Читать книгу: «Марс в изгнании», страница 5

Что это, неужели влюблённость?

Это было похоже на наваждение, которое не повторялось больше ни с кем и никогда. Я бессильна перед ним, этот ураган прижимает меня, как былинку, к самой земле, и я не имею возможности сопротивляться ему. Это необъяснимое чувство начинало меня тревожить.

   Утром я решила прогуляться в лесу. Меня притянуло к дереву. Я прижалась к его тёплой коре и замерла. Собственной кожей я чувствую запах колючих трав. Что, если мне обратиться птицей, кружиться над опустевшим полем и, сев на ветку дерева, долго всматриваться вдаль. Горько мне, что я пленник человеческой оболочки. Однажды Мастер сказал мне, что в одной из прошлых жизней я была волком. В его видениях у меня была не кожа, а жёсткая шкура.

Перестав появляться в клубе, я сожалела, что это происшествие уже никогда со мной не повторится. Я больше никогда не почувствую неистовую силу горько-солёного ветра, который подхватывал меня в присутствии Мастера. Я целыми днями скучала по фосфорическому свету его глаз.

   Наша память, как вода, хранит в себе воспоминания, пока не сменятся времена года. С приходом осени их засыпает мёртвыми листьями, зимой накрывает толстым слоем льда, а весной уносит вместе с полноводным течением.

Так отчего же воспоминания о Мастере до сих пор не дают мне покоя. Шумят в голове, как волна, бьющаяся о края берега. Приходя к реке, я прокручиваю их вновь. Их не заглушают даже крики воронья над пустынным полем.

Быть может, теперь я готова вырвать себя с корнем и мчаться навстречу неведомому?..»

Записи в дневнике прерываются.

Что-то заставило меня проснуться в середине ночи. В упавшем с белого потолка луче света я разглядел мотылька, сидящего на грязной шторе. Все окна были закрыты. Какого черта он оказался здесь? Впрочем, у меня не было желания разгадывать, и я решил просто прикончить его. Приблизившись, я принялся рассматривать своего ночного гостя.

– Посмотри на себя, какой ты некрасивый и неуклюжий, – подумал я о нем и сказал это вслух.

   Со своими мягкими бархатистыми крылышками он смотрелся нелепо. Недоделок бабочки. Крылатый уродец. Безумец, возмечтавший о недостижимом, не желающий признавать очевидного. Сколько ни порхай, а свет никогда не впустит тебя, ибо ты – отпрыск бесконечной глухой темноты. Мне почудилось, что он дернул крылышками в ответ. Наплевать. Он вмешался в мой сон, и я хочу избавиться от него как от лишней детали. Она не вписывалась в мой интерьер одиночки. Я попытался взять мотылька за крыло, но он ловко увернулся и подлетел к лампочке. Некоторое время я наблюдал за тем, как мотылек порхает возле тусклого стекла, пытаясь пробить прозрачную брешь. В этом было что-то до жалости глупое.

   Я терпеливо ждал, пока не закончится его последний бесполезный танец. Наконец, мой ночной гость решил передохнуть и сел на потолок в сантиметре от светила. Тут я грубо смахнул его. Тогда он опустился на пол и замер… Я пришиб мотылька левой ногой. Он расплющился, но продолжал подрагивать одной тоненькой лапкой, цепляясь за что-то. Это содрогание вызвало неприятное чувство, и я прихлопнул его еще раз. А через секунду поймал себя на мысли, что мне чертовски жаль этого крылатого уродца.

   Мне начало казаться, что я совершил нечто непоправимое…

   Я убил кого-то очень похожего на себя самого. Ведь и я, в сущности, был таким же неуклюжим, нескладным мечтателем, неудачником по жизни. Черт возьми, подумал я, жизнь в этом мире невозможна без того, чтобы кого-нибудь не прикончить.

   Ко мне неожиданно пришла мысль, мысль сумасшедшая – признаться в своем проступке. Просто признаться, неважно кому. На сердце все громче барабанила тоненькая лапка мотылька. Я подошел к телефону и вызвал номер, который не набрал бы ни при каких обстоятельствах.

– Дежурная часть… слушает.

– Я хочу признаться.

– …

– В убийстве.

– Адрес места преступления.

   Я назвал свой адрес.

– Выезжаем. Вызвали скорую?

– Скорая не понадобится.

– Все равно вызывайте. Кто пострадавший?

– Мотылёк, – сказал я.

– Это прозвище такое?

– Нет. Самый обыкновенный мотылек. Ну, тот, который по ночам порхает.