Я люблю тебя НАВСЕГДА

Позвонил Борис Яковлевич и попросил разрешения приехать сегодня на чашку чая. Дарья ни с кем не общалась эти две неделе после ухода Германа. У нее в квартире так и осталась его одежда, его бритвенные принадлежности в ванной. Рука не поднималась все это убрать. И все это висело, стояло, лежало, напоминая ей о нем. Больно… Нестерпимо больно…

Одна отрада – ее Глебушка. Он ей во всем помогал. Если бы не сынишка, было бы еще хуже. Но так приходилось готовить, делать уроки и учить себя улыбаться окружающему миру в отсутствии Германа.

Из-за сильного стресса начался столь же сильный токсикоз. Питаться она уже прекратила. Не ела уже два дня. Стало проблематично готовить. Рвоту вызывал даже вид продуктов, не говоря о запахе. Было немного не до уборки, хотелось только погрузиться в сон и не просыпаться…

Вечером Борис Яковлевич приехал не один. С ним вместе были Лия Марковна и Леонид.

Лия Марковна с порога спросила:

– Ну, как ты, дочка? Хотела приехать раньше, но Борис не разрешил…

– Все у нас хорошо, бабушка (Глебушка называл их бабушка и дедушка, они были только рады этому). Мама сначала поплакала, теперь уже не плачет.

Дарья горько улыбнулась, лишь краешком губ, потрепав сынишку по голове.

– Все хорошо, Лия Марковна, все хорошо, – грустно, но пытаясь скрыть эту грусть, сказала Дарья.

Она накрывала стол к чаю, когда раздался звонок в дверь. Глеб побежал открывать.

– Привет, Глеб. В гости пустишь?

Пришли Генри и Марк. Дарья за это время успела полюбить старшего сына Германа, да и с Генрихом, как ей казалось, их связывала дружба. Их приход был неожиданным не только для Дарьяны, но и для Бориса Яковлевича.

– Генрих, я же просил…

– А я так решил, – односложно ответил Генри.

Чайник засвистел на плите, Дарья пригласила всех к столу. Пили чай, беседовали, Лия Марковна ворковала с Глебушкой. Все было хорошо, пока Лия Марковна не заметила, что Дарья не притронулась ни к чашке чая, ни к тортику. Лия Марковна специально заказала этот торт, зная, что Дарья очень его любит, хотелось хоть немного побаловать девчонку.

– Дарьюшка, ну-ка, быстренько кушай тортик. И так уже похудела. Ты же у нас умница. Нельзя так переживать, – пыталась успокоить ее Лия Марковна. – Мужчины этого не стоят… даже любимые и даже такие…

Ни один из них не знал, как ее успокоить и в разговоре пытались обойти тему отъезда Германа, даже не произносили его имя.

Дарья послушно отломила ложечкой кусочек тортика, отправила его в рот, сделала глоток чая и… пулей вылетела из-за стола в туалет. Опять все на выход… Токсикоз уже начинал выматывать.

В дверь тихонечко постучали. Дашка умыла лицо и открыла дверь. Генрих смотрел на нее вопросительно:

– Я правильно понял? токсикоз?

Дашка старалась не смотреть ему в глаза.

– Да, – тихо ответила она.

– Он знал?

– Нет, – она покачала головой. – Я не успела сказать…

И Дашка вернулась на кухню. Она решила озвучить то, что с ней творилось. Долго скрывать не получится, а поддержка друзей и людей, ставших ей близкими, будет нужна.

– Извините, издержки положения… Я жду ребенка… Это ребенок Германа. Но пообещайте мне, что никто из Вас, – она обвела всех присутствующих пристальным и твердым взглядом, – никто из Вас и ни при каких обстоятельствах не скажет о моей беременности Герману, как и о рождении ребенка. Он свой выбор сделал две недели назад. Если ему не нужна я, не нужен и мой ребенок. Это мой ребенок!.. я сама его воспитаю…

Дарья сказала это спокойно, подчеркивая каждое слово. В комнате повисло гробовое молчание. Ни капли слезинки не выкатилось из ее печальных глаз. Да их, наверное, она все выплакала за эти две недели.

– Даша, но мне то можно будет общаться с малышкой?

Дашка не ожидала такого вопроса от Марка. Она посмотрела на молодого человека, улыбнулась в ответ и ответила:

– Конечное, приходить к нам в гости, помогать и общаться никому не запрещается. Только Герману ничего не говорите. Я не хочу, чтобы он разрывался между двумя детьми, которые родятся почти одновременно… Я очень хочу, чтобы он был счастлив.

И все-таки голос ее дрогнул, и слезинка сбежала из уголка глаз.

Даша знала, что из-за токсикоза ей нужно лечь в больницу, сама она справиться не могла, организм бунтовал. Она попросила Лию Марковну приютить у себя Глеба на время ее госпитализации, точно зная, что ей не откажут. И ей, конечное, не отказали. Договорились, что Лёня в понедельник заберет Глеба после школы.

– Дарья, можно тебя на пару слов? – попросил Генрих.

Он внимательно смотрел на Дашку, глаза светились нежностью и заботой. Он взглядом пытался приласкать и отогреть ее застывшую душу.

– Да, конечное, – Даша встала из-за стола и направилась в комнату.

Генрих вошел в комнату следом за ней и плотно закрыл дверь.

– Дарья, извини. За Германа извини. Знаю, что со мной тебе сложнее всего общаться в силу нашей с ним внешней схожести. Буду вечным напоминанием. Но, общаться нам придется часто. Я не оставлю тебя. Я должен быть уверен, что с тобой и малышом все хорошо. Теперь это моя забота. Ты, Даша, когда идешь к врачу?

Дашка смотрела на Генри внимательным, изучающим взглядом. Она пыталась понять, чем руководствуется Генри. Это забота о ней, как о матери его будущего племянника, или о ней, как о женщине, которая теперь свободна, одинока, беззащитна? Немного подумав о чем-то своем, Даша отрешенно ответила на вопрос Генри.

– В понедельник к девяти мне нужно подойти в приемный покой. Глеба в школу отвезу и туда. А что?

– Я пойду с тобой. Утром я за вами заеду. Отвезем Глеба в школу и поедем в больницу, – видя, что Даша что-то хочет возразить, быстро добавил. – Это не обсуждается, Даша. А сейчас мы с Марком заберем вещи Германа, чтобы они тебе ничего не напоминали… И это тоже не обсуждается…

Дашка горько ухмыльнулась. Рядом нарисовался еще один мужчина, который не терпит возражения и все решает сам. «Хочет так решать, пусть решает. Мне будет немного легче. Хотя бы не буду чувствовать себя такой одинокой», – подумала Даша, но ничего не сказала Генри.

– Делайте, что считаете нужным. Мне все равно, – лишь ответила Даша и сделала шаг в сторону двери.

Генрих остановил ее, взяв за плечи.

– Даша, нельзя так. Я знаю, что тебе больно, но… так… нельзя… Найди силы успокоиться. Ради ребенка, которого ты решила оставить, найди силы… Он должен родиться здоровым. Не губи его здоровье, решив подарить ему жизнь…

Она подняла на него свои глаза. Он заглянул в них и увидел там такую боль… Генри не удержался и прижал ее к груди, она почему-то вначале напряглась вся, хотела оттолкнуть его, а потом расслабилась и беззвучно заплакала.

– Тише, Дашенька, тише. Я буду рядом, я помогу. Ты не одна…

После ухода гостей, Даша села в кресло и молча наблюдала за Глебом…

Через три недели ее выписали из больницы. Ей было значительно лучше. Токсикоз удалось победить.

Генри теперь мотался по трем городам. Каждые выходные он приезжал к ней, привозил все самое необходимое для нее и Глеба, но вел себя очень деликатно. «Деликатность в крови у братьев Вольф», – улыбнулась Даша после очередного общения с Генрихом.

«26 октября

Сегодня с Генри были в Екатеринбурге. Он договорился с клиникой. Нужно было сделать УЗИ и убедиться, что малыш развивается без патологий после такого бунта моего организма. Генри переживал, ему что-то не нравилось в анализах. Но все было хорошо. Сделали первое фото. Мое милое сокровище.

Смотря внимательно в экран, Генри улыбался. Потом поделился, рассказал, чему улыбался. Оказывается, улыбался племяннику, сказал, что у него самые шикарные племянники, рожденные от великолепных женщин.

Мне все равно мальчик или девочка. Это моя крошка, моя радость, мое счастье, мое живое напоминание.

Чувствую себя хорошо и это главное.

Генри постоянно рядом. Все выходные проводит у нас. Занимается с Глебом. Живет в квартире Германа.

Интересно, Герман знает или нет, что его брат рядом со мной или ему теперь все-равно?..»

На Рождество Генрих летал в Германию. У родителей пробыл десять дней. С трудом выдержал разлуку с Дашкой.

Мама украдкой пыталась узнать не появилась ли у сына женщина, к которой он так торопится из родительского дома. Генрих, смеясь, ответил:

– Есть, работой зовется. Ей всецело и принадлежу, – слукавил он.

Единственно с кем он мог поговорить о Даше, это Марк.

Племянник очень нежно относился к Дашке, подробно расспросил о ее самочувствии, о Глебушке, попросил передать привет Даше и подарок Глебу.

В конце разговора добавил:

– Почему бы вам не быть вместе? Для Даши это самое выгодное предложение…

– Ты ей это скажи при встрече, но учти, может выгнать из квартиры. Она любит твоего отца.

– Я тоже его очень люблю, но после того, как он поступил с Дашей, ненавижу.

– Ты не прав, Марк. Его можно было бы ненавидеть, если бы он знал о ее положении. Он этого не знал. И мы это ему сказать не может… Мы обещали. Сказать, значит предать ее. Я не могу.

Сейчас, сидя в самолете, Генрих мечтал об одном, побыстрее бы увидеть Дашку. Он любил ее. Это чувство не было прихотью и желанием обладать. Было одно единственное желание, постоянно заботится о ней и видеть ее улыбку, которая хоть и редко, но снова стала появляться на ее лице. Генрих знал, она даже после столь долгой разлуки не разрешит себя ни поцеловать, ни прижать к себе. Он мог рассчитывать лишь на легкое прикосновение к ее округлившемуся животу в поисках пяточек племянника. Но он даже за это был благодарен Дарьяне.

Из дневника:

«Привет, мой друг.

Сегодня приехал Генрих. Мы с ним не виделись целых две недели. Он ездил в Германию. Очень хочется расспросить о Германе. Но не могу. Понимаю, не хватит мне сил ни задать вопрос, ни выслушать ответ. Притом любой ответ будет одинаково больно слушать…

Сейчас пили чай, а потом он сидел рядом со мной на диване и играл с маленькими пяточками племянника, пытаясь их тихонечко погладить своими пальцами. Малыш явно заигрывал с дядей, не давая ему такой возможности. А потом Генрих резко наклонился и поцеловал мой живот. Тихо прошептал: «Как я вас люблю».

Пришлось попросить так больше не делать…»

Во время беременности Дашка расцвела, впрочем, как и во время первой. Она была премиленькая. Генрих все выходные проводил у них, возился с ней, как с самой драгоценной куклой. А она не могла понять, зачем ему это надо…

Часто приходил Дэн. Иногда предлагал погулять в парке, бережно придерживая ее, чтобы не поскользнулась и не упала.

– Даша, может ты вернешься ко мне? Герман уехал. Тебе одной будет сложно справиться с двумя детьми.

– Нет, Денис. Мне не нужен третий ребенок, – отшутилась Дашка. – К тому же у тебя есть Ира и Максим.

– Ира… Лучше бы ее не было у меня. Она считает, что для мужчины самое важное секс и больше ничего. Есть, спать ему не нужно. А Максим? Он просто ребенок моей женщины.

– Не поняла?

– Я сделал тест на отцовство. Это не мой сын. У меня есть единственный сын. Это Глеб.

– Даже не знаю, что сказать.

– А какие у тебя отношения с Генрихом? – неожиданно спросил Дэн.

– Денис, тебя это не должно интересовать, но как бывшему мужу отвечу. Он мой друг и, по совместительству, дядя малыша.

Дэн ухмыльнулся, но ничего не сказал.

В апреле родился мальчишка. Он появился на свет в срок. Сильный и здоровый богатырь. Только с именем Дарьяна не решила. Хотелось что-то очень красивое. С отчеством тоже непонятки. Дарья очень хотела, чтобы он был Германович. Но как? Это можно было сделать только с личного письменного согласия Германа.

«Дарья, ты молодец. Горжусь тобой. Спасибо за племянника. Целую. Твой Генри». Дарья в сотый раз перечитывала записку Генри, лежа в палате и смотря, как рядом посапывает ее сынишка. Как она была благодарна Генри. Он всю ее беременность был рядом, терпел все ее капризы, успокаивал и пытался предугадать ее желания. Он отказался от отпуска, не поехал к родителям. Ждал появления на свет этого мальчишки. Во время родов не отошел от нее ни на шаг. Держал за руку, именно его руку до синяков сжимала Дашка во время сильных схваток. Зачем он это делал? Этот вопрос Дашку мучал давно. Она женским своим нутром не верила, что просто так, из благородных чувств. Как-то спросила, попросила ответить честно, а Генрих только улыбнулся:

– Ты чего это Дашенька? А как я должен относиться к женщине в столь интересном положении, да еще и моим племянником? Я ее просто боготворю, – поцеловал в щечку и нежно погладил по животу, пощекотав бугорок-пяточку племянника, и все…

Завтра их с малышом выписывают домой. Встречать будут Генри, Глеб и Марк. Марк специально приехал из Германии на неделю, приехал сразу, как только узнал, что Дарья родила.

Принимая на пороге роддома из рук врача малыша, Генрих спросил:

– Дарья, как зовут этого богатыря?

– Не знаю. Я не могу решить это сама. Сегодня вечером вы все мне поможете.

Она была счастлива в окружении этих мужчин. Хотя ее сердце очень хотело видеть рядом другого.

Вечером, сидя вокруг детской кроватки, выбирали имя. Остановились на нескольких: Константин, Артур, Тимур, Альберт, Ролан, Андриан. Но Дашку вдруг осенило:

– Он будет Романом. Ромкой. Я так хочу.

Ей никто не стал возражать. Дарья решила назвать сына Романом, Ромчиком, Ромашкой, Ромкой. Пусть имя сына напоминает ей о ее романе. Ей так захотелось. А как назвал бы сына Герман? Но это узнать она не могла…

Через пару дней Генрих принес свидетельство о рождении нового жителя планеты Земля. В свидетельстве было записано – Вольф Роман Германович, в строке «отец» – Вольф Герман Альбертович.

На немой вопрос Дарьяны «Как?», Генрих ответил:

– Ты же этого хотела? Я просто исполнил твое желание, Дашенька.

Генрих никогда не называл ее Дарьянушкой или Дарьяной, он звал ее Дашенькой или Дашкой, но поизносил это очень нежно. Это было очень приятно для слуха, но не для сердца.

Ее сердце замерло семь месяцев назад и до сих пор отказывалось отвечать на внимание мужчин, просто не замечая их. Она уже семь месяцев не видела Германа, не знала, что с ним, как у него дела. Она не могла заставить себя спросить ни Генриха, ни Марка. А они не замечали ее немых вопросов и всячески обходили тему Германа.

– Дашенька, он на тебя похож, хотя разрез глаз и носик, как у Марка.

Даже сейчас рассматривая племянника, Генрих не сказал «как у Германа», он сказал «как у Марка», хотя ни для кого не было секрета, что Марк есть копия отца, только цвет волос и глаза – зеленые изумруды достались от мамы.

– Я очень этому рада, – ответила, улыбаясь, Даша.

Из дневника:

«Герман, ты взял мое сердце, расколол его на миллион мелких осколков, а взамен дал … частичку себя. Мой маленький голубоглазый сыночек…

Герман, это так несправедливо… Нечестно постоянно напоминать о себе. Ты уехал, вычеркнув меня из своей жизни. Но твои образы окружают меня и днем, и ночью. Не дают забыться ни на секунду… Ромчик. Марк. Генрих. Они постоянное твое напоминание… Зачем так жестоко я влюбилась?.. Вокруг меня море любящих и заботливых мужчин, а мне нужен только один. Ты, Герман… Я люблю только тебя и не перестану любить НИКОГДА…»

Рождение сына очень изменило Дашу. Она с каким-то остервенением относилась к малышу, не прекращая безумно любить Глеба. Только дети. Только ее мальчики. Только они ее волновали. Весь остальной мир подождет.

Генрих смирился с этим. Он довольствовался тем, что ему разрешили заботиться о племяннике. Ромка не был его целью. Он решил попытаться добиться Дашки. Он хотел быть рядом с ней.

Дашка пересмотрела всю свою работу. Уходить в отпуск по уходу за ребенком не захотела, сказав, что это роскошь для одинокой мамаши. Принимать финансовую поддержку от Генриха отказалась, аргументируя это тем, что даже от Германа она бы это не приняла.

– Дарья, нельзя быть такой упертой. Тебе же будет тяжело, – пытался уговорить ее Генрих.

– Я знала на что шла.

Вот и весь разговор. Она уволилась из школы, но осталась работать в Управлении образования. Зарплата маленькая, но работа стабильная и времени отнимала не много. Всего каких-то двадцать часов в неделю. Туда она бегала пока спал Ромчик, а за ним присматривал Глеб с одной из бабушек.

Но работу Даша себе нашла. Она устроилась еще в пару фирм юристом по договорному праву, проверяла договора, готовила документы в суды, но делала это удаленно. Выкручивалась, как могла. Хотя могла бы этого не делать. Финансово стеснена она не была. Живя с Германом, она практически не тратила свою зарплату, все перечисляя на счет в банке.

Вовремя узнав о возможном дефолте, перевела все в доллары и на разные счета в разных банках. Спасибо Борису Яковлевичу и Герману, они ее учили всему. Теперь она могла жить на проценты.

Из дневника:

«Как я давно не была дома. Целых два года. Родители приезжали ко мне регулярно, а вот мне с малышом в прошлом году съездить в Питер не удалось. Зато сейчас мы приехали на все лето. Будем жить на даче. Мальчишкам здесь будет хорошо.

Перелет Ромашка перенес прекрасно. Еще бы… он все время был на руках у Марка. Марк так нежно относится к младшему брату. Возможно это сказывается воспитание, а может быть чувство вины за отца перед малышом.

Рейс был ночной. Во время посадки поспать Ромке не удавалось, он вертел головой в разные стороны. А в самолете усталость и ночь взяли свое, мой малыш уснул на руках у Марка. Так и летел всю дорогу.

Тетки на соседних сиденьях перешёптывались: «Надо же, какой папаша молодой. И что такие молодые в таких находят?». «В таких», наверное, они меня имели в виду.

Марк то с братом возится. А вот что Генрих во мне нашел?.. Провожая нас в аэропорту, очень хотел приехать к нам в Питер, но я не разрешила. Потом очень сложно мамуле будет это все объяснить».

В самолете, после того, как уснул Ромчик, Даша хотела взять сына на руки, дав возможность Марку отдохнуть.

– Нет, Даша, я не устал. Он такой славный. Обидно, что видимся редко. Неужели я таким же был? Даже не верится.

– Все детки славные. Глебушка таким же был, – задумчиво ответила Даша, аккуратно потрепав спящего рядом Глеба по голове и поправила плед.

– Даша, а почему ты отказываешь Генриху? Он тебя любит и готов взять тебя в жены.

– Марк, ты специально сейчас такой разговор завёл, точно зная, что выгонять тебя некуда, и треснуть не смогу, Ромку на руках держишь, – улыбнулась Дашка.

– Даша, я серьезно. Ведь папа может не вернуться к тебе, хотя и любит очень сильно.

– Вот и я его люблю, поэтому другого мужчины рядом со мной не будет.

– Можно я папе скажу, что у него в России растет прекрасный сын?

– Только попробуй. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне. Понимаешь? А вернувшись ко мне, получил еще и сына, – Даша сказала это очень тихо, но Марк услышал и понял все.

Предчувствие…

Дашка была счастлива, имея таких двух мальчишек. Они были всей ее жизнью, она жила ими. Но рядом всегда находился Генрих, три раза в год приезжал Марк. Ромка рос, Глебушка во всем помогал маме. Все было хорошо, но…

Но Даша интуитивно готовилась к худшему. Почему? Даже себе Даша объяснить не могла. Было предчувствие. Бабушка ей всегда говорила, что предчувствие – язык ангела, который не следует игнорировать. Вот она и прислушивалась к своим догадкам, обращала внимание на свою интуицию, не прогоняла случайные мысли, озарения или идеи. Уважала эти подсказки, искала в них лучший совет.

Из дневника:

«Появилось какое-то новое чувство тревоги. Даже объяснить и описать не смогу…

Душа болит… Прямо на части разрывается… Что-то такое гложет, но, что именно – не понятно… Просто какая-то странная боль вперемешку с холодом, пустотой и тоской…

Могильный холод, пустота и одиночество вокруг…

Уже несколько раз просыпалась от этого леденящего душу страха…»

И предчувствие ее не обмануло, не подвело. Рушиться все начало постепенно.

Летом в Екатеринбург переехали Наташка с Андреем. У них дочка поступила в университет, и ребята решили переехать к ней. Притом это был родной город Наташки, и она мечтала туда вернуться, но Андрей раньше не соглашался, а сейчас предложил сам. Так Дашка лишилась лучшей подруги, от которой у нее не было секрета.

Осенью не стало сначала соседок бабушки Мани, а затем и самой бабушки Маши, они ушли одна за другой. Дарья к бабушке так привыкла за эти годы, считала ее своей родной бабушкой. Постоянно бегала к ней в гости уже живя в квартире. Последний вздох тоже приняла, сидя у больничной койки.

Через пару месяцев слегла Лия. Борис Яковлевич сразу сдал. Дашке казалось, что у них одна жизнь на двоих и друг без друга они не смогут. Лию положили в больницу, обследовали, но диагноз был неутешительным. Онкология, четвертая стадия. После курса химиотерапии Лие Марковне стало лучше. Ее выписали домой, но все знали, что это ненадолго.

Генрих

Наступил новый год. Генрих уговорил Дашку сходить в ресторан.

– Дашка, пошли. Тебе нужно отдохнуть и развеяться. Притом, когда ты еще себе это сможешь позволить? Сейчас мальчишки под присмотром мамы. Это же вообще шикарно.

Он и раньше приглашал ее в ресторан, но Даша всегда говорила, что не может оставить детей одних, какой это отдых, если мозг постоянно в напряжении.

Сегодня Даша согласилась. Хватит, уже прошло больше трех лет, как уехал Герман. Сколько можно…

Новый год встретили у Бориса Яковлевича и Лии Марковны. Мамуля с мальчишками осталась ночевать у них. Даша обещала их забрать на следующий день, когда проснется после ресторана.

Это был их первый выход с Генрихом в свет городского общества, которое она покинула, как только из ее жизни исчез Герман, хотя она продолжала общаться со всеми их общими знакомыми. Отношения с ними у нее не особо изменились, но к себе близко она никого не подпускала. Просто знакомые и точка.

Музыка и хорошее вино помогли Даше расслабиться. Она танцевала с Генри и даже начала отвечать на его улыбки улыбкой, но все это очень сдержанно и аккуратно, ничто в ее поведении ничего ему не обещало. Но, Генрих не торопил события, он учился ждать. С ней он учился ждать, будь на Дашкином месте другая, давно бы была в постели с ним. Обычно он был нетерпелив и требователен.

После ресторана, уже под утро, Генрих проводил Дашу домой. В прихожей он поймал ее руку и привлек к себе.

– Дашка, будь моей. Женой. Любовницей. Кем скажешь… Только будь моей… Не могу больше без тебя… – тихо, но властно, прошептал он.

Он почувствовал, как сразу изменилась Дарья, как замерла, боясь пошевелиться.

– Могу быть только подругой или сестренкой, извини, – прошептала она в ответ.

Она стояла, прижавшись спиной к стене, боясь пошевелиться и поднять на него глаза. Нет, она не боялась Генриха. Она боялась себя. За эти три года она не смогла забыть Германа, не смогла отпустить его образ из своего сердца. Она мысленно часто разговаривала с ним. А Генрих так напоминал брата, особенно в полумраке прихожей. Он не разрешил включить верхний свет.

Даша, разговаривая с Генрихом, очень боялась назвать его именем брата. Оно уже несколько раз слетала с ее уст… Это было позволительно в начале, но сейчас… По истечению столького времени и сделанного для нее и мальчишек Генрихом, это было недопустимо. Она это понимала. В разговоре она себя контролировала, а в постели контролировать не сможет. Она это знала. Поэтому – нет.

Генрих стоял напротив ее, упираясь руками в стену над ее плечами. Он не прикасался к ней столько времени, но дальше выдержать этого не мог. Генрих наклонился и попытался поймать ее губы своими губами.

Дашка не шелохнулась, не отвернула голову, но и не поцеловала в ответ. Она хотела и боялась этого одновременно. Она просто разрешила Генриху дотронуться до себя губами. Он это понял. Ему этого было недостаточно. Он прорычал и с силой впечатал в стену кулак, так, что содрогнулась вся стена. Но эта хрупкая и беззащитная женщина не шелохнулась.

– Извини, Генри, не могу, – тихо прошептала Даша и беззвучно заплакала.

Ее слезы он увидел впервые с того вечера, когда узнал, что она беременна. Эта сильная женщина снова стала слабой и беззащитной, он снова бережной прижал ее к себе.

– Тише, Дашенька, тише. Извини. Нет, так нет. Но я не перестану любить тебя.

Он сказал это тихо и спокойно, но Дашка услышала в его голосе обреченность.

Через несколько дней Даша попыталась вернуться к этому разговору, но Генрих ее остановил:

– Ничего не нужно объяснять, Даш. Я все понял. Друзья, так друзья. Но любить тебя, ты мне запретить не сможешь. Это не в твоей власти и даже не в моей.

И снова все осталось как прежде, он приезжал на выходные, помогал с детьми, продолжал заботиться о них.

В марте он снова попытался вернуться к этой теме. Они сидели на диване. Мальчишки уже спали. Генрих не ушел к себе. Он иногда оставался ночевать у нее в квартире, здесь на диване.

Фильм закончился, Дашка достала комплект постельного белья для Генри.

– Дальше сам или мне помочь?

– Помочь…

Он разобрал диван, она помогла управиться с наволочкой и уже хотела уйти к себе, как Генри преградил ей путь.

– Дашка, услышь меня… Не могу без тебя… Я не знаю, как мой старший брат справлялся со своими тараканами. Я так не умею. Я …

Он настойчиво поцеловал ее, не смотря на ее слабое сопротивление. Прижал к стене, понимая, что до дивана сегодня не дойдет. Он целовал и ласкал ее тело, но ответа не было.

– Генрих, не надо. Ты нравишься мне, ты мне дорог, но люблю я его, живу им. До сих пор… Я боюсь назвать тебя его именем… Это неправильно, – прошептала она между поцелуями.

Генрих отпрянул со стоном…

– Извини, Дашка. Но я схожу с ума. Извини.

И отпустил ее…

Из дневника:

«Не убивайте в Женщине – Любовь.

Её душа, что Звёздочка ранима,

Она ромашкой расцветёт Весной.

Не убивайте в душах их, Любовь.»

… почти конец

День рождение Ромки, его трехлетие, отмечали у Бориса Яковлевича. Лия таяла на глазах, хотя и продолжала быть великолепной хозяйкой.

Этот день рождения был без Генриха. Он в марте уехал в Германию и до сих пор не вернулся. Возможно обо всем знал Борис Яковлевич, но Даша никогда с ним не заговаривала ни о Германе, ни о Генрихе, ни о Марке. Для всех тема Вольфов в присутствии Даши была запретной.

После ужина Борис Яковлевич, что-то шепнув Леониду, пригласил Дашку к себе в кабинет.

– Дарьяна, извини, но дальше разговор оттягивать не могу. Он будет серьезный. Лёня посмотрит за мальчишками, уложит их спать. Мы выйдем отсюда, только все обсудив, – сказал он и повернул ключ в двери. – Это чтобы нам никто не помешал.

Даша села в кресло и приготовилась слушать. Она знала многое о жизни Бориса Яковлевича, знала и часть того, что ей не следовало бы знать, но он ей доверял.

– Даша, тебе нужно уехать из города, навсегда. Это нужно сделать, как можно быстрее.

– Но… – хотела возразить Дашка, но Борис Яковлевич прервал ее.

– Подожди, дочка, сначала послушай меня. А потом мы обсудим то, что хочешь сказать ты.

Даша замолчала, она готова была слушать и все запоминать.

– Я много думал. Это единственный выход. Я обязан вывести из-под удара тебя и мальчишек. Ты дорога мне, как дочь. Ближе тебя только Лия. Если бы меня так Лия не подвела, я бы еще поборолся. Сейчас не вижу смысла в этой борьбе. Идет передел мира, передел власти. Обложили и те, и другие. Со всех сторон. Как загнанного зверя. Это обо мне, чтобы ты имела представление. Теперь о тебе. Заканчиваете учебный год, увозишь мальчишек к родителям на лето и больше сюда они не приезжают. Пока так. До твоего отпуска никто ничего не должен знать. Даже Генрих. Все, как всегда. Жизнь не изменилась. Теперь документы. Если смогу подправить, подправлю. Поменяем твою фамилию на Вольф, как у Ромки. Под этой фамилией тебя никто искать не будет. Но это если получится и летом. Теперь финансы. Со счетов сейчас деньги не снимай ни копеечки. Дам наличку. Деньги могут пригодиться потом, жизнь длинная. На твое имя я открою несколько счетов в разных банках. Суммы там будут не очень большие, внимания они не привлекут ничье. Еще один счет валютный открою в Швейцарии, но это на совсем черный день. Надеюсь, он никогда не наступит и счет достанется детям. К тому времени сумма будет приличной. Это мой подарок мальчишкам. Пусть помнят деда и бабушку Лию. Это вкратце, дочка.

Дашка сидела молча. У нее не хватала сил и смелости задать свои вопросы. Борис Яковлевич помолчал, потом добавил.

– Возможно удастся вывести из-под удара еще и Лёньку. Но этот упрямец ничего слушать не хочет. Да и затеряться такой колоритной фигуры будет сложно. Один вариант, уехать за рубеж. Но он даже слышать об этом не хочет. Но ничего, я еще с ним потолкую.

Он снова замолчал… Потом резко встал, ударив ладонями по крышке стола:

– Я понимаю, дочка, ты услышала то, что я хотел до тебя донести. Теперь иди спать. Переспи с этим. Подробности будем прорабатывать по ходу дела вместе. Мы все преодолеем, с Божьей помощью.

Он по-отечески обнял Дашку и поцеловал ее в лоб.

В начале июня Даша отвезла мальчишек к родителям, сообщив, что решила уехать с Урала, хочет перебраться поближе. Куда? Еще не знает, не решила. Единственное, попросила Глебу ничего не говорить. Она все скажет сама, но позднее.

Приехала на Урал. Быстро нашла покупателей на квартиру и машину. Ей повезло, это был один человек, управляющий филиалом банка в их городе. Заплатил щедро. Даша в обиде не осталась. Хотя очень не хотелось расставаться ни с квартирой, ни с машиной. Все это дышало Германом… Это давало силы Дашке жить дальше, какие-то внутренние силы…

Борису Яковлевичу удалось поменять Дашкины документы: паспорт, водительские права, свидетельство о браке с Генрихом и свидетельство об их разводе, на немой вопрос Дашки, Дед ответил:

– Извини, дочка, хотел, конечное, Германа записать, но он же был на тот момент чьим-то мужем. Поэтому пришлось запятнать репутацию младшего племянника. Он простит. А может Дарья свидетельство о разводе лишнее? Он хорошо к тебе относится, – помолчал, посмотрел внимательно на Дашку. – Да ладно, сами разберетесь потом… Документы все чистые, можешь не опасаться. Фальшивок не держим…

Город она покинула ни с кем не прощаясь. Только на работе сказала, что уезжает к мужу в Европу. Так просил Борис Яковлевич.

Дашка всецело доверяла ему. Она многому у него научилась. И за многое была благодарна Деду.

Самое сложное было расставаться навсегда. Расставаться точно зная, что видишь этих дорогих тебе людей последний раз. Прощаясь, Лия отдала Дарье все свои драгоценности.

– Дочка, мне они уже ни к чему. А ты, если не поносишь, так хоть продашь, если нужны деньги будут. Камни все натуральные. Не забывай меня, дочка. Жаль, что уезжаешь…

Дашка знала это, украшения у Лии были дорогими. Целое состояние. Борис Яковлевич потом шепнул на ушко, чтобы хранила не дома, в банковской ячейке, там надежнее, на некоторые передал документы о подлинности.