Читать книгу: «Мариэль», страница 3

– Вы забыли его в «библиотеке»!

– Ах, Мари!

Дона попыталась объясниться, но Мари грубо отмахнулась и выбежала прочь…

На следующее утро, по неизвестной ему причине, мистер Дэвис завтракал в одиночестве. Сидя в кожаном кресле у камина, он сортировал свежие утренние газеты, разрывал ненужные и бросал в огонь. Лакей поднёс ему кофе, поскольку больше никто не спустился к завтраку. Эштон и Дона уехали вместе рано утром, сославшись на дела в городе. Мари попросила подать чай в ее комнату. Назревала буря! Но глава семейства оставался в неведении о страстях, кипевших под крышей этого дома. Как, впрочем, и происходит зачастую…

Всю последующую неделю Мари и Дона избегали друг друга, и практически не разговаривали. Эштон же, в силу постоянной занятости, не являлся домой несколько дней, а если и приходил, то лишь поздно ночью, а уходил рано поутру. И только за обедом в субботу им пришлось изображать былую беспечность и единодушие, поскольку мистер Дэвис поинтересовался, как проходят занятия по новым учебникам, которые гувернантка приобрела накануне. Дона, обыкновению сдержанна и немногословна, и сейчас коротко и лаконично отвечала на вопросы, интересовавшие господина.

– Я готов повысить вам жалованье, миссис Адамс, при условии, что вам удастся уговорить эту строптивую девочку выбросить всю блажь из головы и продолжить обучаться дома! С вашей подачи, уверен, Мари усвоит не только все необходимые науки, но и приобретёт жизненный опыт. Вы оказываете на неё положительное влияние с первого дня появления на пороге нашей обители, – уверенно заявил глава семейства Дэвис.

Мари же, которая сидела молча и безучастно ковыряла ножом мясо, тут же отреагировала на предложение отца и неожиданно выпалила:

– С меня довольно, отец, я больше не хочу обучаться. Вы правы, вполне достаточно того, что я уже знаю. Дона может перестать тратить своё драгоценное время на меня!

– Мари?! – недоуменно переспросил отец.

– Да, да, вы не ослышались! Если вы не позволите мне поступать в институт, не вижу резона убиваться над книгами. Я отлично владею французским и весьма неплохо знаю немецкий. Арифметика никогда не была моим коньком, но и её я подтянула. Касательно этикета – спасибо Доне: она сделала всё, чтобы наглядным примером объяснить, как следует поступать, а как не годится!

Дона, не удержавшись, взглянула на свою разгневанную ученицу, резкую и колючую. Совершенно не та милая, добрая девочка, которую она знала.

Тем временем Мари продолжала язвить:

– Относительно латыни, она мне ни к чему! В совершенстве её знает Эштон, Дона же, если ей интересно, может просить его подсобить в этом нелёгком деле. Уверена, он ей не откажет в любезности обогатить свои знания латыни! – всё так же надменно и не без подтекста добавила юная девушка.

– Дитя моё, что на вас нашло?!

– Решительно ничего, я просто проснулась! – неоднозначно ответила девушка. – Осознала, что сосуд моих знаний переполнен, и я более не хочу отнимать время у миссис Адамс. Она амбициозна не менее меня, теперь её ничто не держит, дабы следовать дальше!

Не дав отцу ответить, а Доне осознать, Мари вскочила и выбежала через столовую на улицу.

Сказать, что мистер Дэвис был удивлён – ничего не сказать. А сама Дона и вовсе была сбита с толку, хотя внешне она по-прежнему оставалась невозмутимой…

Но, собравшись с духом и мыслями, молодая женщина, накинув на плечи шерстяной платок, вышла в сад. На улице было холодно, но безветренно. Мягкий ковёр из опавших листьев радовал глаз, разбавляя пасмурный день яркой палитрой. На ветвях почти не осталось листьев, все они лежали под ногами, обрекая деревья на одиночество и скуку. И только птицы беззаботно продолжали прыгать с ветки на ветку, поддерживая жизнь

в полусонном саду. «Птички- робины» были единственными гостями. Мари на заднем дворе не оказалось, но Дона знала, где она может быть, поэтому, не задумываясь, последовала за ней…

Через минут двадцать она оказалась у прохода к берегу реки. Это укромное местечко с прекрасным видом на левый берег Темзы. Вода лениво омывала каменистое побережье, на котором вдали виднелся силуэт Мари, бросавшей в реку камушки. Подойдя ближе, Дона положила руку на плечо девушки и попыталась заговорить, но та была непреклонна. Она демонстративно и брезгливо окинула взглядом женщину, быстро поднялась и зашагала вперёд.

– Что вы здесь делаете, Дона? Вам не стоило идти за мной!

– Мари прошу!

– Я настаиваю на том, чтобы вы ушли из нашего дома. И наотрез отказываюсь вас слушать. Уходите!

Речной климат пропитал её волосы влагой, отчего длинные пряди завились в красивые локоны. Как маленький озлобленный ангел, Мари держала дистанцию, не желая оставить, предавшей её Доне, ни малейшего шанса на примирение и восстановление прежнего доверия.

– Мари, я не прошу вас меня простить. Позвольте лишь пояснить, и я обещаю покинуть вашу семью завтра же!

Решительный тон Доны убедил Мари хотя бы выслушать её. Они присели на высоких каменных глыбах, которые давно облюбовала девушка. Взгляд Мари устремился куда-то вдаль, пытаясь заглянуть за горизонт. Дона же, опустив голову, смотря себе под ноги, нервно перебирала нитки стёганой накидки.

Затем женщина нерешительно заговорила.

– Когда мне исполнилось двадцать два года, я пришла в ваш дом, где обрела не просто кров, а семью. Рядом с маленькой девочкой я чудом нашла покой, которого меня бесстыдно лишили. Совсем юной, почти как вы сейчас, я полюбила. Выйдя замуж спустя несколько месяцев, не могла натешиться вестью, что стану матерью. Но мой супруг не разделил моей радости, так как были причины, о которых я не была осведомлена. У меня была прекрасная семья, которая с детства привила мне любовь к искусству и культуре. Отец и брат упорно трудились, дабы я имела возможность получить должное образование, с помощью которого моя жизнь стала бы лучше, чем их жизнь. Родители не одобрили мой брак, но я была слишком юна, чтобы «слышать».

Отказавшись от всего, я уехала с супругом из родного города в Америку. Супруг сулил выгодное предприятие, которое на деле оказалось чистой воды контрабандой. Вместе со своими подельниками он контролировал незаконный ввоз запрещённого товара из Америки в Англию. Нелегальная торговля была весьма.прибыльной, а мой супруг любил лёгкие деньги так же, как и тяжёлые наркотики, – невесело улыбнулась Дона.

– Будучи беременной, я узнала не только о неверности

мужа, но и всех «тонкостях» его ремесла… Затем произошло непоправимое – мне пришлось «поплатиться» за его оплошности. «Дельцы чёрного рынка» заподозрили моего благоверного в нечестной игре и решили наглядно «объяснить», каково это – «перейти им дорогу». Они избрали самый «изощрённый способ», чтобы заполучить свой «должок». Им стала я… – Дона сделала паузу, Мари замерла в ожидании развязки.

– Внезапно появившись в полночь, трое мужчин избили мужа до полусмерти, затем полностью уничтожили меня как женщину. В ту роковую ночь, начались мои первые шаги на пути в преисподнюю, – произнеся это, она разрыдалась, приложив ладонь к животу. Вспомнила былые ощущения плода в утробе и грубое надругательство, которое сотворили с ней соратники мужа.

– Посягнуть на мою плоть – значило отнять не только мою честь, но и жизнь ни в чём не повинного дитя, которое так и не сумело узреть дневной свет. Я выжила после этого осквернения, но это стало моим проклятием, а не спасением. Муж скончался той же ночью. Корчась от боли, он умолял о прощении, о помиловании, которого никогда не получит! – голос Доны прозвучал твёрдо, ей и по сей день не удалось отпустить призраков прошлого.

– Её нет, Мари нет! – произнесла она, обращаясь прежде всего к себе, нежели к собеседнице.

– Моя девочка не пожелала оставаться в опороченном лоне, она родилась на следующее утро пятимесячной… и неживой. Я похоронила её своими руками, под ивой рядом с домом в Дареме, предав земле её крошечное тельце, окутанное собственной душой, – не сдерживая боли, громко рыдая, добавила несчастная женщина.

Откровения Доны шокировали Мари, ибо она не догадывалась о страданиях, которые довелось пережить этой утончённой, интеллигентной особе. Она лишь знала, что Дона была ранее замужем, но супруг её умер. Растерянная и сочувствующая, Мари не знала, как помочь бедняжке. Она крепко обняла женщину, поскольку не нашла слов, способных её утешить.

Немного успокоившись, девушка продолжила свою исповедь:

– Долгие годы я пыталась отмыть грязь, которую впитала не в кожный покров, а в душевный. Во мне произошли глубокие перемены: я закрылась от всех, от себя, в частности. Стала изгоем, мне никто не был нужен, я сама себе стала ненавистна.

Я решила нигде надолго не задерживаться: стоило мне немного заработать на хлеб честным трудом воспитательницы, я тут же срывалась и исчезала без предупреждений. Зная свои права и обязанности, я была строга и дисциплинированна, не позволяла себе сближаться ни с одним ребёнком, которого обучала. В Лондоне я тоже не планировала поселяться, и, стоя на пороге со своим единственным саквояжем в руке, была убеждена, что через месяц, другой и этот дом покину с той же лёгкостью, как и все прежние. Вот только встретив вас, впервые моё сердце замерло. Заглянув в ваши жгучие глаза, я сообразила, что «это добром не кончится». Много лет я была непреклонна: мужчины перестали для меня существовать. Они умерли. Все. В один день.

В тот день. Пережитый опыт поставил жирный крест на мне, как на женщине. Мужской род вызывал у меня только презрение. Не более. Но только рядом с вашим братом я осознала, что испачкана не я, а те, кто эту грязь совершил. Мне было очень стыдно за чувства, которые он вызвал во мне спустя много лет одиночества. Эштон покорил меня своей галантностью и тактичностью.

Всегда сдержанный и учтивый, строго соблюдавший все правила общения, не допускавший в мою сторону даже лишнего взгляда, не то, чтобы реплики. Он завоевал моё расположение благодаря своей искренности. И лишь спустя пять лет жизни в вашем доме наша привязанность переросла во что-то большее. Ибо Эштон стал для меня надеждой, которую у меня грубо отняли. А вы, вы позволили мне отдать вам всю материнскую любовь, что нако-пилась во мне в ожидании мгновения прорваться наружу через брешь в изрезанном сердце! – дрожащим голосом произнесла женщина, в заплаканных глазах которой промелькнул огонек надежды.

– Вы должны знать, что я обнажила душу вашему брату гораздо раньше, чем тело. И прежде, чем отдаться светлым чувствам, я распахнула перед ним тёмную сторону былого. Унижение пугало меня меньше, чем ложь, ибо чувство справедливости было сильнее чувства страха. Безусловно, без утайки, я поведала ему о пережитом бесчестье. Позорное пятно могло отвернуть его от меня, я была к этому готова. Но, как вы видите, он поступил иначе. И это стало лучшим свидетельством любви. А полюбил он меня ровно так же сильно, как и я его!

Всё внутри у Мари переменилось, и если ещё поутру она кипела от злости к Доне, то сейчас её переполняли сострадание и почтение к этой молодой женщине, чей несгибаемый дух мог соперничать с любым представителем сильного пола. Домой обе вернулись заплаканными, но счастливыми, каждая по-своему облегчила душу, развеяла тревоги…

Спустя несколько дней Мари помирилась и с братом. Эштон обещал ей, что, как только отважится, сообщит отцу об их отношениях с Доной, а там, глядишь, и обвенчаются. Мари была удовлетворена его обещанием, он не бросал слов на ветер.

После раскрытия тайны Доны и Эштона, Мари с удовольствием наблюдала за влюблёнными. Теперь она примечала то, на что раньше не обратила бы внимания, и их взаимоотношения, на её неопытный взгляд, были безупречны.

Однажды за чаепитием отец вновь затронул тему женитьбы. Он мягко дал понять, что есть на примете отличная кандидатура из достойной семьи и было бы разумно хотя бы познакомиться с девушкой на ближайшем балу.

– В кратчайшие сроки семья Баркли организует пышный бал в честь её совершеннолетия, приглашены почётные гости, будет огромный пир и нам необходимо присутствовать! – произнёс мистер Дэвис, наблюдая за реакцией сына.

– Боюсь, это исключено. Я очень занят в ближайшее время. Когда вы говорите, будет бал?

– Предположительно в следующую субботу, если не ошибаюсь.

– О, на выходных я занят. Вы окажите мне огромную услугу, если отправитесь туда без меня, – спокойно попросил Эштон, проигнорировав отцовское негодование.

– Но сын мой, как вы можете так спокойно упускать такую возможность! А вдруг получится что-то? Ходят слухи, что она довольнотаки недурна собой вдобавок! Вам под стать!

– Ах, вдобавок? Это к чему, к отцовскому капиталу? – едко спросил Эштон.

– Да что б вас, Эштон, теперь вы придираетесь к каждому моему слову?! – недовольно произнёс мистер Дэвис.

– Не серчайте, отец, в мире есть вещи гораздо достойнее, чем «фиктивные брачные узы». Не взирая на всю «выгодность сделки», – саркастически ответил молодой человек.

– С таким подходом к делу вы рискуете никогда не обзавестись семьёй, а я – внуками! – рявкнул недовольный глава семьи Дэвис.

– Это как посмотреть, отец. Я не боюсь «опростоволоситься», поскольку всегда прислушиваюсь к себе. Ум или сердце – это выбор, который мы делаем ежедневно. И я смело полагаюсь на сердце. Сердце – мой главный наставник!

Мистер Дэвис вышел из дома взвинченным, тогда как остальные члены семьи остались довольны.

Мари отныне была союзницей этой пары, неприметно примкнув на сторону «нежных чувств».

С плеч Эштона свалился гнёт несправедливости, он был спокоен, что его маленькая сестра больше не злится и не обижается. Ведь он души в ней не чаял. Мари же в свою очередь была счастлива, что есть на свете сердце, которое любит её брата так же душевно и бесхитростно, как и она…

После полуночи в дверь к гувернантке кто-то постучал, затем медленно вошёл и закрыл её на ключ.

Дона не спала, она знала, что он придёт, он всегда приходил в полночь.

Они не разговаривали, сейчас слова были неуместны…

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО

Семья Робинсонов любила собирать у себя гостей, поэтому они решили пригласить давних подруг Люси и устроить чаепитие в стиле «Будуар».

Было морозное декабрьское утро. Сладко потянувшись в постели, Мари захотелось поспать ещё чуточку. Но, вспомнив, что именно сегодня она приглашена на прием к Робинсонам, девушка быстро вскочила с постели. Нужно поторопиться!

В комнате было прохладно, камин погас ещё ночью, а морозы крепчали. У Мари постоянно леденели руки, даже в самых тёплых перчатках, из-за чего брат прозвал ее «ледяная дева». В покои вошла Дона с выглаженным нарядом девушки и помогла ей одеться. Собравшись, Мари спустилась вниз, где уже заждался брат, сопровождающий ее на торжественный прием.

Ее длинные кудри были собраны в высокую причёску с косым пробором. Кремовое платье из креп-атласа, с закрытым декольте, украшенным шёлковыми рюшами, выглядело нежным

и милым. Длинные, узкие рукава с белыми манжетами у кисти придавали образу утонченности и легкости. Юбка с широким подолом, мягкими складками на уровне бедер и массивным бантом на талии, подчеркивала стройный стан молодой девушки.

В руках она держала белую маску, поскольку главным условием вечера было наличие карнавального атрибута, за которым каждый мог скрыть свою персону.

– Дона не даст соврать, вы выглядите великолепно! – восторженно произнёс брат. Сам Эштон был одет в классический чёрный костюм- тройку, а на шею повязал кремовый платок в тон платья Мари.

– Эштон прав, вам к лицу этот образ, вы истинная леди! – подтвердила Дона.

Когда экипаж подъехал к воротам, Эштон взял сестру за руку и произнёс:

– Порой мы вынуждены быть там, где нам не очень комфортно, общаться с теми, кто не очень приятен. Приходится наступать себе на горло, поскольку таковы правила хорошего тона.

Мы живём в мире фальши и лицемерия, где самое важное – оставаться самим собой! А я буду рядом, вам нечего опасаться…

Их встретила хозяйка дома, одетая, как всегда, пышно и ярко. Её изысканный, замысловатый наряд цвета бордо, с сотней камней, которыми было усыпано откровенное декольте, выгодно подчёркивал стройную фигуру. А многослойный подол платья и вовсе казался необъятным. Облик дополняли чёрная затейливая шляпа с багровым пером павлина, театральная маска, декорированная стразами, и красная помада.

– Игра контрастов завораживает и привлекает внимание! – широко улыбаясь, защебетала миссис Робинсон.

– Согласен! – улыбнулся Эштон, поцеловав руку женщины.

– Несказанно рада вас видеть! Вы оба выглядите безупречно!

– А вы – потрясающе! – ответил Эштон, вежливо улыбнувшись.

– О, благодарю, милый, я приложила немало усилий, чтобы втиснуться в это платье. Благо скудный рацион оправдал мои ожидания, – простодушно призналась супруга мистера Робинсона.

– А теперь пройдёмте в гостиную, гости заждались!

Гостиная, изящно украшенная бантами и различным декором, была хорошо освещена настенными бра, высокими торшерами и свечами в подсвечниках из стали. Большие окна занавешены тяжёлыми гардинами. Высокий камин волнистой формы украшали статуэтки и фотографии в элегантных оправах. Много свежих цветов в фарфоровых вазах, бархатные кушетки и кресла, картины в багетах с позолотой, выгодно подчёркивали убранство дома, с лёгким намёком на напыщенность и вычурность.

Гости перевели свои взоры на вошедших Мари и Эштона, их любопытные взгляды говорили о том, что не всем удалось распознать особ под масками. Дамы перешёптывались и разглядывали, джентльмены пристально присматривались. Виновница торжества была среди гостей. Заприметив вновь прибывших персон, она самоуверенно и торжественно шагнула им навстречу.

Между тем одна из присутствующих дам, с виду надменная и напыщенная, шепотом обратилась к хозяйке дома:

– Милочка, кто эта юная особа, черты которой я словно где-то видела, но, к сожалению, совершенно запамятовала? Ах, постойте! Только не говорите, что это та самая девочка, чья мать умерла много лет назад у вас на руках?

– Скрывать не стану, да, она самая. Эван без ума от неё, Мари – настоящая находка, поэтому уже ранней весной они поженятся, и она переедет жить в наше поместье. А джентльмен рядом – её брат, – миссис Робинсон улыбнулась и кивком указала на Эштона.

– Мы так давно не виделись, что можно смело сказать – недавно впервые познакомились, – с улыбкой добавила она.

Люси, облачённая в роскошное платье тёмно- синего цвета, с откровенным декольте и широкими воланами, выглядела очень эффектно, хотя и несколько вульгарно. Чёрная маска, закрывавшая лишь глаза, позволяла легко разглядеть черты её лица, схожие с материнскими, но несколько грубее: нос, большие глаза, кудрявые, но жидковатые волосы. Она была отнюдь не худышкой, но недурно сложена. Внешность девушки нельзя назвать миловидной, но, она, несомненно, обладала харизмой, за счёт которой ловко скрывала недостатки внешности.

Она мягко перевела взгляд с Мари на Эштона и задержала его, почувствовав интерес. Несмотря на крайнее любопытство, Люси едва удержалась от просьбы открыть лицо. Эштон же, силившийся скрыть смущение от ее долгого взгляда и глубокого декольте, обратился к сестре:

– Милая, я отойду на минутку. В дальнем углу комнаты я приметил знакомый силуэт. Полагаю, это мой университетский товарищ. Я пойду, дабы развеять свои сомнения, а вы поболтайте о своём. Не успеете и глазом моргнуть, как я вернусь! – широко улыбаясь, произнёс он.

– Не волнуйтесь, Эштон, ступайте, всё в порядке. Я как раз хотела утянуть злосчастный корсет, а Мари мне в этом поможет, заодно и познакомимся поближе. Верно, Мари, вы не против?

– Конечно! – улыбнулась девушка.

– Вот и чудно!

После того как Мари помогла затянуть корсет, Люси присела на кушетку в шикарной спальне, всё в том же стиле «Будуар». Девушка принялась неспешно наносить румяна на бледные щеки.

– Присаживайтесь на пуф, Мари, ещё немного, и мы спустимся вниз!

Подмигнув Мари в зеркало туалетного столика, Люси принялась закреплять брошь в виде огромной птицы с яркими длинными перьями, которая, возможно, ещё минувшим летом беззаботно прыгала по ветвям, собирая насекомых. Но это мало заботило столь беспечную особу, какой была хозяйка украшения.

Она дала понять, что ничуть не изменилась и все такая же кичливая и строптивая. В свои двадцать два года, хорошо развитая интеллектуально, Люси оставалась скудна душой…

Спустя минут десять, они присоединились к гостям. Столы уже сервировали различными горячими блюдами и закусками, как английской, так и французской кухни. Рекой лилось шампанское и звучали громкие речи. Мари не сразу разыскала глазами брата и чувствовала себя растеряно. Слишком много внимания было приковано к ней в этот вечер.

Вдруг она уловила на себе взгляд незнакомца с платком на лице вместо маски. Он выделялся среди гостей не только этой деталью, но и некой отчуждённостью, будто сторонился людей. Мари ощутила дискомфорт. Чего нельзя было сказать о Люси. Она то и дело упивалась комплиментами, купаясь в восхищённых взглядах к своей эксцентричной персоне. Заслужить всеобщее признание – вот чего она добивалась, поскольку это было единственное, от чего она по-настоящему получала удовольствие.

Девушка не опасалась осуждений и толков, посему совершала поступки, о которых ничуть не сожалела. А если и испытывала раскаяние, то никогда не сознавалась в этом. Как и её мать, любила всё показное. Демонстрируя красивые формы, намеренно эпатировала публику.

В самый разгар банкета Эштон заметил, что не достает Эвана. Не то чтобы он сильно его заботил, однако было странно, что его не было.

– Позвольте спросить, Люси, где ваш брат? Неужели его не будет сегодня? – вежливо поинтересовался Эштон.

– О, он, несомненно, будет с минуты на минуту. Видимо, задерживается! – защебетала девушка, как это делала её мать, будучи заинтересованной в собеседнике.

А Эштон пробуждал в ней явный интерес. Не только Люси, но и другим представительницам прекрасного пола он показался очень хорош собой. Однако, они не могли знать, что Эштон долгие годы счастлив вдали от их дотошных взглядов и предположений…

Энергично что-то обсуждая, Люси неуклюже опрокинула на себя бокал с шампанским.

– Какая досада! – гневно произнесла девушка.

– Не окажете ли вы мне услугу, пособив избавиться от пятна в уборной, пока оно не въелось в гипюр? – обратилась она к Мари.

– С удовольствием, – ответила Мари, заметив одобрение Эштона.

Стоя перед раковиной в виде раскрытой жемчужной ракушки, Люси, бесцеремонно чертыхаясь, оттирала мокрое пятно на пышной юбке. Мари взглянула на себя в зеркало, и ей приглянулась отражение. Вдруг в уборную без стука вошёл Эван. С первого взгляда стало понятно, что он «подшофе».

– Что ты здесь забыл, Эван, и почему опоздал на приём? Хотя к чему это я, тебе никогда не было до меня дела! – фыркнула девушка, направляясь к выходу. Мари последовала за ней, но тут он преградил ей дорогу.

– Нет, Эван, она пойдёт со мной!

– Я так не думаю!

– Насильно мил не будешь!

– Я всё равно попробую!

– Эван!

– Не будь злюкой, Люси. Я так давно не видел это очаровательное создание. Дай мне хоть минуту поговорить с ней наедине. Подожди за дверью одну минуту. Слово даю! – лукаво улыбнулся и подмигнул сестре Эван.

Люси, недолго думая, быстро выскочила, даже не поинтересовавшись желает ли того Мари.

Ловко закрыв за сестрой дверь, Эван хитро улыбнулся.

– Ах, какая долгожданная встреча! Вы не представляете, как давно я жаждал остаться с вами наедине! Прикоснуться к вашим тёплым губам, почувствовать запах кожи. Ну же, голубушка, не стоит противиться неизбежному – нашему браку!

– Замолчите! Откройте дверь немедленно! – дрожащим голосом произнесла перепуганная девушка. Она вспомнила душераздирающую историю Доны, и кровь в её жилах застыла.

– Что ж вы так боитесь меня? Я же не собираюсь вас съесть, по крайней мере сейчас! – громко рассмеялся он.

Самодовольно посмотрев в зеркало, где отражались его торжествующая улыбка и её полные страха глаза, изрёк:

– Разве мы не смотримся вместе? Вы только взгляните на нас!

Тут он схватил её за талию и резко притянул к себе.

– Неужели я не заслуживаю вашего снисхождения после стольких недель ожидания? Подарите мне один поцелуй. Единственный. Ну же!

Эван потянулся к ней губами, а Мари отвернула лицо, всячески пытаясь вырваться.

– Отпустите меня! – девушка расплакалась. Её лицо вспыхнуло, как факел.

Это, по-видимому, распалило его сильнее. Заломив руки за спину, он прислонил девушку к холодной мраморной стене, довольный сложившейся ситуацией, и тем, что превосходит её в силе!

– Демонстрация силы перед слабой девушкой ещё не делает вас мужчиной. Вы просто жалкий негодяй, Эван! – произнесла она, пронзив его презрительным взглядом.

– Ах, вот как моя птичка защебетала! Что ж, придётся наглядным примером объяснить тебе, как нужно разговаривать с Эваном Робинсоном! – недовольно прошипел мужчина на ухо девушке, точно удав парализованной жертве.

– И, пожалуй, не стоит откладывать на потом то, что можно «взять» прямо сейчас! – он потянулся к её юбке, отчего Мари закричала с мольбой о помощи.

Но тщетно! Никто не слышал.

Сама же Люси вернулась к Эштону, сказав, что Мари осталась «припудрить носик». Её мало заботило, что происходит за дверью на самом деле. Она отлично знала Эвана, и предпочитала не лезть на рожон. Он привык получать желаемое любой ценой.

В этом они были схожи. Поэтому нынче Эван там с Мари, она же здесь с Эштоном.

Переживая эмоциональное потрясение, Мари в полной мере ощутила, каково это – быть уязвимой и беспомощной. Она отбивалась от обидчика, как могла.

Стук в дверь заставил Эвана оставить попытки «добраться» до Мари, как он выразился.

– Пошли прочь, здесь занято! – закричал он, зажав ладонью рот девушки.

Стук в дверь усилился.

– Открой немедленно, отпусти девочку ублюдок! – послышался гневный голос из-за двери.

– Ты глухой, нет?! Убирайся вон из моего дома! Не то я тебя из-под земли достану и в ней же закопаю! – заревел недовольный Эван.

Тут дверь распахнулась, и он вмиг утратил былую дерзость. Мари же, не глядя перед собой, бросилась к выходу, чуть не сбив с ног своего благородного спасителя. Лишь на миг она взглянула на его лицо в маске, встретилась с его жгучими глазами и, сломя голову, унеслась прочь…

Уже зарекомендовавший себя не лучшим образом, теперь же Эван стал для Мари настоящим врагом.

С невидящим взором бедняжка сбежала вниз по широкой парадной лестнице и, отыскав глазами брата, бросилась к нему.

Эштон никогда ещё не видел сестру такой растерянной.

– Домой, отвезите меня домой! Прошу! – всхлипывая, произнесла она.

Они покинули торжество разочарованными и незамеченными. Почти…

Утаив пикантные подробности, Мари пояснила причину слёз. И этого было достаточно, чтобы Эштон вскипел. Его скулы заскрипели от нервного сжатия челюсти. Ведь не помешай господин за дверью, кто знает, чем бы всё закончилось… Мари боялась об этом думать.

Попросив таз с водой, она избавилась от ненавистного платья, к которому дотрагивался обидчик. Тщательно умываясь, девушка вновь заплакала: ей казалось, что его грязные руки оставили на коже тёмные метки…

На утро Эштон прямиком направился в один из местных клубов, где по сведениям часто проводил время Робинсон – младший.

Так называемый «Клуб холостяков», членами которого в большинстве были семейные мужчины. Там за горячительными напитками они с удовольствием играли в «Бридж» и «Покер».

«Должно быть, и этот ублюдок сейчас там. Либо он возьмёт себя в руки, либо я возьмусь за него своими», – думал Эштон по дороге. Но нет, Эвана там не оказалось. Но за десять футов управляющий, этакий «мистер Залысина», доходчиво пояснил, где его можно найти. Даже вызвался проводить, но Эштон вежливо отказался.

Так называемый «закрытый клуб» располагался на окраине Лондона. Именно здесь буйно процветала изнанка многих «джентльменских клубов». Полулегальное заведение собирало любителей «нелегально развеяться». Сыновья влиятельных господ неделями пропадали здесь, в облаке опиумного дыма и разврата. Здесь собирались мужчины разного происхождения и сословий, ибо их объединяла одна общая черта – «похоть» и она пленила всех беспорядочно и бесстыдно…

Подобно «Гиене огненной» (одному из самых известных домов падших ангелов), этот клуб имел дурную славу наряду с большой популярностью. Падкие, похотливые особы, под предлогом настольных игр и групповых дискуссий, собирались под кровлей этого заведения, где даже стены и пол пропитались грехопадением, отнюдь не для благопристойных развлечений…

Эштон стоял на пороге старого трёхэтажного дома. Это безошибочно был «дом терпимости». Чувствуя брезгливость, он вошел внутрь помещения. Не зря же он потратил несколько часов на его поиски. В конце тёмного коридора блеснул огонек и Эштон пошёл на свет. Помещение, в которое он вошёл, было мрачным, к тому же там дурно пахло. Освещение было тусклым – кто знает, может, преднамеренно, для антуража, так сказать. Пыльные лампы и светильники, на первый взгляд, казались липкими. Даже воздух в этом убогом месте был пропитан смрадом.

Эштон, со своими представлениями о чести, не мог уронить своё достоинство и прикоснуться мысленно к грязи, став звеном этого грехопадения.

«Мы все вместе – тело Христа. Каждый из нас часть его, запятнать себя значит осквернить святыню», – так утверждал преподобный отец на воскресных службах, и Эштон был с ним абсолютно согласен.

Не успел Эштон окинуть взором нору, в которой оказался, появилась какая-то женщина.

– О, предполагаю, у нас новый потенциальный клиент, поскольку я бы запомнила, явись ты к нам хоть однажды! – широко улыбаясь беззубым ртом, произнесла дамочка лет пятидесяти пяти, высокая и статная.

– Боюсь, ваши предположения ложны. Я здесь по личному делу! – строго произнёс Эштон.

– Ну-ну, голубчик, не сердись. Конечно, по личному, здесь всё по своей воле и желанию! – неоднозначно ответила женщина в ярком, облегающем наряде, который трещал на ней по швам: вид настолько вульгарный, что Эштон отвел глаза.

– Нет, кажется, вы меня не поняли. Видите ли, я ищу одного мужчину – Эвана Робинсона. Полагаю, с ним вы хорошо знакомы.

– Знаю, знаю, могу подсобить, коли надобно. Вы только присядьте, в ногах правды нет… Она немного выше! – пошло пошутила женщина, расхохотавшись. Эштон не оценил её развязный юмор, будучи не сторонником подобных потех.

Расположившись на пурпурном велюровом диванчике, она похлопала по свободному месту рядом с собой.

– Благодарю, но изволю подождать стоя! – категорично ответил гость.

– Как угодно! Но знайте, все, кто здесь хоть раз бывал, обязательно возвращались. Наши девушки хорошо знают своё ремесло! – более сухо ответила женщина и закурила сигарету.