Учение Оптинских старцев

7.5. Иллюзорность сознания

Четвертая тенденция гордости – иллюзорность сознания, принятие несуществующего как существующего. Первым проявлением этой тенденции является смущение. В этом знакомом каждому состоянии человек приходит в замешательство, смятение, волнение, связанными с утратой самообладания или внутреннего равновесия.

Прп. Амвросий отмечает:

…Смущение, какое бы оно ни было, есть признак тайной гордости, и доказывает неопытность и неискусство человека в прохождении своего дела [2, т. 2, с. 364].

В смущении гордость еще скрытна, она не прорывается в явном виде высокомерия и презрения, но дает о себе знать чувством скрываемой задетости, оскорбленности словами или отношением к себе. Смущение есть незнание что сказать и как поступить – это тормоз для правильных действий, исходящий от врага.

Прп. Макарий подчеркивает:

В смущении же нет никакой пользы, а величайший вред; оно есть вражия колесница, не попускает излить сердца своего пред Богом с покаянием [2, т. 2, с. 363].

Смущение иллюзорно, оно представляет дело так, что якобы есть нечто значимое, что может препятствовать исповедованию своих грехов или делать неудобным покаяние. Между тем это нечто есть сама гордость, именно она и порождает боязнь предстать пред Богом и людьми грешным, обычным человеком. Смиренное же состояние души позволяет видеть все как есть и принимать реальную ситуацию без чувства задетости или уклонения от долга.

Смущение формируется, если можно так выразиться, сочетанием гордости и нашей неискусности. Если мы не можем что-то делать достаточно хорошо или составить объективное и взвешенное мнение о чем-либо, либо склонны привязываться к неправильному мнению и т. д., то гордость вызывает неудовлетворенность нашей немощью в форме смущения, то есть скрытого желания не признавать этого факта. В смущении еще нет откровенного разрыва с реальностью, но в душе человека идет борьба, признавать ли существующее или вытеснить его из сознания иллюзией. Оттого-то человек и не знает, как поступить, потому что в душе еще идет борьба.

Прп. Амвросий:

…Неудовлетворенность наша душевная и духовная происходит от нас самих, от нашего неискусства и от неправильно составленного мнения, с которым никак не хотим разстаться. А оно-то и наводит на нас и смущение, и сомнение, и разное недоумение, а все это нас томит, и отягощает, и приводит в безотрадное состояние. Хорошо было бы, если бы мы могли понять простое святоотеческое слово: аще смиримся, то на всяком месте обрящем покой, не обходя умом многие иные места, на которых может быть с нами то же, если не худшее [2, т. 2, с. 366].

Если смиримся, то на всяком месте обретем покой. В числе прочего это означает, что мы не будем впадать в смущение, если перестанем браться за решение вопросов, которые нам не по силам разрешить хорошо и правильно, и не будем думать, что мы много потеряли, не воспользовавшись той или иной возможностью. Во всех ситуациях мы получаем ровно столько, сколько заслуживаем, а потому и в других ситуациях с нами было бы то же самое, если не хуже.

Несмирение, напротив, вызывает усиление иллюзорности нашего сознания и порождает следующую страсть – мнительность, о которой прп. Амвросий говорит так:

Есть… немало таких, которые сплошь да рядом сомневаются в доброжелательстве ближних от меньших до старших. Будь для них кто добр, как Ангел, они и тому не поверят, приискивая и выставляя на вид какие-нибудь малозначащие причины. Продолжая сомневаться во всех и во всем, они, наконец, доходят до сомнения и неверия относительно и будущей жизни и таким образом сами делают жизнь свою жалкою и безотрадною [2, т. 1, с. 420].

Мнительность основывается на сомнении в доброжелательстве ближних. К сожалению, сомнение способно прогрессировать и доходить до отрицания даже очевидного добра других и неверия в будущую жизнь. Сам усиливающийся характер сомнения указывает на мнительность как страсть и ее источник – гордость. Обыкновенно крайняя гордость и подвигает нас как выводу, что никто, кроме нас, не добр в этом мире. За этим падением и следует немощь противостоять иллюзорности, неспособность поверить в жизнь истинную и вечную.

Мнительность постоянно порождает подозрительность, в которой уже отчетливо видно действие врага, стремящегося показать то, чего вовсе нет. Прп. Макарий говорит:

Ты начала писать об одном грехе своем, происходящем от подозрения, и не докончила. Может быть, ты и ошибаешься в своем мнении, напрасно имеешь подозрение, ибо этому многие есть примеры, а особо в ревности; враг старается показать то, чего совсем и нет, омрачает глаза так, что и движения и слова все кажутся подозрительными. Это он делает, чтобы возмутить и произвести раздор; от чего да избавит тебя Господь… [2, т. 2, с. 37].

Враг омрачает глаза людей так, чтобы все им казалось подозрительным, все указывало на присутствие зла и внушало мысль о его вездесущии и силе. Поэтому иллюзорность сознания, которую развивает гордость, ведет к главной и страшной иллюзии, что бытие есть зло. Конечно, люди редко доходят до такой степени помрачения, но подозрительность, увы, выступает шагом в этом направлении.

И с помощью этого и других шагов гордость может привести уже к масштабной иллюзорности сознания, прелести. Прп. Макарий дает следующее разъяснение сущности прелести:

…Изволите ли знать, что есть прелесть; прелести суть разнообразные имут действие, по мере возношения ума и сердца помрачается ум и пленяется в мнение и от занятия собой, и само мышление верует мнениям и мечтам, представляемым ему от всеобщего врага – диавола, и сим изступает и произносит те нелепости, как ему представляется от мнения и мечт, и сие значит прелесть [2, т. 2, с. 153].

Слово «прелесть» употребляется для обобщенного выражения иллюзорности сознания, поэтому оно характеризует, с одной стороны, значительную степень принятия несуществующего как существующего, а с другой, охватывает и свои частные разновидности или стадии – смущение, мнительность, подозрительность. В этом смысле прелесть можно понимать как развертывающийся процесс пленения сознания иллюзиями, который вызывается возношением ума и сердца. В ходе возношения возникает самость, которая отдает приоритет содержанию умственных картин самого человека, которые представляют лишь его мнения и мечты. Но человек им верует, а враг незаметно вбрасывает в эти картины нелепости, которые человек начинает произносить.

Вот как прп. Макарий раскрыл прелесть в одной из своих подопечных:

Что толку из того, что ты сидишь одна, и дверь на крючке заперта? Ты молишься и думаешь, что тем уже спасешься; желаешь мантии, и будто только одного этого недостает. А что с тобою стало случаться? Уже предведение, сонные видения и явные явления, кои ты все принимала за благо, и обольстилась своею святынею до того, что и явно стал враг являться. Какие это плоды? Плоды гордости, а ты все принимала за благо, да и теперь думаешь, что за подвиги твои враг на тебя возстает, а того не понимаешь, что за гордость наказуешься от Бога [2, т. 2, с. 154–155].

Мало одной молитвы для спасения, ибо и фарисеи молились. Если человек горд, то он не в состоянии противиться обольщению, исходящему от врага в виде снов, а потом и видений наяву. Гордый считает, что эти «святые» видения и должны быть вследствие его превосходства над другими. Он прав, но, к сожалению, в противоположном смысле: его гордость и сделала его беззащитным перед видениями, насылаемыми врагом.

Прп. Амвросий наставляет:

Прелести вражией более всего бойся при слезах и радости, по совету Лествичника, отвергая приходящую радость, как недостойная, чтобы не принять волка вместо пастыря. Не вотще сказано: работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2, 11). И о мироносицах пишется, что они бежали от гроба со страхом и радостию. Все это показывает, чтобы мы были осторожны касательно мнения о себе, когда покажется нам, что будто бы что-нибудь стяжали духовное и благодатное. Такое мнение везде выставляют началом и виною прелести богомудрые и богодухновенные отцы, особенно преподобный Марк Подвижник и Исаак Сирин пишут, что нет добродетели выше покаяния, и что покаяние до смерти потребно не только грешным, но и праведным, потому что и праведник седмижды в день падает, и что самое совершенство совершенных несовершенно. По этой причине и все святые всегда смирялись и имели себя под всею тварью, потому и пребывали непадательны [2, т. 2, с. 159–160].

Сугубая осторожность – такой совет дают старцы нам во всех случаях, относящихся к нашему мнению о себе, своих дарованиях, духовности и благодатности. Такое мнение, коль скоро оно положительно, является возношением, началом и причиной прелести. Для избежания прелести нужно радикально изменить направление взгляда, перевести его с наших «совершенств» и «дарований» на наше покаяние. В покаянии самое важное – видеть свои грехи, исповедовать их и стремиться к исправлению. Покаянное настроение человек выражает обычно так: я грешен, и мне хотя бы немного приблизиться к норме, которая определяет праведность. А святые и вообще всегда смирялись и считали себя хуже всех. Но это-то и есть самый надежный путь избежать прелести, ибо человек падателен в гордости, но не в смирении.

7.6. Недовольство, что все не так, как хочется

Пятая тенденция гордости – недовольство, что все не так, как хочется. Ступени недовольства: раздражение, гнев, ропот. Самолюбие, этот исток гордости, и мнительность, доводящая до неверия, порождают в нас раздражение.

Прп. Амвросий разъясняет:

…Раздражительное состояние духа происходит, во-первых, от самолюбия, что делается не по нашему желанию и взгляду на вещи, а во-вторых, и от неверия, что будто бы исполнение заповедей Божиих в настоящем месте не принесет нам никакой пользы [2, т. 1, с. 165].

Самолюбие (можно добавить: и развившаяся на его основе самость) делает крайне неприятным и даже болезненным для нас практически любое развитие событий или любое мнение других, которые не укладываются в наше желание и взгляд на вещи. Гордость, живущая в самолюбии и самости, заставляет нас чувствовать ущемленными, что не мы определяем ситуацию, не мы являемся умнее, не нас считают авторитетом и т. д. От этого возникает раздражение, которое говорит о нашем нежелании мириться с происходящим не по нашей воле.

С другой стороны, неверие, что заповеди (о смирении, любви к ближнему) могут принести нам пользу в данных обстоятельствах, устраняет последние препятствия для проявления раздражительности.

Раздражительность, хотя и кажется сравнительно малой страстью, способна со временем переходить в свое более тяжелое состояние – гневливость. И это уже опасно для нашего душевного здоровья и посмертной судьбы, о чем предупреждает прп. Антоний:

Насчет раздражительности своей, должно всеми мерами стараться удерживать себя, дабы не приобресть себе несчастного навыка ко гневу, каковый несносный порок не столько заметен бывает в себе, сколько виден он в других, и гневающиеся всуе повинны бывают геенне огненной [2, т. 2, с. 203].

Не только гнев, но и предшествующую ему раздражительность надо сдерживать в себе и устранять до максимально возможной степени. Гнев же, как указывает старец, – несносный порок, недопустимый потому, что гневающие напрасно бывают виноваты до такой степени, что подлежат геенне огненной. А много ли мы гневаемся не напрасно?

Гнев, как крайняя степень агрессивной раздраженности, может подтолкнуть человека к еще большему греху – к ропоту, к недовольству Самим Богом. Это всегда неправильно, без малейших исключений.

Прп. Макарий говорит:

…За все слава Премилосердому Богу, изливающему нам во всяком случае неизреченные блага! Ибо Источник благости не может источать из себя никаких других волн, кроме благостных, не понимая коих, человек часто ропщет на Всеблагого [2, т. 2, с. 218].

Во всех случаях, поощряет ли нас Бог или наказывает, – Он изливает нам благо, ибо делает то, что в данный момент и при данных обстоятельствах является лучшим для нас. И лишь наше непонимание, что от Бога только благо, делает возможным ропот человека на Всеблагого. Надо всегда помнить, что и лжесвидетельство на человека есть смертный грех, а лжесвидетельство на Бога сравнимо с хулой на Духа Святого.

Потому-то прп. Амвросий и предостерегает:

Особенно остерегайся ропота, на кого бы то ни было. Ропот хуже и вреднее всего. Полезнее и покойнее винить во всем и за все себя, а не других. Особенно же должно остерегаться ропота на Промысл Божий, чрез Матерь Божию все благое и душеполезное нам устрояющий. Только мы, человеки, по малодушию своему, часто безумно мятемся и безрассудно скорбим за устрояемую нам пользу душевную [2, т. 2, с. 220].

Ввиду особой опасности ропота надо всегда быть начеку. При малейшей склонности к ропотливости ясно осознавать – ропот от опасно укрепившейся в нас гордости. И делать все возможное, чтобы отойти от края пропасти. Совет старцев, как всегда, эффективен. Надо укреплять в себе привычку винить во всем и за все себя, противопоставляя ее привычке (если таковая появилась) винить других. Так мы сможем уберечься от беды – от незаметного перехода от обвинения других к ропоту на Бога.

7.7. Агрессивное сопротивление разоблачению

Шестая тенденция гордости – агрессивное сопротивление разоблачению. Гордость, как неправильное в корне устроение души, создающее ложное состояние сознания, опровергается по жизни многими фактами. Но она способна сопротивляться этому разоблачению, порождая новые страсти. Так, возношение может быть опровергнуто большей искусностью или большими достижениями других, на что гордость обыкновенно реагирует завистью.

Прп. Амвросий наставляет:

Зависть происходит от гордости и, вместе, от нерадения к исполнению должного. Каин понерадел принести избранную жертву Богу. А когда Бог за такое нерадение презрел его жертву, а усердную и избранную жертву Авеля принял, тогда он, объятый завистью, решился убить и убил праведного Авеля. Всего лучше… стараться истреблять зависть в самом начале смиренною молитвою и смиренною исповедию и благоразумным молчанием [2, т. 1, с. 262].

Гордость, если можно так выразиться, ожидает легкой победы над другими посредством своего якобы значительного превосходства. И это подталкивает человека к нерадению во всяком деле, ибо гордость больше склонна мечтать о собственном величии, чем нести тяготы повседневных трудов и делать все возможное. Как следствие, результаты гордого человека хуже, чем смиренного. Когда этот худший результат обличает гордость, она источает зависть – эту ядовитую смесь желания гордого быть на месте преуспевшего и недоброжелательства и даже ненависти к нему за то, что это место гордецу не досталось.

Зависть в своем крайнем выражении пытается решить проблему поражения гордости преступным путем – вплоть до убийства преуспевшего человека. Как же бороться с этой страстью?

Прп. Макарий говорит:

Вопрошаешь о страсти зависти, в тебе гнездящейся, и боишься, что она пребудет в тебе до гроба, да еще недоумеваешь, как она происходит от гордости? Разсуди, не от самолюбия ли и славолюбия твоего она есть? А сказано от <святых> отец: «самолюбив не может быть братолюбив». Ежели бы ты старалась о снискании смирения, не говоря уже, имела бы смирение, то предпочитала бы себе ближнего и все его выгоды. Что терзает завистника? Ближнего благополучие или предпочтение; хотя и сам он имеет те же блага, а временем и предпочтение, но ему досадно, зачем он имеет то. А где любовь и смирение, там все изгибы зависти пожерты бывают. Не смущайся, что страсть тебя стужает, но старайся противляться оной самоукорением, смирением и любовию. Когда зависть есть, то уже явно любовь и смирение изгнаны вон, а без них и добродетели ничего не стоят. Ты не отчаивайся и не думай, что до гроба пребудет с тобою эта страсть, но по мере умаления самолюбия и приобретения любви и смирения и от оной получишь свободу [2, т. 1, с. 262–263].

Зависть происходит от таких компонентов (проявлений) гордости, как самолюбие и славолюбие. Они и создают в человеке установку на особую, предпочтительную выделенность из круга других людей. Такая выделенность предполагает отношение к другим как неравным, худшим себе, и в силу этого нарушает заповедь «возлюби ближнего как самого себя». Поэтому самолюбивый не может быть братолюбивым.

Быть братолюбивым, как поясняет старец, означало бы предпочтение ближнего со всеми его выгодами. Но это возможно при наличии смирения. Для самолюбивого (гордого) выгоды ближнего неприемлемы как подрывающие установку только на собственные «эксклюзивные» выгоды. Выгоды ближнего обличают неправильность такой установки, и гордость реагирует завистью.

«Изгибы зависти» живучи в нас, и потому им постоянно надо противопоставлять самоукорение, смирение и любовь. Только эти средства и побеждают зависть. Не нужно смущаться, обнаружив сей недуг в себе, но и не нужно думать, что мы пленены им пожизненно. По мере умаления самолюбия и приобретения названных добродетелей можно получить и свободу от страсти.

С чего же начинает гордость агрессивное сопротивление собственному разоблачению? С клеветы. Прп. Амвросий говорит о клевете так:

Вот и вышли мы все монахи дельные: целую кучу клевет набрали, да наприбавляли, да других переклепали, а мним о себе, что мы угнетенные страдальцы, обиженные, оскорбленные, на самом деле не меньше фарисея всех уничижаем донельзя, и уничижаем по одним догадкам и подозрениям, забывая слова Писания: горе напаяющему подруга своего питием мутным (Ср.: Авв. 2, 15). В нас какая-то смесь: мнимся и Промысл Божий признавать, и других не перестаем обвинять, аки бы препятствующих и сопротивляющихся нашим предприятиям. Когда мы резко говорим о других, то это ничего, извиняем себя тем, что мы говорим просто, дружелюбно, от ревности ко благу. Если же слышим, что другой сказал что-либо вопреки нас, тогда негодуем и возводим это до великой степени клеветы, забывая проповедуемое Православной Церковью, что кийждо от своих дел или прославится, или постыдится и кийждо сам о себе воздаст слово Богу [2, т. 1, с. 358–359].

Когда мы подвержены действию гордости, то обыкновенно охотно принимаем клевету на близких, передаваемую нам другими, да и сами легко клевещем на основании одних лишь догадок и подозрений. Почему? Потому что гордость живет своим возношением, а следовательно, и желанием унизить других, что подтвердило бы обоснованность превозношения. Вот мы и уничижаем… И конечно же, позволяя себе это уничижение близких, мы всегда выставляем себя как людей простых, дружелюбных, лишь из ревности ко благу говорящих неприятную правду.

Но стоит кому-нибудь из близких сказать правду о нас, как она неприятно поразит нас обличением неправедности нашего поведения или опрометчивости наших суждений. И нам станет в этот момент понятно, что мы раньше просто гордились и клеветали, а не о благе и правде ревновали. Но и гордость, уязвленная обличением, в этот момент сильно восстает в нас, и мы, по слову старца, негодуем и возводим сказанную правду о нас до великой степени клеветы.

В этом суть гордости как неправильного устроения души – она клевещет на других и клевещет на саму правду, называя ее клеветой. И мы способны запутаться в этой лжи, если не поборем гордость смирением. Тогда и увидим все, как оно есть на самом деле.

Вслед за клеветой гордость посылает людям осуждение, которое на клевете и основано. И по духовному закону мы вскоре сами оказывается в ситуации осужденных нами людей, как о том говорит прп. Никон:

Надо твердо помнить этот закон духовной жизни: если в чем кого осудишь или смутишься чем-нибудь у другого человека, то тебя это же самое постигнет, ты сделаешь сам то, в чем осудил другого, или будешь страдать этим же самым недостатком [2, т. 1, с. 624].

Все мы проходим и по жизни замечаем «зеркальные» ситуации, когда сначала мы осуждаем кого-то за что-либо, а затем и сами оказываемся осуждаемы за то же самое. Хорошо, если мы способны задуматься: а что все это значит? И прийти к ответу, что не других мы судим, когда судим, а себя самих. И лучше бы нам вовсе никого не судить, а только укорять самих себя и не давать гордости пленять нас.

Прп. Амвросий учит:

Некоторые греху осуждения подвергаются от привычки, иные от памятозлобия, другие от зависти и ненависти, а большею частию подвергаемся мы греху сему от самомнения и возношения; несмотря на великую свою неисправность и греховность, нам все-таки кажется, что мы лучше многих. Если желаем исправиться от греха осуждения, то должны всячески понуждать себя к смирению перед Богом и людьми и просить в этом помощи Божией… [2, т. 1, с. 628].

Гордость всегда сильнее нас, если мы не понуждаем себя к смирению и не просим в этом помощи Божией. А понуждаем и просим нечасто. Оттого-то и возносимся в мнении о себе, несмотря на нашу великую и несомненную греховность, и никак не можем оборвать цепь непрерывных обвинений и осуждений других.