Парижские тайны фрейлейн Руди

© Влад Евгеньевич Ревзин, 2020

ISBN 978-5-0051-6848-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

17 мая 1941 года, серый ветреный день; на башне Святого Стефана 13 тонный Биг-Бен отбил пять раз.

Ага́та Мэ́ри Клари́сса, ле́ди Ма́ллоуэн, гораздо более известная, как писательница Агата Кристи, следила, как молодая девушка наполняла чаем чашку из сервиза «Граф Блайнд». Горячая струя цвета старого коньяка закручивалась в белизне фарфора.

Официантка вернула серебряный чайник времен короля Георга на большой серебряный поднос с бортиками, подвинула розетку с абрикосовым джемом и удалилась. Аромат смеси индийского, лапсанг и еще какого-то чая, настоянных на кипятке, достиг ноздрей пятидесятилетней леди, обещая самые приятные ощущения.

На фарфоровой этажерке расположились двойные сдобные булочки, великолепное сливочное масло, лимон на тарелочке, и чуть дальше, – сливки в тонком молочнике.

Когда она бывала в Лондоне, всегда старалась навестить это место.

Отель «Лангам» расположился в верхней части улицы Риджент-стрит, всего в 5 минутах неспешной прогулки от станции метро Oxford Circus. Более 70 лет отель принимал высокопоставленных лиц, в его стенах останавливались члены королевских семей.

В этих старых стенах, как говорят, прячутся привидения. В номере 333 постояльцы и горничные не раз видели образ солидного мужчины, облаченного в костюм времен эпохи Возрождения. Среди привидений отеля очевидцы с точностью опознали Наполеона III и немецкого принца, который не раз останавливался в отеле во время своих визитов в Лондон.

В свое время в Лондоне было немало гостиниц, подобных отелю «Лангам». Но менялись времена; потом настал Blitz¹. К лету 1941 года здания справа от нее и чуть дальше влево были разрушены, мостовая перед зданием изрыта, нижнюю часть больших окон закрывали мешки с песком; но сам отель уцелел.

Госпожа Кристи взяла узорными щипцами кусок сахара, бросила в чашку, размешала ложечкой с гербом; отпила маленький глоток ароматного напитка и блаженно прикрыла глаза. Открыла, чтобы увидеть, как внутренняя вращающаяся дверь пропустила женщину средних лет в темно-оливковом платье, с широким поясом, и легкомысленной шляпке с цветами.

Писательница ждала именно ее к пятичасовому чаю. Звали ее Маргарет Кид, они были знакомы со времен путешествия по Ираку в 1930 году.

Агата Кристи помахала подруге рукой.

Через минуту Маргарет уже сидела за столом и с одобрением осматривала чайные принадлежности.

– Как здесь мило. Привет, Агата.

– Привет, Мэгги. Как твои дела? – поинтересовалась Кристи.

Мэгги явно была возбуждена неким событием, – глаза блестели, лицо раскраснелось, движения порывистые. Она явно готовилась облегчить душу, которую жгло изнутри, – нечто, вроде горячей вареной картошки.

– Я должна рассказать тебе одну вещь, – зловеще сообщила госпожа Кид, выбирая булочку поаппетитнее. – Но это, это страшная тайна…

У Маргарет было много достоинств. Она сплетничала, как провинциальная тетушка. Она страдала недооценностью, и стремилась доказать свою значительность, – всегда и везде; и она имела честь состоять в супружестве с Грегори Кидом, начальником 9го отдела Главного управления разведки сухопутных войск. Отдел занимался вопросами освободившихся из плена британских военнослужащих, и еще чем-то не менее важным.

Мэгги не в первый раз посвящала леди Агату в закулисные тайны британской разведки, что часто служило полезным средством для придания правдоподобия детективным историям.

– Позавчера вечером Грегори неожиданно вызвали на Набережную.

Кристи усмехнулась. Набережной называли Секретную разведывательную службу МИДа.

С Маргарет не нужно было особых усилий, чтобы что-либо выведать. Все происходило само собой.

– Он вернулся поздно и почти до четырех утра сидел на телефоне.

Мэгги заговорщически оглянулась по сторонам. Если бы за ними следил нацистский шпион, он упал бы в обморок от любопытства.

– В Британии объявился немец, руководитель…

Она понизила голос до писка.

– …антиправительственной организации в Берлине. Мэгги удалось придать своему голосу важность государственного служащего.

– Он прибыл для получения помощи от правительства Черчилля… для расширения антигитлеровской деятельности.

– Жулик, наверное, – безразлично отозвалась писательница. – Я тебе говорила, что случилось в Челси, на выставке цветов? Бегонии садовника леди Бирс…

Она хорошо знала, какими дровами растапливать этот огонь.

– Агата, какие еще цветы? – прервала ее Мэгги.– Сейчас решается важный вопрос! Может ли Форин-офис разрешить использовать этого человека в Берлине, как своего агента…

– Мэгги, ты подслушивала?

– Как ты знаешь, у меня чуткий сон.

– Откуда мне знать? – удивилась леди Агата.

– Я тебе говорила. Невозможно было не услышать. Грегори полемизировал со своим собеседником на повышенных тонах. Честно говоря, он так орал!

Воображение Агаты Кристи заработало.

– А вот и самая интересная подробность, – Мэгги Кид наклонилась над столом, понизила голос до степени неразличимости. – В разговоре всплыло имя Эрнста Вёрмана… сказал… и… его сын якобы… в этот подпольный кружок. К тому же парень исчез.

– Мэгги, – раздраженно сказала писательница. – Ты можешь говорить членораздельно?

– Эрнст Вёрман, – внятно сказала Мэгги. – статс-секретарь сотрудник Имперского МИДа. Сотрудник немецкого министерства иностранных дел!

– Я знаю, что означает эта аббревиатура, – отозвалась леди Агата, думая о своем.

– У Вёрмана большие связи в Лондоне. Если будет принято решение связаться с ним…

Вот так новости!

Не это ли сюжет для новой книги, который она так долго искала? А если это будет политическая драма, на документальной основе?

Она вспомнила об Эркюле Пуаро и мисс Марпл и тут же отмела свои персонажи, как абсолютно не подходящие для новой идеи. Кто-нибудь из Управления специальных организаций; почему не прототип генерал-майора Колина Габбинса? Но помоложе, посимпатичнее… может быть, возродить полковника Райса?

Что она опять там шепчет?

– Одно из предложений собеседника так возмутило Грегори… он чуть не пробил потолок. На том конце упомянули… какие-то документы… мог привезти сюда… Грегори считает, что немец, – провокатор.

– Скажи, пожалуйста, в точных выражениях, – что сказал Грегори?

– Что этот немца нельзя допускать к секретам разведки, а это случится, если поручить привезти документы.

– А о каких документах шла речь, он не говорил?

Мэгги в упор посмотрела в лицо Леди Агате.

– Сказал… что это самых касается недавних событий.

– Это то, о чем я сейчас подумала?

– Я не знаю, о чем ты думаешь, но на этом месте Грегори бросил трубку…

Остаток беседы прошел мимо ушей Агаты Кристи, и когда она ментально вернулась в гостиную отеля, ветреная Мэгги разглагольствовала о скачках.

– В Ньюбери было холодно и дождливо. Я не стала ждать последних заездов. Хваленая кобыла Джорджа захромала, и я потеряла свои пять фунтов…

Агата Кристи потянулась и взяла подругу за руку.

– Послушай, Мэгги. То, что ты подслушала, – государственная тайна. Если ты обмолвишься об этом кому-то еще, у Грегори могут быть большие неприятности.

– Ты думаешь?

– Уверена. Вплоть до обвинения в измене.

У Мэгги округлились глаза.

– Но я ведь только тебе…

– Пусть мною и ограничится. Договорились?

– Конечно…

После ухода слегка встревоженной Мэгги Кид писательница с четверть часа прикидывала дальнейшие действия; приняла решение, попросила счет и покинула отель «Лангам».

Ее вторая за сегодняшний день встреча состоялась в большом кабинете, заставленном старинной мебелью. Хозяином кабинет был ее старый знакомый, издатель «The Daily Telegraph» Артур Бриджстон, старый зубр британской журналистики.

Бриджстон участвовал в подготовке к публикациям последних двух книг Агаты Кристи; оказал помощь в поиске кое-какой нужной информации, и время от времени давал нужные советы. А сейчас сидел за своим столом, заваленным вырезками и папками, свистел гландами, безуспешно зачесывал пятерней растрепанные седые космы, и щурился от дыма своей сигары.

Во время публикации «Приключений рождественского пудинга» они почти подружились.

Выслушав писательницу, Бриджстон произвел гигантскую затяжку, окутался сизым дымом и сказал:

– Агата, вы конечно, понимаете, что вторгаетесь в сферу тайной армии Черчилля? Это высший уровень секретности, государственный секрет. Люди из МИ6 не любят посторонних, извините, дилетантов…

– Я не собираюсь разглашать ничего секретного, по крайней мере на документальном уровне, – ответила она, и состроила невинную гримасу:

– Зато представьте серию статей в «Телеграф».

Откинулась на спинку тяжелого кресла и сказала мечтательно:

– А какая книга может получиться!

– Предполагаю, найдется место и какому-нибудь экзотическому яду, который немецкий агент добавит в шнапс, – усмехнулся в усы издатель.

– Может, и обойдусь на этот раз. Я вижу книгу, совсем не похожую на предыдущие.

– Немецкий дипломат, – задумчиво сказал издатель. – Что ж, если вы и в самом деле уверены, у меня есть в Берлине подходящий человек.

– Я не сомневалась в ваших обширных связях, – просветлела Агата Кристи.

– Это женщина, зовут ее Ева Крюгер. Она наполовину немка, но шведская подданная. С Евой мы поддерживаем контакт. Это разносторонняя особа; она писательница, так что вы коллеги. Сейчас она сотрудничает с немецкими киностудиями как сценарист. И что немаловажно, – Ева может в любой момент въезжать в Рейх и выезжать из него.

Агата Кристи прервала его:

– Неспортивно подвергать женщину смертельному риску.

– А вы сами…

– Я, – другое дело. К тому же мы на территории Объединенного Королевства.

Бриджстон опять задумался.

– Без женщин в этой истории не обойтись. Но согласен с вами, нацисты слишком опасны, особенно у себя дома…

– Как же быть?

– В Аргентине живет моя хорошая знакомая, ее зовут Гейл. Когда-то она оказывала важные услуги британской разведке. Последняя операция, в которой ей пришлось принимать участие, имела место в Вене. Это было сразу после аншлюса. Затем ее пути и пути МИ6 разошлись. Я не буду вдаваться в подробности², дело в другом. В Германии у нее остались хорошие знакомые. Кое-кто мог бы заняться вашим проектом.

– И с ней вы тоже поддерживаете контакт, – засмеялась Агата Кристи.

Издатель скрылся за завесой дыма.

Глава 1

Город, жаркий, как турецкая парильня, задыхался и исходил потом. Пыль на тротуарах, одежде, в ноздрях изводила горожан; из решетчатых стоков воняло, из кухонных окон несся запах помоев и тушеной капусты. Лето 1941го обещало горячие деньки.

Уве Клюг чувствовал себя одинокой клецкой в чужой тарелке супа.

Каждое он просыпался незадолго до семи. Иногда за окном было светло; чаще, – темно.

Несколько минут уходило на то, чтобы убедить себя, что жизнь лучше смерти. Какая бы она ни была.

Он улыбался в темноте, растягивал мышцы лица, губы, и некому было оценить эти жалкие гримасы. Садился на край постели, таращил глаза и мечтал, чтобы новый день уже прошел, и он мог вернуться домой, и снова лечь в постель, чтобы заснуть, и снова смотреть тягучий черно-белый сон.

Сны тоже снились одинаковые. Даже не так, – сны он видел всегда одни и те же, и начинались они всегда одинаково, а продолжение Уве видел на следующую ночь, и на следующую, чтобы медленной спутанной лентой вернуться в точку, откуда сон начинался.

Снизу доносился грохот колес первого трамвая, гудки машин с соседних улиц. Уве лежал или сидел, перекладывая, словно пасьянс, дела и события, ожидавшие решения в новом дне, – потрепанные одинаковые карты, он их тасовал каждый день, – зубная щетка, кофе, берлинская улица, мастерская, инструменты; потом перетасовывал карты еще раз, – улица, кофе, мыло, мотоцикл, Эльза, деньги, мастерская. И если разложить карты в нужной комбинации, они приобретут смысл, начнут что-то значить, начнется игра и пройдёт день.

Позже Уве оказывался у зеркала, чистил зубы, брился; еще через время пил кофе, спускался по узкой лестнице на задний двор, к мотоциклу. Кто-то дергал за ниточки, управляя Уве, словно куклой; он запускал двигатель, садился в седло, выруливал на улицу.

Мелькали углы, вывески, витрины и афишные тумбы. Мотоцикл пролетал вдоль Борнхолмерштрассе, поворачивал на перекрестке и рычание мотора отражалось от стен домов. Уве вкатывался под вывеску «Прокат и ремонт автомобилей. Глушил мотоцикл, одевал спецовку. Выбирал нужный инструмент.

Казалось, он чинит один и тот же автомобиль, накачивает одно и то же колесо, – изо дня в день, из месяца в месяц. Временами это неторопливое течение жизни умиротворяло. Стабильность, покой, не о чем волноваться…

Однако же Уве нельзя было назвать человеком без мечты. Безнадежная надежда появлялась на пороге бодрствования и сна; на границе дремоты и пробуждения…

Время от времени появлялась Эльза Форст.

Настоящий владелец мастерской. Вдова, она стала таковой почти семь лет назад, когда погиб ее муж, Руди. Руди, фронтовой товарищ, самый близкий после родителей человек…

С тех пор Эльза почти не изменилась, лишь прядка седых волос подчеркнула изгиб короткой челки.

Иногда они разговаривали, коротко и без приязни. Чаще лишь здоровались, отводя глаза.

Первый раз это случилось через полтора года после смерти Руди. К тому времени старые клиенты, после небольшого перерыва, вызванного смертью хозяина, стали возвращаться. Никто не говорил «обратиться в мастерскую», но «поехать к Руди». Руди сделает. И саму Эльзу за глаза стали называть не иначе, как Руди.

Ей было все равно.

Однажды Эльза появилась в мастерской в сопровождении немолодого, франтовато одетого типа. Старше ее лет на пятнадцать. Снаружи остался ждать роскошный «Fiat 514 MM Spider Viotti» 1931го года выпуска. Кремово-вишневый красавец.

– Господин Штерн жалуется на зажигание, – чуть смущаясь, объяснила Эльза. – Это осложняет жизнь.

– Да, у моей малютки что-то с катушкой, – самодовольно подтвердил франт, вынимая изо рта дымящуюся трубку.

У господина Штерна, судя по внешнему виду, с жизненным зажиганием все было не так плохо. Этот человек одевался как лондонец, от него пахло дорогим табаком и большими деньгами. И еще от него пахло изменой.

Через полгода появился господин Генрих, писчебумажный магазин, спортивная «Danvignes 6CV Sport».

Еще через год, – оберст-лейтенант Глиц. Этот принес в челюстях военный заказ на ремонт дизельных двигателей армейских грузовиков «Henschel», «Bussing» и «Krupp». Пришлось брать на временную работу двух дополнительных механиков, в помощь Уве и второму механику мастерской Лео Брюну. В кассе завелись хорошие деньги.

Дни выстраивались в мелкую цепочку, ее звенья неразличимы, как вкус супа и бутербродов из закусочной Евы Шмутгардт, кормившей весь квартал, – через три дома от мастерской вниз по улице. Эльза становилась все более холодной и неприступной, ее наряды все более дорогими, автомобили ее «друзей» все роскошнее. Неприступность и высокомерное молчание, как форма защиты от одного единственного вопроса:

«Как ты можешь?»

Если бы Уве Клюг мог задать его, она бы прекрасно поняла, что это значит.

«Как ты могла забыть о Руди?»

Но у самого Уве не было права задать этот вопрос. И не потому, что Эльза сама могла подойти к нему и сказать: «В моей жизни появился мужчина. Прости». Уве не был ни ханжой, ни святошей. Эльза, – еще молодая привлекательная женщина и может сделать со своей жизнью что угодно. Просто, как часто в подобных случаях, он сам был виноват перед памятью Руди. И как виноват…

Песок в часах сыпался, Уве все больше погружался в уныние и забвение. Он походил на автомат, который забыли выключить, и тот непрерывно выдавливает одинаковые детали, – пока не кончились заготовки.

Этот день начался в том же порядке. Произведя нужные санитарно-пищевые процедуры, Уве вывел мотоцикл на улицу, оседлал его и выехал на улицу. По обе стороны мелькали знакомые до мельчайших деталей витрины, афишные тумбы, кованые решетки метро и двери угловых магазинчиков. Кто-то раз за разом прокручивал один и тот же фильм: « Берлин в утреннем свете», и заставлял Уве Клюга смотреть его в тысячный раз.

И все же сегодня судьба предложила Уве некоторое изменение в распорядке. Это случается даже с верными рабами привычки, в большом городе, где на сравнительно небольшой площади трутся о бока сотни тысяч горожан, тысячи трамваев, повозок, автобусов, сотни машин.

Карлсбад тихая улочка, которую пересекает широкая Потсдам, – несравненно гораздо более оживленная улица, особенно в утреннее время. Именно оттуда, на пересечение, на большой скорости, вылетел черный «Cadillac Series 70 Convertible Coupe», 1940 г выпуска. Тяжелую машину занесло на повороте, и Кадиллак завизжал покрышками, борясь с центробежной силой.

Ничего невозможного для этого здоровяка в таком маневре не было, если бы у левого переднего крыла не появилась такая мелочь, как мотоцикл «БМВ Р 57», за рулем которого сидел Уве.

Водитель резко крутанул руль, машина вильнула вправо; Уве, чтобы не соприкоснуться с блестящим крылом, отвернул мотоцикл в противоположную сторону; его колесо чиркнуло по ограждению памятного монумента «Олимпийский дискобол», поставленного на углу Потсдам в память о событиях 1936 года.

Как часто бывает в таких случаях, дело решили миллиметры. Возьми он еще три миллиметра влево, и лежать бы Уве с переломанными ногами на тротуаре. Или разбитым черепом, или сломанной спиной. Пять миллиметров вправо, – и Кадиллак снес бы Уве с проезжей части.

Но баварец устоял и продолжил движение параллельно бордюру; Кадиллак, издав несколько частых гудков, выровнялся, выпустил клуб бензинового выхлопа, набрал скорость и ушел вперед по Карлсбад, в сторону Хафен.

Уве, словно ковбой норовистую лошадку, усмирил мотоцикл, выровнял переднее колесо, сбросил скорость. Причалил к бордюру, поднял кисти рук к глазам.

Пальцы плясали.

Двое прохожих стояли невдалеке, на фоне витрины шляпного магазина, и, разинув рты, смотрели то в сторону Клюга, то в сторону синего облачка, оставшегося от сошедшего с ума автомобиля.

– С днем рождения, Уве, – пробормотал Клюг.

И в самом деле, сегодня ему исполнилось 42. Видимо, судьба решила, что повторение календарных цифр на могильном камне слишком плоская шутка, и оставила Уве еще возможность побыть на этой стороне почвы.

Глава 2

Чтобы восстановить потерянное душевное равновесие, Уве закурил, невидяще уставился в мощеное покрытие перед колесом мотоцикла.

Дрожь в пальцах унялась, но вместо этого заныло правое бедро. Уве переложил сигарету в левую руку и досадливо коснулся свободной ладонью пульсирующего током места на ноге.

Боль как память о шестинедельной войне.

Ровно год назад осколок французского снаряда рассек кожу ноги и застрял в плоти.

Тогда…

Шестая армия группы армий Б стремительным броском форсировала реку Маас и к вечеру 13 мая прорвала линию Мажино. В составе 76 пехотной дивизии, в одной из рот гренадерского полка Уве Клюг и принял участие рядовым пехотинцем.

К 4 июня Бельгия и Нидерланды были захвачены и немецкие силы вторглись во Францию. Проходя по 50 километров в день, и не встречая почти никакого сопротивления со стороны деморализованных французов, немецкие войска перегрупповались для битвы за Францию. Группа армий Б начала наступление от Соммы, и 9 июня, прорвав оборону французской 10й армии, вышла к Сене.

12 июня французы и шотландцы начали сдаваться в плен; танки Клейста оказались в пригородах французской столицы, и 14 июня, без боя, был сдан Париж.

Но сам рядовой Клюг в захвате Парижа участия не принимал, потому что маленький стальной кусочек нашел его ногу и впился в нее. Это случилось где-то в поле, в прямой видимости холмов, обшитых виноградниками, между руслом Сены и побережьем.

Клюга отправили домой.

Осколок аккуратно вытащили в армейском полевом госпитале. На память осталась боль, нагрудный знак «За ранение» 3-й степени и звание оберфельдфебель. Звание он получил списком, подписанным генералом Вальтером фон Рейхенау.

«Черное ранение» лежало в старом чемоданчике, в конверте, – в том, в котором знак вручили Уве в лазарете; боль он теперь всегда носил с собой.

Он отбросил окурок.

Неужели это навсегда, – когда бедро прострелит тонкая молния, память будет перебрасывать его к виноградникам Шампани?

Он вздохнул, посмотрел на наручные часы, запустил двигатель.

Он уже опаздывал на десять минут, что для Уве было серьезным нарушением расписания. Когда Уве подкатил к мастерской, во дворе стоял тот самый автомобиль.

Уве чертыхнулся, въехал во двор, подрулил к гаражу и заглушил двигатель. Он собирался зайти в гараж, когда со стороны конторы его окликнула Эльза.

Он подошел к женщине, нахмурился, пытаясь бровями прикрыть глаза.

– У тебя много работы? – спросила Эльза.

Уве не сдержался:

– Новому поклоннику нужна проверка давления в шинах?

Эльза закусила губу.

Повисла тяжелая пауза. В глубине гаража стучали металлом по металлу, шипел сжатый воздух.

После молчания Эльза отчеканила:

– Это клиентка. Что-то не в порядке с двигателем. ТЕБЯ ей рекомендовали, и может, это ТВОЯ поклонница. Она, кстати, молодая и красивая.

Резко развернулась и пошла в контору. Уве осталось плестись сзади, точно наказанному ученику.

Хозяйка Кадиллака курила, стояла у окна. Когда Уве зашел в помещение, повернулась и осмотрела его с головы до пят, с таким интересом, будто между ними предстояло нечто большее, чем ремонт мотора. Уве глухо поздоровался, бегло осмотрел женщину в ответ.

Облегающий кожаный костюм выпятил наружу все достоинства действительно хорошей фигуры, – длинные ноги, высокая грудь; все остальное также оттопыривалось в соответствующих местах.

– Господин Клюг? – уточнила женщина, отводя руку с дымящейся сигаретой.

– Точно так.

Женщина представилась.

– Ева.

– Ева кто, простите? – попытался уточнить Уве.

– Пусть будет просто Ева, мне так подходит. Я хочу, чтобы вы посмотрели мой Кадиллак. Понимаете, с ним что-то происходит. Какой-то он грустный последние дни. Как мне сказали, вы классный механик…

Она задумалась, щелкнула пальцами свободной от сигареты руки.

– Барахлит зажигание! Мой красавчик жалуется, трещит, хрипит…

Будто рассказывает о любимом родственнике.

– Давно за рулем? – спросил Уве.

– Я опытный шофёр! Это моя страсть. А почему вы спрашиваете?

– Потому что полчаса назад вы чуть не снесли меня вместе с мотоциклом на Потсдам. На секунду мне показалось, что я способен заменить каменного дискобола на постаменте. Кажется, тогда с вашей машиной все было в порядке.

– Ах, так это были вы! – развеселилась Ева. – Да, это была волнующая встреча!

Словно речь шла о вечеринке на прошлой неделе.

– Вы в порядке? Ну и хорошо. Так как моя проблема?

Ева покосилась на Эльзу, которая так и не открыла рта.

– Извольте, поглядим, – сказал Уве. – Схожу за инструментом.

Вблизи Кадиллак казался крейсером. Двухдверное купе со сверкающими боками, никелированными воздухозаборниками, выпученными мощными фарами. Машина для богатых.

Под капотом Уве провел не больше трех минут. Его не привлек моноблок двигателя, потому что он сразу нашел проблему. Он дернул проводок аккумулятора и тот поддался.

На шляпке винта блестела свежая царапина. Винт недавно откручивали.

– Ну что там? – спросила женщина. – Будет жить?

Уве молча выпрямился, убрал стойку и закрыл капот, сел на кресло водителя, включил зажигание.

Двигатель запустился ровно и сильно. У этой машины было сердце сангвиника, бегуна на длинные дистанции.

– А так всегда будет? – она захлопала в ладоши.

– Чтобы быть уверенным, – сказал Уве глухо. – Надо полностью разобрать мотор, промыть детали, сменить смазку, кое-что заменить. Неделя…

Ее брови полезли вверх.

– Мне показалось, что мотор работает исправно, – сказал она неуверенно. – Я…

Она игриво осмотрела Уве.

– …настаиваю на пробной поездке!

Он поднял глаза.

Сдобное, миловидное лицо ее, обрамленное искусно уложенными локонами, сияло добродушием. В ушах, на шее и на груди блестела чехословацкая бижутерия.

Широко раскрытые наивные глаза диссонировали с вызывающе обтягивающей роскошное тело кожей костюма.

Уве аккуратно сложил отвертку и пассатижи за блестящее ограждение противотуманных фар, вытер руки тряпицей.

– У вас есть шофер? – спросил он.

– А вы хотите предложить свои услуги? – кокетливо отозвалась женщина. – Я подумаю… Потому что шофера у меня нет.

– В таком случае это вы сами отвинтили винт клеммы. И недавно. Может быть, уже в этом дворе. Из этого следует вопрос: зачем вы здесь?

Ева посерьезнела, – по крайней мере, перестала стрелять глазками и крутить кулончик на груди. Задумчиво прикусила нижнюю губу.

Смерила его взглядом:

– Я предложила пробную поездку, не так ли?

– Она вам не нужна. Автомобиль в полном порядке.

– Вам привет из Аргентины.

Уве, продолжая вытирать руки тряпкой, быстро ответил:

– Никого из Аргентины не знаю.

Слишком быстро.

– В таком случае, почему бы вам не протереть тряпочкой колечко на левой руке? Кажется, оно платиновое? Такая редкость… можно взглянуть поближе?

– Поехали, – Уве уронил тряпку под ноги. – Кто за рулем?

Ева ехала столь неосторожно, что после очередного срезанного угла, когда правые колеса выскочили на тротуар, Уве сказал:

– Разрешите, – я сяду за руль. Иначе разговора не получится.

Они поменялись местами.

– Я слушаю, – сказал Уве, оказавшись в шоферском кресле.

– Вас рекомендовали, как надежного человека с профессиональными навыками, – начала Ева. – Вы как будто умеете находить людей.

– Рекомендация прибыла из Аргентины вместе с приветом?

– Вероятно. Это не важно. Нужна ваша помощь.

– Вам?

– И мне в том числе. Нужно найти одного молодого человека.

– Жених? Сбежал?!

– Кажется, я зря согласилась на эту глупую миссию, – надулась Ева.

Уве объехал Тиргартен по Будапештер, повернул на Лейпцзигер.

– И все же… – голос женщины прозвучал вызывающе упрямо.

Уве поднял руку.

– Помолчите три минуты, – попросил он. – Потом все, что хотите.

У него была знакомая в Аргентине. Гейл.

Уве крутил руль, мелькали с детства знакомые углы, проезды, здания.

Эта Ева… все это похоже на провокацию. Но зачем? Кого интересует скромный мастер заштатной мастерской по ремонту авто и мототехники? «Сипо», уголовную полицию, полицию порядка?

Он жил тихой обыкновенной жизнью. Участие во французской кампании и ранение служило дополнительными доказательствами лояльности.

Но венская, полуторагодичной давности история, когда Уве познакомился, – и очень близко, – с Гейл, работавшей на английскую разведку, могла повлиять на события сегодняшних дней. Гейл тогда ушла и от своих, и от СД; очень обидела местного гауляйтера Бюркеля; и не она одна³

И вот появляется эта пухлышка, просто падает с неба, и покой и уныние Уве Клюга нарушены…

– Я вас слушаю, – сказал он. – Больше ни слова с моей стороны.

– Так-то лучше, – проворчала Ева. – Остановитесь-ка вон там, под деревьями, хочется свежего воздуха.

Из-за ограды Тиргартена к центру дороги тянулись ветви деревьев. Здесь было пустынно, основная толчея осталась на Шарлоттенбюргер и Курфюрстендамм. Уве аккуратно подкатил к тротуару и остановился в густой летней тени.

Заглушил мотор и повернулся к женщине.

Со стороны могло показаться, что парочка решила заняться поцелуями вдали от городской суеты. Видимо, Еве это сравнение тоже пришло в голову, и ее щеки слегка порозовели.

– Да… – она немного растерялась, но быстро взяла себя в руки. – Итак, вопрос в исчезновении молодого человека по имени Курт Вёрман. Богатая семья. Обширные связи…

Она говорила долго. Об умном молодом человеке, о безутешной матери, богатой семье, рано умершем отце…

Когда женщина закончила, Уве уточнил:

– Кто просит? Родственники?

– Формально да. Совет обратиться к вам, однако, пришел издалека. От кого, – не знаю. Заплатит мать этого парня. Вам не все равно?

– А почему не обратились в полицию? – спросил Уве. – Я ведь не частный детектив.

– Но зато вы, – полиция. Бывшая, знаю. К тому же в «крипо»⁴ мать обращалась. Бесперспективно. Но… Адвокат семьи пришел к выводу, что если расследованием займется частное лицо, есть шанс. Похитители или кто там причастен к исчезновению, пойдут на контакт. С полицией же криминалу иметь дело опасно.

– Если тут замешан криминал.

Ева посерьезнела:

– Ваше решение? Если возможно, не тяните. Жизнь человека в опасности. До вечера времени хватить принять решение?

– Надо подумать…

– Подумайте!

Он нахмурил брови:

– Подумал.

Она нетерпеливо пошевелилась и даже притопнула ножками по полу.

– И?

– Нет.

– Нет? – она всплеснула руками. – Как же так? Мальчик пропал!

Уве пожал плечами:

– И не он один. Неинтересно. И, кстати, – а вы кто такая?

Повисло молчание. Потом Ева сказала:

– Хорошая подруга матери.

Он резко повернулась к Уве:

– Потраченное время будет хорошо оплачено! Сколько вы получаете в месяц?

Уве навострил уши.

– Не ваше дело.

– Ну… сто – двести марок зарабатываете?

– Пусть будет так.

– Семья заплатит пятьсот. Плюс расходы. Это за несколько дней вашей бесценной жизни. С вашей Эльзой я договорюсь.

Ей бы мебелью торговать. Или автомобилями.

– Увольте. Обойдусь без ваших переговоров.

– Как хотите.

Он запустил двигатель:

– И все-таки, – почему я?

Она засмеялась:

– Привет из Аргентины, querido detective! Я вам уже докладывала. Пока это все, что я знаю. Беретесь? Пишите адрес…