Браво-брависсимо

Полина садится рядом, вынимает из сумочки плоскую бутылку коньяка, протягивает Дмитрию. Дмитрий делает глоток.

Д м и т р и й. Ты настоящая подруга.

П о л и н а. Я не подруга. Я подруг.

Д м и т р и й. Проиграл я тебе. Чего хочешь? Какого приза?

П о л и н а. Да нет, Димочка. Выиграл ты. Не у меня, конечно, а вообще. Ты избежал непоправимого, а значит, выиграл.

Д м и т р и й. А говорила, не будешь встревать.

П о л и н а. Всего-то пообщалась с твоей Анной, ну еще с подругой ее, Анастасией, потолковала. А как иначе я могла понять, что происходит?

Д м и т р и й. Интересно, как тебе удалось разговорить Анестезию.

П о л и н а. Элементарно. Мы напились и исповедались другу дружке по полной программе.

Д м и т р и й. И это ты считаешь, не встряла.

П о л и н а. Ну, встряла. Дима, отнесись к этому факту философски. Ты по натуре кот. Только кот без хозяйки. К тому же ты влюбился. А влюбленный кот… то есть мужик – всегда слегка дурак. Ты был так благодарен Анне за то, что она тебе подыграла, что потерял бдительность. Больше того, в какой-то момент ты начал думать, что вы в самом деле созданы друг для друга. То есть у тебя совсем поехала крыша. А сейчас у тебя как? Крыша встает на свое место? Ты начинаешь понимать, что личная любовь, без домысливания, без обобщений – неописуема?

Д м и т р и й. Слушай, чего ты хочешь?

П о л и н а. Прежде всего, поделиться информацией, а дальше уж сам соображай.

Д м и т р и й. Не надо никакой информации.

П о л и н а. Тебе не интересно услышать, что все дети Анны рождены ею от разных мужчин? И ни один ребенок не рожден от мужа Олега? Я видела его фотографию. Ни один ребенок не рожден от него. Уж поверь на слово опытной физиономистке.

Д м и т р и й (в крайнем удивлении). Что ты городишь???

П о л и н а. Димочка, ни один ребенок Анны не похож на другого. А на нее похожа только дочь. Ты понимаешь, что это означает? Ну, ты меня удивляешь. Неужели ты сам этого не заметил? (После паузы, видя, что Дмитрий не может придти в себя). Ладно, я пойду. А ты особенно-то не расстраивайся. В церковь сходи. Этот перелом руки у нее – конечно, не случайность. Под богом ходишь.

Полина уходит.

Д м и т р и й (не заметив, что Полина ушла). Ну и что? И что? Что делать женщине, если ей так не везет с мужиками? Чем жить? На кого надеяться? Любить только себя? Ты пишешь книги. А она рожает детей. Тебе нравится писать. А ей нравится рожать. Ну и кто больше достоин уважения бога? Если на то пошло, бог не меня спас от нее, а ее – от меня.

Наконец, замечает, что Полины нет. Решительным движением достает мобильник, набирает номер.

Д м и т р и й. Аня, ну, вот что. Я тебя очень прошу, ты не раскисай. Это все ужасно, но мы сделаем еще. Сделаем, Анечка!

Страдалки

Криминальная мелодрама

МИХАИЛ ЛЕДНЕВ, 42 года, психолог-криминолог, журналист.

МЭРИ БАРТ, 40 лет, американка, художник – фотограф.

ТАМАРА БОРИСОВНА СТАВСКАЯ, 37 лет, отрядная воспитательница.

НИКОЛАЙ КИРИЛЛОВИЧ КОРЕШКОВ, подполковник, 46 лет, начальник женской колонии.

ВЕРА ДМИТРИЕВНА ШМАКОВА, майор, 42 года, заместитель начальника колонии по воспитательной работе.

ВАЛЕРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ГАМАНЕЦ, майор, 40 лет, опер.

ЛАРИСА КАТКОВА, 26 лет, наркоманка, воровка, участница бунта.

ФАИНА МОСИНА, 28 лет, карманница, участница бунта, стукачка.

БРЫСИНА ВАЛЕНТИНА, 20 лет, убийца своего отчима, агент Гаманца.

ТОЛИК, 23 года, жених Брысиной.

ВАРВАРА, 33 года, тетка Брысиной.

СТЕПАН, 38 лет, муж Варвары.

ЛЕНА АГЕЕВА, 20 лет, организатор уличной шайки.

АННА МАВРИНА, она же МАВРА, 65 лет, «заслуженная рецидивистка».

ЖОРЖЕТТА, 52 года, ее подруга.

КОНСУЭЛА, 42 года, «королева» карманников, убийца, агент Гаманца.

АЛЕКСЕЙ НИКОЛЬСКИЙ, генерал ФСИН.

ЕВГЕНИЙ ПОПОВ, судья Верховного Суда.

ПЕТРОВСКИЙ, заседатель.

НИКОЛАЕВА, заседатель.

ЖУРНАЛИСТЫ

ВЕДУЩИЙ конкурса красоты.

Надзирательницы (надзорки), контролеры, зэчки.

Место действия – женская колония особого режима.

ЛЕДНЕВ (обращается к зрителям). Случилась эта история в колонии для особо опасных рецидивисток. Я тогда забросил журналистику и начал изучать психологию преступниц. Решил стать специалистом в этой области. Дела пошли неплохо. Опубликовал на Западе несколько статей. И вот однажды мне звонит американка, Мэри Барт, известная в США мастер художественной фотографии, дочь эмигрантов из России, и сходу предлагает сделать вместе книгу – ее фотографии и мои тексты. Говорит, что уже есть издательство, которое готово опубликовать. От меня требуется только включить свои связи в руководстве тюремного ведомства и добиться разрешения на нашу поездку именно в эту колонию, и ни в какую другую. Мне это показалось странным, но я и представить не мог, зачем ей это понадобилось… Предложение было заманчивым. К тому же моя семейная лодка в то время разбилась о быт, и я был рад возможности на какое-то время убраться подальше от Москвы … (зовет) Мэри!

Появляется МЭРИ – рюкзачок за плечами, небольшой чемоданчик, одета по-походному. Мэри под сорок, она далеко не красавица, но в осанке и манерах можно заметить признаки благородной человеческой породы.

МЭРИ (хорошо говорит по-русски, только с заметным акцентом). Я здесь, Майк.

ЛЕДНЕВ. Ну, вот мы и приехали.

Высвечивается погруженный до этого момента во тьму кабинет начальника колонии. Леднев подхватывает свой чемоданчик и вместе с Мэри заходит в этот кабинет, где их уже ждут подполковник КОРЕШКОВ и трое его подчиненных – ВЕРА ШМАКОВА, ТАМАРА СТАВСКАЯ и ВАЛЕРИЙ ГАМАНЕЦ.

КОРЕШКОВ. Вот, прошу любить и жаловать – уже хорошо знакомый вам Михаил Леднев и Мэри… (заглядывает в бумагу на столе) Мэри Барт, фотограф из США. А это мои коллеги – заместитель по воспитательной работе майор Шмакова… начальник оперативной части майор Гаманец… отрядный воспитатель капитан Ставская.

Обмен рукопожатиями. СЕКРЕТАРЬ (женщина) вносит поднос с чаем и сладостями, расставляет на столе. Ставская разливает по чашкам чай.

МЭРИ. Очень приятно.

КОРЕШКОВ. Мэри… Можно по имени? (Мэри кивает) Мэри, вы – первая иностранка в нашем учреждении. Как видите, мы становимся все более открытыми миру.

ШМАКОВА (не без иронии). Если уж прячем, так прячем. А если уж открываемся, то настежь.

ЛЕДНЕВ. Мэри – фотомастер, автор популярных фотоальбомов. Ее знает весь мир.

ШМАКОВА (с сарказмом). Стало быть, и о нас теперь узнает. Как здорово!

КОРЕШКОВ. Отведайте чайку нашего, сибирского, душистого. Моченая брусника, клюква, варенье из голубики. Присаживайтесь …

МЭРИ. Клуква…

КОРЕШКОВ. КлЮква. Ю!

ШМАКОВА. Губы трубочкой сделайте, вот так: клю-юква!

МЭРИ. Клу-юква…

ШМАКОВА. Браво! Выйду на пенсию – стану логопедом.

КОРЕШКОВ. А вы, дорогие гости, приехали очень вовремя. Мы как раз готовимся к конкурсу красоты. Будем выбирать самую красивую осужденную. Не удивляйтесь. Конкурсы эти пройдут на всех женских зонах. Почему мы должны быть исключением?

СТАВСКАЯ. Заодно покажем, во что превращает женщину неволя.

КОРЕШКОВ. Ну, Тамара Борисовна, тебе-то грех жаловаться. У тебя в отряде отборные красотки. (гостям) Капитан Ставская у нас ответственная за проведение конкурса.

ГАМАНЕЦ. Надо, наверное, нашу гостью проинструктировать…

ЛЕДНЕВ. Я уже в самолете ей надоел своими назиданиями, как вести себя с заключенными.

КОРЕШКОВ. Вот опять ты, Михаил… У нас нет заключенных, есть осужденные. И мы не тюремщики, а персонал, воспитатели.

МЭРИ. Сразу видно – любите свою работу.

КОРЕШКОВ. Мы уважаем друг друга и себя за профессионализм. Или не очень уважаем.

МЭРИ. Спасибо, очень необычный чай.

КОРЕШКОВ. Мы вас снабдим перед отъездом. Вера Дмитриевна…

ШМАКОВА. Сделаем.

КОРЕШКОВ. Каждое утро вас будет ждать у гостиницы наша машина. Сопровождать по зоне вас будут наши сотрудники, но все равно – осторожность и еще раз осторожность.

ГАМАНЕЦ. Год назад сантехника впустили. Пропал – до сих пор ищем. Шутка.

ЛЕДНЕВ (в зал). Сегодня в общежитии отряда Тамары Ставской – шмон. И пока надзиратели обыскивают постели и тумбочки в поисках запрещенных вещей и наркотиков, зэчки стоят возле общежития на холоде…

Становится виден строй зэчек.

КАТКОВА. Как шмон, так под утро. Садисты поганые. Ведь сами не высыпаются, встают по будильнику, только бы захватить нас врасплох. Это ж какую надо психологию иметь.

МОСИНА. Мужские кальсоны носить можно, трусики – нарушение режима. Какая тварь родила эту инструкцию?

АГЕЕВА. Файка, очнись. Будто не знаешь – Шмакова же инструкции в Москве рожала, пока ее сюда не выгнали…

МОСИНА. Да, не просто так две звезды на погоны ей слетели!

КАТКОВА. При чем тут звезды?.. Под отрядницу нашу копают, уроды. Найдут что-то, на нее и повесят. Типа, служебное несоответствие.

АГЕЕВА. Из-за тебя и копают.

КАТКОВА. Или из-за вас.

МАВРА (прокуренным голосом). Ша, девки, Гамадрил!

Из общежития выходит опер ГАМАНЕЦ.

ГАМАНЕЦ (смотрит на часы). До работы еще час. Так что, гражданки, есть время выяснить, кто поставил брагу, кто украл с фабрики ткань, кто хранит теофедрин. Перед беседой по душам вспомните мое любимое изречение… Не слышу!

ЗЭЧКИ (нестройным хором). «Прошу любить и жаловаться. Ваше исправление состоит в том, чтобы держать меня в курсе всех ваших дел…»

ГАМАНЕЦ. С кого начнем? Агеева!

Маленького росточка, худенькая, похожая на подростка, АГЕЕВА делает шаг вперед.

АГЕЕВА. Агеева Елена Сергеевна, статья 210, организация преступного сообщества, статья 30, покушение на убийство.

ГАМАНЕЦ. За мной.

Гаманец и Агеева заходят в кабинет Ставской. Девушка кашляет в платок, смотрит, нет ли на платке крови.

ГАМАНЕЦ (сочувственно). На диете бы тебе посидеть… Ну, что… ничего у тебя пока не нашли. Но все равно ждет тебя, Агеева, этап в колонию для туберкулезниц. Могу, конечно, с санчастью договориться – мол, на поправку пошла, если, конечно, ты…

АГЕЕВА. Мое место здесь, начальник. Я особо опасная.

ГАМАНЕЦ. Ты больная, Агеева. Нельзя тебе людей заражать.

АГЕЕВА. Спасибо за беспокойство. А чего надо-то?

ГАМАНЕЦ. Откуда у Катковой теофедрин? Кто ей таскает? Чем Каткова и ваша отрядница Ставская в кабинете занимаются, закрыв двери?

АГЕЕВА. Вы ж знаете, я с Катковой на ножах. Как она может чем-то со мной делиться?

ГАМАНЕЦ. Логично. Ну а что об однохлебке своей, Мосиной, скажешь?

АГЕЕВА. Только хорошее. Вы же знаете, она мне как мать.

ГАМАНЕЦ (резко меняя тон). Агеева, мы с чего начали? Тебе этап светит, а ты мне о чем? Какая она тебе мать? Что ты мне тут впариваешь? Иди и еще раз подумай, что тебе дороже: жизнь или однохлебка. (громко) Кто там следующий?

Входит ВАЛЬКА БРЫСИНА – деревенского вида девка, веснушчатая, нескладная.

БРЫСИНА. Брысина Валентина, статья 105-я, убийство, срок 5 лет.

Брысина вынимает из кармашка платья записку и бросает ее оперу. Гаманец подбирает записку, читает, кивает.

ГАМАНЕЦ. Ну что, Брысина, тебя в гипноз вводить, или наяву скажешь, кто вчера с фабрики материал утащил? Ты-то уж точно должна была видеть.

БРЫСИНА. Гражданин начальник, я простая швея. Мое дело – за строчкой следить, чтобы ровненько было. А кто чего тащит… мое дело маленькое. Я точно не таскаю, мне освободиться по досрочке надо, меня Толик ждёт.

ГАМАНЕЦ. Что ты вкручиваешь, Брысина? Твоя машинка у самого входа в склад. Мимо тебя кто-то пронес двадцать метров материала, а ты не видела?

БРЫСИНА. Вот те крест, не видела, начальник.

ГАМАНЕЦ. Пошла вон, деревня!

Брысина выходит, а на пороге возникает ЛАРИСА КАТКОВА – высокая, ладная, красивая.

КАТКОВА. Каткова Лариса Михайловна, статья 161-я, грабёж, статья 212-я, подстрекательство к организации массовых беспорядков.

ГАМАНЕЦ. Каткова, говорят, это ты мне кликуху прилепила – Гамадрил? Откуда такие слова знаешь?

КАТКОВА. Как-никак в зоопарке сижу, начальник.

ГАМАНЕЦ. Неужто я похож на обезьяну?

КАТКОВА. Бог с вами, гражданин опер. Вы такой видный член… администрации. На вас все пантеры оборачиваются.

ГАМАНЕЦ. Ох, и злопамятная ты, Каткова. Никак не можешь простить.

КАТКОВА. Шесть месяцев в аду по вашей милости, начальник. Такое разве забудешь?

ГАМАНЕЦ. Так можем повторить! (оглядывает Каткову) В одежде бардак, гамаши в обтяжку, юбка укорочена. Белой косынки нет, вместо сапог – тапочки. Сплошные нарушения режима. Но я готов закрыть на это глаза. (Извлекает из сумки красивую коробку). Угощайся, твой любимый зефир в шоколаде.

КАТКОВА. Ой, как бы от ваших ухаживаний меня изжога не замучила. Отвыкла я от сладкого, не стоит обратно привыкать.

ГАМАНЕЦ. А Агеева говорит, ты каждый день с отрядницей чаи гоняешь.

КАТКОВА. Ну, начальник, можно без этих примочек? Мы с Агеевой, конечно, в контрах… но это наши дела. Зря вы на нее клепаете. Не из тех она.

ГАМАНЕЦ. Пробы на тебе ставить негде, Каткова, а вот с теофедринчиком ты оплошала. Нашла, где хранить – в матрасике. В изолятор пойдешь! Но если скажешь, откуда он у тебя…

КАТКОВА. Вы будто меня не знаете. Так я вам все и выложила.

ГАМАНЕЦ. Вот смотрю на тебя… С чего вдруг оборзела? На гуманность «хозяина» рассчитываешь? Сначала отрядницу охмурила, теперь за начальника взялась? Зря, Каткова. Вряд ли он на тебя клюнет. А вот Тамару твою турнуть может. В управлении уже знают, что она тебе теофедрин таскает. И про интимные беседы ваши известно. За такие дела по головке ее не погладят.

КАТКОВА. Уж не вы ли сами, гражданин опер, этот слушок запустили? В порядке оперативной необходимости? Гоните тут, как на кухне коммунальной.

ГАМАНЕЦ. Ох, Каткова, ох, Каткова! Прикусила бы ты свой поганый язык – если не ради себя, то хотя бы ради отрядницы. Использование служебного положения в личных целях – это статья!

КАТКОВА. Молчу, как рыба об лед. Могу идти? А то мы что-то разговорились.

ГАМАНЕЦ. Пару слов о Мосиной, и можешь проваливать.

КАТКОВА. Ну, хоть намекните, что вас интересует.

ГАМАНЕЦ. Она ворует с фабрики материал? Или Агеева?

КАТКОВА. Нет, при всей моей симпатии к вам, херр майор, не могу удовлетворить вас. В смысле, ваше любопытство.

ГАМАНЕЦ. Пошла… с глаз. (громко) Мосину сюда!

Каткова выходит. Появляется ФАИНА МОСИНА – с виду типичная учительница младших классов. Гаманец наливает чай.

МОСИНА. Мосина Фаина Васильевна, статья 158, часть 2-я, карманная кража, срок пять лет.

ГАМАНЕЦ. Сядь, согрейся. Что происходит, Фаечка?

МОСИНА. Хватит, попользовался. Надоело…

ГАМАНЕЦ. А жить не надоело?

МОСИНА. Надоело.

ГАМАНЕЦ. Тогда в чем дело? Кто тебе мешает?..

МОСИНА. Попробую стряхнуть тебя без крайностей. Но ты меня знаешь… Не доводи до греха, Валера!

ГАМАНЕЦ. Да не трясись ты, психическая… Иди, гуляй…

ЛЕДНЕВ (в зал). Персонал тут необычный. Корешков в недавнем прошлом школьный учитель. Добавил к пединституту академию МВД и – сюда. Сначала замом немного поработал, потом и сам стал «хозяином». Здесь ему понравилось больше, чем в школе. Ставскую, тоже бывшую, учительницу, сюда переманил. Но она здесь явно не в своей стихии.

МЭРИ (в зал). Я побывала в тюрьмах США, Франции, в других странах. Но нигде меня не встречали с таким радушием. Вот только майор Гаманец… Он с первой минуты начал меня в чем-то подозревать, и я боюсь, что это для меня плохо кончится.

Высвечивается кабинет начальника колонии, где идет планерка. Корешков, Гаманец, Ставская, Шмакова.

ГАМАНЕЦ. Мосина и Агеева воруют ткань на швейной фабрике, обменивают ее у лагерных барыг на чай и теофедрин. Для проведения следствия считаю необходимым посадить обоих…

СТАВСКАЯ (поправляет). Обеих.

ГАМАНЕЦ. …обеих в штрафной изолятор на семь суток. И Каткову – на тот же срок за систематическое нарушение формы одежды.

СТАВСКАЯ. Отстал бы ты от Катковой, майор. Нашел криминал – гамаши, рейтузы, косынка… Не мелочись!

ГАМАНЕЦ. Трогательно переживаешь, Томочка.

СТАВСКАЯ. Придирчивость, как и подозрительность, должна свое приличие иметь.

КОРЕШКОВ. Ладно, будет вам! Конкурс – вот о чем у вас должна голова болеть. И чтобы гости не ославили нас. Будьте с ними начеку. Наши пантеры на все способны. Что касается Мосиной, Агеевой и Катковой – вернемся к их нарушениям после конкурса.

СТАВСКАЯ (с иронией). Вот это правильно. Дадим им возможность хорошо выступить, а потом накажем.

Леднев, Мэри и Шмакова подходят к общежитию с огороженной территорией – это зона внутри зоны. Навстречу им высыпают зэчки.

ШМАКОВА. Здесь у нас больше тысячи женщин. Есть молодые, есть и старенькие, для них наша колония – как дом престарелых. Срок кончается, а они просят – оставьте. (зэчкам) Здравствуйте, ягодки мои!

ЖОРЖЕТТА. Ага, ягодки волчьи.

ШМАКОВА. Птички мои.

ЖОРЖЕТТА. Ага! Какаду.

ШМАКОВА. Вот, видите? Чувства юмора мы не теряем.

МЭРИ. А зачем эти клетки?

ШМАКОВА. Это локалки. Таким способом мы ограничиваем передвижение и общение осужденных. Без этих локалок найти одну из тысячи, если вдруг понадобится, трудно.

Леднев и Мэри рассматривают зэчек, как в зоопарке, те разглядывают их, как посетителей зоопарка.

МЭРИ. Можно снимать?

ШМАКОВА. Можно.

Американка щелкает затвором камеры. К решетке бросается старая зэчка МАВРА.

МАВРА. Ёлы-палы! Какого хрена? Ты меня спросила? Я на тебя в суд подам!

ШМАКОВА. Спокойно, Мавра. Это наша гостья из Америки.

МАВРА (по инерции). А мне по… (спохватившись) О! Тогда баксы на бочку!

ШМАКОВА (укоризненно). Мавра, где твоя скромность?

МАВРА (шамкая беззубым ртом). Там же, где мои шашнадцать лет, начальница. В «Матросской тишине» остались.

ЖОРЖЕТТА (Ледневу). Эх, милый, кабы невидимкой да к тебе в карман. Угостил бы сигареткой, а то волнуюсь. Глядя на тебя, одно легкомыслие в голову лезет.

ЛЕДНЕВ (Шмаковой). Можно?

Шмакова кивает. Леднев вынимает пачку сигарет, подходит к решетке, к нему тотчас устремляется стайка женщин. Через несколько мгновений пачка пуста. Мэри достает из рюкзачка пачку сигарет, протягивает Мавре, та улыбается, избоченивается.

МАВРА. Давай, Америка, фотай меня первую.

Мэри снимает Мавру.

ЖОРЖЕТТА. А можно я с мамочкой моей?

Мэри снимает Мавру с Жоржеттой.

ЛЕДНЕВ (Шмаковой, о Мавре). Отчего у нее голова трясется?

ШМАКОВА. По молодости кто-то обидел, и она решила отомстить – перерезала себе сухожилие.

МЭРИ. Чтобы отомстить кому-то, порезала себя?

ГАМАНЕЦ. А вы гляньте, как они следят за вами – как пантеры. Не знаешь, чего ожидать. Помню, одна наделала кучу брака, я написал на нее докладную. Слова плохого ей при этом не сказал! А она взяла и выпила раствор хлорки! Еле откачали…

ШМАКОВА. А некоторые, наоборот, ко всему безразличны. Одну судили прямо здесь, так она, пока шел суд, спала, и только в «воронке» спросила, сколько же лет ей добавили… Мавра, ты сколько уже сидишь?

МАВРА. Ёлы-палы, начальница, а ты будто не знаешь, что я заслуженная рецидивистка!

МЭРИ. Вау!

МАВРА. Что вау, штатская? У вас тоже есть, кто сидит без выхода, кому свобода пофиг.

ШМАКОВА. Скоро у Мавры конец срока, и пойдет она домой.

МАВРА. Какой домой? Ты в уме, начальница? Снова сделаю преступление, прямо тут. Здесь меня и похороните, за зоной.

ШМАКОВА. Мавра была у нас когда-то первой красавицей на зоне.

МАВРА. Нет, начальница, первой кралей у нас была Машка Бартенева. Княгиня наша, братанка моя. Ты тогда, начальница, еще пешком под стол ходила.

ГАМАНЕЦ (Мэри). Каковы первые впечатления, мисс Барт? Или вы миссис?

МЭРИ. Я мисс. Тюрьма – не курорт, так у нас говорят, а бетонная мама.

ГАМАНЕЦ. У нас так же говорят: тюрьма – мать родна. Вижу, вас Мавра заинтересовала. Чем именно?

МЭРИ. Хочу договориться с ней – поснимать ее отдельно.

ГАМАНЕЦ. Договариваться нужно с нами, мисс Барт.

МАВРА. Это что же? Я сама на себя права не имею?

ГАМАНЕЦ. Мавра, сбавь октаву. Хочешь, чтобы тобой весь мир любовался – снимайся на здоровье, но только в присутствии сотрудника.

ШМАКОВА. Ну, что… Продолжим экскурсию. Пройдемте в наш клуб…

Клуб. Идет репетиция казачьей пляски. Участвующие в ней женщины загримированы под мужиков. Репетицию ведет Ставская. Входят Шмакова, Леднев, Мэри. Танец заканчивается. К пианино присаживается Каткова, играет «Лунную сонату».

ШМАКОВА. Готовимся к конкурсу красоты.

МЭРИ. О! «Лунная соната!»

ШМАКОВА. Это Лариса Каткова, наша достопримечательность. Самая молодая особо опасная рецидивистка страны. Ее приговоры читаются, как детектив.

МЭРИ (поднимая камеру). Можно?

ШМАКОВА. Снимайте.

Мэри щелкает затвором фотоаппарата. Ставская подходит к зэчкам, те окружают ее.

КАТКОВА (о гостях). Кто такие?

СТАВСКАЯ. Наши гости, фотограф и психолог…

КАТКОВА. Психолога помню. В прошлом году у нас был. Истории записывает. Я бы ему рассказала.

СТАВСКАЯ. Хорошая мысль. Расскажи. Значит, так. Определены призы конкурса красоты. Помимо первого места «Мисс Очарование» будет еще две номинации: "Мисс Зрительские Симпатии" и «Вице-мисс Очарование».

КАТКОВА. Лучше уж «Мисс заточка…» Или «Краса общаги!»

СТАВСКАЯ. Каткова, прибереги свое остроумие для конкурса. И еще… На время конкурса вам разрешается макияж и маникюр. Денег на конкурс выделено немного, так платья вам придется шить самим из чего придется. Проявите фантазию. Вопросы есть?

Каткова садится за пианино и, кокетливо поглядывая на Леднева, лихо наигрывает ламбаду.

КАТКОВА (громко). Тамара Борисовна, а можно мы чуток потопчемся, когда все уйдут?

Ставская оглядывается на Шмакову.

ШМАКОВА. Ладно, пусть потопчутся. А мы пока осмотрим кабинет релаксации – такого наверняка в Америке нет…

СТАВСКАЯ (строго). Ты, Каткова, идешь с нами!

КАТКОВА (игриво глядя на Леднева). Зачем? Чего я там не видела?

СТАВСКАЯ (так же строго). Разговорчики!

Гаманец, Каткова, Леднев и Мэри идут за Шмаковой. Убавляется свет, звучит медленная музыка, ззэчки разбиваются на пары и, обнявшись, танцуют.

Кабинет релаксации. Удобные кресла, большой экран, на котором слайды с изображениями природы. Тихая умиротворяющая музыка. Входят Гаманец, Каткова, Леднев и Мэри. Гостей встречает Корешков.

КОРЕШКОВ. Не скрою, это наша гордость. Здесь мы готовим наших осужденных к жизни на свободе. Здесь они снимают стрессы, разыгрывают так называемые социодрамы. Например, «В отделе кадров при устройстве на работу», «Встреча с мужем или сожителем» и тому подобное.

КАТКОВА. Каким мужем, гражданин начальник? Мужья обычно подают на развод.

КОРЕШКОВ. Не лови меня на слове, Каткова. Я сказал – с мужем или сожителем.

КАТКОВА. Сожители тоже не ждут. В лучшем случае – папа с мамой.

КОРЕШКОВ. (Ледневу и Мэри) Хотите испытать на себе, что чувствуют здесь наши подопечные? Присаживайтесь.

Корешков погружается в кресло, надевает наушники. Его примеру следуют все, кроме Гаманца.

ГАМАНЕЦ. Садись и ты, Каткова, не стесняйся. Снимайте, снимайте, Мэри, или наш позитив у вас плохо продается?

Каткова с неохотой опускается в кресло. В наушниках слышен мягкий женский голос. Его слышат и зрители.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Я расслаблена… Я – птица… Я парю над землей… Плавно приземляюсь… Лес… Тишина… Поют птицы, журчит ручей. Я думаю о своей судьбе, перелистываю свое прошлое… Погода сразу портится, все вокруг серо и мрачно… Никакой цели, никаких перспектив. И предчувствие нового срока… Я ненавижу свое прошлое и хочу избавиться от него… Я хочу и могу изменить свою жизнь… Мое будущее начинается здесь и сейчас… Все зависит от меня самой… Я хочу, чтобы в моей жизни снова появились солнце, тишина и гармония… Я прислушиваюсь к словам моих педагогов, они желают мне добра…

Каткова внезапно сдергивает с головы наушники и бросает их на пол.

ШМАКОВА. Вот такие они у нас… эмоциональные.

КАТКОВА. Тошнит меня от вашей… релаксации. Какая я, на хрен, птица?!

КОРЕШКОВ. Совести у тебя нет, Каткова. Одна ламбада на уме…

КАТКОВА. Совесть у меня есть, гражданин начальник, только здесь она мне ни к чему. Можно, я покину вас?

КОРЕШКОВ. Ладно, иди, Каткова.

Каткова решительно поднимается из кресла. В дверях останавливается и неожиданно игриво делает ручкой.

КАТКОВА. Спасибо, что хоть день даете спокойно дожить.

КОРЕШКОВ (Мэри). Ваши заключенные с вашими тюремщиками так разговаривают?

МЭРИ (осуждающе). Н-да…

КАТКОВА (Мэри, с издевкой). Что н-да? Что ты этим хочешь сказать? Ты на себя посмотри, ножка Буша. Изюминка есть, а где безуминка, где тараканинка?! (уходит)

КОРЕШКОВ (Гаманцу). Валерий Сергеевич, ты бы пошел, присмотрел там в клубе…

Гаманец уходит.

ЛЕДНЕВ. Знаете, а мне нравится! Хорошо придумано. Хотя… Ведь и здесь заключенная вряд ли остается наедине с собой. Я бы сомневался, что я тут один.

КОРЕШКОВ (укоризненно). Ну, Михаил! Как сегодня Тамара Борисовна сказала? Всякое подозрение должно свое приличие иметь.

ЛЕДНЕВ. Это драматург Островский сказал. Только он имел в виду безобразие.

КОРЕШКОВ. Неуместное ощущение и есть безобразие. Приходи сюда каждый день, Михаил, хоть на полчасика, очень поможет. Здесь многие сотрудники расслабляются, да и я, грешным делом.

ШМАКОВА. Мэри, а вам я расслабляться не советую. Не носите с собой ценные вещи и деньги. Не дарите ничего осужденным. Вас могут попросить что-то пронести в зону или, наоборот, вынести. Имейте в виду, это противозаконно. Если нарушите, мы вынуждены будем прервать ваш визит…

МЭРИ. Я понимаю… У нас с этим тоже очень строго.

Клуб. Зэчки танцуют. Гаманец и НАДЗИРАТЕЛЬ (КОНТРОЛЕР) наблюдают издали, стоя в дверях.

АГЕЕВА. Вот задрипы! (громко) Говорят, от подглядываний катаракта развивается.

ГАМАНЕЦ. Поговори еще. Сейчас прикрою ваш бордель.

МОСИНА. Терпи, ты же мужчина. (понизив голос) Дрыщ позорный!

Зэчки шикают на Мосину и Агееву. Появляется Каткова.

МОСИНА (Катковой). А что без америки? Или ты не в ее вкусе?

Каткова не обращает внимания на выпад Мосиной. Мимикой приглашает на танец Брысину, но та отрицательно качает головой.

МОСИНА (Катковой). Эх, кругом непруха у тебя сегодня. Но ты не унывай. Может, психолог на тебя клюнет.

КАТКОВА. Что ты несешь при ментах? Тебе ли меня стыдить, самка дятла? Всякий стыд потеряла, стучишь в открытую.

АГЕЕВА. Каткова, у меня нерв оголился. Еще слово, и я надену тебе табуретку на уши.

КАТКОВА. Детка, лови свой кайф и не отвлекайся. Хотя какой там кайф, меня бы эти уши спаниеля не взволновали.

Агеева хватает табуретку и решительно направляется к Катковой с явным намерением ее ударить. Выглядит это комично, потому что Каткова выше ее на голову. Но Мосина опережает Агееву, и сама бросается на Каткову. Они вцепляются друг другу в волосы. Контролер делает попытку вмешаться, но Гаманец останавливает его.

ГАМАНЕЦ. Замри и наблюдай. Дай им давление сбросить, иначе они на тебя вместе накинутся.

Комната релаксации.

Леднев. Николай Кириллович, я так понял, что сюда можно прийти и без сопровождения?

КОРЕШКОВ. Да, все ваши беседы с осужденными будут проходить здесь, я уже распорядился. Здесь вам никто не будет мешать. Контролер приведет осужденную и останется за дверью.

Стук в дверь, на пороге Контролер.

КОНТРОЛЕР. Товарищ подполковник, в клубе драка. Каткова с Мосиной потаскали друг друга за патлы.

КОРЕШКОВ. Мосину в изолятор – до утра. Каткову – сюда.

КОНТРОЛЕР. Она уже здесь.

Скрывается за дверью и тут же появляется вместе с Катковой. Лицо у нее поцарапано.

КОРЕШКОВ. Каткова, ты в своем уме? Впереди конкурс красоты!

КАТКОВА. Достали со своим конкурсом! Поищите себе других кукол, карабасы-барабасы!

Леднев смотрит на нее с интересом.

СТАВСКАЯ (резко). Каткова, замолчи!

КОНТРОЛЕР. Там еще Мосина требует московского гостя. Говорит, хочет сделать заявление. В случае отказа грозит вскрыться.

КОРЕШКОВ. Хорошо ее обыскали?

КОНТРОЛЕР. Так точно!

КОРЕШКОВ. Глаз с нее не спускать!

ЛЕДНЕВ. Товарищ подполковник. Я могу ее выслушать.

КОРЕШКОВ. Хорошо. (контролеру) Пусть ждет… (контролер уходит) Каткова, я лучше возьму уроки фортепиано и сам буду играть, чем терпеть твои закидоны. Уйди с глаз.

КАТКОВА. Я в поблажках не нуждаюсь. Заслужила – сажайте в изолятор, как Мосину. Хотя я тоже хочу перетереть с психологом одну тему. На диссертацию потянет.

КОРЕШКОВ (Ледневу). Ты у нас нынче нарасхват.

В дверях снова возникает КОНТРОЛЕР.

КОНТРОЛЕР. Товарищ подполковник, вскрылась Мосина!

МЭРИ. Что значит – вскрылась?

ШМАКОВА. Вены себе перерезала!

ЛЕДНЕВ (обращается к публике). Да, Мосина вскрыла себе вены. Ее доставили в санчасть и наложили швы. Она их сорвала и поклялась, что перегрызет себе вену, если я ее не выслушаю.

КОРЕШКОВ. Да черт с ней, пусть выговорится!

ЛЕДНЕВ. Медсестра ввела ей успокоительное, и где-то через час нас оставили наедине.

Высвечивается уголок санчасти. На кровати – Мосина с перевязанными запястьями.

ЛЕДНЕВ (к Мосиной). Продолжим. Итак, она звалась Консуэлой, твоя подруга. Почему ты начала с нее? Почему она не выходит у тебя из головы?

МОСИНА. Она села год назад за двойное убийство.

ЛЕДНЕВ. Карманница – за убийство??

МОСИНА. Застукала своего хахаля на измене, ну и мочканула обоих сонными. Получила пятнашку. Это отчасти приравнивается к пожизненному сроку. Поэтому ее она скоро придет этапом сюда. Уже маляву мне прислала. Вот.

Мосина достает их кармашка платья клочок бумаги и дает Ледневу. Тот читает.

ЛЕДНЕВ. Смерть тебя только пописать отпустила. Что это означает? Она угрожает тебе убийством?

МОСИНА. Вы удивительно догадливы.

ЛЕДНЕВ. Фая, давай без этих подковырок, если хочешь, чтобы я тебе помог. Но как я могу помочь, если через несколько дней уеду?

МОСИНА. Вообще-то, я хотела просить вас не о себе. Об Агеевой. Ее хотят отправить в колонию для тэбэцэшниц, хотя у нее болезнь в закрытой форме. А там у всех – открытая форма. То есть Гаманец хочет отправить ее на верную гибель. Вот этому вы можете помешать.

ЛЕДНЕВ. Пожалуй. Вы – подруги?

МОСИНА. Однохлебки. Вместе кушаем. Работаем вместе. Наши швейные машинки рядом. Ну и вообще… поддерживаем во всем друг друга. Тут особняком быть трудно.

ЛЕДНЕВ. И давно у тебя с Гаманцом такие замечательные отношения?

МОСИНА. О! Я перешла к нему по эстафете.

ЛЕДНЕВ. Можно, я включу диктофон?

МОСИНА. Включайте, я постараюсь говорить культурно.

ЛЕДНЕВ. Не обязательно.

МОСИНА. Как-то стало трудно говорить… Сейчас, соберусь… Ну, если коротко, мать у меня шила платья и продавала на рынке. А раньше это было запрещено. Ее поймали на этом, стали требовать информацию о таких же, кто шьет и продает. Ну, она и выложила… И тогда ее завербовали. Дали псевдоним. Стали подсаживать в камеры. Это называлось командировкой.

ЛЕДНЕВ. Такие называются наседками.

МОСИНА. Вот видите, как вам легко объяснять. Короче, мама вызывала подследственных на откровенность. По добытой ею информации раскрывались тяжкие преступления. По мелочам маму не использовали. За этой ей неплохо платили. Так что мы не бедствовали. Но мама подолгу не бывала дома, и мы распустились. Я и еще трое. Отец у нас умер, так что…мы оставались без присмотра. Короче, я связалась с этой Консуэлой.

Мы звали ее королевой. Ей бы в кино сниматься, а не по карманам шарить. Консуэла брала меня на притирки. Я отвлекала ротозеев, а она вынимала кошельки. На пару у нас здорово получалось, хоть в «Смехопанораме» показывай. Гаманец тогда в угрозыске работал. Как раз в отделе, где карманниками занимались. Не мог он Консуэлу поймать с поличным. И тогда он ко мне красиво подъехал. Начал вешать мне на уши: мол, боится, как бы Консуэла не сломала мне жизнь. Бери, говорит, пример с матери. Я сначала не поверила. Бросилась к маме: «Ты стучишь ментам, это правда?» А она мне: «А как бы я вас четверых вырастила, доченька? На какие шиши?» Я заорала: «Мама, ты что, совсем больная?» А она мне: «Доченька, ты жизни не знаешь. В преступном мире грязи больше, чем в полиции».