Поселок

– Да оставь ты свои штучки, Наоки Саяро. Я устал от тебя… Нашел перед кем

выпендриваться! Экстрасенс хренов. Тренируйся у себя на своих братьях…

– А я хочу потренироваться на тебе, подонок, – обрубил, не вытерпев, Федор.

Директор снова вскочил и теперь с растерянным испуганным лицом уставился на

кагебиста.

– Комитет Государственной Безопасности. Майор Лоухов. Гражданин Ряженков Геннадий

Борисович, вы арестованы в подозрении на убийство Воловича Юрия Владимировича, – с

наслаждением объявил он, тыча директору в одну из его широких ноздрей еще не пахнущий

порохом ствол пистолета.

Минуту Ряженков не мог произнести ни слова. Но, убедившись, что пистолет разрядил

первую злобную вспышку, и смертельное отверстие смотрело теперь несколько в сторону от

головы, у него появилась надежда на временную паузу и возможность для улаживания

щепетильной ситуации.

– Я его не убивал, – выдавил он, глядя на Федора убедительными глазами.

– Я тебя замочу, как при попытке к сопротивлению, если прямо сейчас ты не начнешь

планомерно и правдиво раскалываться. Усвоил?

– Усвоил, – автоматически повторил директор. – Я все расскажу. Я не виноват. Я не убивал.

Это он, этот проклятый экстрасенс. Я ему говорил, что это ничего не даст.

– Какой экстрасенс? – Федор пододвинул стул и сел вплотную к дрожащим коленкам

Ряженкова, положив себе на ноги руку с пистолетом, направленный в печень директора.

– Наоки Саяро. Он у них главное оружие. Я только выполнял основную задачу, и в

поставленные планы не входило убирать физически мешающий фактор. Но он был другого

мнения. Не согласен был и с Главным.

– Главный – это ваш руководитель «Кармы»?

– Да. Но я его и в глаза не видел. Он находится…

– Знаю, где находится.

– Товарищ майор, это легальная организация…

– Знаю. И теперь у властей будет прекрасный повод закрыть вашу скотобазу. Это я обещаю.

А если ты мне сейчас не поможешь, я тебя в наручниках отвезу в резиденцию КГБ. Ты

представляешь, какой подарочек будет моим шефам? И то, что тебе лучше умереть от моего

пистолета, а не попасть на Лубянку, откуда ты уже не увидишь синее небо, так это

медицинский факт. Выбирай…

– Я согласен. Я все расскажу. Спрашивайте. Только… – Ряженков окинул окружающую

обстановку и тихо, сделав остерегающие глаза, промолвил, – нам нужно выйти…

Федор понял без подробных объяснений и показал ладонью на выход.

Они зашли в зал.

«Пивной день» был в разгаре, и помещение заполняла угарная атмосфера посетителей до

отказа. За столиком, который ему отказал бармен, по-прежнему сидели мужчина и женщина,

ужасно напоминающие Роберта и его жену. Руки каждого держали рюмки, Роберт

произносил, наверное, тост. Создавалось впечатление, словно с момента появления Федора в

зале кадр был остановлен, и теперь действующие лица ожидали нажатия кнопки «play».

– Пойдемте туда, – сказал Ряженков и показал именно на этот столик.

– Там занято. Не видите?

– Там пусто. Идемте, – настоял Ряженков.

106

Федор не стал возражать. Последовал, лавируя между столиками, за директором. На пол

пути в дымном накуренном муаре по мере их приближения Роберт и Евгения начали таять и

вскоре исчезли совсем.

Они заняли те места, на каких несколько секунд назад сидели Роберт и его супруга.

Директор спиной к бармену, Федор – лицом. Федор внимательно следил за Ряженковым, ему

было интересно увидеть реакцию директора на то, как он, кагебист, спокойно отреагировал на

преображение столика. Но к своему удивлению вынужден был сделать вывод, что: либо

директор не видит то, что видит Федор, либо Ряженков профессионал, на которого ему,

Федору не повезло.

– На вас мне не повезло, – неожиданно для себя произнес Федор.

Ряженков вопросительно приподнял брови.

– А можно узнать – почему?

– Потому, что вы видите не то, что я.

– Ну, это естественно: вы власть, я подозреваемый.

– Не подозреваемый, – раздраженно заметил Федор, – а обвиняемый. Но я имел не это в

виду. Издали этот столик был только что занят. Это видел я. А вам он показался свободным.

На лице Ряженкова проскользнула невольная улыбка:

– Вы правы. Не удивляйтесь. Это штучки Наоки Саяро. Я к ним привык и уже вижу все,

так как есть. Вы новый человек и видно уже находитесь под его воздействием. Это пройдет,

не беспокойтесь.

Ответ директора Федор приблизительно так и предполагал. Он вспомнил, от кого впервые

получил «дозу» психического наркоза и посмотрел на бармена. Теперь на месте молодого

парня в той же одежде стоял человек, который явился вместо Риты к Зинаиде Борисовне.

Ряженков заметив его взгляд, сказал с беспокойством:

– Не смотрите на бармена. Это он. Я думал избежать его здесь, но мне не удалось.

Спрашивайте, что вас интересует поскорей…

Федор с трудом оторвал глаза от бармена.

– Мне все понятно кроме самого главного: где Евгения Корнева, и с какой целью вы ее

похитили?

Вопрос сильно изменил выражение лица директора. Он наклонил голову в сторону Федора,

подавлено произнес:

– Мне жаль, но я не могу вам этого открыть. Это все равно, что подписать себе смертный

приговор. Прямо сейчас и приведут его в исполнение. Какая мне разница, где умирать. Лучше

наденьте мне наручники и везите, куда хотели.

Такой оборот для Федора оказался неожиданным. Он не нашел, как ответить, ведь

директор был прав. Неужели дальнейшее будет продиктовано человеком, стоящим за стойкой

под японским именем Наоки Саяро?

Федор скользнул взглядом в сторону бармена, и его глаза уже не смогли оторваться от лица

японца с узким прищуром глаз. Пришлось навязчиво рассматривать его голову. На ней были

длинные ниже плеч темные волосы с пробором посередине черепа. Жидкие усы охватывали

всю верхнюю часть губы и ниспадали по обе стороны рта.

Он не помнит, сколько просидел, изучая японца, но, очнувшись, обнаружил, что сидит за

столом один.

Директор исчез.

Глава 27

Телефонный марафон

107

Все что совершилось в этот день, казался Федору нереальным. Быть одураченным для

рядового, и для опытного сыщика, каким его считали на работе, не оперативный промах, но

так нагло на глазах обвести вокруг носа сыскаря, что даже сделать что-либо оказалось

бессмысленным – это уже предел унижения профессионала. Он припоминает, каким себя

чувствовал, проснувшись после иллюзорного допроса Ряженкова сидя за столом на стуле, как

и сидел напротив директора, которого и дух простыл, и сделал вывод: то был не он, то был

другой человек в его теле. А сейчас, окончательно обретя себя после выпитого черного кофе с

коньяком, разбросав части полулежащего своего тела на диване перед телевизором, все

больше разгорался досадной ненавистью к спокойному коварству экстрасенса с

заковыристым именем Наоки Саяро и прокручивал будущий сценарий своих действий.

Понятно, в отношении Евгении картина оказалась слишком абстрактной, чтобы делать

определенный вывод для оперативных действий. Версию можно было строить такую: ее

использует «Карма» для откачки информации, которая постепенно должна или уже поступает

и фиксируется Робертом где-то… Где? Ну, конечно же, дома. Где же ей быть, как ни там, где

основной документ – пакет Назарова? Тут Федор удостоил себя веселым воспоминанием о

«скалке» тещи инженера. Это развеселило и прибавило энергии. Значит, как в банальных

сюжетах, используют заложником бедную женщину, очень ранимую и нестойкую в подобных

обстоятельствах. В подтверждение вспомнились слова хозяйки кулинарного орудия: «А я

думала, это террористы. Пришли за выкупом. Ты уж извини, сынок товарищ майор. Я тут

стерегу их». Да, оборона конечно «железная», но для Наоки Саяро это детская забава, как и

для Федора. И в этом основная загадка, несколько ослабляющая версию. Если бы нужно было

– давно бы взяли без проблем. Тогда зачем «Карме» жена ученого, которую до сих пор не

выставили, как заложницу? Ответа пока нет. Получить не дали. Вовремя отключили его от

источника.

Ничего не составляет снова заполучить источник в лице директора кафе. Но это

небезопасно для самого директора. Хорошо, тогда если нельзя получить ответ с глазу на глаз,

то, как насчет телефона?

Федор набрал номер директора кафе. Продолжительные гудки казались бесконечными…

Набрал бухгалтерию, которую еще до встречи с директором вычислил через справочное.

Трубку сняли. Спросил женский голос:

– Слушаю, старший бухгалтер Сомовая.

– Это вас беспокоит Областная прокуратура. Нас интересует директор вашего кафе,

Ряженков.

В трубке воцарилась пауза.

– Алло! Вы меня слышите?

Голос бухгалтера показался взволнованным и удивленным:

– Так разве вы не знаете?.. Он умер.

Теперь настал черед Федора сделать паузу.

– Нет, нам еще не сообщили. Когда это произошло? Убийство?

– Нет, не убийство. Он… повесился в своем кабинете, – с натягом добавила женщина.

– Ясно. Извините, – поспешил сделать отбой Федор, ибо мысли уже теснили и заставляли

включиться в другую игру.

«Значит убийство» – риторически подумал Федор. – «Что и следовало ожидать», – и тут же

почувствовал непонятное беспокойство, причина которого лежала где-то неопознанная далеко

в сознании. То, что она была непонятна, с каждой минутой тревожило еще сильней. Нужно

было срочно выяснить причину.

108

Федор планомерно шаг за шагом принялся прокручивать события последних двух дней.

Для более успешной работы решил звонить по телефонам в места посещения. Первый звонок

уже был сделан, в кафе, и получен результат. Это была самая болевая точка соприкосновения.

Значит, в таком же духе следовало действовать и дальше. Дальше по силе… теща Роберта,

мать Риты, в больнице раненный в голову Волович с уродливым лицом, показания которого

оказались самыми ценными. К кому из них в первую очередь звонить? От тещи никакой

пользы, поскольку ее дочь уже у заинтересованной стороны и за это время к ней никаких

требований похитители не предъявили. Следующая – мама Риты. Она тоже не вызывает

беспокойства ибо дочь ее, под опекой Алексея Николаевича, с ним же и уехала. Остается

Волович. Во-первых, жив он или нет. Если жив, то, естественно, под угрозой. Не смотря на

охрану и не смотря на артистическую ложь Федора о смерти Воловича, нет полной

уверенности, в том случае, если операция прошла успешно, что потерпевшего не заходят

убрать как свидетеля… Выходит, это из трех, самое слабое место.

Федор позвонил в больницу Владимиру Максимовичу. Время было позднее, оперативные

дела, по всей вероятности, уже прошли, и поэтому не удивительно было, что не пришлось

доктора вызванивать.

– Это товарищ майор?.. Федор Пантелеевич?

– Так точно. Владимир Максимович, у меня к вам самый главный вопрос. Вы знаете какой.

– Знаю. Все в порядке, Федор Пантелеевич. Операция прошла…

– Не надо, доктор. Об этом ни звука. Я знаю, что он умер. И об этом никто не должен знать,

кроме вас и Нади, вашей помощницы.

– Да нет же! – возмутился Владимир Максимович, – операция про…

– Знаю, Федор Пантелеевич, – настойчиво перебил кагебист. – Но это должно остаться

только между нами. Когда скажете, я пришлю за ним машину. Вы меня, надеюсь, поняли?

После секундной паузы, доктор пониженным голосом подтвердил:

– По-моему, да. Я вас понял.

– А медицинскую карту немедленно в сейф. И никому не показывать до моего

распоряжения. Договорились?

– Конечно, товарищ майор. Я вас понял. Приезжайте. Побеседуем не по телефону.

– Спасибо. А сейчас мне бы хотелось переброситься парой слов со своим коллегой,

Андреем. Можно?

– Безусловно. Сейчас я его вызову по селектору.

– Нет, лучше пускай мне позвонит. Номер он знает. Спасибо. До встречи.

Федор на минуту выбросил все мысли, глотнул остывший кофе, откинулся на пуфик,

отдыхая. Нужно было прочувствовать свободу еще от одной моральной нагрузки. Подождать.

Вскоре разбудил телефонный звонок. Это был Андрей.

– Товарищ майор? Добрый день. Я вас слушаю, – рассыпался в вежливости культурный

охранник.

Федор одарил трубку снисходительной улыбкой:

– Добрый, если добрый. Как дела, друг Андрей?

– Нормально, товарищ майор. Какие указания?

– А в личном плане, товарищ лейтенант? Как Надя?

– От вас ничего не скроешь, товарищ майор!

– Ответ не правильный. От меня просто ничего нельзя скрывать, – ввернул он по-дружески

со смешком в голосе, – какие планы, Андрей?

Андрей, решив не оставаться в долгу, тоже по-дружески не промедлив, спросил:

– А у вас?

– У меня… Ну, женюсь, брат. Ты как, одобряешь?

109

– Конечно, Федор Пантелеевич! Я давно это знал. Екатерина Дмитриевна такая женщина!

На ней просто грех не жениться.

– Вот как! А я думал все дело в любви…

– А я это и имел в виду, товарищ майор. При наличии так сказать любви…

– А! Ну, тогда спасибо. Так что?..

– Ну…

– Колись, лейтенант. Не жеманничай, как девица.

В трубке прозвучал стеснительный смешок.

– Мы с Надей тоже. Решили. Она увольняется, Федор Пантелеевич.

– Я думаю это правильно, друг Андрей. Береги девочку. Она у тебя духовная. А таких

мало. Понял?

– Так точно, товарищ майор! – с шутливым притворством отчеканил Андрей.

– Ладно, лейтенант. Давай по делу. Что там?

– Приходил Оборотень. С Надиным лицом.

– Понял. Я это ожидал. Рассказывай.

– Всадил пару раз с глушителем в куклу под простыней. Надя смастерила, представляете?

С ней был припадок, когда поняла, чем бы это могло… Словом, еле успокоил.

– Ясно. Ты от моего имени передай ей огромное спасибо, Андрей. И вот что: никому ни

слова. Видели – забыли. Это опасно, сообразил?

– Я понял, товарищ майор. Сделаем, как сказали.

– А пока он там, будь внимателен и передай сменщику соответствующие указания. Если

появится Оборотень, немедленно сообщи мне и вызови подмогу. С ним вот как: в глаза не

смотреть, не думать о нем, найди в памяти соответствующего в твоей жизни человека, лучше

заранее, и представь себе, что это он. Это мне подсказал один психолог. Помогает. У меня все.

Федор невольно посмеивался, прокручивая в памяти разговор с Андреем, и прибавив кое-

что к сюжету для эффекта обострения сцены, и как могло быть лучше, если бы…

Потом позвонил Екатерине.

Глава 28

Неучтенное время

Мысль как обычно пришла самовольно.

Ссора выглядела мелочной, не стоящей внимания. Просто у Роберта вырвалось

некорректное слово, но Женечка восприняла его очень болезненно и поэтому, никому ничего

не сказав, ушла из дому, точнее, исчезла.

Мысли постоянно живут в сознании, они самовольно возникают в воображении Роберта и

строят свой воспоминательный сюжет. И все бы ничего – они заставляют на ходу оценивать

поступки. Неправильные тут же напрашивались на исправление, ставя себя в положение, то

своей, то противоположной стороны, но теперь, когда новый сюжет становился идеальным,

обнаружилась бессмысленность его построения. Роберт не хотел снова выслушивать упреки

тещи, молча одевался и шел на поиски супруги. Он не знал где ее искать, шел к остановке, как

шла бы она, Женечка, обиженная, садился на троллейбус, как и она, садилась бы вместе с

ним, переживая ложные чувства обиды, ехал бы в парк имени Горького, где они любили

бродить вечерами, и нашел бы ее там сидящей на скамеечке, на главной аллее одну, уже

счастливую, улыбающуюся навстречу ему. Тогда так и было. Мысли ушли взамен реальным

чувствам и неожиданной встречи, как будто давно не виделись. Она спросила, нет,

110

вскрикнула с удивлением «Роберт, как ты меня нашел?!», а он не сказал, что сам не знает как.

Просто, наверное, остановил пришедшие мысли и не допускал других, чтобы не сбиться с

пути.

Остановить мысли – тяжелая скоротечная затея не всем под силу, Роберту удавалась редко.

Он понимал – никто и никогда не узнает, по какой причине они появлялись. Разгадать эту

тайну все равно, что заглянуть в душу природе и спросить ее о том, чего ей самой неведомо.

Но мысли все же приходят, значит, есть причина вызывающая их. Иногда Роберт замечал, что

вслед за мыслями невольно он обнаруживает себя на том месте и в то время суток, когда

происходило то, о чем вспомнила память. Дольше всего это кино длится не только в

воображении, но и в сопровождении сценария наяву. Это намного интересней, ближе к

реальности. Женечка исчезла опять и все подробности на пути в кафе возле кинотеатра

«Россия» появлялись снова с болезненной яркостью, хотелось внимательней присмотреться

ко всему – к ступеням у входа, к бармену за стойкой, к присутствующим в полумраке зала…

Он прошел в служебное помещение, в конце его на двери прочел «Туалет», взялся за ручку

и спросил кого-то:

– Какой, мужской или женский? Черт!

– Общий, – услышал за спиной и обернулся.

Женщина в халате его внимательно рассматривала.

– Извините, моя жена ушла в туалет и не вернулась вот уже… может, что случилось?..

– Ну, так зайдите…

– А если там женщина?

Женщина расплылась в понимающей улыбке:

– Мне кажется, три дня назад мы с вами здесь уже встречались.

– Да. Извините. Понимаете, ее до сих пор не нашли.

– И вы решили, что она до сих пор здесь прячется от вас?

Роберт глупо усмехнулся и признательно согласился:

– Да, вы правы. Смешно. Извините.

Он подошел к двери ведущей во двор. Возле самого входа стоял «Москвич-комби»,

почему-то решил, что с тех пор ничего здесь не изменилось, повернул назад и под

придирчивым взглядом женщины в халате снова вернулся в зал.

Глаза нетерпеливо нашли столик в углу возле окна, от которого свет не давал разобрать их

с Женечкой лица. Столик был свободен, словно ожидал своих избранных клиентов, хотя в

зале народу было много, и все столики были заняты, помнится, Женечку он усадил лицом к

посетителям, сам – спиной, чтобы подальше от знакомых глаз. Роберт сел на свое место,

минуту молча созерцал грустное лицо Женечки, затем встал и направился к бармену. Как и

тот раз взял маленький коньяк, два бутерброда с ветчиной и два стакана. Расставив все на

столе, он сел и только сейчас увидел перед собой Женечку. Она сидела спокойно в ожидании.

Подумав немного, решил, что хорошо, раз все так кончилось, пошел во вторую ходку и

добавил плитку шоколада. Женечка заулыбалась и, протянув навстречу к нему руки, сжала его

пальцы.

– Милый Роберт, лучше пошли домой.

Роберт скромно ответил облегчающей улыбкой.

– Дорогая, разве так можно. Ты же насмерть напугала всех. А твоя мама чуть меня не

убила.

Она грустно оттопырила дудочкой губы:

– Разве я маме не сказала, что задержусь? А зачем все это? – она кивнула на коньяк и

бутерброды.

111

Робертом овладело нездоровое чувство. Что это: розыгрыш, притворство, подвох или

полная отключка прошлого? Если последнее, то намечается немало вопросов на

медицинскую тему. Что происходит? Одолело неприятное ощущение нереальности? И самое

отвратительное, что неоткуда получить ответы. Если все так, как есть, то это очень серьезно.

Что с ней?

– Милая, где ты была?

– А разве ты не заметил? У меня потекла тушь.

– Заметил, что тебя вдруг не стало после того, как ты поговорила с барменом.

– Дорогой, неужели ты меня ревнуешь? – она кокетливо повела плечиком.

Роберт отметил фальшь, которая ей не шла. Но докапываться не стал, что-то сдерживало от

спешки делать выводы.

– А что, разве нельзя?

– Наоборот! – воскликнула она. – Это так приятно!

– Но мне не очень. Где ты все это время была?

– Сидела тут, пока ты ходил за шоколадом и пивом.

После ее слов Роберт капитально заткнулся. Понял, что не готов правильно осознать

услышанное, чтобы активно вступать в полемику. Можно было наломать дров. Но все же он

уточнил:

– Когда, сейчас или в тот раз?

Она вытащила из сумочки плитку шоколада:

– Ты забыл, дорогой, что уже взял шоколад, и мы помянули нашего Володю. А теперь,

наверное, ты решил повторить. Не много ли тебе? Как я тебя дотащу домой?

– Но разве я пьян? – Роберт окончательно растерялся.

– Ну, пока нет. Бери коньяк, пошли домой.

– Бери шинель… – усмехнулся Роберт.

– Ну, как хочешь, – ответила добродушной улыбкой.

Когда приехали, он вспомнил, как здесь встречают. Двери открыл тихо, чтобы не вызвать

нездоровую реакцию у тещи. На всякий случай вошел первый. И не напрасно: только

перешагнул порог, едва успел перехватить над головой длинную увесистую скалку с крепких

тещиных рук. Бдительная женщина неслышно поджидала за дверью зятя и бандитов.

Обезоруженная и увидев дочь, она всхлипнула и упала Роберту прямо на руки. Женечка

побледнела и кинулась к матери:

– Мама, зачем ты волнуешься?! Я же тебе сказала, когда днем уходила, что задержусь! Ну,

перестань. Все в порядке. Я жива и здорова. Мама!

Теща молча вытирала мокрое лицо фартуком и благодарными глазами рассматривала

Роберта. Но, не выдержав, принялась его обнимать:

– Роберт, сынок! Спасибо тебе. Боже мой! Где ты ее нашел? – она выпрямилась, сжала

кулаки, потрясла ими перед дочериным лицом. – Ух, блудница! Тебе что, мало мужа?!

Женечка в недоумении широко раскрыла глаза:

– Мама, что ты такое говоришь? Я что, не могу на пол часа задержаться у своей любимой

подруги?

Теща досадливо махнула рукой и, дотянувшись до щеки дочери, нежно поцеловала и

пошла себе в комнату. Женечка, сбитая с толку, секунду смотрела ей вслед, но, быстро

опомнившись, спросила:

– Мама, а где папа?

– Завтра выпишут твоего папу. Довела отца…

Они вошли в свою «половину» впервые за десять дней отсутствия, каждый своего, каждый

по личной причине, каждый со своими очень личными интересами и большая комната

112

показалась скучной, застывшей, плохо узнаваемой. В первую минуту это чувство отчуждения

охватило настолько, что оба, не замечая друг друга, каждый сам по себе отошел в свою сферу

интересов, произвольно овладевших ими. Они, конечно, были необязательны, так, между

прочим, но почему-то захватили тихим мерцанием мыслей и вялым перебиранием

незначительных событий. Усталое сознание пасовало перед разумом, что нужно было бы в

первую очередь энергично разрешить. Оно наложило запрет на срочные действия и решения.

Этого даже и не хотелось. Роберт все это понимал, но уже чувствовал приближение момента

истины. Момент набирал силу сам по себе. Его уже хоть слабо, но приходилось сдерживать,

считаясь с моральной усталостью.

Роберт прилег на тахту, ощущая умиротворение от осознания, что, наконец, он дома, все

пришло в свое привычное русло, и теперь не нужно будет решать выворачивающие наизнанку

проблемы по улаживанию противоречий чувств и обязанностей. Он глубоко вздохнул и

закрыл глаза. Приятно ощутил пустоту в натруженных извилинах. В таком состоянии легко

было заснуть. Но неожиданная тишина заставила Роберта отбросить сладостный мир и

открыть глаза. Прямо перед лицом на него, не моргая, смотрели настороженные полные

любви глаза Женечки.

Роберт привлек ее к себе, обнял, зашептал, целуя и гипнотизируя лаской женский слух:

– Милая, как я по тебе соскучился! Разве ты этого не замечаешь? Разве тебе там, где ты

была, твое феноменальное женское чутье не заставляло поскорей вернуться ко мне?

– Наверное, да. Но как ты быстро по мне соскучился! Это что, такая у тебя ко мне жаркая

любовь? – шутливо поинтересовалась она. – Тогда почему усталый лежишь, словно одно из

двух – либо за десять минут моего отсутствия в кафе ты разгрузил вагон на вокзале

«Сортировка», либо успел за такое короткое время сыграть в любовь с другой женщиной.

Роберт насторожился.

– Постой. Какие десять минут?! – он сел на край тахты, охватил ладонями ее лицо,

пристально посмотрел в глаза. – Не десять минут, а десять дней, на минуточку. Ну-ка,

подруга, рассказывай все по порядку. Вначале, куда ты пошла после того, как переговорила с

барменом?

Женечка осторожно оторвала от щек его ладони, положила его руки на свои колени.

Посмотрела с укоризной.

– Роберт? Ты чего?

– Ты можешь без эмоций ответить на простой вопрос? Пожалуйста, дорогая.

– Да куда я пошла! В туалет, куда же еще? – возмутилась она.

– Ну, дальше. Открыла дверь туалета. Кстати, я там был. Тебя там не было. Ты зашла?..

Женечка потупилась. Роберт знал – врать она не хотела. Правду сказать – тоже. И он

настоял:

– Милая, чего ты боишься мне сказать что-то, от чего тебе кажется, что я буду не в

восторге? Не бойся, скажи откровенно, клянусь, не обижусь и никогда даже не вспомню.

Клянусь! Я уже забыл, говори.

– Роберт, это, наверное, пустяк. Мне просто не хотелось тебя расстраивать. У меня что-то с

головой. Я потеряла сознание, – она заволновалась, взяла его руки в свои ладони,

успокаивающе принялась гладить. – Роберт, ты только не волнуйся. Это быстро прошло. Я

оказалась в кабинете у директора кафе на диване. Встала и пошла, даже голова не болела.

– А потом… – хмуро проговорил Роберт.

– Ну, что потом? Потом ты все знаешь. Я хотела этот случай от тебя скрыть, но ты, как и

ожидалось, меня расколол.

Роберт смобрался было вспылить, но вовремя сдержался, сообразив, что напором истину у

запутавшейся Женечки не добудешь.

113

– Ладно. Если ты считаешь что это пустяк, то поподробнее об ощущениях перед самой

отключкой. Может быть, я смогу хоть приблизительно сказать, что это было.

Она скривила губки, припоминая.

– Ну… дышать вдруг стало трудно. Стала задыхаться… А потом не помню. Но скорей это

мне прибредилось, пока я лежала без памяти. Потому, что только зашла и за собой закрыла

дверь, сразу и потеряла сознание… Роберт, какое это имеет значение! Я жива и мы снова

вместе, дорогой.

– Так если ты за собой закрыла дверь, как же тебя из туалета извлекли?! – чувствуя, что

срывается, возмутился Роберт. – Я когда туда зашел…

– В женский туалет?! – Женечка не смогла скрыть своего удивления.

– Да, дорогая! В женский туалет! В общий. Но закрывашка там была исправна… в смысле

крючок. И фрамуга открыта. Это для подтверждения, что я там был.

– И тебе не стыдно? А если б там была женщина?

– А я зашел в сопровождении женщины, так что…

– Так-так… – протянула Женечка, воспользовавшись неожиданным открытием и решив

неприятный разговор превратить в шутку, – значит, пока я лежала без памяти, ты с женщиной

пошел в туалет!

– Кстати, ты тоже не святая: провела несколько дней в компании с директором.

– Вот этого я не помню. Но когда я пришла, ты меня ждал за столом. Что же, по-твоему, ты

там сидел все эти десять дней?

– Что ты еще помнишь? – потеряв надежду добиться правды, повернул он в сторону.

– Помню несносный бред в компании с подругой… Ну да это в памяти у меня задумка все

время торчала придти с тобой к ней в гости. А перед этим какой-то тип домогался меня,

душил. В общем, бредила я.

Роберт устало махнул рукой и с досадой отвалил на подушку.

– Хорошо, милая. Ты жива и это главное. Уже поздно, извини, меня клонит как никогда.

Спокойной… – он сладко зевнул, и уже отходя, непослушным языком добавил, – желаю тебе

досмотреть твой бред до конца и разобраться во всем…

– А что?.. Ты прямо здесь и заснешь? – спросила она, окинув Роберта широко раскрытыми

от удивления глазами. Но вместо ответа последовало едва слышимое методичное сопение.

Глава 29

Бесплатный курорт

Только зашла и за собой закрыла дверь туалета, чья-то железная рука плотно прижала

кляп. Удушливый газ закрыл дыхание. Еще два-три вдоха и окружающий мир ускользнул из-

под ног.

Она лежала, в чем была. И поняла – это всего лишь сон. Там за дверью спит муж. Вчера во

время разбирательства ее исчезновения, как он выразился, заснул прямо на тахте. Но сейчас

почему-то его посапывания не были слышны. Она осмотрелась. Оказывается, быстро светало.

С двух сторон деревянной двуспальной кровати стояли низенькие темных сортов дерева

спальные тумбочки, на полированной поверхности скучали настольные лампы и вазы с

засушенными ветками каких-то южных деревьев. Воздух благоухал ароматом южной флоры,

в пространстве отдаленно звучала однообразная африканская мелодия. Изредка испуганно

вскрикивала неизвестная птица. Потолок оклеен приглушенных голубых тонов обоями явно

не советского производства, еще более уютно-дикими казались стены панорамных фотообоев

114

с изображением тихих водоемов и видовых сортов южной растительности. Огромное с

самого пола окно раскрыто наружу и за ним – живая лесная поляна, словно продолжение

экзотических стен. В комнате кроме платяного и книжного шкафов и серванта, на полках

которого расставлен чайный сервиз, стояли по бокам у входа два мягких кресла.

Это было что-то! Явление напоминало приятное рождение в следующей жизни. С

условием, конечно, если ты его заработала на Земле. А если нет? Тогда по правилам

традиционного толкования о загробной жизни или еще авторитетней – научного

экзотерического учения – окружающее не должно было походить на реальность следующей

жизни, а скорей на хитрый обман заинтересованных соплеменников, с теми же лицами, с

теми же проблемами, в этой же жизни с самого рождения.

Она понимала, что еще спит, но проснуться никак не удавалось. Слишком глубоко она

вошла в жизненные события сна, видно понравившиеся ей, что любые попытки мысленно

изменить ситуацию тут же сливались с сюжетом продолжения сна. Выходит, выбраться из

него не представляло никакой возможности. Оставалось смириться и жить в этой другой

жизни и наслаждаться необыкновенными благами в качестве безгрешной души в Раю, пока

сюжет, завершая тему, как в классическом произведении, не кончится тем, с чего начался –

удушливым кляпом. Ну, что касается «безгрешной», это так, к слову, она прекрасно понимала,

что непогрешимых существ в природе не существует, а вот в отношении Рая, тут лучше не

разбираться, пока это «что-то» не отняли у слишком любопытной.

Для начала она поднялась с постели несколько примятых очень дорогих цветных

простыней и двух пуховых таких же по стилю подушек, ласковой байковой накидки,

сдвинутой небрежно на край у ног, и осмотрелась. Вторая подушка лежала рядом, была

примята, причем, в центральной ее части, явно наличествовало характерное углубление от

головы, непонятно только чьей головы – мужской или женской, но уж точно не мужа, который

на эту ночь почему-то лег в гостиной на тахте. Возле стены, на «плечиках», подвешенных на

деревянной стойке, болталась шикарная, может быть даже импортная ночная рубашка.

Пожалуйста, снимай с себя все, вплоть до трусиков, и валяйся себе, благоухай в душистом

ложе любви и забвенья! Не хватало только самого любовника, впрочем, как знать – может

быть, как раз в следующую секунду с легкого упоминания явится и он.

На столике, кроме вазы с засушенными ветками, стоял высокий бокал любимого ее сока

«Манго», в расписном пластмассовом стаканчике – свернутые веером бумажные салфетки.

Судя по соблазнительной прохладе напитка, со страстью тут же отпитой ею, ясно стало, что

его налили совсем недавно. Кто бы это мог быть? Возле края кровати, как раз там, где по

привычке опустились ноги, стояли мягкие с двумя пушистыми шариками тапочки. Тапочки

неприятно оказались ее ногам впору…

Да. Благодетель сна и хозяин Рая, был щедр и предусмотрителен. А главное не вызывал

никаких возражений. Наоборот, захотелось продолжения сюжета и более острых ощущений.