Снежная роза

Глава 5
Клошар

Инспектор Лебре украдкой зевнул и покосился на часы. Шел третий час допроса Жюльена Робишо, бродяги, которого задержали в машине без вести пропавшего Мориса де Фермона и затем препроводили под охраной в Париж. Третий час Робишо рассказывал своим глуховатым невыразительным голосом одну и ту же историю, дополняя ее мелкими деталями, но до сих пор нигде не сбился и ни в чем не сознался.

– Откуда у тебя машина? Тебя же неоднократно задерживали за бродяжничество.

– Я ее нашел.

– Где?

– На берегу.

– На каком еще берегу?

– Я уже говорил. На берегу Сены. Я спал под мостом. Утром выхожу – стоит машина, а рядом – никого. Дверца открыта, колеса завязли в грязи.

– Стоп, так машина стояла не на мосту?

– Я уже говорил вам, мсье, на берегу. Там дорога идет через мост и дальше вдоль берега. Кто-то съехал с дороги и спустился к реке.

– Кто?

– Откуда мне знать? Когда я вечером забрался под мост, никакой машины на том месте не было.

– Ну и что ты сделал?

– Ну, мне стало интересно, не разучился ли я водить. Я сел за руль.

– А ты, значит, шофер?

– Был когда-то. Давно.

– До того, как стал бродяжничать?

Бродяга усмехнулся.

– В общем, да.

На вид ему было лет тридцать, но седины в темных волосах хватило бы на пятидесятилетнего, да и глаза сбивали Лебре с толку. Так смотрят люди, крепко битые жизнью, люди, которым уже ничто не страшно, потому что настоящий ужас настиг их в прошлом и отметил своим невыводимым клеймом. Инспектор перевидал на своем веку немало бродяг и выслушал немало историй, но Жюльен Робишо все же ставил его в тупик. Новый костюм, который недавно купил подозреваемый, сидел на нем вполне прилично, а не как нечто чужеродное; руки, хоть и загрубели, больше походили на руки интеллигента, чем рабочего или крестьянина. Ни помятого лица, ни сизого носа – никаких примет алкоголика; речь не слишком литературная, но тем не менее и не блатная.

– В общем, ты увидел пустую машину и решил прокатиться, так? – спросил Лебре, устав ломать себе голову над этими загадками.

– Вроде того. Я сначала посмотрел – никого поблизости нет. Я думал, может, шоферу понадобилось отлучиться по нужде. Только непонятно, зачем для этого в машине к воде спускаться. Еще немного – и она бы свалилась в реку.

– Что ж не свалилась?

– Колеса завязли. Я уже вам объяснял.

– А ты что же, сумел вернуть ее на дорогу?

– Да. Но мне нелегко пришлось. На то, чтобы продвинуться на несколько метров, ушел час, если не больше. Если бы не начал накрапывать дождь, я бы вообще все бросил и ушел. Но мне не хотелось брести под дождем на своих двоих.

– И ты никого не видел возле машины?

– Нет.

– Что было после того, как ты выбрался на дорогу?

– Я не сразу на нее выехал. Мне вдруг стало не по себе. Ситуация начала казаться какой-то нелепой. Что я делаю в чужой машине? Я грязный, а тут салон пахнет дорогой кожей и женскими духами.

– Вот как? И ты их учуял?

– Мама продавала разную косметику, и духи тоже. Хорошие духи ни с чем не спутаешь.

Ага, вот оно что, значит. У матери был свой магазинчик. Торговля косметикой – это как минимум средних размеров город. Интересно, как Жюльен все-таки угодил в бродяги. Торговля оказалась неудачной, мать умерла, сына выжили другие наследники?

– Рассказывай, что было дальше, – поторопил Лебре.

Жюльен пристально посмотрел на него, и инспектор понял, что внутренне его собеседник бунтует против «тыканья», да еще в таком пренебрежительном тоне. Но Лебре был в два раза шире в плечах и знал, что вслух поставить его на место бродяга не осмелится. Когда спорят чувство собственного достоинства и инстинкт самосохранения, первому всегда приходится уступить.

– Ну, я сидел в машине и думал, уйти мне или остаться, а дождь припустил еще сильнее. Я заглянул в бардачок, но там были только папиросы и пара женских перчаток. Я хотел закурить, но спичек нигде не оказалось. Я стал искать спички и тут заметил, что под сиденьем что-то лежит. Это был дамский кошелек.

– Вот этот? – спросил Лебре, взяв улику со своего стола и предъявив ее Робишо.

Тот утвердительно кивнул.

– Сколько там было денег?

– Больше тысячи франков, – ответил бродяга, потупившись.

– И что было дальше?

– Я подумал, что влип в какую-то скверную историю, но мне осточертел дождь. Он действовал мне на нервы. Я решил ехать в машине куда глаза глядят, а по дороге купить спички и костюм. Ну и поехал.

– А теперь краткое резюме твоей истории, – инспектор принялся загибать пальцы. – Ты мирно дрых под мостом, а когда проснулся – бац! – увидел на берегу незапертую машину, в которой – вот ведь удача! – нашлись большие деньги. И ты решил отправиться в путешествие. Так?

– Ну… да.

– Ты никого не видел, ничего не слышал, никого не убивал и вообще чист, как младенец.

Фраза Лебре отдавала сарказмом, но Робишо ответил вполне серьезно:

– Ночью сквозь сон я, кажется, слышал, как по мосту проходят редкие машины. Но там обычно только днем оживленное движение. Потому я и выбрал этот мост, чтобы поспать.

Лебре, насупившись, размышлял, не пора ли без всяких околичностей взять свидетеля за воротник и тряхнуть так, чтобы он сразу же понял, кто тут главный. А Жюльен меж тем продолжал:

– Ночью был еще какой-то шум, но я не уверен.

– Что еще за шум? – кисло спросил инспектор.

– Сильный плеск, как будто что-то упало в воду. Я, кажется, даже проснулся из-за него, но все было тихо, и я через минуту опять заснул.

В кабинет заглянул Буало.

– Лебре, на минутку…

Инспектор поручил своему коллеге Русселю, который сидел в той же комнате и делал вид, что не следит за допросом, караулить задержанного, а сам направился к комиссару.

– Ну, что? – спросил Буало с нетерпением.

– Бродяга, но странный. На уголовника не похож. Говорит, что мать продавала духи и косметику. Черт его знает, как он докатился до такой жизни. Упорно стоит на своем: спал под мостом, слышал какой-то плеск, утром увидел неподалеку машину де Фермона. Если верить его описанию – дверца открыта, колеса увязли в грязи, – некто пытался столкнуть машину с берега в воду, но не справился с задачей.

– А до того с моста сбросил труп?

Лебре молчал, стоя перед шефом навытяжку. Он тоже первым делом подумал о трупе, и ему было приятно, что Буало идет в том же направлении.

– Если только Робишо не врет, – на всякий случай добавил инспектор.

– А если врет? Допустим, де Фермон ехал в машине…

– Вероятно, с любовницей, потому что кошелек, который нашел в ней Робишо, явно женский.

– Хорошо, они ехали в машине, бродяга каким-то образом их прикончил – тут надо еще понять, каким, потому что с какой стати Морису подпускать к себе какого-то оборванца. Да, вот еще что: поблизости от моста, случаем, нет дороги на Сен-Клу?

– Есть. Робишо описал мне, где именно находится мост… А почему именно Сен-Клу?

– Там на небольшой вилле жила любовница Мориса де Фермона.

– Симона?

– Да. Такое милое гнездышко, чтобы пересидеть за городом летнюю жару. Консьерж дома на бульваре Османа уверяет, что Симона находилась в Сен-Клу с конца мая, но периодически наведывалась в Париж. В Сен-Клу я узнал, что после 13 сентября ее никто не видел. В Париже после этой даты она тоже не появлялась. Похоже, дело о без вести пропавшем превращается в дело о двух без вести пропавших, а это уже куда серьезнее, – комиссар яростно поскреб шею. Он ненавидел пристежные воротнички, но не мог без них обходиться. – И вот еще что: Раймонда знала, где живет соперница, в смысле, ее парижский адрес. Мадам явилась на бульвар Османа и попыталась устроить консьержу допрос с пристрастием, но, кажется, ей не хватило навыков.

– И что это значит? – спросил Лебре после паузы.

– После всех ее заявлений о том, что она ни сном ни духом о похождениях мужа? А черт его знает. Может быть, ничего, а может быть, многое.

– Значит, не зря меня сегодня пытались поймать газетчики, – сказал инспектор, кое-что вспомнив. – Уже четверо вьются в приемной. Не иначе, пронюхали, что пахнет сенсацией. Испанская война и Гитлер всем надоели, олимпиада кончилась, а одной бесхвостой кометой сыт не будешь. Ревнивая жена ухлопала мужа-аристократа – вот это настоящий сюжет!

– Нам нужен труп, – проговорил Буало, не обращая никакого внимания на его слова. – Вот что, я сейчас иду к начальству. Как только утрясем вопрос с водолазами, отвезешь Робишо на место и все тщательно проверишь. Пусть покажет, где именно стояла машина, где он спал и так далее…

– Если труп – или трупы – бросили в воду в ночь с тринадцатого на четырнадцатое, они бы уже всплыли, – несмело заметил инспектор. – С поправкой на направление течения и его силу…

– Комиссар Гренье уже давно разослал приметы пропавшего куда следует, – с некоторым раздражением ответил Буало. – Среди свежих трупов, в том числе утопленников, Мориса де Фермона нет. Что вполне логично, если к телу привязали груз и сбросили его с моста… Оно должно быть до сих пор где-то там, на дне.

– А если Робишо нам соврал?

– На месте все прояснится, – комиссар пристально посмотрел на Лебре. – Ты его не прессовал, я надеюсь?

– Нет, вы же сказали действовать аккуратно.

– Ну, вот и продолжай в том же духе.

Отпустив инспектора, Буало некоторое время сидел на стуле, глядя мимо трезвонящего телефона, который прямо-таки надрывался, требуя к себе внимания. Потом, по-прежнему не обращая внимания на телефон, пригладил редкие темные волосы, поправил воротничок и отправился к начальнику уголовной полиции.

Глава 6
Натали

Наташа взяла книжку – не читалось, принялась за модный журнал, – но даже мир материальных грез, воплощенный в вещах, был сейчас бессилен ее увлечь. Бросив журнал на стол, она поглядела на котенка, который бродил по ковру, между пятнами тени и света, и выглядел при этом необычайно серьезно, как миниатюрный белый тигр.

«И почему я так волнуюсь? – думала Наташа. – Мне совершенно нечего бояться. Я ровным счетом ничего не сделала…»

Но чем больше она размышляла о том, что ей нечего бояться, тем неуютнее себя чувствовала. Первопричиной этого состояния был, конечно, звонок комиссара Буало, который осведомился, дома ли госпожа графиня, и попросил позволения нанести визит.

Наташа чувствовала бы себя куда увереннее, если бы рядом находился муж, но Робер, как назло, уехал на какую-то скучную деловую встречу. Круг его общения озадачивал ее – там были и политики, и промышленники, и финансисты, и деятели прошлого, и будущие министры. Сам он, впрочем, в минуту откровенности охарактеризовал их всех жене очень кратко:

– Напыщенные ослы!

Граф де Круассе состоял в акционерном совете крупного предприятия, в меру, как и его знакомые, занимался благотворительностью и тщательно следил за состоянием собственных финансов. Он покупал и продавал ценные бумаги, вкладывал средства в золото, внимательно выслушивал деловые советы некоторых знакомых, приближенных к верхушке власти, и вообще слыл ловким малым, который держит нос по ветру. Однако репутация ловкого малого просто так не дается – ее нужно поддерживать, ни в коем случае не теряя связи с множеством важных и нужных людей, а также с некоторым количеством их фавориток и прихлебателей. В эту область своей жизни муж посвятил Наташу только отчасти. Они бывали на приемах, но редко кого принимали у себя, а наблюдая за Робером в обществе, она была вынуждена прийти к заключению, что он много с кем поддерживает отношения, но предпочитает ни с кем не дружить. Дело было вовсе не в гордыне или аристократической заносчивости, а в том, что граф слишком долго вращался в этом кругу и знал всю подноготную его участников. От него не ускользали подробности подковерных сделок и неожиданных обогащений, не говоря уж о великосветских браках, сообщения о которых украшали страницы светской хроники, и там, где толпа видела романтику и красивую историю, он обращал внимание только на размер приданого и переход денег из одних рук в другие. Разумеется, он всегда оказывался прав, но иногда Наташе хотелось, чтобы муж хоть в чем-нибудь ошибся. Ей казалось, что первый, неудачный брак ожесточил его, из-за чего Робер до сих пор видит мир в черных красках. Но какого бы мнения он ни придерживался о мире, Наташа всегда чувствовала, что муж сумеет ее защитить, а именно чувства защищенности ей сейчас и не хватало.

Вошла Антуанетта, доложила, что комиссар Буало просит его принять, и хозяйка пробормотала в ответ что-то неразборчивое, что, впрочем, все же можно было истолковать как согласие. Раньше она не встречалась с комиссаром, и когда перед ней оказался полноватый плешивый брюнет хорошо за сорок, похожий на буржуазного отца семейства и уж точно совсем не страшный, Наташа даже почувствовала нечто вроде легкого разочарования.

– А вы совсем не похожи на полицейского, мсье! То есть… я хочу сказать… Не угодно ли вам присесть?

Полицейский, непохожий на полицейского, сел в кресло и не без любопытства воззрился на хозяйку дома. Его интересовало, как скоро эта лучезарная красотка выдаст себя, когда жесткий блеск глаз или какая-нибудь ведьминская гримаса покажет ее истинную натуру. Но она своим милым голоском прощебетала что-то о погоде, потом взяла на руки котенка и, устроившись на диване, положила его себе на колени. На столике стоял флакон духов, и, повернув голову, Буало прочитал их название: «Океан любви». Такие вещи, кажется, должны привлекать женщин, склонных к романтике, – но комиссар не вчера родился и знал, что любой предмет может как приоткрывать, так и скрывать истинную натуру владельца.

– Глупо с моей стороны, вы же пришли сюда не о погоде слушать, – немного сбивчиво заговорила Наташа. – Я, конечно, рада помочь вам, чем смогу, но я не так уж хорошо знаю мсье де Фермона…

Про себя комиссар отметил, что его собеседница сказала «знаю» в настоящем времени, а не «знала», например.

– Скажите, госпожа графиня, как давно вы знакомы с вашим зятем?

Наташа надулась. Она до сих пор так толком и не успела привыкнуть к обращению «госпожа графиня», оно резало ей слух. И, кроме того, какой Морис де Фермон ей зять? Смешно, ей-богу.

– Ну, когда я с ним познакомилась, у меня и в мыслях не было, что он станет моим зятем, – начала она.

Комиссар решил, что это самая очаровательная шпилька, которую он когда-либо слышал из уст женщины – однако свое восхищение благоразумно оставил при себе. Ему показалось, что он понял секрет очарования своей собеседницы, благодаря которому именно она сумела пленить графа де Круассе. Она была очень естественна – настолько, что это казалось утонченнее даже изысканного женского коварства.

– Кажется, это было зимой, – добавила Наташа, имея в виду, когда именно она впервые встретила Мориса. – В феврале. Нет, в декабре. Да, точно в декабре, потому что снимали в студии, а в феврале я ездила в Голландию демонстрировать моды, это уже другая история. Он зашел в студию к одной своей знакомой…

– Ее имя?

Наташа почувствовала смутное неудовольствие. Она бы куда охотнее обошлась без всяких имен. «А у него не очень-то добрые глаза», – с удивлением подумала она, отмечая, как комиссар смотрит на нее.

– Ее имя Франсуаза, но все зовут ее Симона, – промолвила она вслух. – Не знаю, почему.

– Мы говорим о Франсуазе Дюфур, верно?

– Да.

– А что именно она делала в студии?

– Привезла сумочки для съемки, кажется. Но они не очень подходили к вечерним платьям, которые снимали в тот день.

– Вам нравилось работать моделью?

Наташа состроила легкую гримаску.

– Надо же как-то зарабатывать на жизнь, верно?

– А сколько, кстати, получают модели?

– Бывает, что по две тысячи франков в месяц.

Черт побери. Комиссар получал только на двести франков больше.

– Скажите, госпожа графиня, вы хорошо знаете Симону?

– Я иногда видела ее на съемках или в модном доме, в котором работала. «Ирвен», пишется через игрек в начале, – на всякий случай пояснила Наташа. – В этом мире все знают друг друга. Я слышала, что у нее есть любовник, но как-то не интересовалась, кто он. Ну вот, тогда, в декабре, он и появился в студии.

– Один?

– Нет, он пришел вместе с другом. – И, сделав над собой усилие, Наташа добавила: – Его зовут Арман Ланглуа. Скажите, а мне обязательно все рассказывать?..

– Я лишь пытаюсь представить себе общую картину, – спокойно ответил Буало. – Как я слышал, вы начали встречаться с мсье Ланглуа, а мсье де Фермон оставался для вас просто кем-то вроде доброго знакомого. Верно?

– Верно, – Наташа с облегчением выдохнула.

– Потом мсье Ланглуа уехал, а вы вышли замуж и некоторым образом породнились с мсье де Фермоном.

– Да, но они с женой живут отдельно. Я не могу сказать, что мы часто видимся.

– А с Симоной вы часто общались?

– Нет. Раньше было забавно в перерыве посидеть в бистро всей женской компанией и посудачить. Сейчас уже не то.

Само собой, какое уж тут пролетарское бистро для графини. Уровень не тот.

– Скажите, госпожа графиня, как лично вы для себя объясняете исчезновение вашего зятя? Обещаю вам, все, что вы скажете, останется между нами.

Опять зять. Да что же такое, в самом деле!

– Если между нами, – после паузы призналась Наташа, – я решила, что он где-то укрылся с Симоной, чтобы подразнить Раймонду. Он жаловался мне, что жена предъявляет на него слишком много прав, и говорил, что ему с ней тяжело.

– Вы с ним не так уж хорошо знакомы, и тем не менее он признавался вам в таких личных вещах?

И, подловив свою собеседницу, комиссар стал с любопытством ждать, как она отобьет этот удар.

– О своих несчастьях он готов был говорить с кем угодно, – парировала Наташа сердито, – то есть о том, что он считал несчастьями. Послушать его, так ему всю жизнь не везло. И жена у него не такая, и денег вечно не хватает, и Симона его ограничивает…

– В чем, простите?

– Ну, она пыталась на него повлиять. Слишком уж широкий образ жизни он вел. И потом, она его любит, ей всегда были неприятны его интрижки. Он то и дело ей изменял, правда, в последнее время гораздо реже.

– Глядя на вас, мадам, – мягко ввернул Буало, – я просто не могу поверить, что ему не пришла в голову мысль поухаживать за вами.

Наташа нахмурилась. Направление, которое принимал разговор, пришлось ей не по душе.

– Что, собственно, вы пытаетесь доказать? – спросила она с прямотой, которая делала ей честь. – Можете верить или нет, но меня он никогда не интересовал.

– Позволительно ли спросить, почему?

– Потому что он пустое место.

Определеннее и не скажешь. Получается, в семье не только граф видел Мориса де Фермона насквозь.

– Но жена, кажется, любит это пустое место, – негромко заметил Буало. – Как и мадам Симона.

– Ну, он умеет производить впечатление, этого у него не отнимешь. Красивый, воспитанный, всегда любезный. Но кроме этого – ничего.

– Вы помните, госпожа графиня, когда именно видели его в последний раз?

– Да, я постаралась вспомнить, потому что знала, что вы будете спрашивать. В романах же всегда задают этот вопрос… Одиннадцатого сентября он приезжал к нам с женой и детьми. Мы очень мило посидели… как одна семья.

– А позже вы не видели мсье де Фермона?

– Нет.

– И не оставляли у него, например, вот эти перчатки?

И комиссар достал из кармана пару сиреневых кожаных перчаток, которые были обнаружены в бардачке машины Мориса.

Наташа изменилась в лице и вся напряглась.

– Я… Нет, это не мои.

– Вы уверены, мадам?

– Я уверена, – она выдавила из себя вымученную улыбку. – Нет. Это не мое.

Комиссар не стал ей говорить, что дорогие перчатки, сделанные по индивидуальной мерке, записываются в клиентские книги производителей и что отыскать заказчика в таком случае – плевое дело. Не стал он упоминать и того, что инспектор Лебре между делом уже успел съездить на улицу Мира и совершенно точно узнал, что данные перчатки были изготовлены именно для госпожи графини де Круассе. Куда более важным был для Буало тот факт, что собеседница пыталась лгать ему в лицо, но делать этого не умела и оттого выглядела, скажем прямо, жалко.

– Вы больше ничего не хотите мне сказать, госпожа графиня? – спросил он спокойно, убирая перчатки в карман.

– О чем? О господи! Что еще Морис вам наговорил?

Комиссар пристально посмотрел на нее. В течение какой-то доли секунды ему надо было сделать выбор: виновна или нет, замешана или же просто оказалась поблизости, по глупости или от невезения. С одной стороны, Наташа казалась искренней, с другой – явно темнила и что-то скрывала. Неужели она все-таки затеяла интрижку со своим зятем? А как же Арман Ланглуа, какова его роль во всей этой истории? Не мог ли Арман, в самом деле…

Стоп, приказал себе комиссар. Сначала факты, потом версии – как учил его когда-то старый опытный полицейский в комиссариате Шестнадцатого округа города Парижа. Телегу не ставят впереди лошади, а кто так делает, очень быстро раскаивается.

– Благодарю вас, госпожа графиня, за то, что вы смогли уделить мне ваше драгоценное время, чтобы разъяснить некоторые моменты.

Всю эту чепуху Буало проговорил с самым серьезным видом. Наташа, взяв на руки котенка, держала его так, словно он мог защитить ее от полицейского. Когда котенок жалобно мяукнул, она опомнилась и опустила его на диван.

Очень учтиво попрощавшись с хозяйкой дома, комиссар удалился. Наташа смотрела ему вслед, и у нее было такое чувство, как будто ее жизнь вот-вот рухнет к ее ногам грудой осколков.