Июньская соната. Девять Жизней

Редактор Валентина Спирина

Дизайнер обложки Валентина Спирина

Фотограф Marcus Denight

© Валентина Спирина, дизайн обложки, 2019

© Marcus Denight, фотографии, 2019

ISBN 978-5-0050-1854-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Территория Творчества

Ольга Дорофеева

Любовь никогда не перестаёт

 
Ты меня разлюбил, ты спросила недавно.
Ты меня не простил? Забываешь о главном:
Тяжелей одному бесконечности крест.
В человеке-вагоне свободных нет мест.
 
 
На вокзальном перроне становится душно,
Пассажиры случайные мучают душу:
«Согреши!» Заразительно манит успех.
Пролетела секунда – не стало их всех.
 
 
Не доехал до смерти я три остановки.
Открывается дверь, и движением ловким,
Отцепляя меня, ты кричишь: «Ураган
Впереди ожидается. Вскрылся обман.
 
 
Дорогой мой вагончик, тупик неминуем».
Сберегла от беды, разбудив поцелуем.
И теперь нас везут лишь любви поезда.
Не дождёшься, тебя никому не отдам.
 
 
Подарила судьба два счастливых билета.
Наслаждаемся красками раннего лета.
И любуемся: с неба упала звезда.
Не надейся, тебя никогда не предам.
 
 
Почему разлюбил? Укрепилось лишь чувство!
Променял на другую? Не это ль безумство?
Тяжелей одному бесконечности крест.
В человеке-вагоне свободных нет мест.
 

Ревность

 
На жгучую боль не имею я права,
Но сделать давно не могу ничего.
Напиться мечтала любовной отравы —
Теперь помогите простить мне его.
 
 
Из тысячи лиц, равнодушных, уставших,
Из тысячи душ различаю твою.
Из тысячи слов, в пустоту прозвучавших,
Поймаю одно, когда скажешь: люблю.
 
 
По миру идут идеальные люди.
Умнее, красивее, старше, добрей.
Мечтают о чём-то актёры и судьи.
Они – посторонние в жизни моей.
 
 
А ты улыбнулся сегодня Кристине,
Сказав про себя: «Некрасива, глупа».
В четверг провожаешь до дома Алину,
Касаются губы и шеи, и лба…
 
 
Безжалостно время, и стёрты границы.
Исправишь ошибки? Настанет момент —
И книги судьбы почернеют страницы,
Ответишь за каждый не мне комплимент.
 
 
Как нищий, захочешь поесть и напиться
Нектаром из нежности, ласки, тепла.
В холодное сердце вонзаются спицы
От той, что недавно лишь тенью была.
 
 
За руку возьму, прошепчу еле слышно:
«Не нужен мужчина мне после неё.
Избавьте от слов запоздалых и лишних.
Зачем ты, Кристина, взяла не своё?»
 
 
На жгучую боль не имею я права,
Но сделать давно не могу ничего.
Напиться мечтала любовной отравы —
Теперь помогите простить мне его.
 

Я скучаю

 
Я скучаю по голосу, мой незнакомец,
Что случайно услышала, будто во сне,
Увлечённому, звонкому, робкому. В доме
Становилось теплее. Сквозь смех в тишине
 
 
Разглядела улыбку, живую, как нежность,
И влюбилась – похожа она на мою.
Разукрасив лицо, нездоровая бледность
Растоптала надежду. В далёком краю
 
 
Ты живёшь и мечтаешь о чём-то красивом.
Онемела, увидев худое лицо.
И большие глаза с бирюзовым отливом
Оставляют на сердце немало рубцов.
 
 
Не хватает поддержки, тепла и заботы,
Многолетнюю боль на душе я таю.
Наказание, счастье, судьба моя, кто ты?
Различишь из толпы недотрогу свою?
 
 
Захотела замёрзнуть, умрите, все чувства!
Получилось: на время забыть я смогла
Незнакомца. И вдруг оказалось, что пусто…
Прикоснётесь к больному – вонзится игла.
 
 
Добиваешь лежачих – плохая привычка.
(Всё равно, не сдаваясь, я Бога молю).
И пускай на заре перелётная птичка
Передаст запоздавшее слово: люблю.
 

Я проиграла, чтобы победить

 
Бывает, молчание хуже отказа.
Не пишите, душите злобой, гордыней.
Опять деловой разговор. И зараза
Достигла сердец, превращая их в иней.
 
 
Холодный, лазурный, иглистый, тяжёлый.
(Наступишь – оставишь одни лишь кусочки).
Хотите жену – потрудитесь, как пчёлы,
Хотите покоя – поставлю я точку.
 
 
Зачем отравили любовью вы дружбу?
Взаимности ждёте, хотите победы?
Боитесь, симпатию я обнаружу,
И к вам не приду ни во вторник, ни в среду?
 
 
Зачем посмеялись над чувством к другому?
А он, оказалось, завещан мне Богом.
Как тянется сердце к чему-то родному!
Стою у двери. Что же там, за порогом?
 
 
Когда-то мы встретимся, знаю я точно.
(Убьёт безразличием, вдруг рассмеётся?)
Безоблачным днём или лунною ночью…
Моё утомлённое, милое Солнце!
 
 
Кристальная честность нагнулась и шепчет:
«Не надо общения: больно обоим.
Не надо общения: дышится легче.
Он слёз и волнений твоих не достоин».
 
 
А я не могу: он сегодня так бледен.
Боюсь истреблять сострадание, нежность.
(Пускай проиграла, есть повод для сплетен).
Судьба приготовила нам неизбежность.
 
 
Бывает, молчание хуже отказа.
Не пишите, душите злобой, гордыней.
Опять деловой разговор. И зараза
Достигла сердец, превращая их в иней.
 

Не надо обижать любимых

 
Гордым считаешь меня, легкомысленным?
Дерзким, смешным временами?
Поздно тушить из обид многочисленных
Ревности бурное пламя?
 
 
Слишком похожие, слишком различные
Судьбы у нас и тревоги.
Всё же когда-то сведут пограничные
Узкие наши дороги.
 
 
Скоро созреют колосья пшеничные,
Хлеба хочу раньше срока…
Так же и я проявил безразличие
К боли твоей и упрёкам.
 
 
Очень боюсь прикоснуться нечаянно
К жизни твоей неприметной.
Очень страдаю, когда ты печальная,
Хочешь быть кем-то согретой.
 
 
Молят бараны побриться обросшие,
Дай им любовь лишь и ласку.
Так же и я, незаметно приросшую
Сброшу холодную маску.
 
 
Быстро? Не знаю, учусь я прощению.
Это тупик? Вероятно.
(Ты на свободе, а я весь в сомнениях?)
Я ли тебе неприятен?
 
 
Гордым считаешь меня, легкомысленным?
Дерзким, смешным временами?
Буду тушить из обид многочисленных
Ревности бурное пламя!
 

У войны не детское лицо

(История, рассказанная белорусским мальчиком)

 
Когда прокатился по нашей земле
Огромнейший танк и убил человека,
Я понял, настала война на селе,
Не хочет она ни огня и ни снега.
 
 
Съедает деревья, животных и хлеб.
Кровавые лужи… Родители, где вы?
Не знает пощады, нет света во мгле.
«Живым остаёшься, идёшь ты налево»
 
 
Куда-то в вагоне увозят сестру.
Потом рассказали: на опыты немцам.
Дощечка на шее («Ходячий ты труп»)
Под номером десять на маленьком тельце.
 
 
Обида и злость, долгожданная месть —
В четырнадцать лет подорвал я на мине
Врага. Прилетела внезапная весть —
Наступит конец беспощадной машине!
 
 
Замёрзло всё тело, зима позади.
Замёрзли все чувства – и тёплой весною
Не радует солнце и даже дожди —
Безмолвные слёзы над нашей страною.
 
 
И хочется кушать не только муку,
В которой находишь так много опилок!
Огурчик солёный и рыбу-треску
Мечтаю понюхать, никак не обмылок!
 
 
Меняю одежду на жизнь и еду,
Хочу накормить я пленённых у фрицев.
«А есть ли надежда?» – кричу я в бреду.
Господь, помоги своего мне добиться.
 
 
Советские танки! Повержено зло!
Победа! Свобода! И дышится легче!
Подругу Танюшу убили давно.
(Концлагерь Дахау). Но время не лечит.
 
 
Ты дядя, что плачешь? Ну, нету ноги,
Её отморозил холодною ночью.
Ты лучше молитвой мене помоги
Немецкой души наказанье отсрочить.
 
 
Когда прокатился по нашей земле
Огромнейший танк и убил человека,
Я понял, настала война на селе,
Но хочет она не огня и не снега!
 

Валентина Иванова

«Я рисовала на асфальте дождь…»

 
Я рисовала на асфальте дождь,
Он белый был – не очень натурально.
Мой дождь, скорей, на вьюгу был похож…
Асфальтовая вьюга – шедеврально!
 
 
Еще нарисовала я цветы —
Ромашки белые на черном-черном фоне.
И мне они напомнили мечты,
Которые застыли, словно в коме.
 
 
Чуть-чуть подумав, я добавила в пейзаж
Двух белых кошек – хвостики сердечком.
И дом добавила, и пятый свой этаж,
И белых бабушек на лавке у крылечка.
 
 
Вдруг глянул гром и ожил белый дождь!
Текли-бежали кошки и старушки.
Мои ромашки охватила дрожь,
А весь пейзаж стал белой-белой лужей.
 

«Небо в тучах, в голубую крапинку…»

 
Небо в тучах, в голубую крапинку,
Солнце бьется в дыры ярко-желтое.
С крыши сонной звонко скатилась капелька,
На асфальт упала, сияет. Гордая.
 
 
На её боках заиграли лучики,
Словно шепчет – верь, всё наладится.
Впереди всё самое лучшее,
Жизнь, как яблоко по тарелке, катится.
 
 
Твой любимый тебя любит искренне,
Хоть ни словом тебе не обмолвился.
У него любовь в сердце искрами,
С каждой буквой имени твоего полнится.
 
 
Солнце тучи лучами раздвинуло,
Стала облачком пара капелька.
Еще пару секунд и сгинула,
Мне оставив небо в голубую крапинку.
 

«Вечер дышит июльским ветром…»

 
Вечер дышит июльским ветром,
Машет ветками на прощание.
Отзовись, друг мой милый. Где ты?
Я устала жить в ожидании.
 
 
Но молчат небеса в испарине,
Месяц в тучах устало качается.
Почему же так больно стало мне?
От чего душа моя мается?
 
 
Мне в глаза бы твои с поволокою
Окунуться, да дальше жить во сне,
Грусть из сердца глупого вытолкнуть.
 
 
Чтоб не жить без тебя одинокою.
Чтобы снова сквозь спину крылья мне
В ночь июльскую дали выпорхнуть.
 

«День пролетел, а я осталась там…»

 
День пролетел, а я осталась там,
где смайлик твой сжимает моё сердце.
Где по моим несбыточным мечтам
Шагает боль в солдатских грубых берцах.
 
 
День пролетел. Еще один. Как все,
Которые не рядом, не с тобою.
Где по короткой взлетной полосе
Взлетают мысли, полные любовью.
 
 
День пролетел… День пролетел опять.
Короткий день без теплых слов и нежности.
А я как прежде продолжаю ждать..
Дни-лепестки срывать ромашки-вечности.
 

«Поезд в моей голове сегодня едет куда-то на север…»

 
Поезд в моей голове сегодня едет куда-то на север.
Гудит на переездах, мигает приветливо семафорам.
По извилинам мозга, как по железной дороге – сквозь леса, да по косогорам —
Словно пытается мою голову вдоль и поперёк измерить.
 
 
Маленькие электрички в моих ушах едут, соединяя города и судьбы.
Они тоже шумят, но чуть тише – вполне терпимо.
Наверное, пути внутри моей головы очень очень длинные.
Электричкам хочется остановиться хоть на миг или с пути свернуть бы.
 
 
Только странно и непривычно всё как-то, я бы сказала – сюрреалистично.
Поезда и электрички шумят, а мир вокруг – в безмолвии замер.
Бесшумно машет крыльями надоедливый комар-спамер.
Затыкаю уши – молчат поезда. Пусть едут наружу, откроют им двери пальцы-отмычки.
 

«Я не слышу, как ветер шумит…»

 
Я не слышу, как ветер шумит,
Но я знаю – зеленой листвой
Он мне письма твои о далеких
мирах прочитать спешит.
Там, где счастливы мы с тобой.
 
 
Я не слышу, о чем говорит трава,
Но она мне травинкой каждой,
Словно эхом, сквозь тысячи звездных
миль твои повторяет слова…
Очень нежные. Нужные. Важные.
 
 
Я не слышу, о чем мне поет соловей,
Только он не соврёт ни единой нотой.
Я мечтаю быть музой – единственной,
нужной и главное – только твоей.
Еще больше – любимой твоей быть охота.
 
 
Я не слышу. Да впрочем, не важно совсем.
Звуки – лишь проводник, но не самый важный.
Есть душа – уши ей совсем не нужны
и я слушаю теперь только душой своей.
Жить без звуков можно, а без души – страшно.
 

«Глупая. Ты до сих пор не поняла, что так и осталась – одной из…»

Она молилась на него,

 

Жизнь отдавая без остатка,

Не понимая одного:

Что Богом быть совсем не сладко,

Что не заставишь полюбить

Ни речью жалобной, ни колкой…

Что постараться надо быть

Богиней, а не богомолкой…

(Евгения Бехтерева).

 
Глупая. Ты до сих пор не поняла, что так и осталась – одной из..
Что номер твой пятьдесят пять,
А ты пишешь стихи опять,
Погружаясь в собственно созданный омут – в самый низ.
 
 
Дурочка. Кого ты своими стихами купить-приручить хотела?
Думаешь, кого-то трогают твои вирши?
А ты отдохни неделю – вообще не пиши.
Займись, наконец-то лицом, телом – любым полезным делом.
 
 
Сумасшедшая. Неужели ты думаешь, что стихи лучше реальности?
Что можно долго удерживать рядом,
Того, кому нахрен, представляешь, не надо.
Километры строк одиннадцатибального бреда по шкале десятибальности.
 
 
Психопатка. На землю вернись, заканчивай экран марать кляксами.
Может, пирог испечешь для разнообразия?
Да блин, заори, устрой любое безобразие.
По краю высотки пройди, коньки надень и взорви лёд тройным акселем.
 
 
Идиотка. Ты – априори жертва, по внутреннему эмоциональному состоянию.
За полвека так и не научилась жить,
Нужно уметь не отдавать, а дарить.
Нести себя, как самый ценный дар, на золотом подносе, душу держа на расстоянии.
 

«Этот дождь… Он не просто по крыше скачет…»

 
Этот дождь… Он не просто по крыше скачет,
И не просто лижет окно.
Он рассказывает мне кино,
Где в далекой стране есть мальчик.
 
 
Этот мальчик… Не просто на свете живет.
И не просто слагает сонеты.
Он – среди пустоты – комета.
И планеты не тающий лед.
 
 
Этот лед… Как заснувшая в сердце мечта —
Мальчик вырос душою и телом,
Только сердце взрослеть не хотело.
На земле он – мужчина. А там…
 
 
Там, где звезды рождают песнь.
Там, где чувства живые есть.
Там, где мальчик поет с дождем,
Я с мужчиной стою под зонтом.
 

«На последней ноте взлетает крик…»

 
На последней ноте взлетает крик,
рожденный твоей душой,
Так, что вздрогнули птичьи стаи
и последовали за тобой.
Но мы дверь на ключ не закрыли!
Твои песни, как прежде поем.
Мы Легендой твоей жили,
пряча плач за июньским дождем.
 
 
Нам Звезда по имени Солнце
стала ярче тысячи звезд.
Витя, слышишь, динамик рвется
Группой крови – незримый мост.
От тебя, молодого навечно
и до нас – постаревших уже.
Каждый год зажигаем свечи,
дверь открыта твоей душе.
 
 
Слезы высохли, мы не плачем,
только скорбь никуда не ушла.
И твоя последняя пачка
руки каждому обожгла.
Странный звук и тяжелые мысли
в ночь дождливую тянут с собой.
Ты не умер. А мы зависли
на игле по имени Цой.
 

«Обычная Баба. Таких на Руси – миллионы…»

 
Обычная Баба. Таких на Руси – миллионы.
Про нас не слагают стихи и не пишут баллады.
А нам, по большому то счету, баллад и не надо.
У нас своё время, живем по своим законам.
 
 
Какие? Вы спросите, мило в глаза улыбаясь.
Людские – отвечу. Мы ямы не роем. Не можем.
Коль есть, что отдать – отдадим. И чем сможем – поможем.
И, коль, виновата – не спрячусь. Публично покаюсь.
 
 
Обычные Бабы. И кони, и избы – на плечи.
Походкой Некрасовской – твердо по Русской земле.
И всё это мы – за станком, иль с косой на заре.
А в сердце горят золотым огоньком – свечи.
 

«Мира нет. Он молчит уже несколько дней, наслаждаясь безмолвием…»

 
Мира нет. Он молчит уже несколько дней, наслаждаясь безмолвием.
В тишине ветер клонит деревья до самой земли.
И неслышно совсем в небесах облака-корабли
Вдаль по синему морю плывут, повинуясь безмолвной симфонии.
 
 
Мира нет. Лишь живые картинки немого кино за окном.
Телевизор орет, генерируя в памяти звуки.
Оказалась, увы, не готова к изысканной муке
И тревожный сигнал оставляла всегда на потом.
 
 
Мира нет. И в эфире сквозит тишина, разрывая сознание: «Слышишь??????»
Надрывается мой телефон бесконечным гудком.
Я сижу в тишине и, обнявшись с любимым котом,
Каждой клеткой себя ощущаю движение лет по уставшей от солнца крыше.
 

«Ты писал про моря…»

 
Ты писал про моря…
Посвящал им красивые строки.
Волны бились о скалы,
стонали, кричали про боль.
Только я для себя…
Каждый стих, словно жизни уроки.
Наизусть изучала,
Глотая холодную соль.
 
 
Ты писал о горах…
Облаками лаская вершины.
Крылья птиц заменили
одежду и руки твои.
Я мечтала в стихах
Закричать: «Я с тобою, любимый!»
И мы вместе творили
историю разной любви.
 
 
Ты описывал звуки…
Холодной промерзшей пещеры,
И капелью стучал,
заставлял эти стены дрожать.
А я видела руки…
И видела новую эру,
Где есть ты. И где я продолжаю
любить и ждать.
 

«Что-то снова похолодало…»

 
Что-то снова похолодало.
Нет, не на улице.
Между нами.
Может быть время настало
отдохнуть друг от друга.
Расстаться.
Чтобы не хмуриться
и не бить словами-камнями.
Я словно внутри круга и устала,
ужасно устала потерять тебя —
бояться.
 
 
Что-то знобит постоянно.
Внутри. Там, рядом с сердцем.
Холодно стало очень.
Словно в угаре пьяном
мозг снова подкидывает мысли.
Может еще всё наладится,
да только вот мне не верится.
Липкое одиночество
ползет по рукам моим ночью.
Режим «нелюбовь» включен
и стрелки часов зависли.
 
 
Что-то намокла подушка.
Что это? Слезы? Откуда?
Разве не все их выплакала,
разве еще остались?
В горле комом вой застрял
и медленно душит.
А Луна – Иуда…
Ухмыляется, скалится надо мной,
Укрывшись черными облаками.
 

«Она закрывала глаза, когда говорила ему «привет…»

 
Она закрывала глаза, когда говорила ему «привет»,
Словно объектив камеры – поймала момент, запечатлила – сохранила.
И берегла за него, за себя, за двоих чувства, эмоции, силы,
Чтобы растянуть счастья минуты на много лет.
 
 
Девочка! Открой глаза! Чувства никуда не денутся, если они настоящие.
Если обоюдно влюбленные – обязательно друг к другу притянутся.
Ничего не стоят слова и взгляды, если мимо души глядящие.
И ничего не стоят объятия, если нет дрожи, касаясь пальцами.
 
 
Она закрывала глаза, когда целовала чувственных губ изгибы.
Так боялась во взгляде встречном увидеть хоть намек на усмешку.
Он взглядом ласкал её тело, медленно-медленно снимая мысли-одежды,
Чуть больше доверия – и, возможно, оба счастливы быть смогли бы.
 
 
Девочка! Посмотри на него! Ведь, это твой человек каждым вздохом.
В его взгляде любви больше, чем во всех прочтённых тобой романах.
Он ближе всех, когда тоска ломает тебя и когда тебе просто плохо.
Он без причин рядом с тобой весел и без вина – пьяный.
 
 
Она закрывала глаза, когда говорила «пока», не могла смотреть, как он уходит
И стояла во тьме, слушала, как затихают его шаги.
Сердце стучало в висках и кричало «останови его!» «беги за ним!» «беги!»…
Но ни шагу не делала.. И развивалось внутри черной тоски половодье.
 
 
Эх, девочка… Не строят счастье с глазами закрытыми.
Любовь – это испытание для двоих, здесь нет места для эгоизма.
Не сказанные слова ложатся на сердце гробовыми плитами,
Не сделанный шаг ломает общую дорогу, словно луч света ломает призма.
 

«А давайте мы выйдем за рамки привычных шаблонов?..»

 
А давайте мы выйдем за рамки привычных шаблонов?
Небо будет у нас не такое как видели прежде.
Станет ярко-оранжевым с переливом лиловым,
Серебром – горизонт – окантовка для царской одежды.
 
 
Мы привыкли, цветы у нас красные, желтые, синие.
А вот черных цветов, не рисует, не хочет природа.
Но, ведь, черные лилии – очень, наверно, красивые.
И не траур совсем, а каприз грозовой погоды.
 
 
Я хочу видеть море у ног – станут пусть бирюзовыми травы.
И сиреневых пчел, и кофейно-серебряных ос.
Нам бордовый цветок незабудки поведает самое главное —
Многоцветье сознания слишком жаркий нам принес.
 
 
Черно-красные кошки, фисташковый цвет у собаки.
Яркой охрой на озере пятна – семья лебедей.
Словно пьяный художник на белом листе бумаги
Акварелью и маслом рисует путь жизни своей.
 

«Заполняя пробелы своих незаконченных дел…»

 
Заполняя пробелы своих незаконченных дел,
Я возьму у художника краски, да холст и палитру.
Неумелой рукой дирижирую кистью. Пюпитры
Я сегодня не трогал. Не смог. Не хотел. Не посмел.
 
 
Заполняя пробелы, где сны не свершились мои,
Я из чувств своих тку полотно потаённых желаний,
И я верю, что хватит мне опыта, силы и знаний,
Чтоб на твердую землю мне выбраться из колеи.
 
 
Заполняя пробелы, где я тебя недолюбил,
В каждый звук я вплетаю по букве любимое имя.
Электронный рояль оживает словами твоими.
А я понял сейчас – до тебя, ведь, я даже не жил.
 
 
Заполняя пробелы, в которых я не сотворил
Ни новых сонетов, ни треков – тревожно звучащих,
Я к истокам своим возвращаюсь всё чаще и чаще.
Чтобы после меня этот мир в моей музыке плыл.
 

Поводок

 
На поводке-холоде, да в строгом ошейнике-безразличии,
Чтобы не лаяла громко и далеко не убежала.
Чтобы рядом, к ноге, соблюдая правила приличия.
И не скулила, как сука под дождем, что мне внимания мало.
 
 
Слово-кость «нужна» – раз в неделю, чтобы не сдохла с голоду.
Кинуть и забыть можно на время, пока поводок от рвения не натянется.
А ведь мы оба с тобой, дорогой, уже не совсем молоды.
И я не попрошайка, не бомж, не подзаборная пьяница.
 
 
Понимаю, что не должен ты мне ничего, не обещал – по-мужски, правильно.
Но лучше бы сразу прогнал, давно бы переболела, отмучилась.
А теперь я в любви безответной гордость свою расплавила,
Но так и осталась никем для тебя и все, кроме меня – лучшие.
 
 
Купи мне намордник, хочешь денег дам, а еще лучше – наручники,
Чтобы даже писать не смогла, не кидала стихи-булыжники.
Вот только, когда до сердца твоего доберутся моей любви лучики,
Окажется, что простыл мой след, оставив тебе лишь страницы книжные.
 

«Я сегодня буду твоей тишиной – ласково-нежно-обволакивающей…»

 
Я сегодня буду твоей тишиной – ласково-нежно-обволакивающей.
Теплым ветром нашего июня хочу струиться по твоим плечам.
Светлячки будут кружиться над тобой, словно яркое пламя тысячи свечей,
Посылая привет и надежду, что вечность подарена нам.
 
 
Говорю – нам – пусть не нам вместе, а по отдельности.
И пусть мы будем счастливы – каждый сам за себя и друг за друга.
Ты же чувствуешь, как мои стихи летят – песня птицы о лебединой верности,
Преодолевая время, пространство и звездные колючие вьюги.
 
 
Я сегодня стану только твоим неодиноким вечером.
Каждой звездочкой буду напоминать о себе – лишь бы ты улыбнулся.
Ты улыбаешься – знаю, чувствую – и от этого легче мне.
А ночь будет дышать в окно и стучать по стеклу моим пульсом.
 

«А знаешь, не нужно ждать…»

 
А знаешь, не нужно ждать.
Чтобы творить достаточно лишь намека.
Полуслова. Полуулыбки. Легкого аромата востока.
И муза в сердце вернется опять.
 
 
Посмотри в окно – у тебя там луна. Видишь?
Представь, какие у неё глаза глубокие —
Это озера меда и из янтарного сердца луны берут истоки.
А если подняться на крышу, то станет луна ближе.
 
 
А знаешь… Чтобы писать не обязательно любить.
Достаточно знать, что ты дорог, нужен, небезразличен.
Что можно оставаться собой, не заботясь о правилах приличия.
И чувствовать эту тонкую – тонкую лунно-медовую нить.
 
 
Остановись, прислушайся. Воздух глубже вдохни.
Чувствуешь тепло? Это я делюсь с тобой вдохновением —
Хочу наполнить им каждое-каждое твоё мгновение,
Чтобы в океан творчества превратились жизни твоей дни.