Фаворит. Книга вторая. Его Таврида. Том 3

Человек, проживающий век без знания ее <истории>, обладает опытом лишь одного поколения, иначе говоря, опытом своей краткой жизни.Человек же, знающий историю, суммирует в себе опыт множества поколений.

Гостей на Руси не спрашивают: чего пришел? Гостей сажают за стол и сразу начинают кормить.

«А вот в этом вопросе, – отвечала Екатерина, зардевшись, – я никакого равноправия не потерплю! Как можно равнять мужчину с женщиной, если женщина была, есть и всегда останется существом высшего порядка. Приравнять женщину к положению мужчины – это значит оскорбить и унизить ее!»

«Суровый климат соделал россиян людьми здоровыми, выносливыми в жару и стужу, природа одарила их грубой, но сытной пищей – с квасами и кислой капустой, без которых желудок не мог бы освоить черного ржаного хлеба. Великие пространства лесов и степей развили широкий русский характер, а безлюдье страны породило радость встреч человека с человеком (отчего и возникла традиция славного гостеприимства). Всегда загадочная для иностранцев, русская душа отлично укладывалась в русскую географию, в русские песни и пляски, в устоявшийся трудовой быт народа.»

- Меня не интересует окраска ваших павлиньих перьев. Я спрашиваю о другом - что вы способны делать?

Англичане твердят, будто время - деньги. А мы, сиволапые, испокон веку живем верой в то, что жизнь - копейка...

Линь сказал, что гений никогда не достигает таких совершенств в творениях, каких способны достичь деспоты в злодеяниях.

Душа моя, – нежно отвечал Потемкин,  – да разве я, раб твой ничтожнейший, отказал ли тебе в чем? Пожелай – и не только курицу, но и гнездо воронье на голове таскать будешь… Верь – для тебя все исполню!

Если королевская Англия традиционна, то главная ее традиция – обманывать союзников. Оберегая свои людские ресурсы, Англия всю тяжесть борьбы с врагом неизменно перекладывала на плечи той страны, которая делалась британским партнером. Но при этом англичане строили отношения таким методом, чтобы лишить союзника самостоятельности, навязав ему волю Лондона.

страшные плоты с «глаголями», на которых висели полусгнившие