В таких и подобных сжатых, маленьких описаниях, изобильно рассыпанных в очерках г. Чехова, поразительна именно их сжатость: немногими чертами автор воспроизводит картину, но это именно те существенные черты, которые дают живое и яркое впечатление. И точно таким же образом наш автор умеет рисовать и лица: два-три штриха, коротенькая характерная сценка – и перед вами живая, почти типическая фигура. Прочтите в его сборнике «Пестрые рассказы» маленький очерк в три странички, озаглавленный «Егерь»: перед вами станет как живая фигура охотника Егора, одного из деревенских, крестьянских «избранных счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой»; перед вами ярко вырисуется почти драматическое лицо жены этого праздного счастливца. По-видимому, какими малыми средствами располагает автор, в какой крохотной рамке заключает свой рассказ; но какое полное, сильное и законченное впечатление производит он! Рассказы точно такой же силы и живости можно указать и во втором сборнике, например: «Агафья», «Верочка», «В суде», «Ведьма», «Недоброе дело». Вникая в эти маленькие, краткие по форме, но очень полные по содержанию и очень выработанные вещи, удивляешься оригинальному искусству автора, да еще тому, что приходско-журнальная критика в таких законченных вещах усматривает неполноту и поверхностность. Требования полноты, предъявляемые упомянутой критикой, очень забавны. Например, в рассказе «Агафья» изображено любовное свидание деревенского очарователя с чужою женой. Увлекшись страстными восторгами, неверная жена покидает только с рассветом своего любовника и, возвращаясь со свидания, наталкивается на мужа. С чувством художественной меры г. Чехов заканчивает свой рассказ следующей сдержанной сценой:
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽