Смертная тоска по нелюбимой женщине. Рассказы и были

© Виктор Песиголовец, 2022

ISBN 978-5-4498-9257-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Последний пир

За окном – полумрак. Утро? Или еще ночь?

Рука! Где моя правая рука? Я совсем ее не чувствую. Ах, да… Она же парализованная и почти совсем утратила чувствительность. Хоть коли ее, хоть стучи по ней, хоть туши о нее окурки… Как тогда бывший зять Вадик… Напился, подлец, и, присев на краешек кровати, стал цепляться: «Ну, что, папаша, помирать, небось, собрался?». Сидит, пьяные глазенки таращит, растянул рот до ушей в гаденькой ухмылке, обнажив кривые, желтые клыки. Потом, склонившись, прогундосил прямо в лицо: «Ручонка у тебя, старый, вон, как плеть висит». И тык в нее горящей сигареткой: «Тебе, видать, и не больно-то, а?». Полчаса сидел, потешался, скалил свои поганые зубы. Пока дочка Танька с работы не пришла да не выгнала из отцовой комнаты.

И где она его, этого скалозуба и горького пьяницу, взяла? Где отыскала? Урод – уродом, бездельник, грубиян, да еще и на зоне срок отмотал за хулиганство. Хорошо хоть, дочка вовремя поняла, что с ним, с муженьком таким, ей ничего в этой жизни не светит. И с помощью участкового выставила из квартиры. А потом и на развод подала.

Ой, что же так кружится-то голова! Аж в глазах потемнело. Совсем ничего не видно.

Свет! Дневной свет! Выходит, уже день?

Аркадий Сергеевич Путинцев левой – действующей – рукой провел по своему влажному лицу и на мгновение задумался. Сколько же он проспал? Да и сон ли это был, может, просто полузабытье? Впрочем, разве это так важно?

Жена и дочка, наверно, давно отчалили на работу. Для верности Аркадий Сергеевич издал пару громких звуков, похожих на мычание – окликнул сначала супругу, потом – Таньку. Но никто не отозвался. Значит, их дома нет. Облегченно вздохнув, парализованный запустил руку под матрац, нащупал пачку сигарет и зажигалку. Затем, медленно, с большим усилием приподнялся и, спустив ноги, сел на кровати.

Закурил сигарету, с наслаждением глубоко затянулся. Потом – еще и еще. Стряхнул пепел прямо в стакан с водой, который стоял на тумбочке у изголовья кровати.

После того, как у Путинцева случился инсульт, супруга Вера Павловна и дочка строго-настрого запретили ему курить. Но он все-таки покуривал в их отсутствие. Сигаретами его снабжали или сосед Толик, или бывший сослуживец Игорь Кириллович, они частенько навещали больного.

Игорь Кириллович и Аркадий Сергеевич проработали вместе почти два десятилетия. В школе они занимали равнозначные должности: Игорь Кириллович был заместителем директора по воспитательной части, а Аркадий Сергеевич – по учебной. Жаль, что его скосил инсульт – сейчас был бы директором школы. В городском отделе образования ему как раз предложили эту должность… Сейчас ее занимает Игорь Кириллович.

Докурив сигарету, Путинцев ухватился за спинку кровати и встал на ноги. Очень медленно, хромая и опираясь о стену, двинулся по коридору в кухню. На столе увидел две тарелки, прикрытые салфетками. Одну – с омлетом, другую – с салатом из свежей капусты и морковки. Это супруга оставила для него, чтобы поел. Но кушать пока совсем не хотелось. Нужно сначала умыться.

Посидев в кухне, поднакопив сил, Аркадий Сергеевич поволок свою бездействующую ногу в ванную. Одной рукой кое-как увлажнил серое, худое лицо, промокнул махровым полотенцем. Потом, изнемогая от слабости, борясь с головокружением, направился в гостиную. Захотелось включить телевизор, узнать, что происходит в мире.

Но до гостиной Путинцев не дошел. В коридоре у него вдруг подкосились ноги, и он растянулся на полу.

Сколько лежал – трудно сказать. Может, пять минут, а может, два часа… Собравшись, наконец, с силами, добрался-таки до гостиной и плюхнулся в кресло. Позади себя нащупал пульт дистанционного управления, навел на телевизор, включил.

И опять у Аркадия Сергеевича закружилась голова. И сердце защемило, как будто кто-то сжал его в кулаке. Давнишняя знакомая семьи Путинцевых – врач Ольга Прокофьевна – как-то сказала, что если Аркадию Сергеевичу станет плохо, пусть отыщет на мобилке ее номер и просто нажмет кнопку вызова. Этого будет достаточно, чтобы Ольга Прокофьевна поняла: больному требуется срочная помощь.

Но он не стал звонить – головокружение и сердечная боль сейчас пройдут, такое случается часто.

Действительно, вскоре Путинцеву стало лучше. Он помаленьку поднялся и, еле ковыляя, прошел на кухню. Там снова закурил – одну, затем вторую сигарету.

Кушать не хотелось. Но Аркадий Сергеевич заставил себя проглотить пару кусочков омлета и ложку салата.

Добираясь в свою комнату, взглянул на часы, висевшие на стене в коридоре: почти половина двенадцатого. Ого! Где же он потерял столько времени?

Зимние сумерки уже полностью заполонили спальню, а Веры Павловны и Таньки все не было. Где же они? Ага, вот…

Щелкнул замок входной двери.

– Аркаша ты жив? – это голос жены.

Путинцев промычал что-то нечленораздельное.

– Ты ел? – было слышно, как супруга тяжело дышит, снимая сапоги.

Боже мой, откуда у нее такая одышка? Разве должна так дышать женщина, которой еще нет и пятидесяти? Может, лифт поломался, и Вере Павловне пришлось пешком подниматься на шестой этаж? Так нет, лифт работает, вот и сейчас слышно, как он скрипит и скрежещет. Значит, сердечко у супруги уже негодное. Оно, конечно, и понятно – все в ее роду сердечники. Отец умер от инфаркта в неполных шестьдесят лет. Родной брат Григорий – в пятьдесят три…

И работа у Веры Павловны, к тому же, довольно трудная и нервная. Говорил ей: бросай ты свой интернат! Там же и молодому-то работать непросто, а человеку в годах – совсем не по силам. Ведь в этом учебно-воспитательном заведении не дети, а настоящие изверги. Любого до инфаркта доведут. И сама обстановка в интернате напряженная, директор – самодур, его заместитель – вообще конченый дурак. Всех женщин перетаскал, ни одной проходу не дает, ко всем без разбору цепляется. Одно время ходил слушок, что заместитель этот даже двух воспитанниц из старших классов развратил. Но стараниями директора интерната, родной брат которого в городской прокуратуре занимает какую-то видную должность, дело быстренько замяли.

– Аркаша, что же ты почти ничего не ел? – послышался голос жены. А через мгновение на пороге комнаты появилась и она сама – с подносом в руках. На подносе – горсть таблеток, рюмка с мутной микстурой и стакан с водой.

– Ну-ка, выпей это! А потом бульончика похлебаешь. Я такую хорошую курочку купила. Домашнюю! Наша уборщица баба Зина из села привезла, от сестры. Я уже поставила кастрюлю на огонь, бульончик варится.

Аркадий Сергеевич спустил ноги с кровати. Проглотил, запивая водой, горькие таблетки – одну за другой. Потом – противную микстуру.

– Сейчас я тебе укольчик забацаю, – жена хорошо делала инъекции – когда-то, до пединститута, окончила медицинское училище. – Готовь свое мягкое место!

Танька появилась дома поздно. Пьяная и злая. Она что-то стала кричать у входной двери, затем вдруг зарыдала.

Начала кричать и Вера Павловна.

Утихомирились они только через час. Танька, так ничего и не поев, отправилась спать в свою большую спальню, которую занимала еще со времен своего неудачного замужества. А Вера Павловна зашла в комнату к мужу – с тарелкой супа и ломтем белого хлеба.

Рано утром Аркадий Сергеевич пришел в себя от истошного крика. Танька что-то горячо доказывала матери, ругалась.

– Почему, почему бы мне ни выпить с хорошими людьми? – орала дочка. – Что мне еще делать? Личной жизни у меня нет, работа дерьмовая, дома гнетущая обстановка, вечная вонь, отец – полуидиот, с которым и поговорить-то нельзя. В гости из-за него никого не позовешь!

– Заткнись! Сейчас же заткнись, мерзавка! – кричала ей в ответ Вера Павловна.

Такие скандалы в последнее время в доме были обычным явлением. С тех пор, как удалось избавиться от Вадима, Танька, словно с цепи сорвалась. Сколько же это будет продолжаться?

Господи, такой милый, такой послушный ребенок, каким росла Татьяна, теперь превратился в бесцеремонную, наглую, вульгарную и недалекую дамочку? Как же это могло произойти? Когда же они с Верой Павловной ее проглядели?

Аркадий Сергеевич вдруг с ясностью вспомнил тот день, когда стал отцом. Это был такой праздник! Целый день Путинцев угощал коллег шампанским и конфетами, носился по школе, как на крыльях…

Перед уходом на работу в комнату зашла Вера Павловна.

– Ну, Аркаша, ты тут крепись. Еда на столе в кухне. Обязательно поешь, слышишь?

А Танька не зашла… Хотя разве она раньше заходила? Да уж…

После обеда в квартире Путинцевых раздался звонок. Аркадий Сергеевич еле доковылял до входной двери, отпер, не спрашивая, кто там. Да и не мог спросить – его нечленораздельную речь понимали только супруга, Ольга Прокофьевна да еще Игорь Кириллович.

На пороге стоял сосед Толик. Он принес две пачки сигарет.

– Привет, Сергеич! – сосед был явно нетрезв. – Сегодня у меня отгул. Дай, думаю, зайду, навещу болящего.

В кухне Толик поставил на стол початую бутылку водки.

– Может, примешь, Сергеич? – предложил он. – Авось, полегчает.

Путинцев отрицательно покачал головой.

– Да ты че, боишься? Зря! Пей! Уверяю, тебе это не повредит. А вообще, как хочешь. Дай-ка стакан!

Толик сидел целый час. Вылакав всю водку, он без умолку болтал о политике, о погоде, о ценах на харчи и о кознях своей «безмозглой» супруги Ларисы. А потом, заглянув в глаза, Путинцеву, заявил:

– Все они, Сергеич, эти бабы – мрази! Вон хоть бы и твоя Верка. Ты тута парализованный, а она…

Аркадий Сергеевич вскинул вверх свою действующую руку. Этот жест, видимо, означал удивление или даже возмущение. Но сосед не обратил на него никакого внимания. Продолжил:

– Да ты, Сергеич, ничего не знаешь! А мне Лариска все рассказала, она же вместе с твоей в интернате работает. Верка-то с замом директора спуталась! Да, да, и не пучь глаза! Этого зама, Евгения Моисеевича, на днях жена из дому вышвырнула. И на развод подала. Ему теперь и жить-то негде – хата ведь у его бывшей супружницы того, по дарственной ей от покойной бабушки досталась. Так этот Моисеевич теперя себе бабу ищет с квартирой. Вот и решил, что самая подходящая – твоя Верка. Ты-то вроде уже как не в счет…

Тут Толик спохватился, понял, что брякнул лишнее. Но уже было поздно. Лицо Путинцева побледнело, как полотно, а скулы стали серо-желтыми.

– Так я это, Сергеич, пойду, – Толик, не смотря на свой хмель, проворно подхватился и рванул к входной двери. – Ты, смотри, того, не бери в голову, понял? Может, люди брешут насчет твоей Павловны…

Расстроил сосед Аркадия Сергеевича своей глупой болтовней. Ну, надо же такое наплести! Он, конечно, не поверил Толику. Ни одному его слову не поверил. Вера Павловна никак не могла на такое пойти. Да еще с кем – с этим бабником и прощелыгой Евгением Моисеевичем… Хотя с другой стороны ей-то всего сорок восемь годков и, наверно, еще хочется бабьего счастья. А какое ей счастье с ним, жалким паралитиком? Но нет, клевета все это, навет бессовестных людей! Или бред пьяного Толика. Вера Павловна – женщина серьезная. За ней в молодости ничего такого не водилось, а уж теперь о том и речи быть не может.

Аркадий Сергеевич попытался успокоиться. Вместо двух сигарет, выкурил подряд три. И это ему помогло – желтизна со скул сползла, лицо приобрело более жизненный цвет. Путинцев доковылял до гостиной и забылся там, растянувшись в кресле перед телевизором.

В этот раз вечером первой появилась дома Танька. И опять под хмельком.

– Что смотришь, батя? – промямлила она недовольно отцу, узрев в его глазах немой укор. – Ну, выпила, ну и что? Мне так легче на душе.

И пошла на кухню греметь кастрюлями – искала поесть. Искала долго, потому что, видимо, не там. Не в холодильнике и не в духовом шкафу была еда, а прямо на столе: суп – в кастрюле, курочка – в сковородке.

Часов в восемь пришла и Вера Павловна. Как всегда, с сумками.

– Ты как, Аркаша?

Он кивнул головой, дескать, все в порядке.

– Что, опять почти не прикасался к еде? – голос жены был тихим – устала. – Ну, ладно, сейчас выпьешь свои лекарства, а потом я тебя покормлю. Я такие хорошие сардельки купила…

Через полчаса Аркадий Сергеевич, слюнявясь и давясь, жевал толстую сардельку, а супруга крутилась рядом.

– Тут такое дело, Аркаша, – вдруг проронила она, опустив глаза. – Хочу с тобой посоветоваться… Наш Евгений Моисеевич, заместитель директора, остался без крыши над головой. Ну, какая-то размолвка у него случилась с женой, дело дошло до развода… И директор интерната попросил меня приютить Евгения Моисеевича… На время. Дескать, у вас места много, квартира трехкомнатная… Если я откажу, то, сам понимаешь, могу и работу потерять. А куда я пойду? Кто меня в таком возрасте возьмет? Тут молодые устроиться не могут… Так что, Аркаша, пусть Евгений Моисеевич поживет у нас немного?

Путинцев лишь согласно кивнул.

– Так он тогда завтра вечером к нам переберется, – затараторила Вера Павловна. – Я его в гостиной поселю. А сама в Танькину комнату переберусь. Там места много.

– Старая шлюха!

Вера Павловна и Аркадий Сергеевич разом подняли глаза: в дверях кухни стояла Танька и презрительно усмехалась.

Ночью Путинцеву так и не удалось уснуть. У него перед глазами почему-то все время стояла одна и та же картина: презрительно ухмыляющаяся Танька в дверном проеме кухни.

Утром, выкурив пару сигарет, Аркадий Сергеевич приковылял на кухню. Присев на табуретку, он уставился в окно и долго смотрел на заснеженную улицу.

Его мучил только один вопрос: писать или не писать записку жене и дочери? Если не напишет, то они, найдя его мертвым, подумают, что он отдал Богу душу от очередного удара. Да и врачи, скорее всего, так посчитают. Ольга Прокофьевна, как участковый врач, выпишет справку о смерти своего парализованного подопечного и вряд ли станет инициировать вскрытие его тела. Зачем? Смерть больного человека – дело естественное, не вызывающее никаких вопросов. А это значит, что секрет ухода Аркадия Сергеевича в мир иной никто не узнает. Но с другой стороны надо же как-то обезопасить своих близких от претензий полиции, если та вдруг заподозрит, что их муж и отец умер не своей смертью. Да и проститься бы надо… В общем, следует сделать так, чтобы и записка имелась, и не было уж совсем ясно, что человек сам наложил на себя руки.

Господи, а на какие шиши Вера Павловна и Танька похоронят его?! В доме же очень туго с наличностью.

Путинцев отыскал в ящичках трюмо, стоявшего в прихожей, свой мобильный телефон. И набрал номер Игоря Кирилловича.

– Иг… горь… За… зайди…

– Это ты, Аркадий? – в трубке зазвучал веселый баритон бывшего коллеги. – Я сейчас на больничном. Но приеду. Через полчасика.

Аркадий Сергеевич знал, что Игорь Кириллович давно мечтает приобрести легковой автомобиль. И, наверно, накопил уже определенную сумму. Еще Путинцев знал, что Игорю Кирилловичу нравится его «Опель Астра», хоть тот уже и далеко не новый.

И когда старый приятель появился, Аркадий Сергеевич, как мог, объяснил ему, что готов по дешевке уступить свою машину. Но только сделку надо провернуть немедленно.

– Ой, Аркадий, мне, конечно, сильно нравится твой «Опель», но, понимаешь, я в данный момент не располагаю достаточной суммой, чтобы его приобрести, – развел руками Игорь Кириллович. – У меня только полторы тысячи долларов. Ну, может, наскребу еще сотню-другую…

Путинцев махнул рукой:

– Хв… атит.

– Так тебе деньги нужны, Аркадий? – догадался Игорь Кириллович. – Давай я тебе просто займу. Сколько?

– Н… нет. К.. купи. Я уже отъез… дил…

– А как оформить? – Игорь Кириллович смотрел на своего недавнего коллегу с явным сочувствием. – Стоп! У меня есть знакомый нотариус. Он оформит все необходимые бумаги, и мы с ним потом приедем к тебе, подпишешь их.

Аркадий Сергеевич удовлетворенно закивал головой.

– Тогда давай паспорт! Сейчас отправлюсь к нотариусу, – Игорь Кириллович подхватился с табурета и направился в прихожую обувать ботинки. С прихожей спросил: – А жалеть потом не будешь, Аркадий?

Тот лишь слабо качнул головой.

Часа через два все было сделано.

– Машина на ходу? – спросил Игорь Кириллович, прощаясь с Путинцевым.

– Д… да. Б… была на х… ходу…

Старый приятель и нотариус ушли. На столе в кухне осталась стопка купюр – тысяча шестьсот пятьдесят долларов.

Путинцев закурил и стал вспоминать, где у них в квартире хранится аптечка. В ней должна находится упаковка снотворного. Ее принесла Ольга Прокофьевна, когда бывший зятек Вадик допился до белой горячки и метался по дому, не спал, нес какой-то бред.

– Дайте ему парочку таблеток, – посоветовала Ольга Прокофьевна. – Например, растворите в стакане водки. И заставьте выпить. Пусть поспит. А когда отоспится, я думаю, он будет вполне вменяемым.

Так и случилось. Выспавшись, Вадим оправился.

А почти целая упаковка таблеток осталась…

Картонную коробку с медикаментами Аркадий Сергеевич нашел на верхней полке кухонного пенала.

Не торопясь, Путинцев освободил маленькие пилюли от целлофана и бумаги и разложил их перед собой на кухонном столе. Поразмыслив, прибавил с десяток таблеток димедрола и целую пачку нитроглицерина, которые отыскал в той же коробке.

Так, теперь нужно взять водку. Початая бутылка, почти полная, стояла в холодильнике. Отлично! Уходить – так весело…

Путинцев налил стакан до краев. Нет! Сначала надо написать записку.

Найдя карандаш и листик бумаги, Аркадий Сергеевич стал старательно и неторопливо выводить левой рукой буквы.

«Верочка и Танечка! – писал он. – Мне стало очень плохо. Сердце шалит. Боюсь, помру. Наверно, сейчас выпью пару рюмок водки, чтобы приглушить боль… Машину я продал. Если что – будут деньги на мои похороны… На всякий случай, прощайте, дорогие…».

Затем Аркадий Сергеевич спустил в унитаз обрывки бумажных упаковок лекарств, положил на место коробку.

Подойдя к столу, не раздумывая, залпом опорожнил стакан. Сразу же бросил в него все таблетки, опять плеснул из бутылки и начал размешивать чайной ложкой.

Прежде, чем выпить, Путинцев закурил и немного посидел у окна. Потом, зачем-то смежив веки, будто боясь посмотреть в глаза смерти, опрокинул граненую тару. Тут же поковылял к умывальнику, открыл кран и ополоснул стакан.

И помаленьку двинулся в свою спаленку.

Аркадий Сергеевич был пьян. Но мозги у него на удивление работали четко. Дойти! Нужно обязательно дойти! А то Вера Павловна и Танька еще, чего доброго, испугаются, увидев его лежащим в коридоре.

Путинцев упал на постель, как подкошенный. Он еле нашел силы, чтобы взгромоздить на кровать свои ватные, бесчувственные ноги.

Меньше чем через час его сердце остановилось.

Где есть корысть, там нет любви…

Федор

Жена, кажется, что-то пронюхала. Вчера вечером спрашивает с эдакой ехидной ухмылочкой:

– А куда ты, котик, днем запропастился? Позвонила тебе на работу в одиннадцать, мне сказали, что ты куда-то умчался. Позвонила в половине первого – опять нет. Наверное, на один из объектов мотался?

– Да, да! – закивал я головой. – На Набережной строительные работы застопорились. Сломался кран.

– Ну, и как? Починили? – участливо поинтересовалась супруга.

– С трудом, – вздохнул я. – Пришлось искать электрика, который разбирается в электрооборудовании козловых кранов. У нас в фирме своего нет. Еле нашел…

– Бедненький! Наверное, весь город исколесил?

– Да уж…

Вроде бы ничего такого в этом разговоре не было. Да вот сегодня утром полусонная жена, пришлепав на кухню, где я пил чай, многозначительно заметила:

– Сегодня как, тоже будешь кого-нибудь искать?

Я сделал вид, что не понял:

– О чем ты, Юленька?

Она пожала плечами:

– Ну, вчера ты искал электрика, а сегодня, может, тебе понадобится крановщица, – голос супруги мне показался вкрадчивым.

– Какая крановщица? – удивленно вскинул брови я. – Зачем нам она? В фирме полно крановщиц.

– Ну, пусть не крановщица, – мило улыбнулась жена. – Возможно, секретарша… Или, допустим, бухгалтерша…

Я чуть не поперхнулся чаем. Что она знает о бухгалтерше?

– Какая еще бухгалтерша? – повысил голос я, метнув на супругу осуждающий взгляд. – И вообще, что ты ерунду болтаешь?

– Да шучу я, котик! – тихо засмеялась жена и, подойдя ко мне сзади, обвила мою шею руками. – Я просто подтруниваю над тобой.

– Шутки у тебя какие-то странные, – с облегчением вздохнул я. И, погладив ее руку, прибавил: – А то у меня уже возникло подозрение, что ты стала патологической ревнивицей.

– Ну что ты, Феденька, – извиняющимся тоном проговорила супруга, – ты ведь не даешь никаких поводов для ревности.

– Я верный муж, – засмеялся я.

– Скажем так, осторожный муж, – в тон мне ответила она.

Вроде как все в порядке, но на работу я ушел с неспокойным сердцем. И чего Юля вдруг упомянула бухгалтершу?