргии.

И тут я нос к носу столкнулся с другой крысой. Она посмотрел на меня своими выразительными глазками-бусинками, и я услышал вдруг голос. Вернее сказать, не услышал, потому что в тишине кроме шороха ничего не было слышно. Но голос был, это был молчаливый голос, но он звучал в моей голове.

«Ну что хвостатый усатый ещё не набил своё брюхо только что пришёл но уже к шапочному разбору такую возможность упустил ты мы только что раздербанили один ящик с отличнейшим печеньем всё съели даже саму коробку сожрали чтобы на нас двуногие не думали они же все такие кретины с ними только нужно быть осторожными утром они будут ссориться между собой  обвиняя друг друга в краже странные существа имея столько запасов еды они не способны даже поделить её меж собой у них столько пропадает добра одна подруга со свалки сказала мне что каждый день туда привозят целые машин несъеденных припасов они просто их выбрасывают дарят нам подкармливают нас хотя многие из них не всегда сами бывают сытыми ну уж такая у них идеология кто не работает тот не ест и поэтому горы еды выбрасывают несъеденными ими питаемся мы да ещё чайки прилетающие со стороны реки как видно на свалки больше еды чем в озере двуногие же нас хоть и презирают но кормят до отвала странные они существа говорят что среди них есть тоже двуногие крысы вот бы посмотреть на одну такую и они им приписывают такие свойства которыми мы совсем не обладаем у них есть даже год крысы они считают нас агрессивными и неуравновешенными думают что мы находимся в  постоянном возбуждении но это ведь не так я читаю что самими агрессивными возбудимыми и неуравновешенными являются как раз двуногие мы же представляем полную противоположность им мы умнее их то что мы приобретаем никогда не выбрасываем а съедаем к тому же нам не надо столько сколько надо им поэтому их двуногие крысы всегда ссорятся скандалят и устраивают из всего беспорядок они не могут обходиться без друзей а собравшись вместе промывают друг другу косточки злословие для них является любимым занятием поэтому они не способны на дружбу у них никогда не бывает настоящих друзей они никогда никому не доверяют во всём ищут личную выгоду и стараются из всего извлечь пользу при этом ещё пытаются всем понравиться более лицемерных существ нет в мире они не ограничивают себя ни в чём и постоянно тревожатся о своём будущем стараются всегда что-то отложит на чёрный день но этот чёрный день у них случается ежедневно поэтому и собирают всё ненужное что им вообще не может пригодиться в жизни но если посмотреть на них с нашей точки зрения то все они огромные скряги и сутяги за своё готовы друг другу перегрызть глотку вот если что-то я имею и у меня набит живот то я всегда поделюсь с тобой оставшейся пищей у них же этого нет что моё то моё если даже испортится всё равно оно останется моим вот такая у них идеология к тому же у них очень развито воображение чего они только не напридумывают себе строят всякие теории и представления далёкие от жизни одним словом живут в своей выдуманной среде которая ничего общего не имеет с действительностью и сами создают абсолютно ненужные вещи без которых вполне можно обходиться что их и приводит к саморазрушению они даже научились всё уничтожать ради собственного удовольствия более того они стараются во всём быть последовательными и если избирают какой-то путь к самоуничтожению то уже идут по нему до конца без всякой оглядки поэтому у них ничего не получается в жизни всё что они создают разрушается любое их дело обречено на провал поэтому они вечно всем недовольны не понимая того что самая правильная жизнь это жизнь естественная но они глупы и свою глупость скрывают под хитростью чаще всего каждый их них старается прожить за счёт другого они считают нас паразитами но сами постоянно паразитируют везде и во всём потому что от природы все они ленивы и являются бесполезными для мира тварями которые в добавок и разрушают наш мир и умственно и физически они настолько деградировали по сравнению со своими предками что в скором времени сами и вымрут в этом мире и это будет справедливо потому что худших существ ещё никогда не носила земля…»

Услышав эти нелицеприятные излияния крысы, я тут же отключился от крысиного сознания и пришёл в себя, обнаружив к своему удивлению, что проспал на этой скамейке в парке всю ночь.

Выйдя из парка, я отправился побродить по улицам утреннего города. Многие люди спешили на работу или на службу. Все они в своей одноликой серой массе походили друг на друга, как крысы, снующие по торговому залу ночного рынка, но всё же каждый из них нёс в себе свою вселенную и имел свои ярковыраженные свойства. И среди них были двуногие крысы, которым дала такую меткую характеристику моя ночная незнакомка. И я подумал, а ведь проникнув в характер человека, наверное, можно узнать, о чём он думает. Я стал внимательно вглядываться в лица прохожих, но так и не смог проникнуть в их мысли. А во время моего сна мне показалось, что я научился говорить без слов и понимать мысли собеседника, не раскрывающего рта. Я увидел одну пожилую женщину, похожую на мышку, которая шла в длинном плаще и несла в руках пакет и сумочку. Она остановилась возле витрины магазина, и вдруг я явственно услышал тот же голос, которым вещала мне ночная незнакомка.

«Неплохо было бы купить этот заварник он такой элегантный и ручка у него необычная этот изгиб для благородных рук наконец-то научились что-то у нас делать возвращается то благородное время, когда можно почувствовать себя светской дамой такие вещи облагораживают дом, но с моей жалкой зарплатой вряд ли я доживу до изящных вещей…»

Она пошла дальше, и я вспомнил, где я её видел. Когда мы впервые переступили порог театрального училища вместе с моим другом Борисом, который привёл меня на собеседование к директору училища, она встретилась мне в коридоре с папкой в руке. Это была завуч Эвелина Анатольевна, о которой мне рассказывал друг, преподававший там студентам историю искусства.