Конец света

– Разберёмся, – сипло сказал второй полицейский, пониже ростом, брюнет с круглым бабьим лицом и медовыми глазами.

Потапов отпустил господина в чёрном, подал первому лейтенанту паспорт.

– Его ксива. Опросите свидетелей да отправьте обоих в обезьянник.

– Ваши документы! – сжал губы в прямую линию полицейский.

Потапов вежливо улыбнулся.

– В таком случае представьтесь.

– Документы, я сказал!

– Да-да, задержи этого бандита, лейтенант! – взорвался владелец фирмы «Военкомплект». – Он первым начал, грозился убить!

– Врёт, черножопый! – крикнул толстяк, обращаясь к растущей толпе. – Все видели, как он первым напал на девчонку! Я записал!

– И я, и я, – послышались голоса.

– Фамилия, подразделение, будьте добры, – всё так же вежливо попросил Потапов. – Или вызвать ещё один наряд?

Полицейские переглянулись.

– Рощин, отведи его в курятник, – высокий показал на Потапова. – Граждане, всем разойтись! Мы разберёмся… э-э, с нарушителями. А ты, – палец лейтенанта упёрся в помятого, выбравшегося из-под БМВ водителя, – отведи тачку в переулок. Живо!

Водитель юркнул в кабину лимузина.

– Идём! – вытащил свой пистолет низкорослый полицейский с бабьим лицом, глянув на Потапова.

– Я?! – удивился Потапов. – Вы что, с ума сошли?! Здесь два десятка свидетелей! Интернет взорвётся, если они все выложат в Сеть записи! Хотите скандала? Будет!

– Веди, – пренебрежительно скомандовал высокий, будто не расслышав сказанного.

Низкорослый шагнул к Потапову.

Толпа зашумела. Толстяк поднял мобильный, начал снимать.

Высокий ловко отнял у него телефон.

– Первый раз такое вижу! – изумлённо прошептала потерпевшая.

– Я тоже, – признался Потапов. – Но я вежлив, политкорректен и толерантен только до того предела, за которым начинается беззаконие!

Пистолет воробьём вылетел из руки полицейского.

Потапов поймал его, уткнул ствол в живот высокому.

– Отойдём-ка, малыш!

Глаза полицейского сузились, рука поползла к кобуре, остановилась в нерешительности. До его сознания дошло, что происходит нечто нештатное, не предусмотренное опытом.

– Т-ты совсем?..

– Отойдём, я тебе кое-что объясню. – Потапов обернулся к примолкшей толпе. – Граждане, снимайте всё, что здесь происходит. Правда на нашей стороне. И не дайте этим деятелям на машине смыться, я сейчас вызову спецназ.

Вытолкав полицейского к стене дома, Потапов достал свое удостоверение офицера ФСБ, развернул.

– Читай!

Глаза лейтенанта стали круглыми.

– Майор Пота…

– Достань свой документик.

Высокий протянул синюю книжечку.

– Лейтенант Золотько, Центральный ОВД, – прочитал Потапов вслух. – Очень неприятно знакомиться в такой ситуации, но ты сам напросился. Давай договоримся: вы делаете своё профессиональное дело – по закону, я не поднимаю шум, если же вы намереваетесь замять дело и отпустить этого козла, я вызываю ОМОН, у меня есть такое право. Что выбираешь?

Полицейский взмок.

– Это… известный… деятель… бывший зам мэра…

– Я уже понял, у него здесь всё прикормлено, в том числе ваши услуги, не так ли?

– Я подчиняюсь…

– Начальству, которое лижет задницы таким, как этот Матаев.

– Я должен…

– Вот и делай, что должен, лейтенант. Мне недосуг тратить полдня на объяснения и процедуры, свидетелей у вас будет больше чем достаточно. Но если ты их отпустишь, – Потапов заглянул в удостоверение, – Евгений Семенович Золотько, дело закончится для тебя очень плохо, обещаю! Так как?

– Мы… сделаем… мне надо позвонить.

– Звони. – Потапов вернул лейтенанту удостоверение и пистолет напарника, вернулся к толпе переговаривающихся людей.

– Друзья, очень прошу всех свидетелей поучаствовать в составлении протокола. Записи обязательно надо выложить в Интернет. А вам, гражданка, – он посмотрел на потерпевшую, – советую вызвать медбригаду, засвидетельствовать побои и написать жалобу в прокуратуру.

– Я помогу, – поднял руку толстяк.

– Приступайте, – сказал Потапов полицейским, ошеломлённым таким поворотом дела.

Уже садясь в машину, он вдруг вспомнил, что купил книгу. С досадой ударил себя по колену.

– Вот зараза! Жюль Верн мне этого не простит!

Кто-то деликатно постучал в стекло водительской дверцы.

Потапов с удивлением узнал в стучащем старичка в очках и канотье, которому он сунул томик Верна.

– Ваша книга, – протянул свёрток старичок. – Еле вас догнал.

– Спасибо! – растроганно взял книгу Потапов. – А я уж расстроился, думал – с концами.

– Раритет, – осклабился старичок. – Собираете?

– Да вот иногда приобретаю по случаю, пополняю дедушкину библиотеку, хотя она и так солидная.

– В наши дни библиотека редкость. Всего хорошего. – Старичок приподнял шляпу и отошёл от машины.

Настроение слегка поднялось. Сожалеющая мысль, что он зря вмешался в инцидент на Арбате, при категоричном недопущении участия в подобных инцидентах и запрете выделяться из массы людей в общественных местах отступила в подсознание. Урок полицейские получили хороший, они не должны были спустить дело на тормозах.

Предпосылки к действию

Дочь позвонила за минуту до второго завтрака: Калажников неукоснительно придерживался распорядка дня, веря тезису, что есть надо понемногу, но часто.

Первый завтрак, «энергетический», – кофе с бутербродом, он начинал ровно в восемь часов утра. Второй – в двенадцать часов дня. Обедал в два, полдничал в пять и ужинал ровно в восемь вечера. Поэтому в свои пятьдесят пять выглядел он на сорок, чем был весьма доволен, так как привык к женскому поклонению с юности.

– Отец, мне мешают твои клевреты, – сказала Дарья; она никогда не называла его папой, только отцом. – Отзови на сегодня.

– Снова ты за своё, – с досадой сказал Николай Наумович. – Это для твоей же безопасности.

Речь шла о телохранителях дочери, сопровождавших её на все мероприятия, на работу и с работы, и в том числе – если она ехала к подругам или с подругами куда-нибудь отдыхать. Два года назад Калажникова начал охранять батальон «Аргус» частной военной организации «Прикрытие», контролируемой администрацией премьер-министра, и он договорился с командованием батальона о сопровождении дочери.

– Куда ты собралась?

– Это моё дело, – строптиво отрезала Дарья. – Мне нужно побыть одной.

– Ох, не верю.

– Увижу кого-нибудь из твоих горилл – сбегу из Москвы, так и знай!

– Хорошо, не бесись, никто тебя не потревожит, обещаю.

– Я предупредила! – Дочь выключила телефон.

Калажников сплюнул в сердцах, уязвлённый непокорностью дочери, пробормотал вслух:

– Стерва, вся в мать! Та тоже отличалась свободолюбивостью… пока не умерла от передозировки.

На столе мигнул селектор.

– Слушаю, – отвлёкся заведующий лабораторией от своих мыслей.

– Николай Наумович, Редкозуб беспокоит, – проблеял селектор. – Есть важные новости.

– Говорите.

– Желательно не по телефону.

Встречаться с депутатом, от которого всегда исходил неприятный запах, будто он вообще не мылся, не хотелось.

– У меня защищённая линия.

– Фенер встречался с Зимятовым в ресторане Маринича.

– Фенер?

– Мой босс, начальник комитета экономической безопасности.

– А-а…

– Он встречался с Зимятовым, генералом полиции, говорили о нашем благодетеле…

– Не понял.

– Ну, о Барсукове… готовится какая-то проверка, насколько я понял, генерал стукнет в Следственный комитет или в Счётную палату, а не дай бог ещё и ОНФ… речь шла о готовящейся приватизации оборонки.

– Пусть стучит, у Анатолия Дмитриевича всё схвачено в силовых структурах, генеральный прокурор его дружбан.

– Но могут всплыть и наши фамилии. Фамилия Коржевского уже прозвучала.

Калажников нахмурился, потёр лоб.

– Откуда вам это известно?

В динамике послышался блеющий смешок.

– Фенер считает меня своим другом.

Николай Наумович представил рыхлое лицо Редкозуба со щёточкой усов, с мешками под глазами, его котлообразную голову с плешью на макушке, и ему стало противно.

– Вы не преувеличиваете… его дружелюбие?

Редкозуб выдавил ещё один смешок.

– Я мало говорю, зато всё слышу. Иначе он не брал бы меня в компанию вместе с Ноздренко.

– Кто это?

– Коллега, тоже депутат, метит на место Фенера.

– А вы не метите?

– На всё воля божья, – Редкозуб снова хихикнул, – и премьера.

– Кто ещё был на встрече?

– Нас трое, Зимятов и сам Маринич.

– Это певец, что ли?

– С эстрады он практически ушёл, поёт в своём ресторане иногда, в политику не лезет, но с Зимятовым якшается, на «ты» с ним, они друзья с детства.

– Хорошо, я поговорю с… кем надо, позванивайте и держите язык за зубами.

– А то.

Калажников выключил связь, побарабанил пальцами по столу, косясь на экран компьютера, вызвал секретаршу:

– Маша, найди мне Каштельянца.

– Минуточку, Николай Наумович, – ответила секретарша.

Калажников набрал номер Свирина, командира батальона «Аргус»:

– Булат Ахметович, пошли сегодня за Дашей самых опытных ребят, чтобы она их не заметила.

– Сделаем, Николай Наумович, – сказал Свирин с горловыми интонациями.

– Самых опытных, подчёркиваю. Если она устроит мне скандал, я сделаю выводы.

– Не беспокойтесь, Николай Наумович, не подведу.

Через минуту позвонил помощник:

– Я весь внимание, Николай Наумович.

– Зайди.

– Иду.

Кирсан Вольфович появился с планшетом в руке.

– Захватил отчёт на всякий случай.

– Садись, есть новости.

Каштельянц сел.

Калажников рассказал ему о звонке Редкозуба.

– Что думаешь?

– Будет скандал.

– И я так считаю.

– Надо предупредить Эмильевича.

– Если Зимятов доберётся до президента, наши… э-э, исследования накроются медным тазом.

– Пусть Эмильевич примет меры, в конце концов, он заинтересован в результате не меньше нас.

– Это нелегко сделать.

– Мы поможем.

Калажников с интересом посмотрел на Каштельянца.

– Каким образом?

– Нам всё равно надо доводить эган до кондиции, нужны добровольцы…

– Старая лиса… Добровольцы! Иными словами, ты предлагаешь продолжить испытания на…

– Тех, кто мешает.

Калажников покачал головой, продолжая изучать широкое, одутловатое, вечно флегматичное лицо собеседника.

– Не слишком ли кардинальное решение?

– Мы подготовили новую программу закладок, эган должен развиваться быстрее и практически не оставлять следов.

– Сначала надо проверить на… кроликах.

– У нас их трое.

– На всё у тебя есть ответ, Вольфович. Однако без оперативной помощи не обойтись. А привлекать контингент Эмильевича не хотелось бы.

– У нас есть «Аргус», там тоже служат опытные кадры.

– Да уж, кое-кто из них действительно получил хороший опыт… в добровольческих батальонах украинских националистов, в Ираке и в Сирии… хм… на стороне ИГИЛ. Но почему бы и нет? Я поговорю со Свириным. На ком предлагаешь испытать новый эган?

– Вы сами их перечислили: Зимятов, Ноздренко, Фенер… и этот их певучий ресторанщик…

– Маринич.

Каштельянц мигнул, не меняя выражения лица.

– Готовить?

Калажников по привычке побарабанил пальцами по столу.

– Давай всё же сначала прогоним программу на «кролике». Если эксперимент пройдёт удачно, рассчитаешь испытание на других… добровольцах. Иди, готовься.

Каштельянц послушно вскочил.

Событие

На этого молодого человека в безукоризненном темно-синем костюме обратили внимание многие посетители ресторана «Терпсихора».

Молодой человек пришёл один, в начале восьмого вечера, когда завсегдатаи ресторана ещё только начинали подтягиваться к началу ежевечерней программы. Нынче афиша обещала выступление джазового квартета «И мы тоже».

Посетитель «Терпсихоры» в синем костюме занял столик в хрустальном гроте, поближе к оркестровой раковине, где любил сидеть хозяин ресторана, заказал минеральную воду и стал ждать, разглядывая постепенно заполняющую зал публику. Он был довольно симпатичен, высок, много курил и явно нервничал, то и дело бросая взгляд на часы. К десяти часам вечера его нетерпение достигло апогея, хотя глаза оставались тёмными, полусонными, если не сказать – мёртвыми, но волнение выдавали руки, ни на секунду не остающиеся в покое. Молодой человек барабанил пальцами по столу, перекладывал из кармана в карман зажигалку, расчёску, бумажник, платок, разглаживал скатерть на столе, поправлял галстук, стряхивал с костюма несуществующие пылинки, пил воду и в конце концов обратил на себя внимание официанта.

– Что-нибудь не так? – подошёл к нему распорядитель ресторана. – Вы кого-то ждёте, молодой человек?

Гость посмотрел на часы, допил воду, сказал отрывисто:

– Ещё бутылку воды, пожалуйста. Скажите, а Виталий Мартынович скоро начнёт выступление?

Распорядитель покачал головой.

– Сегодня он, к сожалению, выступать не будет, плохо себя чувствует. Так вы его ждёте?

– Н-нет, – глухо ответил молодой человек, стекленея глазами. – Где его… можно найти? Мне с ним надо… поговорить…

– Что с вами? – обеспокоился пожилой мужчина в белом. – Вы побледнели. Вам плохо? Может быть, вызвать врача?

– Мне надо… встретиться с Виталием Мартыновичем Мариничем… немедленно…

– Ничем не могу помочь. – Распорядитель пошевелил пальцем, подзывая секьюрити ресторана в строгом чёрном костюме. – Посодействуйте молодому человеку дойти до машины.

– Вы меня обманываете. Виталий Мартынович должен сегодня… быть здесь… меня предупредили…

– Он заболел, – терпеливо повторил распорядитель ресторана, хмурясь. – Кто вас предупредил, что он должен выступать?

– Он всегда… в десять часов…

Распорядитель кивнул, отходя от столика.

Двое плотных парней в чёрных костюмах и бабочках подхватили парня под руки и повели из зала, но не на улицу, а через служебный коридор на второй этаж здания, где у Маринича был кабинет и где располагались хозяйственные службы ресторана. В комнате охраны парни усадили молодого человека, порывающегося сопротивляться, на стул, и начальник охраны подошёл к нему вплотную.

– Обыскали?

– Так точно, Сергей Петрович, чист. Даже ножа нет.

– Зачем ты хочешь встретиться с Мариничем?

– Мне надо… это очень важно… его хотят…

– Ну?

– Его хотят… убить!

– Кто?

– Это я скажу ему… лично…

– Говори здесь, мы передадим.

Настенные часы в комнате тихо зазвонили, стрелки показали десять часов. В то же мгновение молодой человек вскочил, ударом ноги свалил начальника охраны, парня слева просто отшвырнул на пульт монитора телеконтроля, обнаружив недюжинную силу, сбил с ног второго охранника и выбежал в коридор. Секьюрити подхватились с пола, бросились за ним, и тотчас же раздался взрыв.

Начальник охраны, встававший на четвереньки, успел заметить в открытую дверь, как тело беглеца вспыхнуло фиолетово-сиреневым светом и разлетелось струями огня во все стороны. Однако ударная волна оказалась почему-то слабой, она даже не разрушила стены коридора, только опалила их и дверь в кабинет хозяина ресторана. Но Маринич не пострадал. Он действительно чувствовал себя неважно и спускаться в зал не хотел, просто намеревался посидеть в кабинете с друзьями и предложить им, как он любил говорить, «продукты от кутюр».

Взрыва, по сути, не было, вспышка света разнесла только тело молодого парня, посетители ресторана не заметили ничего, да и вспышку видели только охранники и пробегавший мимо официант. Все четыре охранника, дежурившие в тот злополучный вечер в спецкомнате контроля, уцелели, в том числе начальник службы секьюрити, который и рассказал прибывшим бойцам спецподразделения о взорвавшем себя самоубийце, от которого остались лишь штиблеты, пуговицы да клочья костюма.

Угроза

Весил Олег Илларионович Фенер сто десять килограммов и до сорокапятилетнего возраста не переживал по этому поводу, нередко потягивая пиво дома по вечерам, после работы; окончив томский строительный институт, он почти двадцать лет проработал в «Дорстрое», пока не перешёл в департамент строительства при мэрии Томска. Но в сорок шесть его избрали депутатом областной Думы, затем Государственной в Москве, он переехал в столицу, да там и остался, поскольку на втором сроке его избрали руководителем комитета экономической безопасности Думы. С тех пор он перестал употреблять пиво и вообще алкоголь и начал следить за собой, регулярно совершая пробежки по берегу реки Москвы (жил он на Николоямской набережной, недалеко от Андроньевской площади), по утрам и вечерам, что не сильно влияло на снижение веса, но позволяло поддерживать тонус организма.

Однако в воскресенье двадцать первого августа вечернюю прогулку пришлось отложить: позвонил секретарь самого премьер-министра и попросил подъехать к Барсукову в Горки. Обещал прислать машину.

– Спасибо, я доберусь сам, – отказался Фенер.

Поразмышляв, зачем он понадобился председателю правительства в столь поздний час, депутат вызвал такси (на своей машине ехать показалось чересчур вызывающе), предупредил жену об отъезде и уехал. В начале двенадцатого он подошёл к проходной резиденции премьер-министра в Горках-9.

Звонить в дверь проходной не пришлось, она открылась сама, как только Олег Илларионович подошёл к крылечку.

– Прошу вас, – отступил в сторону рослый светловолосый парень в серой униформе, с виду ничем не вооружённый. – Садитесь в таратайку.

Фенера усадили в маленький белый электромобильчик, подвезли к строению номер два, а не к центральному зданию с колоннами, представлявшему собой жилой комплекс резиденции, провели в сверкающий мрамором и фарфором холл.

– Подождите минуту, – оставил его провожатый, исчезая за входной дверью.

Фенер с любопытством огляделся. Он уже бывал в резиденции премьера, но в его двухэтажном корпусе, приспособленном для встреч с чиновниками министерств и журналистов, жилую же зону видел впервые. Впрочем, особого впечатления интерьер холла на него не произвёл. Пришла мысль, что губернаторы в глубинке России строят себе апартаменты куда богаче.

В холле бесшумно появился ещё один молодой человек, накачанный, с внимательными серыми глазами, одетый в белую рубашку с галстуком и чёрные брюки.

– Идёмте, – сказал он.

Прошлись по коридорчику левого крыла здания, молодой человек постучал в тяжёлую резную дверь, открыл, пропустил гостя.

Фенер вошёл.

Это был рабочий кабинет премьера, по сути, повторявший интерьер его кабинета в Белом доме, но втрое меньше по размерам.

Барсуков в такой же белой рубашке, что была на провожатом, но без галстука, сидел за столом перед метрового размера экраном компьютера. За его спиной сверкал изразцами красивый камин. Когда дверь открылась, он повернулся к вошедшему лицом, изобразил улыбку.

– Проходите, Олег Илларионович, присаживайтесь. Прошу прощения за поздний вызов. Успели поужинать? Если нет, я прикажу накрыть стол.

– Спасибо, я поужинал, – пробормотал Фенер, впервые видя премьера без пиджака и отмечая узость его покатых, как у крокодила, плеч.

– Не стесняйтесь, чай, кофе, напитки, алкоголь?

– Благодарю, к ночи стараюсь ничего лишнего не употреблять.

– Правильно, – рассмеялся Анатолий Дмитриевич, – здоровый образ жизни удлиняет эту самую жизнь.

Фенер сел за небольшой овальный столик перед камином, на котором стояла ваза с искусственными цветами.

Барсуков пересел к нему напротив, что означало приглашение к деловому разговору. Но вопрос председатель правительства задал не деловой:

– Как семья, дети?

– Спасибо, всё хорошо.

– Я знаю, что вы по вечерам делаете пробежки по набережной, это здорово, завидую. Вот решил заняться спортом. Посоветуйте, как долго надо бегать, не особенно нагружая организм? Особенно в начале процесса?

Фенер вспомнил слова приятеля: я не знаю ни одного совета, дав который я бы впоследствии не пожалел об этом.

– Простите, Анатолий Дмитриевич, но это сугубо индивидуально. Я начинал с получасовых пробежек, теперь бегаю по часу, не быстро.

– Не быстро, – повторил Барсуков задумчиво. – Это хорошо. А мне говорили, что вы любите драйв.

– Кто говорил? – озадаченно поджал губы Олег Илларионович.

– Ваши коллеги. А также, что вы решительный и смелый человек, не боитесь драки, воюете за народ, предлагаете свои реформы экономики. Не страшитесь отстаивать своё мнение в Думе.

– Нет, не боюсь, – мрачно подтвердил Фенер, не понимая, к чему клонит премьер, и досадуя на себя, что не предупредил Зимятова о вызове премьера.

– Такие люди всегда в цене, – вёл свою линию Барсуков, разглядывая лицо собеседника. – Вы далеко пойдёте. Интересно, оказались бы вы перед камнем на перепутье, как былинный богатырь, с надписью: направо пойдёшь, коня потеряешь, налево – ещё что-то, – куда бы двинулись?

– Прямо! – сжал челюсти Фенер.

– Прямо – это по-честному, – кивнул Анатолий Дмитриевич. – Хотя говорят, кто прямо пойдёт – себя потеряет. Не боитесь?

Фенер внезапно понял, о чём идёт речь: премьер знал о встрече депутатов с генералом в ресторане Маринича и пытался прощупать почву, как далеко может зайти в попытке правдоискательства начальник комитета экономической безопасности Думы.

– Нет!

– Вы смелый человек! – восхитился Анатолий Дмитриевич. – Ответ – как выстрел на дуэли! А ведь слово и в самом деле – оружие. Вытащил – действуй! Поэтому важно при этом думать, прежде чем что-то сказать, ибо потом надо будет делать. Согласны со мной, Олег Илларионович?

– Я вас… не понимаю.

– В таком случае давайте поговорим откровенно. Я знаю, какие предложения хочет вынести на обсуждение Думы ваш комитет. Советую очень скрупулёзно подсчитать их полезность для страны и для вас лично. Критиковать правительство можно и нужно, однако не всегда правильно и безопасно. Вы понимаете меня?

– Нет, – с усилием проговорил Фенер.

– Неправильная критика может стоить человеку карьеры. Подумайте об этом.

Фенер сделал официальное лицо, встал.

– Я могу идти, Анатолий Дмитриевич?

Барсуков посмотрел на него сожалеюще, сцепил руки на животе.

– Жаль, если вы откажетесь.

– От чего?

– Работать в моей команде. Это весьма и весьма перспективно. Кстати, вы знаете, что произошло два часа назад?

Сердце ёкнуло.

– Нет, – облизнул губы Фенер, мимолётно подумав, что это слово он произносит сегодня слишком часто.

– На вашего друга Маринича было совершено покушение.

Фенер побледнел.

– На Виталия… он жив?!

– Жив, но сам факт не сильно позитивен, Олег Илларионович. Идите, взвесьте моё предложение и звоните.

Фенер вышел из кабинета, не чуя ног.