Будущее. Которого не будет. Сборник рассказов

Авторы: Денисова Яна, Глум Лиза, Самсонова Екатерина, Керси Эрик, Строгов Велимир, Карабанова Юлия, Фамильский Интеграл, Болдырева Евгения, Цанова Евгения, Гузова Ольга, Царькова Оксана, Попова Татьяна, Карпеева Татьяна, Догадова Ольга, Ицки Торри

Редактор Яна Денисова

Иллюстратор Яна Денисова

Дизайнер обложки Анастасия Позднева

© Яна Денисова, 2022

© Лиза Глум, 2022

© Екатерина Самсонова, 2022

© Эрик Керси, 2022

© Велимир Строгов, 2022

© Юлия Карабанова, 2022

© Интеграл Фамильский, 2022

© Евгения Болдырева, 2022

© Евгения Цанова, 2022

© Ольга Гузова, 2022

© Оксана Царькова, 2022

© Татьяна Попова, 2022

© Татьяна Карпеева, 2022

© Ольга Догадова, 2022

© Торри Ицки, 2022

© Яна Денисова, иллюстрации, 2022

© Анастасия Позднева, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-5583-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Приветствую тебя, друг, приятно познакомиться, я – Писатель.

У меня много возрастов и имён, я живу в десятках городов мира одновременно. Вчера меня разбудил грохот снарядов, сегодня – солнце и пение птиц. Я видел рождение новых миров и умирание древних цивилизаций. Я многое знаю об этой реальности, но до сих пор не уверен в достоверности своих знаний.

И только за одно могу поручиться: сила СЛОВА настолько могущественна, что с её помощью можно менять будущее. И я делаю это прямо сейчас.

В этой книге описаны те варианты, которое не сбудутся. Силой слова, силой духа, силой человеческого достоинства они отменены.

С нами не случится несвободы, экологической катастрофы и глобального уничтожения. Искусственный разум никогда не одержит верх. Люди останутся людьми, но каждый будет Человеком. И все эти невероятные сюжеты навсегда останутся лишь фантазиями многоликого Писателя.

Приглашаю тебя в десятки моих альтернативных реальностей. Каждая из них – ценный урок. Назидание человечеству. И просто хороший повод посмотреть вокруг и задуматься о будущем. Которое уже здесь и оно такое, каким мы его делаем сами.

 
Яна Денисова                                                Екатерина Самсонова
Эрик Керси и Велимир Строгов                    Юлия Карабанова
Интеграл Фамильский                                 Евгения Болдырева
Евгения Цанова                                            Ольга Гузова
Оксана Царькова                                          Татьяна Попова
Лиза Глум                                                     Татьяна Карпеева
Ольга Догадова                                            Торри Ицки
 

Голодный камень

 
Яна Денисова
t.me/yana_viktoria
 

Камень я нашла случайно, в парке у своего дома. Шла с работы и, как обычно, решила срезать через кусты. В темноте об него и запнулась. Хотя вчера – я уверена на все сто! – этого камня там не было. Конечно, я уронила сумку. Конечно, она открылась. И, конечно, ключи, сигареты, помада и прочее барахло разлетелось вокруг. Фак! Как назло, в телефоне сдохла батарейка, пришлось на ощупь собирать. Фу, в собачью какашку умудрилась рукой залезть, чуть не блеванула.

Утром обнаружила, что пропуска нет. Да пипец! Козодрань меня живьём сожрёт, а то и премии лишит к чертям собачьим. Этой сучке только дай повод. Почему Козодрань? Это наш охранник её так прозвал за фразочку: вы сюда людей стричь пришли, а не коз драть! В подчинении три человека, а гонору как у королевы Англии. Открыла свою стригальню в складах на окраине, ходят сюда одни старухи да алкаши местные, а мы должны с ними, как с боярами, тьфу, блин. Ну, хоть платит вовремя, уже хорошо.

В общем, пошла я искать пропуск.

Недалеко от камня он и валялся. Подобрала и присела на этот самый камень покурить. Солнышко припекло – конец октября, а погодка прям сочинская. Меня разморило и я не сразу почухала, что камень подо мной нагревается. Зато когда поняла, меня аж подбросило! В голове сразу ужастик всплыл, на выходных с Серёгой смотрели. Там огромные яйца из-под земли лезли, и из них инопланетяне вылуплялись. Как-то не по себе стало, честное слово.

Присмотрелась: да нет, выглядит как натуральный булыжник, размером с бультерьера примерно, у соседей такая псина имеется. Весь такой пористый, будто губка, серый, с бордовыми точечками. Даже красивый. Ногой его потолкала – сидит в земле крепко, будто сто лет тут находится. Хотя позавчера его точно не было, я с каждой смены через эти кусты продираюсь, метров сто до дома выгадываю. Ндааа, странный камушек. Дай-ка, думаю, его потрогаю, неужели и правда нагревается?

От неожиданности я так заорала, что вспугнула стаю ворон с ближайших тополей. Вы подносили когда-нибудь ладонь вплотную к трубе пылесоса? Прикольно так руку втягивает. Тут было похожее ощущение, только совсем не прикольное. Камень моментально стал горячим, и будто десятки крошечных пылесосиков впились в ладонь. Кожу закололо, я попыталась отдёрнуть руку, а камень не отпускает! Тогда я упёрлась каблуком в его бок и как рвану. Думала, всю кожу сдеру к херам, но нет, ладонь цела осталась, только покраснела сильно.

Я так перепугалась, что не помнила, как дома оказалась. Дверь на оба замка законопатила, даже шторы задёрнула, всё казалось, что камень этот за мной гонится.

Когда паника улеглась, начала размышлять, что делать. Кому о таком рассказать, непонятно. Серёге? Скажет, пить меньше надо. Я так-то уже неделю не бухала, но ему чё, докажешь, что ли? Учёным? Не поверят. Мало ли придурков, которые всякую хрень выдумывают. Военным? Тоже не поверят. А если поверят, то стопудово пристрелят, чтоб лишнего не болтала. На телевидение звонить? Заграбастают всю сенсацию себе, а мне и пикнуть не дадут. Знаем мы эти минуты славы, ага. Ролик снять и в ютуб выложить? Точно! Заявить о себе, показать, кто тут главный. Пусть по сети разойдётся, и те, кому надо, сами прибегут. А я им: миллион долларов, господа хорошие! Хотя какой миллион, дурища? Это же бомба! Новость мирового масштаба! Сто миллионов попрошу, не меньше. А что для ролика надо? Если оно на меня повелось, наверное, мясо.

Но на мясо эта штука не реагировала. Ни на курицу, ни на свинину, вообще ни на какое, зря только покупала да размораживала. Думай, Ленка, думай. Свои-то руки неохота ему подсовывать, вдруг отожрёт. Точняк! Живое ему надо! Тёпленькое. Видать, чуял как-то, что я его мертвечиной угощала. Гурман, блин.

А живое где взять? Голубя поймать? Фу, терпеть их не могу, поганые птицы. Кошки у меня нет, да и бездомных на улице давно не видно, зима на носу, попрятались в подвалы, фиг выманишь. В объявлениях местных поискать? Типа «отдам в хорошие руки». Время терять неохота: пока найдёшь, пока договоришься…

Я бы, конечно, Козодрань привела, ха-ха! Не, ну а чё? Сколько крови эта мегера у меня выпила! Ладно, шучу. О, Светка Калитина этих, как их, крыс белых разводит! Можно у неё крысёныша попросить, типа, питомца себе хочу. Она добрая душа, не откажет. И живёт рядом, вон её дом за парком виднеется, сбегаю к ней минут за пять.

К камню я пробиралась тайком, хотя на улице никого не было – к вечеру сильно похолодало, даже собачники не высовывались. Включила фонарик, чтобы всё действие было хорошо видно, установила телефон на штатив, пустила запись. Начала рассказывать про камень. Блин, поначалу как-то коряво выходило, волновалась сильно. Потом разошлась, шуточками-прибауточками посыпала. Думаю, а ничего из меня блогер-то получается, не хуже топовых. Потом достала из рюкзака крысёныша – он в баночке из-под лечо спокойненько сидел, морковку грыз. В руки его взять побоялась, укусит ещё. Просто перевернула банку на камень и прижала, чтобы крысёныш не выскочил.

И началось.

Крысёныш как давай подпрыгивать, об стенки колотиться, видать, камень нагревался, лапы обжигал. Это секунд пять длилось, не больше. Потом задние лапки приплавились к камню, крысёныш запищал, капец громко, думала, оглохну. Держу банку, а сама на зверёныша смотрю, отвернуться не могу, глаза к нему будто примагнитило.

Бедняга мечется, передними лапами пытается банку перевернуть, на задних кожа полопалась, кровь течёт и сразу в камень впитывается, как вода в губку. Зрелище пипец не для слабонервных. Потом крысёныш обмяк, затих, свернулся клубочком и там, где шерстью к камню прикоснулся, его сразу всасывать стало. Я банку убрала – нагрелась сильно, держать невозможно стало, да и ни к чему – от бедного крысёныша одна шкурка осталась и та впитывалась в камень.

Я почувствовала, как взмокла вся, руки тряслись. Отошла на пару шагов и меня вырвало. Полоскало минут десять, с похмелья так плохо не бывало ни разу. Блин, и камеру не выключила. Ладно, хер с ним, всё равно лишнее вырежу.

Несколько дней я не могла взяться за видео, чтобы сделать ролик для ютуба. Тошнило, болела голова, в кишках будто шарики перекатывались, мерзкое ощущение. Пришлось звонить Козодрани и говорить, что я сильно простыла. Велела мне больничный принести, сучка. Хрен с ней, всё равно скоро уволюсь.

Думала, совсем ласты склею – ни пить, ни есть не могла. В аптеку идти сил не было, пришлось лечиться таблетками, которые сто лет в ванной в шкафчике валялись: аспирин, активированный уголь и ношпы целая упаковка.

Когда полегчало, я выложила ролик и решила прогуляться до камня. Опасалась, а вдруг его кто-то нашёл? Или он исчез так же неожиданно, как и появился?

Но камушек мой был на месте и, кажется, даже подрос. Я села с ним рядом на корточки, закурила. По парку бродили собачники со своими псинами, на дороге шуршали машины, но вообще было как-то тихо. Странно. Неужели никто, кроме меня, не знал, что здесь, в кустах, появилось опасное, кровожадное существо? В том, что этот камень живой, я уже не сомневалась.

Интересно, сколько просмотров набежало? Прошёл час, как ролик в сети. С приятным холодком на душе достала телефон. Фак! Видео заблокировано, да что за херня?

Не успела я от души матюкнуться, как за спиной послышались шаги.

Трое человек в герметичных защитных костюмах молча наблюдали, как камень медленно всасывает в себя останки девушки. Один из незнакомцев аккуратно упаковывал в чёрный пластиковый пакет одежду жертвы, её рюкзачок и мобильный телефон. У двоих в руках были баллоны, похожие на огнетушители. Немного поодаль лежали несколько туго набитых холщовых мешков.

Спустя полтора часа от тела не осталось даже волоска.

Мужчины принялись поливать камень ярко-жёлтой жидкостью из баллонов. Камень шипел и съёживался на глазах, втягиваясь под землю. В образовавшуюся яму высыпали содержимое мешков – мелкие сероватые камушки, похожие на щебёнку, с резким неприятным химическим запахом. Сверху накидали палой листвы.

Человек с пакетом нажал на шлеме кнопку и отрапортовал:

– Объект уничтожен. Судя по размеру, человеческих жертв здесь не было. Свидетеля убрали, она оказалась заражена. Отростков не обнаружено. Вас понял, выезжаем на стерилизацию квадрата номер шесть.

Жили они вечно и…

 
Екатерина Самсонова
@kateich_kateich
 

Пик-пик-пик. Код набран – дверь открывается.

– С днём рождения, бабушка! Ты готова сбежать от дровосеков?

Я волоку тщедушное тело прочь. Прочь от добрых людей, к чёрту на рога. Тащу её сонную туда, где никто не найдёт, прочь от этого чудного вечного мира.

***

Привет, Дневник.

Психолог говорил, что мы просто обязаны стать друзьями. Я, наконец, готова.

О тебе известно почти всё. Даже срок твоей смерти. Ты родился из пятнадцатикратно переработанной бумаги. Если верить твоей обложке, «Viva Vita!», ты поборник ЗОЖ. Ну-ну. И всё равно ты умрёшь на девяносто восьмой странице. А я пойду дальше. Вопрос только в том – легко и с удовольствием или же бесконечно и мучительно.

Меня зовут Маша. Я ненавижу бессмертие.

Отец рассказывал про времена, когда совершеннолетие наступало в четырнадцать. Сейчас – не раньше тридцати. Так что по нынешним меркам я – малолетка. Уникальная малолетка. Последний рождённый ребёнок на планете. Моя мама – последняя женщина, умершая в родах. Отец совершил преступление против Человечества. Так что семейка у нас весёленькая во всех смыслах.

Есть ещё Ба. Но о ней в другой раз. А сейчас я хочу рассказать о бессмертии. Деваться тебе всё равно некуда, так что слушай.

Учёные в Сколково создали лекарство от СПИДа. Как ворчала Ба, пока ещё могла ворчать, лучше бы с онкологией боролись, глядишь, и не было бы светопреставления. Но это действительно был прорыв – полное исцеление происходило стремительно. Больницы пустели, счастливцы возвращались домой… И несли с собой новый, ещё никому не известный вирус вечной жизни.

Сначала была эйфория. Потом исследования – всё новые и новые… Выяснилось, что лекарство изменило ДНК-структуру вируса иммунодефицита, и он превратился в вирус бессмертия. Затем вычислили, что он передаётся воздушно-капельным путём, оседает на слизистых, прекрасно чувствует себя в любых жидкостях… Спасения от него не было. Да и зачем? Ведь люди достигли предела мечтаний – победили смерть!

Побочные эффекты обнаружились не сразу, к этому моменту прекрасная пандемия накрыла весь мир. Первыми тревогу протрубили женские врачи. Эта дрянь вызывала сложные гормональные изменения, из-за которых зачатие стало невозможным. А беременных вирус бессмертия убивал сразу, вместе с плодом. В школе нам объясняли, как и почему это происходило, но я, если честно, пропустила тему. Мне это ни к чему.

Хотя что я тебе рассказываю? Вдруг в прошлый раз ты был учебником по истории?

***

– Эй, пацан, стой! – слышу я окрик. Напрягаюсь, не без этого. Хорошо, что мелочёвка осталась. Нащупываю в карманах монеты, зажимаю между указательным и безымянным пальцами. Неплохая замена кастету. Мне не страшно. Боль я умею терпеть. Смерти нет. Оборачиваюсь и снимаю капюшон.

– Ну? Что надо?

«Три красавца под окном получили в бошку лом» – всплывает в голове. Три бритоголовых отморозка из «Детей Вечности». Нашивки в виде смерча, у самого старшего на морде татуировка – птица. Дебил, что с него взять. Явно не ожидали увидеть девчонку. Опешили.

– Да мы это… – тянет тот, который с птицей на морде.

Я смотрю ему в глаза.

– В чём сила, брат? – задаю любимый отцовский вопрос. Уж не знаю, в чём сила вопроса, но гопоту в тупик ставит только так.

– В бессмертии? – будто пытается разгадать пароль.

– Да нет же, в эволюции! – отвечаю я. – Пока развитие есть, есть жизнь и бессмертие. А у вас всё остановилось: ни смерти, ни жизни. Одна дурь осталась.

Ох, язык – мой враг. Психолог говорил, что это из-за моей детской изоляции. Не умею вовремя остановиться. Двое напряглись, а птицемордый задумался. Даже видно, как шестерёнки в голове скрипят. Даром, что бугай под два метра ростом, а мозгов-то как у динозавра.

– Слышь, не хами, а, – говорит, – мы тебя с пацаном одним спутали.

– Да ладно?!

– Ты вот этого не видела? – птицемордый пихает мне под нос фотку.

Я понятия не имею, кто это, но даже если бы знала – не сказала. Ненавижу всех этих фанатиков: «Адептов Судного Дня», «Армию Ликвидаторов», «Детей Вечности» и прочих, так похожих на моего отца. Но мой-то батя из настоящих был, из идейных. А эти дебилы расплодились не так давно. Психолог объяснял, что людям стало скучно. Раньше к чему-то стремились, боролись, права свои отстаивали, науку двигали, а сейчас в этом нет нужды. Наступило время вечного ожидания, и молодняк с жиру бесится.

– Не с нашего двора. А что он натворил?

«Дети» не удостаивают меня ответом. Разворачиваются и уходят. Козлы.

***

Мой отец – религиозный фанатик. До пандемии он основал секту «Столетнего дождя». Сам её придумал, сам возглавил. Считал, что цивилизация – зло, миру скоро придёт конец и спастись смогут лишь избранные, которые заранее отринут блага и научатся жить отдельно от других. Избранные – это, конечно, мы. Сколько помню, отец всегда был не в себе. Однажды ему приснился сон, в котором Бог приказал забирать жену и уходить в лес. Мама во всём следовала за отцом, она верила ему безоглядно.

Они исчезли из города, растворились в лесу, оставив бабушке записку: «Не ищи, спасайся покаянием». Отец ловил рыбу, охотился. Поначалу наведывался в город, потом перестал. Очень нескоро родилась я. Роды были трудными, но мы выжили. А через тринадцать лет мама снова забеременела. Она постоянно чувствовала себя плохо, и как-то утром, когда у неё уже вырос огромный живот, отец объявил, что мы возвращаемся к людям.

«Грядёт Конец Света, и живые уподобятся мёртвым» – гласили скрижали над входом в нашу землянку. Но оказалось, что конец света уже наступил.

Вскоре после того, как родители стали отшельниками, на мир обрушилась пандемия. «Вита-вирус», V+, просто «Вирус»… как его только не называли. Люди уподобились Богу. Люди стали бессмертными. И были счастливы – к хорошему привыкают быстро.

Наше знакомство с миром состоялось восемь лет назад, и мне он не понравился. Он топкий и медленный, как зыбучий песок. И люди здесь такие же – неспешные и вязкие. У них на всё есть неотвратимая вечность. Я самая младшая здесь. Я – последний ребёнок, видевший настоящую смерть. Я помню, что это такое.

***

Вот интересно. В мире до пандемии мои ровесники уже вступали во взрослую жизнь. Кто-то успевал обзавестись семьёй, родить детей. А сейчас в школе учатся до двадцати пяти. Но я заканчиваю экстерном. В лесной землянке папины розги вколотили в меня очень много знаний. Он лично гонял меня и по математике, и по письму. Предусмотрительный, гад. Хвастался, что книжки в первый же год накупил на случай рождения детей. Короче, когда мы вышли из леса, я уже и делила, и умножала, и читала, и по-английски «шпрехала». Только в новейшей истории у меня, ясен пень, провал. Надо будет подтянуть за лето.

С такими мыслями захожу в подъезд и нос к носу сталкиваюсь с пацаном с фотографии! Мы реально похожи, у нас даже толстовки одинаковые. В последний момент хватаю его за такой же, как у меня, капюшон.

– Тебя там ждут.

Не то что бы я отличалась человеколюбием, просто насолить этим «дровосекам» для меня в радость.

Парень отпрыгивает в темноту, но поздно, кажется, птицемордый успел нас заметить. Или нет?

– Бежим!

Хватаю его за руку и буквально волоку за собой. Щелчок моего замка совпадает с грохотом открывающейся подъездной двери. Мы успели.

И вдруг до меня доходит, что придётся им открыть. Ведь вычислить, в какой квартире я живу, не составит труда. Надо что-то делать.

– Ма-ма-ма-ма, – раздаётся из бабушкиной комнаты. Услышала, что я пришла, волнуется теперь. Ох, как не вовремя. Не хотелось бы, чтобы «Детки» встречались с Ба. Они ненавидят всех больных и недостаточно красивых.

Бабушка выплывает в своей кружевной сорочке, с боевым макияжем: ярко-синие тени на пол-лица и оранжевая помада. Значит, снова стало хуже. Я слышу, как молодчики тарабанят в квартиры на первом этаже. И тут меня осеняет.

– Раздевайся! – командую я парню и кидаю ему бабушкину запасную ночнушку.

Пока он судорожно выпутывается из штанов, заматываю его голову в платок, отбираю у бабушки помаду, окрашиваю его губы в морковный цвет и заталкиваю под одеяло. Ба, как тень, стоит рядом. Внимательно наблюдает, затем жестом фокусника выуживает откуда-то палетку с тенями и принимается размалёвывать его лицо.

А в нашу дверь уже стучат кулаки. Я беру со стола кусок хлеба, откусываю и открываю.

– Где он?

– Кто?

– Этот!

– Не знаю.

– Ты с ним столкнулась в подъезде!

– А, так это он был? Не разглядела. Споткнулась об него, получается, и побежала дальше. У меня бабушки тут. Пирожков ждут с утра, а вы задерживаете. Мне ещё тесто ставить, между прочим.

– Так это бабка там твоя мычит?

– Но-но! Бабушка. Разговаривает. У одной проблемы с дикцией, вторая глухонемая. С рождения.

Тут выходит бабушка. Бессмысленно улыбается напомаженными губами.

– И с психикой тоже проблемы? – уточняет один из гавкалок.

– Есть немножко. Она на посторонних агрессивно реагирует, особенно когда голодная.

– Мы всё же проверим, – птицемордый властно отодвигает меня и по-хозяйски направляется в комнату.

– Стратегическая ошибка, – комментирую я с набитым ртом.

Он не реагирует. Зато реагирует бабушка.

– Шалава! – кричит она. – Подстилка губернаторская!

Ой, сейчас тяжёлая артиллерия в ход пойдёт.

Ба кроет таким грязным матом, что щёки у «Деток» пылают, а уши сворачиваются в трубочки. Моя бабушка – филолог. Она столько интересного знает! Но это не всё. Она ещё и буйная. В незваных гостей летят ботинки, склянки и какой-то мусор. «Дети Вечности» явно не ожидали такого напора. Птицемордый напрягся, и я даже испугалась, что он может ударить Ба. Но тут из комнаты, как привидение, выползла ещё одна старушка. Плотненькая, расфуфыренная, губки бантиком сложила. Её влюблённый взгляд добил врагов, и они ретировались.

Я высунулась за дверь и печально пожаловалась:

– Вот видите, как живу – Ба по маминой линии, Ба по папиной линии. Потому и сама дёрганая. А пацан, может, на крышу побежал? Здесь выход есть. Говорю же, не местный.

И кованые ботинки загрохотали вверх по лестнице. А я пошла успокаивать Ба.

***

Мы с Серёгой лепим пирожки. Бабушка, накормленная и обколотая успокоительными, безмятежно спит. Маскарад на всякий случай не смываем и каждый раз, когда поднимаем глаза, начинаем нервно хихикать.

– Так зачем ты им нужен?

– Ну… Похоже, они вычислили, что я… – он мнётся.

– Ой, да говори уже!

– Я работал в санатории и сбежал, – выпаливает, поджимая оранжевые губы, а у меня по коже бегут мурашки величиной с кубинского таракана.

***

Дорогой Дневник. Ты же ещё совсем несмышлёный, поэтому я тебе поясняю, как дурачку, ты уж не обижайся.

Санаторий – это место, куда отправляют «изношенных».

Вирус накрыл всех без разбору – молодых, старых, здоровых и больных. Встраиваясь в ДНК, он какие-то болезни излечил, а какие-то оставил. Например, онкологию «законсервировал» – не исчезает до конца, но и не убивает. Ушибы и ссадины заживают очень медленно. Кости могут срастаться годами, раны болят и долго-долго восстанавливаются. Да, перед нами вечность, можно и подождать. Но эта вечность полна муки. Истечь кровью невозможно – сворачивается почти моментально. Можно умереть от голода и жажды, мумифицироваться, но достаточно ввести питание, как функции восстанавливаются, во всяком случае физиологические. Привет, воскрешение! Всё это крайне неприятные процессы. А обезболивающие помогают очень слабо.

Остались инвалиды и старики, психи и всякие отбросы общества. Людей, «поизносившихся» в процессе жизни, отправляют на содержание государства, в санатории. Ходят слухи, что на них проводят опыты.

О сбежавшем сотруднике санатория зомбоящик трубил весь месяц. Его искали, как военного преступника, прочёсывали окрестности. А он скрывался здесь, в моём дворе. Прятался на чердаках, воровал еду. Интуиция у него просто нечеловеческая, только сегодня что-то пошло не так.

***

– Я заметал следы. Даже отпечатки пальцев свёл, – Серый гордо трясёт пальцами с ожогами на подушечках. Точно, псих. – Документы сменил.

Явно ждёт моей реакции. А я не знаю, как реагировать.

– Машенька, – раздаётся из спальни родной голос.

Просветления у бабушки бывают редко, и я стараюсь поймать каждую такую секунду. Поэтому срываюсь с места и несусь к ней. Она гладит меня по голове. Так же, как тогда, восемь лет назад. И каждый раз я возвращаюсь в те дни.

***

Идти к людям было не самым умным решением. Не знаю, Бог ли вёл, Дьявол или отцовская шизофрения, но после долгих блужданий по лесу мы набрели на купол. Он испугал нас, только идти дальше было невозможно – мама с трудом держалась на ногах. Отец постучал в дверь.

Нас встретил человек, упакованный в белый скафандр. Скафандры я видела в книгах и приняла его за космонавта. А человек, увидев маму, вдруг оживился. Отца позвали подписать какие-то бумаги. Он стоял среди этих скафандров будто голый – такой беззащитный и смешной в своём домотканом свитере, кожаных штанах и босиком. Тогда меня в первый и последний раз кольнула жалость к нему.

Что он увидел в бумагах, я не знаю, но неожиданно взбесился и совершил свою вторую ошибку. В порыве ярости он сорвал с головы «космонавта» шлем. Наверное, думал, что так убьёт учёного. Но спецкостюмы защищали не их. Вирус жизни сорвался с губ бессмертного и мгновенно убил маму и брата. А отец убил надежду человечества на изучение последних незаражённых.

Если бы он сделал это чуть-чуть позже, моя история могла быть совсем другой. Мальчик (а это был именно мальчик) уже родился бы, и тогда, скорее всего, вирус лишь немного замедлил его развитие. Мама могла остаться в живых.

Отца, понятное дело, сразу же изолировали, а меня принялись исследовать. Кололи, просвечивали, прощупывали и осматривали. Изучали вдоль и поперёк. Штатный психолог вёл со мной бесконечные беседы и расспрашивал, расспрашивал, расспрашивал…

Однажды на пороге появилась Ба и забрала из этого кошмара. Много месяцев она вставала по ночам, чтобы утешить меня, гладила по волосам и шептала о том, как любит. Бесконечно долго, столько, сколько мне было нужно, чтобы выплакать, изжить из себя горе. Она отвечала на все мои вопросы. Рассказывала, как безуспешно искала свою дочь, и мы плакали вместе, снова переживая те события.

Бабушка подарила мне весь этот мир. Мы вместе пошли в школу, вместе радовались моим успехам и строили планы на будущее. Ведь теперь у нас была вечность друг для друга. Когда меня «выписывали», на руки выдали бумажку о том, что я – социальная сирота и что отца у меня больше нет. Бабушку вызвали в отдельный кабинет и что-то долго объясняли. Она вернулась бледная, какая-то съёжившаяся, сказала, что он умер. Больше я не стала расспрашивать.

А потом Ба начала заговариваться. То сутками напролёт сидела задумчиво, то впадала в ярость и крушила всё подряд. Врачи не нашли у неё в мозгу отклонений. Просто такая необычная отсроченная реакция на стресс. «Ждите. Впереди – вечная жизнь, спасибо Вирусу. Ваша бабушка когда-нибудь придёт в себя».

И она приходила. Но всё реже и реже. И вот уже я просыпалась по ночам, чтобы гладить её вздрагивающие от рыданий плечи, рассказывала о том, кто она такая, кто такая я.

Соцслужбы регулярно наведывались. Всё пытались признать её недееспособной, а меня несовершеннолетней.

Но у нас была справка о бабушкином физическом здоровье. И моя справка о совершеннолетии. Да-да, когда мы только вышли из леса, да ещё при таких трагических обстоятельствах, бюрократическая машина дала сбой. Вроде бы я и ребёнок, но особенный, сформировавшийся в допандемийные времена, и потому вроде как нужно признать моё право на досрочное взросление. Бабуля тогда была ещё в расцвете сил, подсуетилась и… меня признали совершеннолетней! Каждый год мы отвоёвывали право быть вместе, получая всё новые и новые справки, проходя какие-то комиссии. Но лучше уж так, чем совсем порознь.

***

И вот сижу, уткнувшись лицом в её ладони. А она гладит меня по голове.

– Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего на свете? – говорит Ба. – Просто умереть. Тихо, своим ходом. И чтобы похоронили меня под берёзкой. Не поверишь, у меня даже место на кладбище выкуплено. Пустует. А там так хорошо. Понимаешь? Мне кажется, Бог принял бы меня и без отпевания. Не так уж много у него сейчас гостей. Твой отец был в чём-то прав. Да-да, не смотри на меня волком. Он всё-таки был далеко не дурак. Он же и сам в той лаборатории когда-то работал. Как же её? «Вита», кажется, называлась. Что уж они делали, не знаю, но он в начальниках ходил. Знаешь, как его искали? Уж куда прилежнее, чем Иришку. И вот он, когда ещё только-только головой поехал, говорил, что праведники наследуют Царствие Небесное. А остальные – в Чистилище попадут. И мне кажется, что те, кто успел умереть, они там, на небесах. А мы тут. В чистилище прозябаем. Умереть я хочу, Машенька. Ты уже взрослая, сама справишься. А я так с Иришкой встретиться хочу. А ты не даёшь! Тварь! Тварь мерзкая! Подменила мою внучку, куда её дела, признавайся?!

– Бабушка, отпусти… – хриплю я.

Костлявые руки вцепились в моё горло. Когда у Ба приступ, она становится сильной, как медведь. Я отбиваюсь ногами, сейчас не до деликатности – борьба не на жизнь, а на смерть. Прибегает умытый и переодетый Серый, помогает стреножить нашу милую старушку. Что ж, бывает и такое.

– Она ведь и убить может! – Серёга в шоке.

– Не убьёт, мы же бессмертные. Как Кощеи, – утешаю я и врубаю телик.

Ещё когда вышли из леса, повалилось столько информации, будто весь мир только и ждал моего появления. Соцсети предлагали прекрасную жизнь, спасти котиков, уничтожить уродство и многое другое. Интернет меня утомил. Зато я полюбила телевизор. Он не спрашивает, чего я хочу, не лезет в душу, не следит и не подстраивается. Если я неделю его не включаю, он не допытывается о причине моего отсутствия и не врёт о том, что безумно по мне скучал. Он живёт своей жизнью, я – своей. По-моему, идеальные отношения. Вот и сейчас я краем глаза поглядываю в экран, а руки лепят пирожки. У Серого получается не хуже.

– Ух ты! – присвистывает он. – Видала? Америкосы всё-таки запустили в космос человека без скафандра! Я думал, не рискнут.

– А что удивительного, люди же прекрасно выживают и в вакууме. Долбаный Вирус превратил нас всех в подобие роботов!

Я психую. Сжимаю кулаки, забыв о пирожке, который выползает между пальцев укоризненной кляксой. Вирус бессмертия – мой личный враг. И даже то хорошее, что он даёт человечеству, меня раздражает.

Следующий сюжет про успехи в фармакологии.

– Наконец-то создано действующее лекарство от рака! – радостно щебечет ведущая.

– Да сколько можно?! – восклицаем мы в один голос.

В новостях постоянно трубят, что лекарство нашли, но почему-то оно всё не появляется и не появляется у людей. Мне порой кажется, что его и не ищут на самом деле. Фармацевтическим компаниям гораздо выгоднее штамповать плохо действующие обезболивающие. Вот что разлетается, как горячие пирожки! Зачем лечить больную дойную корову, если она бессмертна?

– Следственный комитет сообщил, что в окрестностях N вновь объявился Волк. Напомним, неуловимый маньяк терроризирует население на протяжении последних девяти лет. Его жертвами становились асоциальные элементы, представители политических и неформальных объединений. Волк отрубает своим жертвам головы и уносит их в неизвестном направлении. Как правило, к моменту обнаружения останков жизненные функции отмирают необратимо. Три года назад убийства прекратились, но недавно хищник в человеческом обличье вновь оставил свой кровавый след.

Мы переглядываемся и ёжимся. Этой страшилке уже много лет, но всё равно становится жутковато.

Вирус перестроил человека так, что переломы и прочие «нарушения целостности» срастаются, достаточно только соединить всё в нужном порядке. Даже голова может прирасти. Не мгновенно, не обязательно правильно, но срастётся. И всё равно бессмертного можно убить. Окончательно. Если надолго отделить голову от тела. Два-три дня, и процессы останавливаются насовсем.