Чего ТЫ хочешь

Как навсегда остаться здесь?

– А ну повтори, че сказал!

Паренек ссутулился, вжал голову в плечи и усердно замахал кудрявой шевелюрой из стороны в сторону.

Колкий взгляд пронизывает его насквозь, льдинками пробираясь под кожу. Цепкие пальцы крепко держат ворот его рубашки и оставляют потные следы на отутюженной ткани. Да он же просто хотел пошутить. Он же…

– Дан, оставь его. Пойдем, на тренировку опоздаем.

Девчонка наклонила голову, и снисходительно цокнув, отпустила бедолагу, слегка оттолкнув. Бедный, бедный первокурсник, он еще не уяснил правил. Но ничего, со временем и он разберется, что к ней лучше не лезть. Точнее, уже разобрался. Пробурчал что-то под нос, поправляя выбившуюся рубашку, и быстренько смылся.

– Ботаник, блин.

– Да ладно тебе, остынь. Побежали уже, тренировка скоро начнется!

– А ты не указывай. Тоже мне, пример подражания нашелся. Только вчера оттаскивала тебя за шиворот. Если бы не я, уже давно ходил бы с фингалом.

– Да чего ты вспылила? Трудный день что ли, или нарываешься?

Клим обреченно вздохнул. С тех самых пор, как они втроем познакомились на первом курсе, Рут и Даяна крепко подружились, но одновременно с этим, иногда казалось, что они готовы порвать друг друга на части. Может быть потому, что они были слишком одинаковые, не желающие уступать. А еще, не желающие признавать тот факт, что похожи. Причем, похожи даже внешне. Оба выше среднего роста, оба светловолосые, оба спортивного телосложения, вечно цепляющие на себя только спортивные вещи. Разница была, пожалуй, только в цвете глаз и длине волос. У Даяны глаза были светло-голубые, почти что серые, а волосы она всегда собирала в упрямый хвост. Рут же смотрел на этот мир огромными зелеными блюдцами, и вечно смахивал с лица непослушную челку. Они всегда смотрелись как брат с сестрой, и многие часто так и считали. Рядом с ними Клим выглядел совсем иначе. Со своей черной упрямой копной, карими глазами и темным оттенком кожи, он казался совсем другим, и был совсем другим. Спокойным, рассудительным и тихим.

Но несмотря на то, что двое его друзей были похожи на ядерные бомбы, они ему нравились. За эти несколько лет про эту троицу успело поползти много слухов из-за некоторых историй, которые всплывали. Но вряд ли в этих слухах была хотя бы доля правды, а потому, им было плевать на то, что говорят или думают. Друзья на дороге не валяются, а особенно такие, что за тобой и в огонь и в воду и в драки и на тренировки.

– Так, ребята, все, хватит. Почему я должен вечно вас разнимать? Время идет, а вы все такие же, два упрямых осла, ничему не учитесь. Пойдемте уже, на тренировку и правда опоздаем.

Он схватил обоих за плечи, отвесил по подзатыльнику и сказал единственную фразу, способную прекратить сиюминутные порывы спора:

– Кто последний добежит до зала, покупает всем пиво на выходных.

И компания шумных смеющихся ребят пустилась наперегонки в направлении спортзала, мигом забыв про то, с чего все началось. Конечно, бегать по коридорам вуза такая себе затея. Можно нарваться на декана, который будет в очередной раз прославлять важность правил своими картавыми речами. Можно даже нарваться на его плохое настроение и потом с недельку мыть полы. Но кого это останавливало?

***

Капельки пота скатываются по шее, спине и волосам. Кожа, словно покрытая маслом, блестит в свете ламп. В жилах бурлит азарт, пламя и лед, сжатая пружинка, готовая выстрелить всеми красками. Нагнуться, увернуться, привычное напряжение мышц, шаг, шаг, бросок. Трехочковый!

Не зря, не зря он капитан. Правда, за капитанское звание пришлось усердно побороться в противостоянии с Даяной, но она не рассердилась, что выбрали его. Потому, что это было честно.

Ему нравится звук трибун. Ему нравится вкус победы. Яркий, насыщенный, властный. Ему нравится ощущение мяча на кончиках пальцев. Ему нравится валяться на полу после изнурительной тренировки и дышать. Сначала почти что задыхаясь, а потом все тише и тише, прислушиваясь к звуку сердца.

Ну и что, что пол холодный, а спина горячая. Этот холод дает ощущение, что он жив. Капля росы в соленом океане. Свежий ветерок в знойную жару. Улыбка среди хмурых лиц. Улыбка на его лице. Счастливая, спокойная, особенная. Только здесь он так улыбается. Среди этих прочерченных линий. Среди бросков, среди движений, среди звуков отскакивающего мяча.

На вопрос: «Кем ты хочешь стать?». Он ответит: «Я не знаю.» И это будет самый честный ответ из возможных. Потому, что и правда не знает. Потому, что просто живет одним днем, просто улыбается здесь и хмурится там. Потому, что есть это деление, на ЗДЕСЬ и ТАМ. И он не знает, как остаться здесь навсегда. Он не хочет уходить, но каждый раз приходится делать это.

Сердце неприятно замирает, взгляд тускнеет, лампочки гаснут и лопаются, разлетаясь на мелкие осколки и пронзая душу. Там, за пределами разлинованного пола и трибун, ждет пустой мир. И каждый раз он оттягивает момент, когда нужно будет встать и пойти в направлении раздевалки. Ведь если встанет, значит, придется дойти, снять форму, и окончательно перешагнуть эту грань.

Как навсегда остаться здесь?

Вот и в этот раз. Тренер покачал головой, и ушел. Он слышит его шаги. Его, и других ребят из команды. Они давно знают, что не нужно ничего ему говорить. Ровно как знают и то, что как ни уговаривай, он никуда с ними не пойдет. Не сейчас, не сейчас…

От холодного пола пот давно стал липким и мерзлым. Мурашки бегают стайками по коже, то накрывая волнами, то отступая. Он знает, пора вставать. Как всегда это трудно, будто вода всех океанов придавливает плечи.

– Что ты здесь делаешь?

Рут поворачивает голову на голос. Стройный силуэт в проеме двери. Девушка в спортивной форме. Но кто это? Он ни разу ее не видел.

– А ты кто такая?

Как ты?

Алые струйки крови вырисовывают узор на белой эмали раковины. Брызги, мелкие брызги покрывают сеткой. Красный мак, гуашь, детский рисунок звезд, и взрослые слезы. Соленая смесь жестоко смывается потоком воды в черную неизвестность.

Почему слезы? Просто потому что. Ни причин, ни следствий, ни ожиданий. Просто капли, просто по щекам. Просто сливаясь с кровавым потоком. Просто есть.

Рут снова набирает ледяной воды в ладонь и прикладывает к носу. Ничего, не впервой. Скоро это должно прекратиться, нужно просто подождать. Хотя, сегодня сильнее, чем обычно, так что, возможно, ждать придется дольше. Да ладно, и не такое бывало. От холода рука уже онемела и ничего не чувствует. Лицо тоже. Будто тонкая паутина изо льда сковывает кожу и мышцы. Нормально, он привык.

– Как ты?

Рут дергается от неожиданности. Трудновато услышать чьи-то шаги, когда у лица шумит кран. Поворачивает голову, приподнимает бровь. Хочет ли он кого-то сейчас видеть? Да нет, не хочет. Зачем? Алая струйка бежит по щеке и щекочет ухо. Парень снова наклоняется и смывает кровь, намочив волосы.

– Зачем ты пришла?

– Я принесла пластырь.

– Это лишнее.

– Но останется шрам!

– И что? Если ты не заметила, меня это мало волнует.

– Зачем ты вообще это сделал?

– А что я сделал?

– Зачем так подставляешься? Можно было дать пас или, по крайней мере …

– По крайней мере, что? Проиграть? Нет, спасибо. Не для того я выхожу на площадку. Пас? Ты смеешься? Да Майки бы не бросил, я знаю. С того ракурса он бы точно промазал, а у меня шанс был. Да перед кем я вообще распинаюсь! Ты хоть что-нибудь смыслишь в баскетболе? Нет, ты нихрена не понимаешь. Гимнастический изнеженный цветочек учит меня жизни. Приехали.

– Может, я ничего и не смыслю в игре, но …

– Опять это твое но. Ты меня ими уже достала, честно. Чего ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты перестал подставляться. Разбивать себе лицо не выход, даже ради победы. Ты не доверяешь команде, ты все делаешь сам. До крови из носа. Между прочим, в прямом смысле!

– И что, ты думаешь, что твои нравоучения мне помогут? Ты так ничего не поняла? Мне не нужна твоя жалость и твое сочувствие тоже не нужно! Ты можешь от меня отстать, наконец?

– Тогда почему я все время нахожу тебя в слезах! Даже в тот самый первый раз, когда мы познакомились.

– Забавное стечение обстоятельств, василек.

– Да прекрати меня так называть!

– А ты прекрати за мной таскаться.

– Я за тобой не таскаюсь, ясно? И конкретно прямо сейчас меня послал твой тренер, узнать как ты.

– Надо же, какое совпадение. Из сотни людей в зале, он посмотрел прямо на тебя и подумал, что именно ты должна узнать как мои дела.

– Ты когда-нибудь закончишь язвить?

– Нет. Это базовая программа, удалению не подлежит.

За то время, пока эти двое препирались, кровь решила прекратить уже литься. В конце концов, сколько можно, нужно оставить хоть немного для этого несчастного, а то ведь так и грохнется без сознания.

Рут еще раз умылся, посмотрел в зеркало. Да… Видок не самый лучший. Рассеченная бровь, припухший нос, еще и красные глаза до кучи. Ну правда, почему он так поступил? Можно было дать пас. Но он выбрал сигануть через половину поля. Рванул сквозь соперников, прыгнул, но не рассчитал положения. В итоге имеем что имеем. Ну, хоть мяч забил.

Анита смотрит внимательно, изучающее. Ей вообще интересен этот парень. Что-то есть в нем такое, что завораживает и притягивает. Что-то не на поверхности. И каждый раз ею овладевает любопытство, будто открывает книгу и не знает, чем закончится эта глава.

Рут глянул исподлобья и направился к выходу.

– А ну стоять!

Девушка резко схватила за руку и рванула того обратно к раковине.

– Что ты творишь! А ну отпусти!

– Ты никуда не пойдешь, пока я не обработаю твой порез.

– Что? Ты глухая? Я сказал, что мне ничего не нужно!

– Тебе нет, а твоему лицу нужно.

– Так, все. Делай тут что хочешь, но без меня. Иди, облагодетельствуй весь мир, пожалуйста. А меня оставь в покое!

Рут снова рванулся к выходу.

– Встал на место и заткнулся! Никто отсюда не уйдет, пока я не обработаю рану, ясно?

Анита нежно, но сильно толкнула парня к умывальникам, там свет лучше. Достала мазь, осмотрела бровь. Уверенными и мягкими движениями потрогала место, чтобы понять глубокая ли рана. Вроде не сильно, это хорошо. Значит, хватит того, что она принесла.

Протереть сухой салфеткой, промокнуть антисептиком, намазать, аккуратно заклеить. Вот, вроде, и все. И чего было так брыкаться?

– Все, свободен. Можешь и дальше строить из себя гордого в одиночестве.

Девушка развернулась и направилась к выходу.

– Ты врач что ли? – Только это и нашелся ответить Рут.

– Нет, мой отец врач. У него научилась.

И Анита удалилась, слегка хлопнув дверью.

Ты невыносима

Мир – это сплошная игра в доминошки.

Тихо-тихо. Затаив дыхание, на носочках. Крадется к щелке света, сливаясь с шепотом дома. Перешагнуть скрипящую ступеньку. Нащупать пальцами знакомую трещинку в углу. Вдохнуть едкий запах, улыбнуться.

Вечная игра, такая забавная, понятная, и успокаивающая. Еще шаг, рука на ручке двери. Рывок на себя.

– Бу!

Зажмуриться от яркого света и рассмеяться от подпрыгивающего силуэта, издающего громкое "аааа".

– Ну, е-мае, Сис! Когда ты прекратишь это делать??

– Извини, ты всегда такая забавная. – Рут плюхается на кровать и продолжает смеяться. – Прости, прости. Что творишь на этот раз? Бомбу?

– Нет. Но если ты не перестанешь, то точно найдешь бомбу у себя под подушкой, я обещаю!

– Да ладно тебе, не злись.

– Я, между прочим, из-за тебя чуть плату не угробила! Ты хоть представляешь, сколько пришлось бы переделывать? А экзамен уже на носу.

– Ну ладно, ладно. Сказал же, прости. Так что делаешь? Канифолью воняет, как только к дому подходишь.

– Как будто тебе и правда интересно. Все равно ничего не поймешь. Будешь валяться тут, поддакивать, а у самого взгляд тупой-тупой.

– Эй! Вот давай без оскорблений! А то я тоже начну.

– Ну и пожалуйста.

Пауза молчания заполнилась шипением паяльника в канифоли. Струйка дыма растворилась в уже и так задымленной комнате. Рут привык, Рут знает, что его сестру не заботит ничего, кроме этих железяк. Даже форточку открыть не в состоянии. Еще в детстве та тащила в дом всяких хлам со свалок и собирала из него игрушки. Как-то даже испачкала в смоле новую куртку. Как только ни пытались отмыть, не вышло. Конечно, знатный нагоняй тогда получили. Эстер за содеянное, а Рут за то, что не уследил. Но сейчас эти воспоминания вызывают только улыбку. Вот такая она, ну и что.

– Ты мне лучше расскажи, что с лицом. Винсент не обрадуется.

– А, кстати, где он?

– А я знаю? Я за ним не слежу.

– Ну и ладно.

– Так что с лицом то? Это Дан тебя так приложила? Можешь передать ей мою искреннюю благодарность.

– Очень смешно. Я просто упал.

– Как удачно.

Эстер рассмеялась, оторвалась от работы с платой, повернулась и подмигнула.

– Знаешь, мне даже не придется подсовывать тебе бомбу, сам однажды угробишься. Ты сам и есть бомба. И часики тик, тик, тик.. – Она приложила палец к виску и сделала вид, что стреляет. – Бам! И осколков не останется.

Рут хотел было обидеться, но передумал. На сестру просто невозможно обижаться. Вечно как скажет что-нибудь, разозлит, а через пять минут забудет. А потом удивляется, что не так то? Невозможная.

– Ты невыносима.

– Теоретически, я выносима. Причем, во многих смыслах. Вот, можно меня вынести из этой комнаты? Можно. Значит выносима. Ты еще в этой комнате? – Она снова повернулась, оглядела обстановку, утвердительно кивнула, и снова отвернулась. – Да, ты еще в этой комнате. Значит, я выносима. Факты, Сис, я вижу только факты.

– Ладно, не начинай.

– А что я начинаю? Чтобы начинать, нужно, чтобы этого не было. А если уже есть, то это не начало, а продолжение. Так что по сути, если я правильно поняла то, что ты имеешь в виду, то я могу только закончить. Но я не хочу этого, или не могу. А потому, твое утверждение не верно, и …

– Все, все. Я ухожу, слышишь? Я голодный. У нас вообще есть что-нибудь поесть?

– Смотря для кого.

– Ладно, я сам найду. Бесполезно с тобой разговаривать. Давай уже доделывай и спускайся, ладно? Я ужин приготовлю. Наверняка ты тоже голодная.

– Я?.. Хм. Да, голодная. Но пока я это доделаю, теоретически, могу упасть в обморок от обезвоживания. Учитывая особенности моего организма и время на завершение работы.

– И что ты хочешь этим сказать?

Эстер вздохнула, положила паяльник на подставку и встала.

– Это значит, что я помогу приготовить тебе ужин. Идем.

Девушка выскочила за дверь и потопала по лестнице.

Рут тоже вздохнул, вынул паяльник из розетки и выключил свет.

***

– Ты больше не звала меня по имени, ни разу с того дня. Мне грустно, малыш.

– Не зови меня так, не надо. Они меня так звали. – Детский голос из детского тела, с совсем уже не детским взглядом. – И я не могу больше тебя так звать. Не могу, не могу… Не могу.

Она шепчет, повторяет, сжимается в комок. Как будто хочет исчезнуть и не получается.

– Все хорошо. Я с тобой, и все будет хорошо. Дай мне другое имя, а то мне неловко, когда ты просто смотришь на меня и не знаешь что сказать.

– А ты не против? – Смотрит большими глазами в самое сердце. Как он может ей отказать?

– Нет, конечно. Выбирай.

– Тогда, пусть будет Сис.

– Почему?

– Так звали моего медвежонка. Он был милым, и всегда был со мной. И ты тоже, как он.

– Хорошо, договорились.

Цветок в пустыне

И лед бывает твердым как скала.

Анита идет уверенными широкими шагами. Словно отсекая прочь все ненужные мысли. Словно забивая гвозди в переплет законченной книги. Вдох, выдох. Вдох, выдох. И не будет в этом мире никого, кто способен ее понять. Никого, кто разделит эти широкие шаги надвое и замедлит темп.

Нельзя медлить, никогда нельзя медлить. И только покажется, что это лучшее, на что способна, как на горизонте появляется следующая ступень, требующая максимального включения и внимания. Нельзя останавливаться.

Великое будущее достойно только тех, кто посмеет до него дотянутся. Тех, кто не споткнется. Тех, кто уверенной рукой откроет все двери. Тех, кто втянет обратно каплю крови из носа и улыбнется. Будущее не может достаться ей просто по щелчку пальцев. Ее мир не так устроен. Может быть у кого-то, где-то, в другой вселенной все получается легко. Но только не ей.

Ей претит сама мысль, что придется так прожить всю жизнь. Но придется. Потому, что она должна. Оправдать ожидания. Не упасть в грязь лицом. Быть первой, быть лучшей. Потому, что обязана. Потому, что она – Дэвиер.

Единственным ее протестом стал ярко-синий цвет волос, который удивительно подчеркивал цвет таких же синих глаз. В один прекрасный день, не сказав никому и не спрашивая разрешения, она вернулась домой в новом образе, и с этих пор ходила только с распущенными. Синий водопад спускался до плеч и кричал о том, что у нее есть свое собственное мнение, и собственные решения. Родители тогда просто промолчали, в конце концов, даже с этими волосами она была потрясающе красивой.

Девушка подходит к особняку. Высокий каменный забор давит, наседает, забирается на плечи и душит. Но вместе с этим, дает удивительное ощущение безопасности. Ощущение комфорта и стабильности. В этом заборе вся ее жизнь. Этим же забором она обнесла всю себя.

Не замечать, что к тебе иное отношение учителей. Раз кирпичик. Смотреть в спину уходящей навсегда подруге. Два кирпичик. Не слышать разговоры за глаза. Три кирпичик. Пять, шесть, семь.. Бесконечность. Непробиваемая стена от внешнего мира. Не пропускающая ни ласки, ни злобы. Не выпускающая наружу то, что кипит внутри.

Положение. Как мало в этом слове и как много. Стальной панцирь и хрустальная душа. Нежный цветок за решеткой. Сад, скрывающийся за ледяной пустошью.

И почему. Зачем. Каким правом! Она позволила льду дать трещину. И сквозь нее забить цветному ручейку.

Тихо, осторожно открыть дверь. Не звенеть ключами, встать на носочки, чтобы не стучали каблуки. Можно попытаться заглянуть на кухню, голодный желудок кричит о желании выпить хотя бы молока. Но..

– Анита!

Мама спускается по ступенькам, словно водопад из жалящих снежинок, пронзая кожу.

– Ты хоть понимаешь, который час! Где тебя носило? Скоро экзамены, ты в курсе, что нужно готовиться, а не пропадать неизвестно где?

– А тебя волнуют только экзамены? Я устала. Давай отложим наш разговор на потом.

– Вот ты всегда уходишь от темы. Ты понимаешь, что я за тебя волнуюсь?

– Понимаю. Но прямо сейчас я иду спать.

– Такое твое отношение ни к чему хорошему не приведет. Только посмотри на себя. Чего ты добиваешься? Это что, снова подростковый бунт?

Анита вся сжалась как пружинка, готовая нажать на курок и выстрелить, но от очередной семейной ссоры спас отец, выглянувший из-за спины жены.

– Дорогая, уже поздно. Давайте перенесем наш разговор на завтра. Ани, ты, наверное, голодная, я оставил тебе на столе ужин. Иди, поешь, а потом спать, хорошо?

– Хорошо.

Шаги удаляющихся родителей, шепот, стук двери. Как всегда.

Цветной ручеек покрылся коркой льда, застыл и слился с пустошью. Словно его и не существовало.

Спасибо

Иногда спасти можно лишь словом.

(Где-то на задворках памяти.)

– Не работает! Не работает! Не работает!!

Рут врывается в комнату, удачно уклонившись от шестигранника, летящего в дверь. Где-то позади послышался звон разбитого горшка.

Маленькая тонкая девчонка мечется от стены к стене, срывая чертежи и рисунки.

– Не работает!

Тонкие руки с надрывом поднимают с табуретки железную бандуру. Еще немного, еще чуть-чуть, и траектория движения предмета закончилась бы в клумбе под окном. А осколки стекла еще долго пришлось бы собирать. Но к счастью для васильков и оконной рамы, Рут успел подскочить, перехватить и аккуратно установить железяку на прежнее место.

– Тише, тише, все хорошо.

– Нет! Нет…

Эстер рыдает в объятьях брата, и футболка пропитывается слезами. Вдруг неожиданно отстраняется, будто отдергиваясь от горячих углей.

– Нет! Нет! Нет..

Забивается под стол. Там пыльно, масляно и темно. Там уютно. Рут садится на пол рядом и облокачивается на ящики. Какое-то время слушает рыдания и всхлипы, а потом спрашивает.

– Что у тебя случилось?

– Не работает. Не работает. Я думала.. Думала, что… Что дело в проводах. Я поменяла. Я изолировала. Но не работает. Я бездарность.

– С чего ты решила, что ты бездарность?

– Все. Все так говорят. Я ни на что не гожусь. Только все порчу.

– Те, кто так говорят, просто не знают тебя. А я знаю.

– Но не работает.

– Заработает, правда. Я верю. Хочешь, мы вместе покопаемся?

– Нет. Я должна сама. Я должна одна. Но у меня не выходит. Значит, я никчемна.

– Нет, это значит, что ты еще не нашла нужного ответа. Знаешь, не всегда он находится сразу. Бывает и так, что приходится искать долго. Но я знаю, что ты найдешь.

– Правда?

Зареванная мордашка выглянула из темноты.

– Правда. Иди сюда.

Рут развел руки в стороны, приглашая в объятия. Девчонка подползла и спряталась между коленей.

– Почему тебе так важно сделать все самой?

– Хочу, чтобы вы мной гордились.

– Но мы и так тобой гордимся. Правда.

– Я хочу выиграть в конкурсе. Хочу, чтобы это была только моя победа.

– Ну, так давай тогда не сдаваться. Как думаешь, что тебе нужно, чтобы выиграть?

– Чтобы он заработал.

– И что он делает?

– Ничего не делает. Не работает.

– А что должен делать?

– Должен приносить забытые вещи. Вот забыл ты рюкзак, а разуваться не хочется. А он взял, и принес. Но пока.. Пока он даже с места не хочет двинуться.

– А как его зовут?

– Чаки.

– А как ты думаешь, почему Чаки не хочет двигаться?

– Я не знаю.

–Ну, просто, какие есть варианты. Может он просто слабый, и его нужно хорошо покормить?

– А… А может. Но у меня нет такой сильной батареи.

– У меня идея. Давай сходим на рынок, найдем что-нибудь. Может тебе еще что-то приглянется, а?

У девчонки загорелись глаза. Попасть на блошиный рынок, а еще и что-нибудь оттуда утащить домой… Это лучше, чем все мороженное на свете вместе взятое.

– Правда сходим и купим?

– Конечно. Только давай сначала немного уберемся, хорошо?

– Давай.

***

И почему он сейчас вспомнил ту историю.. Конечно, дело было не в батарее. Но это не имеет значения. Они ведь все-таки нашли то, что нужно.

Вообще не о том думает. Вообще не о том. Смотрит в книгу и ничего не видит. Экзамены, экзамены на носу. Всем эти экзамены только нервы треплют. И чего в них хорошего?

Библиотека наполнена студентами. Кто-то уверенно листает нужные страницы и дополняет конспекты. А кто-то отчаянно пытается наверстать весь семестр за пару дней. Вот Рут из второй категории. Скорее бы все это закончилось. Правда, скорее бы.

Неожиданно на горизонте появляется знакомая фигура. Она явно из тех, кто ко всему давно готов и просто так, на всякий случай полирует свои идеальные ответы.

Ближе, ближе, ближе. Да, точно. Она идет прямо за этот столик. Неужели других мест нет?

– Привет. Ты не против, если я сяду?

– Как будто у меня есть выбор.

– Ну, вообще-то есть. Просто скажи, что против, и я уйду.

– Ладно, садись уже.

– Как лицо? Болит?

– Болит. Но ничего, переживу. Что ты здесь забыла?

– Искала дополнительные материалы.

– Нашла?

– Ну, как видишь.

И Анита постучала пальцем по папкам.

– Ну и хорошо. Но вообще.. Хм.. Эм… Спасибо.

– Ухты. Ты знаешь это слово.

– Не начинай.

– Ладно, не буду. Но спасибо за твое спасибо.

И они уткнулись каждый в свой текст.

«Ну и почему она села прямо рядом со мной? Что она хочет? Я так вообще ничего не запомню.»

«Блин.. Ну и зачем я здесь. Что вообще происходит? Что в нем такого? Да ничего, абсолютно. Но не пересаживаться же!»

– Черт! – Пробурчал Рут под нос.

– Что?

– Да ничего. Просто… Ненавижу матан. Терпеть его не могу. И зачем вообще мы изучаем эти уравнения, бред какой-то. Не понимаю. И всю эту фигню не понимаю, и как мне это пригодится в жизни, тоже не понимаю.

– Эм… Хочешь, я помогу? В смысле разобраться.

«Что? Она хочет мне помочь? Зачем? Но… А если и правда поможет. Может, и сдам хотя бы на три.»

– Ну.. Ладно. Сама предложила. Теперь я тебе не завидую.

– На самом деле, главное – понять принцип. Смотри…

Лед раскалывается, расщепляется. Вместо ручейка родился водопад.