Полет нормальный…

Глава 9

Просыпался Валерий Аркадьевич тяжело, болезненно.

– Перестарались, – услышал он озабоченный голос, отдавшийся в голове ноющей болью. Руку перетянули жгутом, и в вену болезненно воткнулась игла, – соображать же надо, немолодой уже мужчина.

– Здоровый какой! – Виновато оправдывался неизвестный, – больше шести футов, да и мышцы. Глянь, док! Будто всю жизнь лесорубом работал, только мозолей на руках почему-то нет.

– Лесорубом, – проворчал безымянный док, – всё бы вам попроще, дуболомам. Нет бы операцию продумать как следует. Немолодой уже, сердце у таких редко здоровым бывает. Иди-ка сюда… слышишь, как неровно бьётся? Не окажись я тут, похищение зряшным оказалось бы, только труп на себя бы повесили без толку.

– Трупом больше, трупом меньше, – насмешливо сказал кто-то третий, – поняли уже, док. Гля! Очухивается!

Пощёчина обожгла лицо и Аркадий Валерьевич взбешённо взметнулся, открывая глаза…

– Лежи спокойно, русский! – Хохотнула усатая морда, уперевшись ладонью в грудь и укладывая назад, на комковатый тощий матрас, – шустрый какой старик!

– Старик? – Бывший чиновник пришёл в бешенство, где-то в глубине души понимая, что это последствия введённых лекарств, – я ещё тебя могу… и твою маму…

Дёргая руки в наручниках, цепь которых пропустили через какую-то трубу в подвальном помещении, он извивался в бешенстве, поливая похитителей последними словами. К его удивлению, те только смеялись в ответ на ругательства.

– Маму? – Весело поинтересовался усатый, – это вряд ли… Она женщина порядочная и набожная, истинная дочь Матери нашей Католической Церкви.

Присутствующие перекрестились привычно, а усатый продолжил:

– Но по возрасту подходишь, подходишь… Что ты хотел это сделать с мамой, верю. Она и сейчас ещё женщина красивая, а уж в молодости первой красавицей была. Но не повезло тебе, старик, она моего отца выбрала.

– Понял, сука?! – Лицо усатого исказилось внезапно в гримасе сумасшедшей ярости, и он схватил бывшего чиновника за ворот рубашки, притягивая к себе, – ты понял!?

Несколько пощёчин, от которых зазвенело в голове, затем смачный плевок в лицо и усатый, тяжело дыша, отбросил его обратно на матрас.

– Матушку он мою… тварь! Ничего… Док, если он ерепениться будет, мне его отдашь, ладно?

– А это не я буду решать, – мелодично пропел док, оказавшийся худощавым мужчиной за тридцать, – а Дон. Как он скажет… но я понял тебя, Луиджи, замолвлю словечко, хи-хи-хи!

Похитители вышли, оставив его одного. Последний, громила редкостных габаритов и с удивительно поганой рожей, осклабился напоследок, похлопав себя выразительно по паху и подарив попаданцу воздушный поцелуй.

Некоторое время Аркадий Валерьевич лежал в оцепенении, потихонечку приходя в себя. Подвал, освещаемый тусклой лампочкой ватт на двадцать, металлическая дверь и… повернув голову, мужчина ещё раз оценил трубу, к которой его приковали похитители.

– Надёжно, – пробормотал он пересохшими губами, ещё раз подёргав для верности, – бля… как я лоханулся!

Напряжение немного отпустило и дико захотелось пить. Чуть поодаль стояло ведро. Ткнув ногой, Валерьевич убедился, что внутри вода… или по крайней мере, жидкость.

Изощряясь, он подтянул его ногами поближе и заглянул.

– Обычная вроде вода, – пробормотал нерешительно, – или повыёживаться, в спартанцев поиграть? Да ну на хуй! После наркоза и кони двинуть можно!

Попив, снова лёг на матрас, брошенный прямо на бетонный пол. Убогая, прямо скажем, обстановка… кроме матраса, лампочки, ведра и вмурованной в стену трубы вообще ничего нет. Нет и окошка, пусть даже под самым потолком.

Где его держат похитители, остаётся только гадать. Может быть – в соседнем доме, а может – на глухой ферме в соседнем штате.

– Да нет… с какого им на ферму меня тягать? Итальянцы, тут поклясться могу – сколько раз видел их вживую, когда в Италии отдыхал. Да и войны у них вроде как… гангстерская. Так что в городе.

Собственный голос немного успокаивал его, но мысли самые невесёлые. Похитили его не новички, Аркадий Валерьевич и сам в девяностые… а кто без греха!?

Мастерская игра с отрепетированными ролями пугала. Не первый он у них и даже не десятый…

– Конвейером попахивает, – прошипел мужчина тяжело дыша и снова наклонился к ведру, жадно глотая не слишком чистую воду, – тут тебе и оскорблённый садист, и педераст… Ссуки! Лица не прячут! Ничего не боятся и никого! Всё, пиздец мне, живым не выпустят.

Настроение резко упало, но впадать в предсмертную тоску Аркадий Валерьевич не стал. В девяностые всякое бывало… нет, похищать его не похищали, но под стволом стоял, да и наслушался всякого.

Перебирая варианты, способные заинтересовать похитителей, судорожно сжимал и разжимал пальцы.

– Заинтересовать… так заинтересовать, чтобы думать забыли убивать меня! Снова Колчак? Рискованно… итальяшки в политику не полезут, даже если там золотом аж вонять начнёт. У них сейчас и без того положение кислое, чтобы ещё вешать на себя проблемы с РОВС. В Штатах они РОВС нагнут, это к гадалке не ходи… А за пределами? Блять, вот знать бы ещё, есть у них сейчас интересы во Франции или на Балканах!

Облизав пересохшие губы, отпил ещё.

– Или не связывать их с РОВС? Другую конфетку посулить? Какую только… Информацией по еврейской мафии? Помню немало – фильмы, книги, да и так… Но Лански завалили и расклады поменялись. Биржа? Стать бухгалтером мафии? Так…

– А вот это уже серьёзно! Что я могу предложить такого, чтобы заинтересовать их?

Смерив вернувшихся похитителей насмешливым взглядом, Аркадий Валерьевич жёстко приказал:

– Биржевые сводки мне, карандаш и запечатанный конверт! Ну! Я долго буду ждать?!

– Русская свинья… – шагнул к нему громила с похабной мордой.

– Погоди, – остановил громилу док, еле заметно тронув за плечо, – кажется наш русский друг готов сотрудничать… и хочет предложить свои условия?

– Хоть один умный человек в этой компании, – усмехнулся мужчина, – Русский друг хочет предложить сотрудничество итальянским друзьям. А потому…

– Сводки, Луиджи, – не оборачиваясь приказал медик, – мне внезапно стало интересно.

Усмехаясь, Аркадий Валерьевич прохаживался по преобразившемуся подвалу. Кровать, письменный стол, кресло, ведро с крышкой.

Запечатанный конверт унесли к неведомому Дону, а уж тот, если не дурак, воспользуется попавшим ему в руки финансовым гением.

– Неволя? Нет… – протянул мужчина, – птичка в клетке не поёт. Да и не дурак же Дон? Стоит мне обидеться, так и обнулить доверенные мне средства могу. Сотрудничество и только сотрудничество. А там…

* * *

– Интересный тип, – сказал Луиджи, прослушав запись магнитофона, – очень самоуверенный. Думает использовать нас? Ну-ну… птичка.

Откинувшись в кресле, он усмехнулся своим мыслям и раскурил сигару, отрезав кончик гильотиной. Сейчас Аркадий Валерьевич не опознал бы в нём недалёкого громилу из подвала, брызжущего слюной и ругательствами.

– Странные люди, – насмешливо сказал он в пустоту, – признают итальянскую культуру и науку, но стоит показать им образ типичного мафиози, как знания эти волшебным образом улетучиваются. Может ты гений в финансах, русский. Но такой же зашоренный, как и местные янки. А всего-то показать себя глупее, чем есть на самом деле, и вы охотно идёте туда, куда нужно типичным мафиози.

* * *

– Брысь отсюдова! Бессовестной какой! – Лесли, вертлявый парнишка из Арканзаса, – со смехом вылетел их кухни, а над его головой (метра на полтора выше) просвистел половник, обдав брызгами чего-то остро пахнущего, – да что же это такое?! Ууу… злыдень!

Остановившись в дверях, Роза потрясла пухлыми чёрными руками над головой в лучших традициях американских низкопробных ярмарочных спектаклей. Убедившись, что внимание братства приковано к ней, повариха начала традиционный спектакль.

– Где это видано, чтобы молодой белый господин из хорошей семьи вёл себя как негритёнок из трущоб!? Вот ужо отпишу вашему батюшке, он вам пропишет горячих! Уж на что у меня невестка дурында бессовестная… и где это мужики таких находят только? И то внучата не позволяют себя так вести себя! Знают, что влетит от отца или от меня!

Мулатка потрясала руками, взывала к богу и родителям молодого господина. Наконец, окончательно застыдив Лесли и убедившись, что противник деморализован, Роза гордо вздёрнула подбородок и удалилась в своё царство походкой перекормленной утки.

– И не недоедает тебе дразнить Розу? – Интересуюсь у плюхнувшегося рядом со мной штатного шута.

– Неа! У нас дома такая же, – слышу нотки ностальгии, – ей хоть раз в неделю нужно проругать кого-то, иначе скучно. А так праведный гнев выпущен в сторону грешников, грешники повержены, и… заметили, какие она после наших ссор пироги печёт?

– А ведь действительно, – поражается один из братьев, – Джокер, поганец этакий… быть тебе доктором психологии!

Усмехнувшись горделиво, арканзасец промолчал так красноречиво, что всем стало ясно – он и не сомневается… быть! И непременно великим!

Если честно, этого худощавого парнишку с большим тонкогубым ртом, вечно растянутым в ухмылке, я опасаюсь. В братстве одноклеточных нет вовсе, но Джокер… Если отбросить в сторону семейные связи, то этот невзрачный арканзасец один из самых опасных людей в братстве. Умён… но этим никого не удивишь.

У Лесли интеллект работает на каких-то иных принципах – очень сложно, почти невозможно просчитать. Единственный недостаток – он слишком Джокер. Излишне богатая мимика, дёрганые движения… публичным политиком ему не быть.

– К Жаннет? – С ноткой еле уловимой зависти поинтересовался тем временем Джокер после ужина.

– Угу… хочешь, с такой же черняшкой познакомлю?

Лесли оглянулся воровато и сглотнул.

– Отец чёрных людьми не… а, ладно! Он далеко, а запретный плод сладок! Есть чтоб совсем черномазая? Ну и… нормальная на лицо, а не обезьяна.

– Если прям сегодня… – задумываюсь, – слушай, а давай с нами? Я сегодня в Гарлем^[45] сперва, Женнет выгулять и Армстронга^[46] послушать.

– Нравится джаз? – Лесли закачался, имитируя джазовых музыкантов.

– Так… за неименьем лучшего. Скорее, просто хорошую музыку от хороших музыкантов уважаю, а джаз или классика…

– Уважаю, – серьёзно сказал Лесли, – а я вас не стесню?

– С чего? Армстронг, потом клуб какой-нибудь негритянский там же… до полуночи где-то. С тобой или без тебя, без разницы. Да и… подруг у Жаннет полно – таких же, из Нового Орлеана… смекаешь?

Ради хохмы поиграл бровями и Джокер охотно отзеркалил.

– А то!

– Учти только, что они хоть и содержанки, но не проститутки. Разницу понимаешь?

– Нормально! Квартирку сниму, да потешусь несколько… пока не надоест. Понимаю. Ох… – потянулся он, – и дорвусь я до чёрненького!

Глава 10

– Неплохо, – одобрительно отозвался Лесли, повышая голос и притоптывая ногой, – я ожидал, черномазых будет больше, а тут в большинстве своём приличные люди.

Присутствие черномазых ничуть не смущало отпрыска арканзаского политика. Да и самих черномазых… впрочем, Жаннет не относила себя к таковым, считая представительницей высшей креольской расы.

Афишировать свои взгляды креолка не спешила, но мне и косвенных данных достаточно, тем более что и добывать их учили.

– Где там обещанная принцесса Гуталин? – Весело поинтересовался Джокер, оглядываясь по сторонам.

– Принцесса Гуталин, – Жаннет прикрыла рот ладошкой, захихикав – вполне искренне, к чернокожим она себя не относит. Да и шуточки такого рода ничем особенным в этом времени не являются, считаются вполне политкорректными. Больше меня коробит, чем самих черномазых… – это ты здорово! Только при ней так не говори, ладно?

Лесли только посмотрел на неё выразительно – дескать, ну могла бы и не озвучивать столь очевидные вещи.

– Считать чернокожих низшей расой, недочеловеками, чуть ли не переходным звеном между человеком и обезьяной, и при этом испытывать сексуальное влечение к ним! Зоофилией какой-то попахивает! Сам-то понимает?

Не озвучивая мыслей, оглядываю других посетителей клуба. В основном это белые, несмотря на то, что клуб находится в чёрном Гарлеме. Белые, евреи… недавно это был преимущественно их район, а вот поди ты… Не помню других случаев, чтобы евреев кто-то выжил из облюбованного района.

Цветные и чёрные среди посетителей в меньшинстве, и в основном это люди искусства, достаточно известные для того, чтобы белые общались с ними почти на равных. Парадокс – клуб чёрный, а чёрные на вторых ролях, всё больше в роли официантов и артистов.

Есть и компании преуспевающих чёрных, но немногочисленные. Держатся они в большинстве своём несколько особняком, смешанные компании редки.

– Где там твоя подруга? – Интересуюсь у любовницы, поглядывая на часы.

– Она мне не подруга! – С негодованием, – у неё свой круг общения!

Переглядываюсь с Джокером, тот подмигивает и пожимает плечами. Улыбаюсь в ответ, и притянув любовницу, целую в висок. Затихнув в моих объятиях, ворчит уже потихонечку.

– Глэдис неплохая и очень симпатичная, но у неё родители с плантаций, понимаешь? Что она чёрная, а не цветная, ладно… Но у неё ещё бабушки-дедушки рабами были, воспитание тоже… рабское. Пусть родители и разбогатели недавно, а сидит это… понимаешь?

– Понимаю. Твои предки давно получили свобо…

– Мои предки никогда не были рабами! – Фыркает она, пихнув меня локтем, – Да, вот так! Чёрные среди предков есть, но рабов нет! Прапрадед мой ещё при французах в Новый Орлеан попал. История долгая, но рабом он не был!

– Прости! – Снова целую. Это действительно важно и Жаннет говорила что-то такое… мимо ушей пропустил, больно уж момент оказался неподходящий для таких откровений. Всё-таки креолка, несмотря на всё воспитание и образование, не слишком умна.

Щебечущая стайка чернокожих девиц, разряженных пышно и несколько безвкусно, прошла от входа в сопровождении двух цветных мужчин.

– Разные, видите? – Тихо сказала девушка нам, – парни наши… из нашего круга. А это – чёрные, они отдельно.

Разница сходу бросилась в глаза, и дело не только в цвете (ну или оттенке) кожи. Одеты креолы со вкусом, притом без слепых подражательств, видны элементы чисто креольской моды, вполне уместные и стильные.

Чернокожие девушки… ну действительно с плантаций! Одеты богато, но вразнобой и без понимания. Одна в чисто деревенском стиле… с поправкой на деньги. Другая скопировала наряд белой барышни, что при её цвете кожи смотрится неуместно. Да и с аксессуарами перестаралась. Но хорошенькая такая… уголёк.

Третья так… ни о чём, как выражался русский кузен. Упитанная губастая темнокожая девица с широким носом, одетая не то чтобы безвкусно, но без понимания. Явно за компанию взяли, как бы не в последний момент. Глаза круглые, вертит кудрявой головой по сторонам с видом попавшей на ярмарку деревенщины из глуши.

– Вон та моя? – Бесцеремонно поинтересовался Джокер, еле заметным жестом ткнув в барышню-уголёк, – ничего так… интересная.

Полчаса спустя совершенно очарованная манерами белого джентльмена, Глэдис заметно поплыла.

– Имей совесть, – тихонечко говорю Лесли, – понятно, что она дурища с плантаций, ну так и зачем это подчёркивать? Жаннет и креолы это знают, чёрные твоего юмора не понимают.

– Ты прав, – брат потёр лицо, – что-то меня занесло. Неловко немного, вот и пытаюсь шутить в своём извечном стиле. Неудачно?

– Почему же, – хмыкаю невольно, слегка повысив голос, заглушённый джазовым оркестром, коему с благоговением внимает Жаннет, – очень даже удачно, просто не вовремя. Перлы, публика не та.

– Шампанское, – ловлю официанта. Клуб Оникс один из немногих, где на сухой закон плюют прямо-таки демонстративно.

Чернокожие девицы с восторгом принимают довольно-таки формальные знаки внимания. Без сопровождения креолов путь в этот клуб им по сути заказан, а тут ещё и белые кавалеры! И пусть один белый кавалер пришёл со своей дамой, а второй нацелился на Глэдис, мало обращая внимание на двух остальных… но подругам в медицинском колледже можно и приврать!

– Неплохо, очень неплохо, – подёргиваю ногой в такт музыке. На эстраде сам Армстронг, а это такой драйв… Не слишком люблю джаз, но бешеная энергетика музыканта хороша, ни одна запись такого не передаст.

– Будешь? – Один из креолов показывает табакерку с выгравированным листочком коки на ней. Дежурно отмахиваюсь, он так же дежурно кивает и удаляется с кузеном попудрить носик.

С креолами мы не то чтобы приятели, но знакомцами назвать можно. Они из круга Жаннет, какие-то очень неблизкие родственники, так что пересекаемся не в первый, и скорее всего не в последний раз.

Люди это совершенно пустые, типичнейшая богема с поправкой на цвет кожи и специфику нынешнего времени. Есть относительно приличное наследство в виде недвижимости в Новом Орлеане и каких-то мелких пакетов акций, невнятное гуманитарное образование и связи в креольских кругах.

Желания работать нет, а признания хочется. Вот и крутятся в кругу цветных музыкантов и художников, занимаясь меценатством по мелочи, да вкладывая средства в творческие проекты.

Афроамериканская культура, будь то чёрная или цветная, переживает сейчас небывалый подъём, скорее даже формируется.

Танцоры, музыканты, актёры, шоу, клубы… вкладывай деньги в гарлемские таланты, не ошибёшься! Почти вся афроамериканская культурная жизнь сосредоточена в Гарлеме.

В Новом Орлеане существенно меньше и… она несколько иная, креольская. Афроамериканская, но наособицу.

Креолы в этой среде свои, да и родители их, кажется, имели какое-то отношение к искусству… Уж не знаю, чёрному, белому или креольскому. Так что несмотря на всю умственную вялость, не прогорают, и кажется даже, что-то там зарабатывают.

– Пошли танцевать! – Жаннет, изрядно заправившись шампанским, потянула меня за руку на танцпол.

– Зажжём, детка! – Шампанское добралось и до меня, – сегодня мы будет королями танцев!

Пару часов спустя, разгорячённые танцами и алкоголем, решили покинуть клуб.

– Хороший вечер, – подавая девушке плащ.

– Будет ещё лучше, – сверкнула та глазами.

– Пс! Мистер! – Полузнакомый официант, которому я не раз оставлял приличные чаевые, поманил потихонечку. Улыбнувшись Жаннет, отхожу в полутёмный служебный коридор.

– Драка будет, – горячо шепчет он, блестя белками глаз и выразительно гримасничая, – Джем Сандерс и Ларри Свинг на ножах разобраться решили.

– Не припомню. – Немного разбираюсь в уголовной иерархии Нью-Йорка и Гарлема – времена нынче такие, что знания эти отнюдь небесполезны. Да дровишек в костёр войны подкидываю… а имена незнакомые, – новенькие или мелочь какая?

– Для вас мелочь, мистер Ларсен, – смеётся приглушённо официант, – а для них уже я мелочью буду. Сутенёры это здешние, около клуба вертятся. Не самые-самые… но и не мелочь.

– Так мне что с того?

– Поглядеть не хотите? Двадцатка с носа, я вас так проведу, что сверху посмотрите, как они там в проулке режутся. Так-то я бы вас не позвал – эка невидаль, сутенёры из-за шалавы схлестнулись! Чуть не каждый день такое.

– Ну!

– Бойцы, говорят, отменные! – Зачастил официант, оглядываясь, – да и злы друг на друга. Не просто ножичками помашут, по поругаются, а точно вам говорю – до смерти! Интересный бой будет, мистер! Голову в заклад ставлю, не пожалеете! Завтра-послезавтра о нём говорить будут, а вы вживую видели, своими глазами, а не в пересказах всяких дурней.

Желания глядеть на гладиаторские бои не возникло – видел уже, да не раз… Не сказать, что зрелище неинтересное, хотя тут как повезёт. Просто не нахожу удовольствия от вида смертей на арене. Не противно или там жалко… просто неинтересно.

Видя, что вот-вот потенциальный доход может ускользнуть, официант апеллировал к Жаннет.

– … по двадцатке за всё, мисс! Быстро только решать надо, они вот-вот начнут!

– Никогда такого не видела, – прижалась ко мне та, заглядывая снизу в глаза.

– Пошли, – пожимаю плечами. Запутанные служебные коридоры привели нас на хлипкого вида металлический балкончик, выходивший на задний двор.

– Сейчас, – прошипел официант, – гляньте!

– Чёрная комедия как есть. Вроде и серьёзно всё, но… клоуны, блять, кровавые!

Сутенёры одеты, как и положено представителя профессии, то есть ярко и броско – так, чтобы потенциальный клиент издали видел, к кому можно обратиться. Ну а отсутствие вкуса как бы предполагается изначально.

– Фиолетовый, – простонала Жаннет, уткнувшись мне в плечо, – костюм фиолетовый! Кто-нибудь, пристрелите его! Хотя нет… я лучше болеть за его соперника буду!

Хрюкнув от смеха, обменялся взглядами с ещё одним посетителем клуба, котором официанты сочли должным пригласить на шоу гладиаторов. Чернокожий мужчина с умными глазами, одетый просто, но с большим вкусом. И белая женщина в качестве спутницы…

Не то чтобы случай небывалый, но нечастый. Для таких браков в большинстве штатов нужно специальное разрешение судьи. Чаще всего белый супруг предоставляет документы (обычно фальшивые) о текущей в его венах и артериях цветной крови. Далее следует поражение в правах, но разрешение на брак выдаётся.

Второй вариант реже, разрешение на брак белой женщины и чернокожего мужчины могут выдать в том случае, если тот обладает некими достоинствами, общепризнанными в обществе. Учёный (есть и такие, пусть и очень немного), деятель культуры или, что случается чаще всего, спортсмен. Такие пары иногда даже принимаются в приличном обществе.

Внизу тем временем разворачивалось действо. Слышно плохо, хотя соперники не сдерживают голоса. Но и толпа болельщиков вокруг ведёт себя, как типичные английские фанаты.

Оба бойца не худенькие, довольно-таки рослые парни и, такое впечатление, вмазанные.

Фиолетовый выглядит почти прилично, разве что расцветка за гранью. Соперник в белом классическом костюме, зато аксессуары… даже с балкона бросается в глаза аляповатый зажим для галстука с невозможным количеством блескучих камешков. И широкополая шляпа, украшенная лентами.

– … гнида… – доносится от шляпы. Отключаю слух, такие обрывки фраз только мешают. Жаннет вцепилась в локоть, смотрит вниз не отрывая глаз и даже дышит, кажется, через раз.

Загомонив, толпа расступилась ещё сильней, образовав круг метров пяти в диаметре. Филетовый снял пиджак, накинув на руку, и достал из кармана внушительных размеров наваху.

Соперник ограничился шляпой в левой руке и ножом-бабочкой в правой.

Машинально отметил, что и тактика у бойцов должна отличаться.

– Филетовый в ближний бой пойдёт, недаром пиджак как щит на руку намотал, – говорю вслух.

– А в этот… со шляпой? – Интересуется чернокожий сосед.

– Скорее всего, прыгать начнёт. Такую шляпу хорошо использовать для отвлечения внимания – ленты все эти… Но это дальняя дистанция.

Фиолетовый, подняв обмотанную пиджаком руку к лицу, достаточно грамотно закрыл лицо, горло и сердце, по-боксёрски умело съёжившись за импровизированным щитом. Враскачку, не отрывая ног от земли, двинулся на Шляпу, выставив вперёд правую руку.

Размахивая руками как мельница, одетый в белое сутенёр начал танцевать вокруг соперника, то и дело совершая выпады.

Толпа затихла и голоса бойцов вновь стали слышны.

– Боксёр? – Скороговорчкой начал белый костюм, – не поможет тебе бокс, Свинг, – это разные вещи! На ленточки нарежу тебя, пидор ты пассивный. Что, думаешь, молчат твои девочки, не говорят никому? Ты ведь никого из них не трахаешь, пидорок!

Фиолетовый не вёлся на подначки, раскачкой корпуса провоцируя Джема на лишнюю беготню. Огрызался он также значительно реже.

– … твои кишки сегодня окажутся на асфальте, слабозадый.

– Тоже пидором обозвал, – зачем-то перевела Жаннет.

Джем танцевал, явно выигрывая по очкам у менее подвижного противника. Пиджак несколько раз порезан, но насколько серьёзно, сказать нельзя.

Свинг ушёл в оборону и соперник удвоил усилия, затанцевав вокруг, как жиголо вокруг молодящейся богатой тётки. Отскочив после очередного выпада, обладатель роскошной шляпы с лентами издевательски заиграл ножом-бабочкой, открывая и закрывая его с большой скоростью.

– Он труп, – говорю, не отрывая глаз от боя, – фиолетовый его переиграл.

– Не факт, – возразила белая женщина глубоким контральто, – в ножевом бою всё может решить единственный удар.

– Тоже верно, – соглашаюсь с ней, – продолжая следить. Свинг, съёжившись за рукой-щитом, всей своей аурой излучал безнадёжность и сделал крохотный шажок назад, чуть запнувшись.

– Ха! – Заорал Джем прыгая вперёд и нанося секущие удары по воздуху.

Только что отступавший Свинг неожиданно выбросил вперёд руку-щит, хватая соперника за рукав. Руку в сторону и шаг вперёд…

Рука боксёра замелькала с частотой швейной машинки, пропарывая противнику живот.

– Сдохни, тварь, – проревел Свинг, отталкивая наконец окровавленного врага толчком ноги в живот, отпустив наконец его руку, – я же обещал, что твои кишки будут на асфальте!

Войдя в раж, он прыгнул на живот корчащегося под ногами врага.

– Сдохни, сдохни! – Орал он, прыгая на поверженном, – сдохни!

– Сдержал слово, – отворачиваюсь от происходящего, – действительно – кишки на асфальте. Буквально, блядь!

Глянув на Жаннет, вижу возбуждение. Кажется, ночка у меня предвидится жаркая… но что-то не тянет. Спать с женщиной, испытывающей возбуждение от убийства… нам пора расстаться.