Блейд. Книга 2

Посидев ещё минут сорок, не заметив, как пролетело время, Блейд тоже покинул кухню, проходя через весь дом и скрываясь за дверью своего кабинета, где он планировал провести остаток вечера, если, конечно, он не понадобится кому-нибудь из своих подчиненных. В таком случае блондин великодушно разрешит обратиться к себе, потому что истинное мастерство руководителя состоит в том, чтобы грамотно сочетать в себе жёсткость и непоколебимость с умением правильно разговаривать с людьми и слышать их.

Налив себе немного коньяка, Блейд с ногами забрался на длинный диван, удобно устраиваясь на нём. Сделав совсем маленький глоток, лишь пригубив благородный напиток, парень прикрыл глаза и запрокинул голову. В комнате была тишина, в голове была тишина. И лишь издали доносился оглушительный рёв тысяч подавленных мыслей. Если закрыть глаза, можно было подумать, что ты в склепе. И ведь внутри тоже был склеп, в котором томились забытые скелеты и один самый важный.

«Завтра», – решил Блейд, открывая глаза.

Он взглянул на закрытую дверь, которую никто не решится открыть без стука и разрешения и, сделав глоток, прошептал:

– Завтра…

Завтра он приступит к исполнению своей миссии. И, пусть было бы проще переложить это дело на плечи подчиненных, которые могли узнать для него любую информацию, Блейд хотел всё сделать лично. Это было его войной, и ничьей больше. А подчиненным было совсем ни к чему знать о том, что творилось у него на душе и в голове. Это было его делом, которое привело его в родной город, где его ничего больше не держало. Ничего, кроме тайны, которую он хранил.

У него были деньги, а они, как известно, способны развязать любой язык и открыть любую запертую дверь. А на тот случай, если деньги окажутся бессильны, у Блейда было оружие и готовность с лёгкостью им воспользоваться. Жажда наживы и желание спасти свою шкуру – вот те силы, которые движут этим миром, потому у тайны, которую хранил некогда покинутый блондином Берлин, не было шансов остаться тайной.

Глава 7

…Дьявол всегда знает, когда нужно появиться со своим интересным предложением…

Послеобеденное время. Работница больничного архива возвращалась на своё рабочее место, погрузившись в свои не слишком весёлые и до тошноты обыденные мысли. Ничего нового не происходило в жизни этой женщины слишком давно. Но удручало даже не это. Комок слёз в горле заставляло встать то, что теперь она начинала медленно, но верно терять все ты обычные радости, которыми полна жизнь каждого человека. Это заставляло её тихо плакать по ночам в подушку, но днями она продолжала делать вид, что всё хорошо. Коллегам ни к чему её проблемы. Детям ни к чему её проблемы. Дети…

Конечно, любой родитель в какой-то степени готов к тому, что, однажды, его ребёнок вырастет и покинет отчий дом, что общения станет намного меньше, а впоследствии, возможно, оно и вовсе сведётся к двум-трём встречам в год. И это в лучшем случае. Каждый к этому готов, но каждому больно. Вот и этой уже немолодой женщине было больно от того, что её старший сын поступил в университет в Баварии и забыл дорогу домой. Студенческая жизнь – время веселья и новых открытий, она всё это понимала, но… Но сердце сжималось от мыслей о том, что тот комочек, который она качала на руках и девять месяцев носила под сердцем, уже вырос и перестал нуждаться в ней. Он стал взрослым человеком, и это нужно было просто принять. А младший сын…

Женщина тяжело вздохнула. Младшему её сыну было шестнадцать лет. И эта цифра скажет о нём красноречивее любых слов. Сложный возраст, попытки доказать всему миру, что ты особенный и не-такой-как-все, опасные игры с алкоголем и эксперименты с препаратами посерьёзнее, первые пачки сигарет, найденные в «детских» вещах. Он почти не появлялся дома. Последний раз она видела своего сына трое суток назад. И всё это время она надеялась на то, что ей не позвонят из полиции, чтобы сказать, что её сын что-то натворил, или, что в тысячи раз хуже, что он попал в беду. Увы, такое уже было. Он был трудным подростком и этим всё было сказано. Проблемы в школе, проблемы с законом, бесконечный бунт, девиз: «Живи быстро – погибни молодым» и участие в рок-группе, которую он с друзьями создал три года назад. Тот момент стал началом конца.

Ему хотелось прыгнуть выше головы, а родителям приходилось краснеть и расплачиваться за его «прыжки». Так, последний штраф из полиции они до сих пор не оплатили, потому что и без того не слишком роскошный семейный бюджет начинал всё больше трещать по швам. Неоплаченный штраф из полиции, неоплаченный ремонт единственного в семье автомобиля, на котором её супруг попал в аварию – хорошо хоть, сам не пострадал – постоянные просьбы сына: «Дай денег» и так далее. Это было похоже на кабалу, из которой не было выхода. Эта женщина, словно маленькая золотая рыбка, попавшая в сети, сражалась и пыталась удержать в равновесии их хрупкий рушащийся мирок, вот только золотой цвет её чешуи был лишь пигментацией, а не признаком волшебства…

Повернув дверную ручку, женщина переступила порог своего запыленного из-за слишком большого количества бумаг кабинета, и закрыла за собой дверь. Петли совсем тихо, едва уловимо, но всё равно неприятно скрипнули – словно всхлипнули.

«Мне бы только не расплакаться», – подумала женщина и завернула за поворот, где располагалось её рабочее место, тут же застывая на месте.

Её брови в недоумении поползли вверх, хмурясь при этом, что выглядело довольно забавно. Она непонимающе и напряжённо смотрела на свой стол, за которым сидел молодой привлекательный мужчина со светлыми волосами и диковинными татуировками, украшающими кисти рук. Незнакомец лениво перебирал пальцами по столу, создавая тихую ритмичную мелодию.

Подняв взгляд на ту, кому по праву принадлежало занятое им место, блондин остановил свои движения. Воцарилась гнетущая тишина.

– Кто вы? – совладав с собой, спросила женщина, не отходя назад, но и не подходя ближе к незнакомцу.

Парень не ответил, продолжая смотреть на работницу архива спокойным и таким тёмным, пленяющим взглядом. Прокашлявшись, чтобы придать голосу большей громкости и уверенности, женщина вновь заговорила:

– Мистер, вы не можете здесь находиться. Это – архив, в котором хранятся все данные по бывшим и настоящим пациентам. Ваше нахождение здесь противозаконно. Прошу вас, покиньте помещение.

Сказав это, женщина указала рукой на дверь, надеясь, что странный незнакомец с тёмным взглядом послушается и уйдёт. Ей не хотелось звать охрану.

– Послушайте меня, миссис, – парень сделал паузу, опуская взгляд на табличку, стоящую на столе женщины, – миссис Рихтер, я пришёл сюда, чтобы узнать интересующую меня информацию по одному из ваших пациентов.

Женщина нахмурилась. Незнакомец не походил на психа, но что-то было такое в его словах, в его тоне, в его манере держаться, что ей становилось не по себе. Даже в комнате словно стало холоднее.

– Если вас что-то интересует, мистер, вам лучше узнать всё у доктора, который лечит вашего друга или родственника.

– Нет, мне нужны именно вы, – спокойным и холодным тоном отрезал парень. – Пациент, который меня интересует – Майкл Билоу, проходил лечение в вашей больнице с начала июня 2012 года по конец октября того же года. И мне нужно узнать всё, что вы сможете мне о нём рассказать. А вы… – он сделал паузу и взглянул на компьютер, в котором хранились базы данных на всех пациентов, – я уверен, сможете рассказать мне достаточно.

– Мистер, я не могу сделать то, о чём вы просите, – мягко возразила женщина.

Блейд взглянул на неё и медленно встал, освобождая кресло и немного отходя от стола.

– Сядьте, миссис Рихтер, – произнёс блондин. – Я понимаю вашу категоричность, но, думаю, я смогу вас переубедить…

– Сомневаюсь, мистер, – покачала головой женщина. – Если я помогу вам, у меня могут быть большие проблемы по работе…

Ничего не ответив, Блейд достал из внутреннего кармана куртки бумажник и, выудив из него банковский чек, положил его на стол.

– Подумайте ещё, миссис Рихтер, – произнёс парень.

Женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть клочок бумаги, но она стояла слишком далеко. Любопытство всё больше захватывало её, но что-то внутри дрожало в страхе перед неизведанным и незнакомым, не позволяя ей подойти к столу.

– Не бойтесь, миссис Рихтер, – сказал блондин, видя неуверенность женщины. – Я просто хочу заключить с вами взаимовыгодную сделку и купить у вас некоторую информацию…

Губы женщины дрогнули. Купить информацию… Это так мерзко, это в духе плохих фильмов про мафию, но…

Не осмыслив толком, что она имела в виду под «но», женщина подошла к столу и взяла чек, настороженно взглянула на странного незнакомца, а, затем, опустила взгляд на сумму, написанную на теперь уже весьма недешёвом клочке бумаги.

«Пятьдесят тысяч, – прочитала про себя женщина. У неё внутри всё задрожало от волнения. – Это же больше, чем моя зарплата за год… На эти деньги мы точно сможем починить машину, оплатить штраф, чтобы у Зака не было проблем, и ещё много останется…».

Блейд терпеливо ждал, пока миссис Рихтер подумает. Всё-таки, она сейчас собиралась пойти на сделку с совестью, а в этом деле человека нельзя торопить, нужно дать ему в полной мере насладиться всей гаммой и всеми оттенками этого состояния: когда внутри тебя в отчаянной схватке сражаются ангел и демон.

Женщина судорожно думала над тем, насколько плохо будет, если она согласится на эту сделку. И, чем больше она думала, тем больше понимала, что ей нужны эти деньги. Очень нужны. Именно сейчас. Она невольно задавала себе вопрос – как же так получилось, что этот незнакомец пришёл именно сейчас и именно к ней? Судьба, не иначе…

Нет, не судьба – тонкий расчёт.

– И что вы хотите от меня взамен, мистер? – спросила женщина, поднимая на парня напряжённый взгляд.

Она так боялась решиться на этот выбор, но ещё больше боялась того, что его у неё вдруг отнимут.

– Всего лишь информацию, – спокойно ответил Блейд. – Всё то, что хранится на вашем компьютере и в какой-нибудь мере касается Майкла Билоу.

Миссис Рихтер опустила взгляд и прикусила губу. Отказаться от предложения было бы глупо. Согласиться немного страшно. Но ей нужны эти деньги. Нужны именно сейчас. Что, если не судьба, привела этого молодого человека к ней в час, когда над её счастливым домом сгустились тучи?

Вздохнув, женщина сделала свой выбор. По сути, никакого выбора и не было вовсе, потому что всё и все в этом мире продаются, нужно лишь предложить сумму с правильным количеством нулей.

– Мистер?… – уже другим тоном произнесла миссис Рихтер, складывая чек и убирая его в карман, ожидая, что Блейд представится.

– Не важно, – ответил блондин и добавил: – У нас с вами будут краткосрочные и сугубо деловые отношения. Имена в этом деле не важны.

Миссис Рихтер кивнула и села за стол. Она спросила:

– Что именно вас интересует, мистер?

– Всё, что вы сможете мне рассказать: всё, что касается Майкла Билоу.

Женщина кивнула и, помучившись несколько минут над тем, чтобы ввести все сложные пароли в систему, открыла базу данных.

– Майкл Билоу… – тихо повторила она, введя имя в строку поиска. – Проходил лечение с 4 июня 2012 года по 27 октября 2012 года?

– Да, всё правильно, – кивнул Блейд, присаживаясь на угол стола.

Миссис Рихтер ещё какое-то время пощёлкала мышкой, распаковывая архивы с информацией на пациента четырёхлетней давности. Найдя всё, женщина начала вслух зачитывать:

– Пациент Майкл Билоу 1993 года рождения поступил в третью городскую больницу утром 4 июня с ножевым ранением шеи: вскрытием полости горла, повреждением трахеи и частичной потерей целостности левой сонной артерии. После успешной операции и переливания крови был помещён в отделение реанимации, где пробыл три недели, после чего был переведён в обычную палату, где пробыл под наблюдением врачей до девятнадцатого августа.

– Почему его продержали в больнице так долго? Реабилитация?

– Реабилитация, – кивнула миссис Рихтер. – Травмы тела, связанные с потерей его целостности, как в данном случае, бывают очень коварны и опасны даже спустя достаточно долгое время с момента проведения операции, по спасению человека. К тому же, люди, которым перерезают горло, подвергаются невероятному шоку и стрессу. Это одна из самых тяжёлых в эмоциональном плане травм. Потому, помимо физического исцеления, больница оказывает своим пациентам и психологическую помощь. Это очень важно для тех, кто столкнулся с травмами, которые могли привести к смерти.

– Допустим… – кивнул Блейд. – Продолжайте.

– На протяжении всего лечения, Майкл Билоу демонстрировал крайне нестабильное эмоциональное состояние. Улучшение его общего самочувствия продолжалось лишь в первые три недели его пребывания здесь, после этого у него начались скачки настроения, которые оканчивались депрессивными состояниями и приводили к ухудшению и физического здоровья.

Блондин невольно сжал зубы и кулаки. Его брату было плохо. Плохо без него. А он в это время был в чёртовом следственном изоляторе и ничем не мог ему помочь.

– Постепенно, – продолжала женщина, – пациент вовсе перестал демонстрировать улучшения своего состояния, что было пусть отрицательной, но, всё же, стабильностью. Но впоследствии больной начал демонстрировать вспышки неадекватного поведения.

Блейд сжал край стола с такой силой, что, казалось, ещё чуть-чуть и он треснет, просто рассыплется в его руках. Миссис Рихтер продолжала:

– Это закончилось тем, что вечером девятнадцатого августа пациента Майкла Билоу перевели в психиатрическое отделения для прохождения дальнейшего лечения под присмотром специалистов соответствующего профиля…

Блейд слушал и слушал. Он всё больше уходил куда-то глубоко в себя, под толщу тёмной воды, но голос работницы архива продолжал доноситься до него чётко и внятно. Когда она дошла своим рассказом до того момента, когда Майкла перевели в другую больницу, Блейд задал вопрос:

– Почему его перевели? По какому праву? – голос стальной холодный, от него хочется укрыться с головой под одеялом.

Парень поднял взгляд и посмотрел на женщину. Взгляд его был ещё хуже тона, он пробирал до самой души.

– Я… – неуверенно ответила миссис Рихтер, взглянув на экран компьютера, а, после, вновь посмотрев на загадочного незнакомца. – Я не знаю, мистер. В его данных ничего не сказано по этому поводу. Такие данные не записываются в личное дело больного – оно заканчивается вместе с выпиской из больницы.

Блейд отвернулся, смотря куда-то вперёд, слегка щурясь и хмуря брови. Он узнал о том, что Майклу было плохо здесь, что ему постепенно становилось всё хуже. Это было отвратительно, больно и заставляло желать подорвать всю эту чёртову больницу! Но этих сведений было слишком мало. Ему нужна была конкретика.

Подумав, блондин бесшумно вздохнул и, не смотря на миссис Рихтер, вновь обратился к ней:

– Что ещё вы можете мне предложить?

– Полагаю, что ничего, мистер.

Блейд подумал всего секунду, максимум две, и сказал:

– В психиатрических отделениях, где Майкл пробыл достаточно долгое время, обязательной частью лечения являются сеансы психотерапии. Я прав? – он взглянул на женщину, прожигая её взглядом.

– Да, вы правы, мистер, – ответила миссис Рихтер, ещё не понимая, к чему клонит парень.

– И встречи эти записываются на камеру или на диктофон для последующего анализа? – вновь спросил блондин.

– Да, – кивнула женщина. – А в чём…

– Мне нужны эти записи, – произнёс Блейд, перебивая собеседницу и вставая со стола.

– Это невозможно, мистер…

– Про то, чтобы рассказать мне интересующую меня информацию, вы тоже вначале так говорили, – сухо ответил парень. – Но всё оказалось возможным.

– Мистер, если я возьму эти материалы и передам их третьему лицу, я могу не только потерять работу, но и пойти под суд, – слабо возразила женщина.

– Миссис Рихтер, – произнёс Блейд, упираясь ладонями в стол и склоняясь к женщине, – если вы согласитесь мне помочь, вы можете не бояться полиции, это я вам могу гарантировать. К тому же, насколько я понял, никому не нужны данные по старым пациентам, так что, никто не хватится этих записей.

– Меня могут уволить…

– Могут, – согласился Блейд. – Потому, просто назовите сумму, которая поможет вам чувствовать себя защищенными.

– Зачем вам всё это?

– Это не должно вас интересовать, – сухо ответил Блейд. – Я плачу за ваши услуги, а не за вопросы. Подумайте над моим предложением, оно очень скоро «сгорит».

– Я согласна, – негромко ответила миссис Рихтер, не узнавая саму себя в этот момент. Сделка с совестью прошла успешно. – Ещё пятьдесят тысяч и я достану вам записи с сеансов Майкла Билоу.

Называть такую цену было страшно и немного стыдно. Сто тысяч евро за слова, флеш-карту с записями психотерапевтических встреч и отсутствие вопросов. Это было огромной суммой, за которую легко можно было продаться, тем более, в тяжёлое время…

– Хорошо, – кивнул Блейд. – Я оформлю ещё один чек и передам его вам в обмен на материалы. Во сколько у вас заканчивается рабочий день?

– В восемь. Но сегодня я не смогу достать записи. Это будет проще сделать завтра утром. Но деньги передайте мне сегодня.

– Договорились, – согласился Блейд. – Я приеду к концу вашего рабочего дня.

Женщина кивнула. Посчитав разговор оконченным, блондин встал и направился к двери.

– Думаю, вы понимаете, что этот разговор и всё наше сотрудничество должно остаться между нами? – спросил Блейд, оборачиваясь около двери.

– Понимаю, – кивнула женщина. – Если я кому-то расскажу об этом, я подставлю в первую очередь себя. Про вас же я ничего не знаю. Даже имени.

– И это очень хорошо, миссис Рихтер, – кивнул парень. – Приятно иметь дело с людьми, которые не только умеют грамотно расставлять приоритеты, но и способны критически оценивать своё поведение и его последствия. До встречи.

Сказав это, Блейд покинул помещение архива, направляясь к выходу из больницы, никого не замечая на своём пути. А миссис Рихтер осталась сидеть, смотря на дверь, за которой скрылся загадочный незнакомец. Достав чек, она развернула его и, перечитав всё, написанное на нём, вздохнула. Она продалась, продалась безбожно и низко, втоптав в грязь одну из первых заповедей здравоохранения и иных специальностей, которые имеют дело с личным и сокровенным других людей, – конфиденциальность. Но, с другой стороны, выгодно продаться один раз казалось более привлекательным, чем сдавать себя по крупицам и за гроши.

«Ничего страшного, – подумала женщина, убирая чек обратно в карман. – Едва ли эти сведения могут кому-то навредить. А этот мужчина… – она вновь взглянула на дверь, за которой скрылся Блейд. – Наверное, они ему зачем-то нужны…».

Глава 8

…Есть боль, которая страшнее собственной; ваша ошибка в том, что у вас не хватило духа добить меня…

Блейд включил ноутбук и вставил в него флеш-карту с записями психотерапевтических сеансов, подключил наушники и, надев их, включил первый файл, который был записан двадцатого августа 2012 года.

Несколько секунд не было слышно ничего, кроме тишины и редких помех, затем монотонный и чуть хрипловатый мужской голос произнёс:

– Здравствуй, Майкл.

Блейд почувствовал, как у него вздрагивают жилы на шее при упоминании брата, который тогда был ещё жив. Эта и другие записи были последним материальным носителем, хранившими его частицу.

Ответом психотерапевту стала тишина. Мужчина вновь обратился к пациенту:

– Как ты себя чувствуешь, Майкл?

После вопроса доктора последовали несколько секунд тишины, затем негромкий и такой родной голос ответил:

– Я не хочу разговаривать.

– А можно мне узнать причину твоего нежелания? – поинтересовался врач, умело хватаясь за нить разговора и раскручивая пациента на диалог.

– Нет, – совсем тихий ответ, который почти тонет в едва уловимом шипении записи.

Блейд слово наяву увидел, как Майкл съёживается, говоря это, забирается с ногами на кушетку и обнимает себя за плечи, пытаясь спрятаться от этого мира и согреться от его холода. В такие моменты Блейд всегда спасал его, но тогда его не было рядом.

– Ты плохо себя чувствуешь? – лживо участливо поинтересовался доктор.

– Я просто не хочу разговаривать. Я хочу уйти отсюда.

– Ты хочешь уйти от меня? – спросил доктор и, подождав немного для того, чтобы у пациента было время на ответ, добавил: – Я неприятен тебе, Майкл?

– Нет, я просто хочу уйти. Мне не нравится здесь. Мне плохо. Я хочу домой.

– Майкл, для твоего же блага мы не можем пока отпустить тебя домой. Но я и все остальные доктора бьёмся за то, чтобы твоё выздоровление случилось как можно скорее. Но, Майкл, для этого ты должен сотрудничать с нами, ты должен нам помогать в нашей помощи тебе.

– То есть, – после долгой паузы спросил Майкл, – если я буду с вами разговаривать, я смогу вернуться домой?

– Именно. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе, – слова сочатся ложью.

Опытный психотерапевт видел на своём веку слишком много больных, чтобы сохранить способность сочувствовать каждому. Для того, кто имеет дело с больными душами, сочувствие – совершенно лишнее качество. В противном случае психотерапевт имеет все шансы в скорейшем времени сам оказаться в мягких стенах психиатрической больницы.

– А что вы хотите, чтобы я рассказал вам? – после, наверное, десяти минут тишины спросил Майкл.

– Всё, что хочешь. О чём ты думаешь? Что чувствуешь?

– Я хочу домой. Хочу к Блейду. Я скучаю по нему…

Блейд ударил по клавише «Стоп» и поставил локти на стол, закрывая лицо ладонями. Майкл ждал его, он скучал по нему, а он не пришёл. Не пришёл до самого конца.

«Наверное, поэтому ты не хотел меня потом видеть и слышать…», – подумал блондин, тяжело вздыхая.

Отняв руки от лица и сунув в рот сигарету, он закурил, после чего нажал на кнопку воспроизведения, но ничего не услышал: сначала в динамиках была лишь тишина, затем прибавились помехи и, в конце концов, шумы стали столь сильными, что начали резать нервы и безумно раздражать.

Блейд несколько раз промотал запись вперёд и назад, пытаясь услышать ещё хоть что-нибудь, но всё было тщетно – запись была испорчена.

Скривившись, парень закрыл эту запись и включил следующую, которая, судя по дате, была сделана спустя две недели.

Несколько секунд тишины, разбавленной помехами. Доктор привычно здоровается:

– Добрый день, Майкл.

Ответом ему стала тишина. Он вновь обратился к своему пациенту:

– Майкл, как ты себя чувствуешь? – дав парню время на ответ, мужчина добавил: – Я знаю о том, что случилось. Ты не хочешь об этом поговорить?

– Что случилось? – вслух спросил Блейд, словно запись могла услышать его и ответить на его нетерпеливый вопрос.

Майкл не отвечал на вопрос психотерапевта, упрямо продолжая молчать, смотря в сторону. Блейд не мог этого видеть, потому что записи представляли собой аудио-файлы, но он слишком хорошо помнил, как вёл себя брат, когда что-то шло не так.

– Майкл, зачем ты пытался себя покалечить? – спросил доктор, у Блейда внутри всё оборвалось, а лицо приобрело невиданное и мученическое выражение.

Брюнет продолжал молчать, смотря в сторону и вниз, обнимая свои колени руками. В глазах его дрожали слёзы, что отразилось на голосе, когда он наконец-то выдавил из себя тихий и шелестящий, пропитанный болью и каким-то невозможно жутким страхом ответ:

– Я хочу домой…

Блейд вновь нажал на паузу и закрыл глаза. Это была всего лишь вторая запись, это было самое начало конца, но у него уже не хватало сил на то, чтобы нормально слушать пропитанный болью и слезами голос брата. Как же ему было плохо, раз он повторял одну и ту же фразу, просясь домой, к нему, а в результате, не вынеся всего, шагнул в окно?

«Суки», – подумал блондин, закрывая ладонями лицо. Глаза защипало от кислотных и солёных слёз.

Сейчас ему больше всего на свете хотелось вернуться в прошлое и сделать всё, чтобы спасти брата. Но у него не было власти над временем. Потому ему оставалось лишь продолжать слушать эти записи, пытаясь понять, что толкнуло Майкла на тот роковой шаг.

– Майкл, мы не можем тебя пока выписать, – став серьёзнее и твёрже ответил психотерапевт на слова парня.

– Почему? – голос жалобный, пропитанный слезами. – Вы думаете, что я сделал что-то плохое?

– Майкл, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду?

– Полиция… – немного сбито ответил Майкл. – Зачем они приходили ко мне? И…

Брюнет не договорил. Подождав и убедившись, что парень не продолжит свою мысль, доктор обратился к нему:

– Майкл, ты можешь мне рассказать про эту встречу?

– Я… не хочу… Мне неприятно об этом говорить… Мне больно…

– Я понимаю тебя, Майкл. Но постарайся сделать это.

– Они говорили… – начал говорить Майкл, но резко перескочил на другую мысль: – Разве они не рассказывали вам о нашем разговоре?

– Нет, Майкл, я ничего об этом не знаю.

На минут пять воцарилась тишина, затем Майкл нашёл в себе силы, чтобы начать говорить:

– Их было двое. Но разговаривал со мной только один.

– Это были мужчины или женщины?

– Мужчины. Второй потом вообще ушёл. А первый говорил… что Блейд… убийца. Что он… – всхлип, – сядет на всю жизнь. И я тоже… потому что я всё время был рядом с ним, а, значит, я такой же, как он…

Речь Майкла становилась всё менее внятной. Верно, ему к горлу подступала истерика, но он держался, продолжая рассказывать о странной встрече, которая укрылась от глаз его психотерапевта, который должен быть в курсе подобных дел.

– Он говорил всякие гадости, – продолжал Майкл, – говорил, что мы нелюди, моральные уроды и так далее. Мне было отвратительно это слушать, я просил его уйти, но он не уходил. Я пытался позвать медсестру или врача, но меня будто никто не слышал! В итоге я просто сорвался, я закричал, чтобы он убирался прочь и не смел так говорить о Блейде, что он в тысячи раз лучше его! Я подошёл к нему и потребовал, чтобы он ушёл, даже толкнул, просто от эмоций… А он очень больно схватил меня за руку, мне казалось, он мне её сломает, а потом… ударил по лицу. Я не устоял на ногах и упал, ударился боком об спинку кровати… до сих пор очень рёбра болят.

Майкл замолчал, затем как-то задушено всхлипнул и истерично затараторил:

– Пожалуйста, верните меня в палату! Я не хочу здесь быть! Мне страшно…

Далее был слышен звук включения селектора и просьба психотерапевта о том, чтобы к нему в кабинет зашли санитары, потому что больному стало плохо.

Семь минут запись отображала лишь смазанную речь санитаров, отдельные фразы и всхлипы Майкла. Доктор отмалчивался и предпочитал оставаться сторонним наблюдателем.

Когда вся какофония звуков стихла и хлопнула дверь, оставляя мужчину в кабинете одного, он произнёс, записывая примечание к встрече:

– Гипотеза, выдвинутая мистером Бонке, требует более глубокой проверки, но на том этапе, на котором мы находимся сейчас, я согласен с ним. Пациент Майкл Билоу демонстрирует бред, основанный на идее наказания и вины, реалистичные галлюцинации, построенные на тех же идеях. На руках и лице заметны следы борьбы, что вызывает определённые опасения по поводу состояния пациента, потому что, порой, во время «борьбы» с галлюцинацией больные могут нанести себе тяжёлые и даже жизненно опасные травмы. Есть подозрения на вялотекущую шизофрению, так как зачастую этот диагноз тяжело дифференцировать с аутизмом, который приписан пациенту.

– Какая к чёрту шизофрения? – прошипел Блейд, когда запись закончилась. – Может быть, Майкл и был странным, но психом он не был никогда. Не знаю, кого они там пытались из него сделать, но это было большой ошибкой…

Включив третью запись, которая датировалась четырнадцатым сентября, Блейд начал слушать.

– Здравствуй, Майкл.

Блейд не мог знать о том, что происходило в кабинете, но по тому, что через несколько секунд сказал психотерапевт, сделал вывод о том, что его брат пытался покинуть помещение.

– Майкл, дверь заперта.

– Зачем вы всё время меня запираете? – голос напряжённый, как звенящая струна.

– Я закрываю дверь для твоего удобства и комфорта, Майкл, чтобы ты мог быть уверен в том, что никто не зайдёт сюда и не услышит твоих слов.

– Я не только об этом, – ответил парень, прижимаясь спиной к двери. – Меня здесь всё время запирают. Почему? Я же нормальный! Я могу идти домой. Зачем вы держите меня здесь?

– Майкл, – мягко и спокойно произнёс доктор, стараясь не поддаваться истерическим ноткам в голосе пациента, – поверь мне, мы выпишем тебя, как только уверимся в том, что ты полностью здоров и твоему состоянию ничего не угрожает.

– Мне ничего не угрожает! – крикнул Майкл. – Я здоров! Я хочу домой! Я хочу увидеть Блейда! Или хотя бы поговорить с ним!

– Отпустить тебя на встречу с братом мы не можем, потому что это может угрожать твоему состоянию. Поговорить с ним ты можешь, если знаешь номер, на который ему нужно звонить.

– Нет, не знаю… – сникшим голосом ответил Майкл.

Блейд в недоумении нахмурился, смотря на дрожащую линию, отображающую скачки звука на записи в звуковом редакторе. Как Майкл мог не знать номера, на который нужно звонить? Неужели, ему не передавали, что Блейд звонил?

«Эта запись была сделана 14 сентября, – думал блондин, пытаясь понять произошедшее, – я сел 13 сентября и в первый же свой вечер в тюрьме позвонил ему, значит, ему должны были передать это. Получается, не передали?».

– Доктор, а Блейд не звонил мне? – с душераздирающей надеждой в голосе спросил Майкл.

– Майкл, я не знаю. Об этом тебе стоит спросить мистера Бонке – своего лечащего врача. Именно он должен быть в курсе звонков, адресованных тебе.

Прошло около минуты. Судя по всему, Майкл не слишком радостно отреагировал на предложение поговорить со своим лечащим врачом, потому что психотерапевт спросил:

– Майкл, что случилось?

В ответ прозвучала лишь тишина.

– Майкл, тебе плохо?

И вновь парень промолчал в ответ на вопрос доктора.

– Майкл, прошу тебя, разговаривай со мной, потому что, если ты будешь молчать, я могу подумать, что тебе стало хуже, что у тебя начался приступ. И тогда я должен буду вызвать санитаров и медсестру, чтобы тебя вернули в палату и дали тебе успокоительное.

– Зачем вы меня связываете? – тонким от разрывающих сердце эмоций спросил Майкл после долгой паузы.

– Сука! – в сердцах выругался Блейд, срывая с головы наушники и вставая, сшибая стул.

Он начал расхаживать по комнате взад-вперёд, держась за голову, сжимая виски с такой силой, что, казалось, черепная коробка вот-вот треснет.

– Суки, какого чёрта вы себе позволяли?! – шипел блондин, не желая даже допускать мысль о том, что Майкл, в самом деле, мог быть опасен для себя или для кого-либо другого.

Немного остыв, Блейд вернулся к столу и, вновь закурив, надел наушники и отмотал запись назад, потому что он забыл поставить её за паузу.