Читать книгу: «Семейные тайны. 11 книга. От любви до ненависти»

Ледяное дыхание замка вновь обдало женщину. Она поправила очки, перекинула непослушный шарф через плечо, пригладила черные волосы и вставила ключ в замок.

–Замок не реставрировался уже очень давно, – произнес её напарник, коренастый парень с кипой бумаг. – Прежние владельцы почти все погибли во время Второй мировой. Генерал Дженефарф фон Герц был расстрелян русскими. Его жена погибла от рук какого-то фашиствующего психопата в 1944-м. Сын исчез, и лишь недавно его следы обнаружились в Австралии. Ему вернули замок, но он предложил сделать из него музей.

Литхем не слушала. Профессор Гейдельбергского университета и Института исторических исследований Гердера в Марбурге, она искала для себя все новое и новое. Сейчас её внимание привлек замок фон Герцев. Казалось, таких замков по Германии и странам Европы огромное множество. Но этот, хоть и стоял в запустении, прекрасно сохранился. И, по слухам, хранил множество тайн. Поёживаясь, она кружила по залу, рассматривая картины. Вот Мэгрэзе, прозванная «рыжей бестией». Она правила этим замком, была его настоящей хозяйкой. И отец Фон Герц, и его бастард Конрад были ее мужьями. Но многие поговаривали, что её руки обагрены кровью многих.

–Сюда ставьте столы! – Распорядилась она, указав на центр зала. Вскоре помещение наполнилось гулом компьютеров и голосами людей.

Прошло несколько месяцев. Наступивший вечер гнал всех по домам, к семьям.

Литхем задержалась. Сканируя документы, она вдруг почувствовала холодок и услышала тихий вздох. Обернувшись, она увидела у лестницы полупрозрачную фигуру женщины. Рыжая, в великолепном золотом платье, она смотрела прямо на Литхем. У той защемило зубы от страха, но она быстро взяла себя в руки и направилась к призраку. Привидение улыбнулось и медленно начало подниматься по лестнице. У выхода на крышу оно остановилось, обернулось к Литхем, наклонилось и коснулось одной из ступеней, тут же исчезнув.

Литхем выдохнула и поднялась по лестнице. Одна ступенька была расшатана. Женщина легко вытащила её и застыла в онемении. Под ступенькой лежали несколько тетрадей и огромная, очень старинная книга. С трудом достав находки, Литхем осторожно спустилась вниз. В зале, освещенном лишь настольной лампой, она разложила свои находки. Тетради оказались дневниками. Аккуратным почерком, датированным последними месяцами 1943 года, кто-то описывал свои мысли. И тут Литхем, открыв первую страницу, поразилась – это были дневники генерала фон Герца. Последняя запись обрывалась на полуслове, упоминая о «тайнике под ступенью» и «неизбежном возмездии».

Древняя книга была переплетена в кожу, испещренную непонятными символами. Страницы пожелтели от времени, а чернила местами выцвели. Литхем осторожно перевернула первую страницу. На ней был изображен герб Фон Герцев, но с одним странным дополнением – в центре щита, вместо традиционного орла, красовался кинжал, воткнутый в перстень.

–Что это может значить?– Прошептала она, проводя пальцем по изображению.

Внезапно, в комнате стало ощутимо холоднее. Лампа замерцала и погасла, погрузив зал в кромешную тьму. Литхем замерла, чувствуя, как по спине пробегает ледяной пот. В тишине отчетливо послышался шёпот, словно кто-то стоял прямо за её спиной и что-то бормотал на незнакомом языке.

Она медленно обернулась, но никого не увидела. Лишь слабый лунный свет проникал сквозь узкие окна, очерчивая силуэты. Собравшись с духом, Литхем нашарила в кармане зажигалку и щёлкнула ею. Слабый огонек осветил стол, отгоняя тьму. И тут она увидела это. Рядом с ней на полу, проступила надпись, словно выведенная невидимыми чернилами: «Прощение, помощь, правда. Помоги».

Литхем проснулась от холода, подняла голову и сонно поправила очки. Она уснула и, кажется, ей приснился сон. Она поёжилась, посмотрела себе под ноги – никакой надписи не было. Она не верила в привидения, но сон был настолько естественным, что она, сама не понимая почему, пошла к лестнице, ведущей на крышу. Осталось всего несколько ступенек до двери. Она дотронулась до одной – она заскрипела. Литхем отдернула руку, а затем осторожно отодвинула крышку. Её зубы клацкнули от неожиданности.

Перед ней открылся тайник, точно такой же, как в её сне. Внутри лежали тетради и старинная книга. Сердце забилось быстрее. Это было не сном. Это было реальностью. Реальностью, которая только начинала раскрываться перед ней в стенах этого древнего замка.

Литхем застыла, не в силах оторвать взгляд от открывшейся картины. Сон, призрак, шепот – все это сплелось в единый клубок необъяснимого. Она чувствовала, как по венам бежит адреналин, смешанный с первобытным страхом. Но страх этот был сладок, он подстегивал ее исследовательский азарт.

Она осторожно вытащила из тайника дневники и книгу, ощущая их вес в руках. Кожа древнего переплета казалась теплой, словно хранила в себе отголоски прошлого. Спустившись вниз, она разложила находки на столе, под тусклым светом настольной лампы.

Первым делом она взяла в руки дневники генерала фон Герца. Листая пожелтевшие страницы, она погружалась в мир человека, жившего в эпоху хаоса и разрушения. Его мысли, страхи, надежды – все это оживало перед ней, словно он сам рассказывал ей свою историю.

Она читала о его любви к жене, о его гордости за сына. Он писал о своих сомнениях, о своей вере в Германию, о своем отчаянии, когда всё начало рушиться. Последние записи были полны тревоги и предчувствия неминуемой гибели.

Литхем перевернула страницу, где запись обрывалась на полуслове. "Тайник под ступенью… неизбежное возмездие…" Что он имел в виду? Кому грозило возмездие? И почему он спрятал дневники?»

Она вновь перевернула несколько страниц и вдруг похолодела увидев запись.– Франциска жива. Этот идиот не довел дело до конца. Теперь придется положить в гроб другого ребенка."

Руки Литхем задрожали сильнее. Она знала историю семьи фон Герц: сын Вальтер женился на польке, у них родились две дочери. Когда девочкам исполнилось два года, мать и дочерей сбила машина. Литхем глубоко вдохнула, отложила дневники и взяла в руки древнюю книгу. Ее переплет был испещрен непонятными символами, словно письменами давно забытого языка. Она осторожно открыла первую страницу и увидела герб Фон Герцев, но с кинжалом, воткнутым в перстень, вместо орла.

Что это значило? Кинжал, пронзающий перстень – символ предательства, убийства, мести? Или что-то другое? Она провела пальцем по изображению, пытаясь разгадать его смысл.

Солнечный свет заиграл в её волосах. Наступившее утро застало её спящей в кресле, на коленях лежал старинный фолиант. Уже месяц профессор, словно неприкаянная, жила в замке, сканируя книги и читая их. Лишь изредка она уезжала домой. Но сегодня Литхем решила, что пора позвать тех, кто должен знать правду – фон Герц. Она достала сотовый.

– Вундер, здравствуйте, приезжайте, мне нужно многое вам рассказать.

*****

2015 год

Москва Квартира Ашли

Ашли сидел за столом, погруженный в тишину собственных мыслей. Глаза его были закрыты, а в голове роились вопросы, ни один из которых не находил ответа. Почему же все они, словно призраки прошлого, тянулись к истории его семьи? Сестра – её нужно остановить. Конрад – его появление в Индии было окутано тайной. И всех ли он уже вспомнил, или кто-то ещё из родни, словно тень, затаился, выжидая своего часа.

– Я знаю, о чем ты думаешь! – Голос Фарида, словно удар колокола, рассеял тишину комнаты. Он вошел в кабинет, несколько минут наблюдал за другом, а затем решился заговорить.

Ашли едва заметно усмехнулся, не открывая глаз, и кивнул. – И о чем же, провидец?

– О нашей… столь "замечательной" семейке, – усмехнулся Фарид, устраиваясь поудобнее в кресле, словно собирался провести здесь целую вечность. – Твоя милая сестрица огрела меня трубой и смылась.

Ашли открыл глаза и с удивлением посмотрел на друга. Голова Фарида была перебинтована.

– Час от часу не легче, – пробормотал Ашли, чувствуя, как тяжесть наваливается на него с новой силой. – Мне пришло письмо от правительства: я буду участвовать в шествии "Бессмертного полка" вместе с президентом. Я уже позвонил и сказал, что пронесу портрет своего деда, поскольку Андрей Николаевич был фашистом и не являлся моим биологическим отцом.

Фарид уставился на Ашли, не веря своим ушам. – Ты серьёзно? И ты это сказал… президенту?

– Почему президенту? – Ашли усмехнулся, но в его глазах не было веселья. – Его секретарю. Я не знал всего, пока случайно не нашел дневники моей приёмной матери. А та история, когда Игорь хотел всех продать, просто навела меня на мысль. – Ашли выдохнул и вновь откинулся в кресле. Мысли, которые не давали покоя, теперь обретали форму, и эта форма пугала.

– Ты не боишься? – Голос Фарида звучал обеспокоенно. Он видел, как Ашли меняется, как будто сбрасывает с себя старую кожу, но эта трансформация была болезненной.

– Чего? – Ашли сел прямо, опершись об стол, словно пытаясь удержать равновесие. – Чего мне бояться? Я всё честно сказал. Неужели ты думаешь, что они ничего не знают? Полковник дал мне заявление моей матери. Значит, есть люди, которые знают. Я не хочу, чтобы меня шантажировали. Это не выйдет за этот круг. – Он чувствовал, как напряжение покидает его, но на смену ему приходила другая эмоция – решимость.

– Ты дал им оружие.

Ашли улыбнулся, но эта улыбка была скорее горькой, чем весёлой. – Я дал им оружие, которое уже отжило свой срок. Они прекрасно знают: если на меня пойдёт давление, я отвечу. Но он знал, что это игра с огнём, но другого выхода он не видел. Семья, прошлое, тайны – всё это сплеталось в тугой узел, и только разрубив его, он мог обрести свободу. И он был готов к этому. – Я должен, – Ашли встал и подошел к окну, глядя на город. – Я не могу больше жить в неведении. Я не могу позволить манипулировать мной. Я хочу знать правду, какой бы она ни была. И если для этого придется столкнуться с призраками прошлого, я готов. – Он повернулся к Фариду, и в его глазах читалась решимость, которая могла сдвинуть горы. – Ты со мной? – Спросил он.

Фарид улыбнулся. – Ты же знаешь, что я всегда с тобой. Даже если это означает столкнуться с твоей "замечательной" семейкой.

Ашли кивнул, чувствуя, как плечи расправляются. И это давало ему силы. Неожиданно зазвонил телефон. – Да, Фёдор? Что? Ты где? Мы сейчас приедем!

– Что там?

– Крест нашелся! – Бросил Ашли, хватая свой пиджак и бросаясь к дверям.

****

Фёдор ехал с работы, когда зазвонил телефон.

–Да!

– Фёдор Фёдорович? – Раздался приятный мужской голос.

– Да! Слушаю!

– Вы меня, наверно, не помните. В 2000 году вы мне крестик принесли…

– Помню, Кирилл Кирилович, – Фёдор вдруг вспомнил того карапуза-ювелира.

– Замечательно, что вспомнили! Я с трудом нашёл ваш номер и звоню по важному делу. Сегодня мне принесли такой же крестик, но он размером с ладонь!

Фёдор вырулил на обочину. – Что?

– Алло! Вы меня слышите?

– Да, слышу! Могу к вам подъехать?

– Конечно. Он придёт сегодня в 16:00. Я только сейчас смог найти ваш телефон.

Фёдор взглянул на часы. Ещё полчаса.-Спасибо, я подъеду!

Он набрал отца:– Бать, нашёлся крест! Подъезжай! – Фёдор назвал адрес.

Через двадцать минут он уже стоял у ювелирного магазина. Минут через десять подъехал и отец. Они вошли внутрь, и охранник проводил их к ювелиру.

–Здравствуйте, Кирилл Кириллович! Покажите его нам! – попросил Фёдор.

Ювелир с предельной осторожностью выложил крест на стол. Этот массивный крест, размером с мужскую ладонь, казался таинственным артефактом из древних легенд. Он был усыпан драгоценными камнями, но их сияние было тусклым и незаметным, словно забытым временем или скрытым магией, которая утаивала истинную ценность. Камни не стремились к блеску – они были подобны теням, придавая кресту особую загадочность и глубину. Сам материал казался тяжелым, будто высеченным из бетона, что делало его неподъемным и внушительным, как символ силы и стойкости. Изящные, тонкие вензеля, напоминающие рукописные узоры древних манускриптов, обвивали его, добавляя образу еще больше таинственности. Казалось, эти узоры шептали свои секреты тем, кто умел слушать. Крест был не просто украшением, а историей, запечатленной в камне и металле, полной тайн и древних секретов.

– Это он! – тихо, с придыханием прошептал Фёдор.

– Сколько просит хозяин? – спросил Ашли.

– Вы знаете смехотворную сумму – тысячу долларов, хотя на деле он стоит сумасшедших денег, – признался ювелир. – И знаете, я заметил, что он боялся и просил прощения, когда отдавал его мне.

«Я бы тоже боялся, если бы мне с младенчества вдалбливали о проклятии», – подумал Фёдор.

– А потом он рассказал мне легенду, что если крест продать, то несчастья посыпаются на семью. Но, судя по его виду, он уже потерял семью. Я видел его паспорт – он с Украины, Донбасс. Это правда, что он сказал? – спросил ювелир.

– Ну, в купе с проклятием сумасшедшей ведьмы это работало на сто процентов, – пробормотал Ашли. Он достал чековую книжку и написал сумму. – Этого хватит? – протянул он чек ювелиру.

Ювелир внимательно посмотрел на чек. – Я, как понимаю, вас зовут Ашли Чаборти.

Ашли усмехнулся. – Да!

– Я хочу сотрудничать с вашей компанией, «Ювелир Чаборти Инди» и надеюсь мой вклад,– он кивнул на крест.– Достаточно весомый?

Ашли убрал чек. – Конечно, конечно.

– К вам!– В дверях появился охранник.

– Проведите его к нам. – Попросил ювелир.

В кабинет вошел старик.

– Здравствуйте, Семён Артурович, – ювелир подошел к нему. – Позвольте вас кое с кем познакомить.

Старик, не проявляя ни малейшего интереса, равнодушно окинул их взглядом. В его поношенном костюме, седых волосах и тоскливых голубых глазах читалась долгая жизнь, полная разочарований.

Фёдор протянул ему свой крестик.

Старик осенил себя крестным знамением и побледнел. – Нашёлся!

– Расскажите нам о нём, – Фёдор подал ему большой крест. Старик с тоскливой усмешкой кивнул.

– А ваш предок так никому и не сказал, что это не крест, а элемент ритуального щита, – неожиданно произнёс Ашли.

У старика задрожали губы. – Это не крест?

– Нет. Пойдемте, нам нужно поговорить.

–Вас как зовут? – Спросил старик.

– Фёдор!

– Олег!– Неожиданно Ашли назвал свое русское имя, почему, даже не понял.

Фарид посмотрел на него недоумённо. – Глеб.

Старик кивнул и вышел с ними. Они сели в машину.– Моя родные попали под обстрел, все погибли и я почему – то решил вернуться в Москву, где прошло всё моё детство. – Старик замолчал.– Мой предок был купцом, звали его Степан Михайлович Рапнин, когда он возвращался с товаром из Индии, на него напали разбойники. Убили, как им казалось всех, и забрали этот крест

…

Под Нижним

Новгородом

1674 год июнь.

Лес, только начинал готовиться ко сну, когда стук копыт и шум колес нарушил его жизнь. Любопытная белочка, выглянула из дупла и увидела тройку, летевшую по дороге, на облучке стоял человек и неистово стегал плеткой лошадей и оглядываясь назад. А позади него с серым лицом сидел другой человек и пытался зарядить пищаль, но у него ни чего не получалось.

–Не уйдем, не уйдем, хозяин! – Крикнул работник.

– Уйдем, погоняй шибче!– Прокричал купец и, отбросив пищаль, неожиданно для себя стал выкидывать из телеги товар. Яркими красками засверкала дорога парчою и бархатом. Краски могли соперничать с радугой, а воздухе повисло еще более красочное облако благовоний. Телеге, потерявшую большую часть товара, словно ей приделали крылья, она полетела с новой силой. Но вдруг колесо наехало на камень, коляска подпрыгнула, работник вылетел на дорогу.

–Иван!? – С ужасом крикнул купец и только успел поймать поводья.

И тут, из облако пыли вырвалась лошадиная морда, взмыленная с налитым кровью глазом, к самой ее шее приник бородатый, лохматый мужик с кривым шрамом на лице, он дико захохотал и подстегнул лошадь. Купец оглянулся, увидев разбойника, неистово стал подстегивать лошадей. Лошади рванули с новой силой, разбойник стал отставать. Но колесо снова наехало на камень, коляска накренилась, проехала на двух колесах. Лопнули постромки и свободные кони полетели по дороге. А телега, жалобно заскрипев, перевернулась, увлекая за собой купца. Вокруг телеги теснились люди: кто в сапогах, снятых с убитых купцов, кто в лаптях, а кто и вовсе босиком. Рубахи и штаны, грязные и рваные, местами прожженные костром, источали густой смрад конского и человеческого пота, с примесью чего-то ещё, неопределимого.

Соскочив с коней, они набросились на добычу, но внезапно подъехавший атаман остановил делёж. Свистнул – и свалка прекратилась вмиг. Атаман спешился и подошел к купцу, лежащему возле коляски. С того уже успели стащить сапоги. Атаман провел рукой по вышитому восточному халату.– Лепота, – промолвил он.

Кивнул одному из подручных. Невысокий парень с перебитым носом и хитрыми глазками, лет двадцати, ловко развязал пояс и принялся сдирать халат. И тут, в последних лучах заходящего солнца, что-то сверкнуло. Тихий вздох пронесся над толпой. На груди купца, на золотой цепи, покоился крест с ладонь, усыпанный бриллиантами и изумрудами.

Атаман оттолкнул парня и сорвал крест с шеи убитого.

– Не… бери… его… – прохрипел купец.

Атаман опустил взгляд. Купец смотрел на него, что-то шептал, но шепот оборвался с последним вздохом. Купец умер.

Атаман вскочил на коня и вдруг почувствовал на себе напряженные, хищные взгляды. Все алчно смотрели на его грудь, где под рубахой и халатом теперь покоился крест. Но стоило атаману остановить взгляд на ком-то из завистников, как тот тут же отводил глаза.

Вся банда с гиканьем скрылась в лесу, а ночь укрыла их преступление.

В самой лесной глуши, словно язва на теле природы, располагалось разбойничье логово. Удачная охота обернулась безудержным весельем, и лагерь гудел до самого рассвета. Атаман, презрительно оглядев своих пьяных собутыльников, направился к клетке, возвышавшейся в самом центре поляны. Внутри, словно пойманные звери, жались трое мужчин в богатых, но измятых одеждах. Бледные и испуганные, двое из них были уже в преклонном возрасте, а третий – их спутник – поражал своей юностью: синеглазый, белокурый юноша с едва пробивающейся бородкой.

Атаман бросил им кусок мяса. Старики с жадностью набросились на еду, в то время как юноша лишь презрительно взглянул на атамана.

– Вижу, горд, – прорычал атаман. – Кто ты такой?– Но юноша лишь отвернулся, словно не желая пачкать себя разговором с разбойником. Атаман усмехнулся. – Ну, помолчи пока. Захочешь жрать – запоешь соловьем.

Он потянулся, и цепь креста, висевшего на его шее, звякнула, привлекая внимание юноши. Тот увидел цепь, а атаман – расширившиеся от испуга и удивления глаза. Атаман вытащил крест из-под рубахи. – Красив, – проговорил атаман, внимательно изучая лицо юноши. – Кто тот, кому он принадлежал?

Но юноша снова отвернулся. Наконец, потеряв интерес, атаман ушел. Пожилой мужчина с рыжеватыми волосами протянул юноше кусок мяса.

– Ешь, Трофим. Сила нам всем пригодится…

– Кому нужна сила, когда сидишь в этой клетке? – Горько отозвался Трофим.

– Господь посылает нам и дороги, и испытания. – Нравоучительно произнес старик.

– Неужели эти душегубы и батюшку убили? – с горечью спросил юноша.

Наступившая ночь наполнилась хриплым храпом пьяных бандитов и тихим шепотом листвы. Луна, равнодушная и спокойная, медленно пробиралась сквозь пелену туч, и ее холодные лучи упали на клетку. Трое пленников не спали. Один из купцов осторожно пытался открыть замок, но раздавшийся шорох заставил всех отпрянуть.

Рядом с клеткой стоял купец в окровавленной исподней рубахе, с перевязанной головой.

– Отец! – Тимофей бросился к нему.

– Вытащи нас отсюда, Степан. – Рыжий старик оттеснил Тимофея.

– Тихо, – прошептал Степан. – Сейчас я приду.

Степан очнулся на дороге. Рядом валялась перевернутая телега, добро раскидано. Разбойники поживились знатно, утащив большую часть товара. Степана спасло лишь то, что при падении он угодил на рулон ткани, но и это не уберегло от сильных ушибов. Всё тело ныло, голова пульсировала от боли, рубахи на нём не было, лишь исподнее. С трудом поднявшись и кое-как перевязав окровавленную голову тряпкой, он растерянно огляделся, не понимая, куда идти.

Вдруг он заметил, как один из разбойников направляется в лес. Собрав последние силы, Степан поплелся следом. Разбойник привел его прямиком в лагерь. Переступая через спящих, Степан увидел атамана. Затаив дыхание, он приблизился и попытался снять с него крест. Атаман резко открыл глаза, ухмыльнулся, и в то же мгновение у горла Степана блеснул нож. Но секунда – и глаза атамана померкли, нож выпал из его ослабевшей руки. Степан почувствовал странную дрожь в руках и что-то тёплое. Опустив взгляд, он увидел в своей руке нож, по самую рукоять вошедший в грудь атамана. Ошеломленно выпустив рукоятку, Степан, словно во сне, снял с шеи убитого крест. Тут же из-за пазухи атамана выпал большой ключ. Подхватив и его, Степан вернулся к клетке, где томились пленники, и открыл замок. Все четверо незаметно скрылись в ночи.

Но вскоре в лагере поднялась тревога. Двое братьев-разбойников, позарившись на крест атамана, подкрались к нему, но наткнулись лишь на бездыханное тело.– Атаман убит! – заорал один из них, пинками поднимая остальных.

В мгновение ока весь лагерь был разбужен. Обнаружив открытую клетку, разбойники бросились в погоню за беглецами.

С дикими криками и улюлюканьем они настигали их. Выстрел! Тимофей рухнул на землю. Степан видел, как упал его сын, но не мог остановиться, ноги сами несли его вперёд. Впереди зиял обрыв, а внизу клокотала река. Не раздумывая, все трое бросились в воду. Когда Степан выбрался на берег, рядом с ним уже никого не было.

Степан, кашляя и сплевывая воду, с трудом поднялся и побрел в лес. Лишь через два дня его нашла крестьянка и дотащила до своего дома. Обессиленный, он замотал крест в рубаху и спрятал под лавку. Только тогда он рухнул без сил, провалившись в беспамятство.

***

Деревня Н…. Под Москвой

август 1675.

Обессиленный человек, одетый в лохмотья, возник из ниоткуда и рухнул в реку. Бросив в сторону посох, он жадно припал к воде, утоляя мучительную жажду. Напившись, он с трудом выполз на берег и упал на песок.

– Вот я и дома, – прошептал Степан Рапнин. Собрав последние силы, он приподнялся на локте и посмотрел в сторону холма, где виднелись кресты церкви. – Добрался.

Превозмогая слабость, Степан поднялся и, опираясь на посох, побрел к церкви. С каждым шагом кресты становились все ближе, и вскоре на холме показались и сама церковь, и прилепившиеся к ней домики.

Было воскресенье. Служба закончилась, и люди расходились из церкви, когда к ней подошел Степан.

– На, возьми! – маленький мальчик протянул ему грош.

Степан удивленно посмотрел на ребенка.

– Михайлушка, пойдем, – раздался голос, от которого Степан вздрогнул и обернулся. Неподалеку стояла невысокая, худощавая женщина с грустным, усталым лицом.

– Аринушка! – воскликнул Степан, чувствуя, как подкашиваются ноги и земля уходит из-под ног.

Когда он открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что лежит на чем-то мягком. Приподнявшись на локте, он оглядел незнакомую обстановку: старый стол, закопченный потолок, сундук.

– Сокол ты мой родной, – Агрипина неожиданно упала рядом с ним на колени. – Думала, не увижу. – Она уткнулась ему в грудь и зарыдала.

– Будя, будя, – Степан осторожно обнял жену за плечи.

– А Тимошенька где? А где…? – Она подняла на мужа заплаканные глаза, не договорив.

Степан вдруг понял, что не сможет сказать правду, – устал я, милая, – пробормотал он и закрыл глаза.

Агрипина укрыла мужа и, увидев, что он уснул, отошла к иконе и стала молиться. Степан сквозь полуоткрытые веки наблюдал за женой.«Сколько лет прошло с тех пор? Семь или восемь, когда он уезжал с посольской миссией, да и по своим купеческим делам. Он не сможет ей сказать всю правду.» Он не заметил, как уснул. Когда он открыл глаза, было уже утро. Сначала он не понял, где находится, но до боли знакомый голос пел любимую песню, а запах пирогов щекотал ноздри.

– Как почивали, Степан Кузьмич? – в комнату вошла бабка и положила рядом с ним одежду. – Банька истоплена.

Сев в кровати, он почувствовал, как закружилась голова, всё тело словно налилось свинцом.

– Ох, исхудал-то как, небось, не едал вдоволь. Но ничего, Агрипинушка вмиг тебя на ноги поставит, – запричитала бабка. – Агрипинушка, муж твой проснулся, дай ему перекусить, да потом в баньке попаримся, вмиг слабость уйдет.

Бабка что-то еще бормотала, еще, но вдруг Степан почувствовал страх но, не нащупав сверток, у себя на груди вскочил, заметался по избе, переворачивая вещи.

– Ох, что ты словно ужаленный мечешься? – Испуганно спросила, входя Агрипина.

–Где сума моя, где одежда?

–Все в печке.

Степан взвыл, словно ужаленный бросился к печке, но неожиданно сквозь закопченное окно пробился солнечный лучик и заиграл на кресте стоящим, возле икон. Стапан бросился к нему и, схватив тряпку, завернул крест. Открыл подпол и полез вниз, -никто не должен знать о нем. – Его голос слышался словно из могилы.

Испуганная Агрипина, перекрестилась. Степан вылез и увидел напуганную жену.– Не бойся. Но молчи, что видела, потом я всё расскажу.

Степан ушел в баню, а вечером собрались жители послушать его рассказ о странах далеких. Уже пропели вторые петухи, только тогда все разошлись, а Степан, захмелевший обняв сонного сына, всё рассказывал и рассказывал, а потом полез подпол и достал сверток.

–Смотри сынок, какой подарок царь индийский нашему царю батюшке подарил.

–Но Грозный умер. – Тихо сказал мальчик завороженный крестом

–Знаю, но тогда другому царю отдам. Негоже мне смертному царский подарок иметь, да и слово я дал. А если оставлю я его себе, то несчастье на семью обрушиться. В скорости и поеду.

Степан не поехал ни через неделю, ни через две, ни через месяц, ни через год. Вскоре его отъезд отсрочили несчастья, обрушившиеся на него, словно снежный ком. Сначала сгорел дом, затем умерла жена. Погоревав, Степан построил новый дом и снова женился. Однажды его новая жена, Дарья, полезла в подпол и случайно нашла крест. Крест околдовал девушку, пробудив в ней желание им владеть. Неожиданно вернувшийся Михаил, увидев мачеху с крестом, рассказал об этом отцу. Степан, желая избежать греха, решил спрятать крест. После этого Дарья возненавидела пасынка. Михаил, перед тем как сбежать из дома, вытащил из креста несколько камней.

***

Июнь 1704годМосква

Дом князей Рапниных

Дом бурлил жизнью, охваченный трепетным ожиданием. Служанки, словно встревоженные муравьи, сновали вверх и вниз по лестнице, неся то свежее белье, то кувшины с водой. Внизу, в гостиной, метался Михаил Степанович. Парик его валялся на полу, золотистые волосы растрепались, а чёрные глаза горели тревогой. Он то опускался в кресло, то тут же вскакивал, не находя себе места. И его беспокойство было вполне объяснимо: сейчас у него рождался первенец.

Наверху, в просторной спальне, на огромной кровати, в окружении доктора и служанок, княгиня Екатерина Сергеевна Рапнина рожала. Красивая, юная женщина с мраморной кожей, ясными синими глазами и удивительными, иссиня-чёрными волосами, воплощение изящества, она с первого же появления на балу у Рапниных произвела фурор. Казалось, её принесло невидимое облако, чтобы тут же раствориться, оставив на пороге эту хрупкую, очаровательную девушку.

–Князь Сергей Дмитриевич Волконский с супругой Анастасией Петровной и дочерью Екатериной Сергеевной! – Торжественно объявил церемониймейстер.

Первый бал и первый триумф. Те первые балы только начинались, и сам государь Петр I порой наведывался в дома своих придворных. Высокий, стремительный, он, словно вихрь, врывался в дом, быстрым шагом обходил залу и, постукивая тростью, оглядывал своих подданных внимательным взглядом. Затем поворачивался к своим друзьям, голландцам и немцам, а те, впечатлённые стремительными переменами, одобрительно кивали своими буклями. По возвращении из Европы Петр I с еще большей решимостью повел борьбу с отсталостью и косностью, принимая жесткие меры, чтобы заставить русское дворянство и боярство изменить свой уклад жизни и перенять западноевропейские обычаи. Он категорически запретил своим придворным носить бороды, обрезал долгополые платья, заставлял дворян бриться, носить парики и короткие камзолы, как это было принято в Западной Европе.

Михаил Степанович усмехнулся, вспоминая, как однажды государь ворвался в его дом. Как купец Михайлов пытался спрятаться от него, но разгневанный государь, с налитыми кровью глазами, схватил шпагу и отхватил половину бороды у испуганно ноющего купца. Затем, резко развернувшись, Петр I нос к носу столкнулся с ним, Михаилом Степановичем – они были практически одного роста, ну, государь был чуть выше. Петр хлопнул его по плечу и, раздувая усы, оглядел перепуганных придворных. Его голос, подобный грохоту обвала, заставил задрожать даже бокалы на столах: -Что встали? Танцуйте! Эй, музыка! Ну что, капитан, танцуй – вот тебе и пара! – И он толкнул Михаила Степановича в объятия Екатерины Сергеевны.

Михаил Степанович, когда то давно сбежавший из дома и судьба провела его через голод, холод и невзгоды и подарившая встречу с Петром I, когда тот проплывал мимо него и захотел жареной рыбы, выловленной Михаилом, и эта рыба стала для него, мостом в другую жизнь. Михаил Степанович стал верным соратником для царя и все начинания Петра не обходились и без него, но главной фигурой был всегда Меньшиков. Но странная судьба она не сделала друзьями и врагами они не были. Их соединила судьба, что бы они оба были рядом с Петром I один в тени, а другой во всем великолепии. А создание флота подарила Михаилу Степановичу шанс съездить в Голландию и изучить науку.

И для него, молодого капитана, недавно созданного морского флота, это девушка на этом балу перевернула всё. Он влюбился бесповоротно. Так что Петр I, можно было сказать, был свахой. На следующий день вся Москва говорила только о бале. А еще через три месяца, говорили о свадьбе, и вот сейчас наступил, тот момент, который так с нетерпением ждал, Михаил Степанович у него рождался наследник. Обессилив от ожидания, Михаил Степанович спустился вниз и вышел на улицу. Теплый июньский дождик освежил его. Сбросив камзол, он подставил свое разгоряченное тело под дождь. Молния сверкнула так ярко, что ослепила глаза, гром ударил в уши. Зажмурившись он через несколько минут открыл глаза, все также шумел дождь, но что –то новое появилось вокруг, что –то блеснула внизу на последней ступени, спустившись, он увидел крестик до боли знакомый, но меньше, а наверху крестика можно было различить герб семьи; двух коней, удерживающих щит, украшала всё изящная золотая цепочка. Краем глаза заметил какое –то движение, повернув голову в сторону сада, только увидел при молнии женскую фигуру бежавшую по саду. Он хотел бежать за ней, но услышал, как его зовут к жене, повернулся к двери, но блеснувшая молния выхватила из тьмы крестик, поднял его и захлопнул дверь. Поднялся по лестнице в комнату к жене. Она лежала уставшая, бледная, с черными кругами под глазами, но счастливая. Рядом лежал свёрток, женщина с трудом приподнялась на локте, протянула вторую руку к мужу, он упал на колени перед постелью и благоговейно смотрел на ребёнка.