Читать книгу: «Собрание сочинений. Том I», страница 7

46. У машинистки дома

Роман вышел из дома и осмотрелся. По телефону ему подробно объяснили, как добраться до места. И вот сейчас он ищет глазами третью башню от дороги. Наконец он сориентировался и быстрым солдатским шагом направился к нужному дому. В последний раз вынул из кармана записку с адресом и внимательно прочёл её несколько раз, запоминая номер дома, корпуса и квартиры.

Выйдя из лифта, он сразу же увидел квартиру №54. С этой квартирой у него возникло сразу несколько ассоциаций. Первая – много лет он жил в доме с этим номером на старой квартире; вторая – почти два десятка лет проработал в отделе 54; третья – именно столько изобретений у него было на сегодняшний день.

Роман не сразу нажал кнопку звонка. Он стоял перед дверью и пытался предугадать, как выглядит женщина, согласившаяся печатать его диссертацию. «Хорошо бы, если она оказалась блондинкой с голубыми или ещё лучше – с зелёными глазами (люблю всё необычное). И была бы не старше тридцати – тридцати пяти лет, то есть несколько моложе меня. Если верить телефону, то голос у неё молодой и задорный. Однако вместе с тем и грудной, как у какой-то знаменитой певицы, фамилию которой он сейчас никак не мог вспомнить. Но главное – чтобы она не была высокой и сухопарой. Короче, чтобы не была похожа на тех долговязых девиц с мальчишеской фигурой, которые вроде бы считаются теперь модными, но на него всегда действовали отталкивающе. Желательно было бы также, чтобы она не содрала с меня слишком много. Правда, мой протеже говорил, что лишнего его знакомая не берёт. Весь вопрос в том, что под этим понимать… Ну да ладно, что будет, то будет», – подвёл он итог своим размышлениям и нажал кнопку звонка.

За дверью сразу же послышался собачий лай и торопливые шаги. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы белый пудель мог прошмыгнуть в образовавшуюся щель. Он моментально завертелся у ног незнакомца.

– Эдиль, ко мне! – приказала хозяйка, открывая дверь настежь. – Проходите, пожалуйста, – обратилась она уже к гостю.

Роман поздоровался и вслед за хозяйкой пошёл по длинному полутёмному коридору.

«Кажется, мои надежды не оправдались, – делал он на ходу первые выводы. – Волосы и глаза неопределённого цвета, рост выше среднего, предельно худая, на вид можно дать лет сорок с хвостиком…»

– Давайте-ка я вам помогу, – сказала женщина своим грудным голосом, принимая из его рук пальто. – Обувь можно не снимать, – продолжала она, видя, что гость начинает развязывать шнурки ботинок.

– Благодарю вас, – ответил Роман и вслед за ней прошёл в небольшую светлую комнату. В углу мерцал экран цветного телевизора. Посередине комнаты стоял журнальный столик в окружении трёх массивных кресел.

– Садитесь, пожалуйста! – показала хозяйка на одно из них.

Роман удобно расположился в кресле, положил на колени портфель и вынул из него зелёную папку. Собачонка сразу же запрыгала перед ним, пытаясь ухватить зубами тесёмки папки.

– Какая нетерпеливая, – улыбнулся он. – Прямо прелесть!

– Эдиль, на место! – приказала хозяйка, и собачонка прыгнула на тахту, положив голову ей на колени.

Роман смотрел сейчас на эту преждевременно увядшую, уставшую от жизни женщину и вдруг загадал: «Если она начнёт зондировать моё семейное положение, значит, с защитой всё будет о'кей…»

И действительно, он услышал первый её вопрос:

– У вас, наверное, большая семья? Трудно совмещать домашние заботы с работой над диссертацией?

Роман невольно улыбнулся и вдруг совершенно неожиданно для себя соврал:

– Нет, я один как перст…

И в тот же миг он уловил в её глазах – впервые за весь разговор – проблески какого-то к нему интереса…

47. Семейные будни

Домой Роман вернулся к обеду.

Жена открыла ему дверь и сразу же пошла на кухню, из которой послышался вопрос сына:

– Папа, ты купил мне тетрадь?

– Общих тетрадей в магазине не было, – соврал Роман, только сейчас вспомнив о заказе Лёни. – Если хочешь, я отдам тебе свою амбарную книгу. Она тебе как раз под песенник подойдёт. Вот только вырву из неё несколько листов…

– Нет, мне нужна новая тетрадь, – обиделся сын. – Так и знал, что не купишь!

– Где же ты пропадал столько времени? – вступила наконец в разговор жена. – Мы же намечали до обеда сходить в универсам.

– Очень далеко, оказалось, живёт машинистка. И потом в нескольких местах ей было не совсем понятно, как печатать. Пришлось объяснять…

– Сколько же она возьмёт за печать?

– Такса – сорок копеек за лист. Стало быть, рублей пятьдесят.

– Ты что, с ума сошёл? – взвилась жена. – Ведь это же грабёж! А вдруг ты не защитишься? Тогда, значит, денежки тю-тю? Ребёнок без пальто ходит, а ты деньгами швыряешься!

– Потерпи ещё немного, Катюша. Вот увидишь, будет у меня после защиты диссертации «китайский скачок» в зарплате!

– Десять лет терплю. То нужны были деньги на эксперимент, затем на плакаты, а теперь на печать… Будет когда-нибудь этому конец или нет?

– Нет, не будет! – ответил за него Лёня. – Потому что он бестолковый! – Исын торжествующе посмотрел на мать в ожидании одобрения.

Роман удивлённо посмотрел на сына и молча задался горьким вопросом: «И откуда только ты такой взялся? Как же ты успел к своим двенадцати годам накопить столько желчи?»

Затем он медленно сложил пальцы правой руки для щелчка и уже занёс было её над головой сына, предвкушая, как тот подскочит сейчас на стуле, а жена завопит: «Живодёр! Убийца!..»

Но рука его вдруг безвольно упала. Роман лишь заскрежетал зубами и пулей вылетел из кухни.

48. Мысленные эксперименты

На дворе сгущались сумерки, на дорогах гололёд. Настроение у Романа прескверное, если не сказать мерзопакостное… И каждый раз в таких случаях он усиленно искал острых ощущений. Не раз и не два стоял он у края платформы и представлял, что стоит только податься вперёд и… поезд снесёт его, как картонного паяца. Или вдруг оказывался мысленно в оконном проёме, на седьмом этаже и быстро протирал влажной тряпкой окно. Достаточно отпустить руку и… сразу же придётся изучать на практике закон свободного падения тела. А иногда пытался представить себя слепым, глухим или безруким… И каждый раз эти мысленные эксперименты помогали. Правда, однажды он так вошёл в роль, стоя перед быстро приближающейся электричкой, что даже довольно громко застонал, чем привёл в сильное недоумение стоявшую рядом пожилую даму в очках и какую-то смазливую девицу.

Но зато после каждого такого микростресса он как бы получал допинг и ощущал при этом заметный прилив сил. Накопившаяся за несколько дней апатия трудовых будней отодвигалась на задний план, и Роман чувствовал себя снова молодым, бодрым и энергичным. Он жадно ловил эти моменты встряски, чтобы с удвоенным рвением «наброситься» на диссертацию, на изобретательство или на стихи…

49. Нелепая смерть

Сегодня Роман решил повторить свои мысленные опыты, чтобы снять неприятный осадок от перепалки с женой и сыном. Он начал озираться по сторонам и пытался побыстрее что-то придумать.

«Вон едет грузовик с прицепом. Пропущу машину, а из-под прицепа в последний момент выдерну ногу», – решил он.

Грузовая машина быстро приближалась. Её прицеп сильно подпрыгивал и вилял на ухабах…

«Пора!» – скомандовал себе Роман и сделал шаг вперёд.

Машина и прицеп поочерёдно подскочили на колдобине, и Роман сразу же почувствовал очень сильный толчок в голову.

«Бортом прицепа…» – промелькнуло в его сознании.

Роман упал и в каком-то пурпурно-оранжевом свете увидел лишь две картины: первая – его жена кормит грудью крохотного Лёню; вторая – его рука взметнулась вверх, чтобы отвесить сыну щелбан…

Затем сознание стало быстро угасать, а ещё через минуту Романа поглотила вечная ледяная мгла…

50. Ужасное известие

Светлана Васильевна вынула из машинки последний лист диссертации и задумалась… Ей впервые довелось печатать работу по сельскому хозяйству. И вот сейчас, как ей казалось, она прозрела, начиная отчётливо понимать, что допустила ошибку, когда бросила на четвёртом курсе институт.

Конечно, ей было бы трудно, а может быть, и невозможно добиться каких-то серьёзных результатов в области физики. Но ведь можно было перейти, хотя бы и с потерей курса, в какой-нибудь другой вуз. Ведь на МИФИ свет клином не сошёлся. Например, в ТСХА или в медицинский… И тогда была бы она на своём месте. А после окончания института пошла бы в аспирантуру и, возможно, печатала бы не чужую (как сейчас), а свою диссертацию. Однако это всё мечты, прожекты, а действительность такова – в сорок лет она всего лишь старший лаборант, и никакой перспективы роста…

«Да, и мужчины воспринимают меня частенько только как живой придаток к пишущей машинке. И не более того…»

Зазвонил телефон. Она медленно сняла трубку:

– Алло! Вас слушают.

На другом конце провода раздавались какие-то нечленораздельные булькающие звуки. Постепенно они становятся всё более отчётливыми и, наконец, Светлана Васильевна начала различать сначала всхлипывания, а затем безудержные рыдания.

– Кто это? Что случилось? – испуганно спросила она.

– Это говорит жена Романа Захаровича (рыдания) … Он скончался, – опять рыдания. – Деньги за печать вам вышлю почтой (рыдания)…

– Но позвольте… – успела крикнуть в трубку Светлана Васильевна. И услышала в ответ лишь щелчок, а затем короткие гудки…

«Положили трубку, – догадалась она и отрешённо посмотрела на пять ровных стопок бумаги возле пишущей машинки. – Что же мне теперь делать? – напряжённо думала она. – Кому передать диссертацию? И вообще, как поступают в подобных случаях?»

Она ещё долго совершенно машинально держала в руке телефонную трубку и слушала грустную трель бесконечных гудков, пока рука её, ослабев, не упала на рычаг телефона…

51. Пожалела себя

Екатерина Михайловна проводила сына в школу и тяжело опустилась на стул.

Она задумалась, и по её лицу потекли капельки слёз. Однако сейчас она не могла уже с полной уверенностью сказать, кого же ей было больше жаль – себя или покойного мужа. Ещё совсем недавно она привычно для себя считала, что виноват во всём, конечно же, Роман. Ведь он неудачник! И этим всё сказано: не смог вовремя получить учёную степень, сделать успешную карьеру, не обеспечил материально свою семью… Но теперь Романа больше нет, и потому остаётся рассчитывать только на свои силы. И Екатерина Михайловна стала лениво перебирать в памяти своих знакомых. Кто же будет её теперь опекать? Кому она может быть нужна в свои тридцать шесть лет да ещё с ребёнком? И возможно ли для неё начать всё с самого начала или уже слишком поздно?

Она начала медленно загибать пальцы, проигрывая мысленно все возможные варианты. Сейчас она мучительно вспоминала, кто проявлял к ней хоть какой-то интерес в её молодые годы… И в этот момент её ничуть не беспокоило, что этим она в какой-то мере оскверняет светлую память своего мужа. Чувство безысходной горечи и жалости к себе полностью подавило все другие чувства в её смятенной душе.

52. Не до ребёнка…

Дмитрий Викторович с тоской посмотрел в окно. Добрую треть всего вида из окна занимала огромная, покрытая гудроном крыша пристройки к дому. По неровной поверхности крыши забарабанил дождь. То тут, то там на ней стали образовываться лужицы, безжалостно обнаруживая строительные дефекты. Наконец от лужиц побольше обозначились ручейки, ведущие к стокам.

«Это наверняка на целый день, – подумал он, глядя на обложенное тучами небо. – Сегодня воскресенье – можно позаниматься как следует. Только бы никто не помешал. Завтра на работу, а потом – через несколько дней – доклад на кафедре».

Вот уже третий год Дмитрий Викторович готовит диссертацию по автоматизации технологических процессов в теплицах. Так получилось, что тема его диссертации не совпадает с профилем работы. Да к тому же он уже который год избирается секретарём партбюро. Так что на заводе выкроить время для занятий над диссертацией он никак не может. И потому вся надежда на работу в домашних условиях.

Каждый день он встаёт в пять утра. Затем зарядка с гантелями, завтрак и работа над диссертацией до семи утра. После работы на заводе ещё часа два-три он посвящает науке. Итого часа четыре в будни плюс большую часть дня в субботу, воскресенье и праздники…

А ведь как хочется иной раз сходить в кино или театр, почитать или просто понежиться в постели. В таких случаях ему приходится мобилизовать всю свою волю на то, чтобы снова и снова садиться за письменный стол, внушая самому себе: «Надо выдержать. Обязательно довести начатое дело до конца. Иначе я просто перестану себя уважать!»

Позавчера научный руководитель снова напомнил ему, что для успешного завершения диссертации ему необходимо работать над ней по двенадцать-тринадцать часов в день. Но где взять резерв времени, как растянуть сутки?..

– Папа! Мама сказала, чтобы ты шёл со мной гулять, когда кончится дождик, – кричит четырёхлетняя дочка Леночка, с шумом распахивая дверь.

– Скажи ей, что я не могу! У меня послезавтра доклад. Погуляй сегодня с бабушкой.

– Мне с бабушкой неинтересно. Хочу с тобой, – обижается Леночка.

– Я же сказал, что не могу. Отстань! – отвечает Дмитрий Викторович, выставляя дочку за дверь.

Проходит несколько минут. Слышно, как за дверью дочка, всхлипывая, рассказывает матери о разговоре с отцом.

Наконец дверь в его комнату снова открывается, и появляется жена, ведя Леночку за руку.

– Бросай всё, Дмитрий! Сходи в магазин за хлебом и погуляй с ребёнком.

– Ты же видишь, Оля, что на улице дождь. И потом у меня скоро доклад на кафедре. Ведь ты же знаешь!

– Я хорошо знаю, что отец тоже должен уделять внимание ребёнку. Ну а если после того как сходишь за хлебом, дождь не кончится, то поиграешь с Леночкой дома, – отрезает жена и уходит. За дверью слышны торжествующие возгласы Леночки…

53. На ВДНХ

Примерно через час после перепалки с женой Дмитрий Викторович вышел из подъезда, ведя дочку за руку. Он мысленно составлял для себя план: пока гуляет с Леночкой, решит, какая формула – Байеса или Бернулли – лучше подходит для увязки теоретических и экспериментальных исследований. Только бы дочка подольше помолчала.

– Папа! А куда мы едем?

– На выставку.

– На какую выставку?

– На ВДНХ.

– А что такое ВДНХ?

«Ну, началось, – отмечает про себя отец и с досадой смотрит на часы. – И двух минут не продержалась без вопросов!»

– Давай-ка поиграем в «молчанку», – предлагает он.

– А как это?

– Кто дольше промолчит, тот и выиграл.

– Давай! – радостно отвечает Леночка, не чувствуя никакого подвоха.

Проходит три-четыре минуты. Дмитрий Викторович восстанавливает в памяти формулу Байеса и, разбивая её на части, начинает чувствовать, что это как раз то, что надо…

– Пап, а на выставке коровки есть?

– Есть. Ты проиграла. Ещё будешь играть в «молчанку»?

– Нет! Мне эта игра не нравится.

Отец переводит Леночку через дорогу, и они начинают ждать свой троллейбус.

Один за другим проходят несколько автобусов.

Дмитрий Викторович мысленно возвращается к анализу формулы, радуясь тому, что троллейбуса всё нет, а дочка с интересом следит за пассажирами, входящими и выходящими из автобусов. Наконец из-за поворота появился 36-й троллейбус. Они входят в него.

– Пап, я хочу посмотреть на выставке коровок и лошадок…

– В троллейбусе разговаривать нельзя. Это неприлично. Потерпи, пока мы едем, пожалуйста.

Дмитрий Викторович некоторое время анализирует в уме теперь уже формулу, а точнее уравнение, Бернулли, радуясь своей хитрости.

– Папуля, а скоро мы приедем?

– Через шесть остановок. Считай их.

Проходит ещё несколько минут. Леночка теребит отца за руку:

– Папа! Я сбилась… Давай считать остановки вместе.

– Отстань! Я занят. Разве ты не видишь, что я думаю?

– А о чём ты думаешь?..

Дочка обиженно замолкает.

Но вот троллейбус выходит на круг, разворачивается и останавливается.

– Приехали! Приехали! – радостно восклицает Леночка, пританцовывая на одной ножке.

Дмитрий Викторович посмотрел на часы – приехали как раз к открытию выставки. Он купил билеты, и они направились к Главному выставочному павильону.

– Ленулька! Я выпью кружку пива, а ты поиграй на детской площадке. Вон там… Я скоро вернусь.

Он взглядом проводил дочку, которая сразу же устремилась к двум девочкам её возраста, которые по очереди съезжали с деревянной, отполированной детскими задиками горки, и встал в очередь за пивом.

54. Чрезвычайное происшествие

Дмитрий Викторович взял бутылку пива и два вставленных один в другой картонных стаканчика. Налил пива, поднёс стаканчик к губам и выглянул за угол ларька.

Леночка забиралась по металлической лестнице на деревянную площадку, являющуюся серединой огромного шара, сделанного из полых серебристых трубок. Достигнув площадки, она начала что-то весело рассказывать мальчику, с которым успела познакомиться во время игры. Оба малыша стояли у края площадки, держась руками за барьер.

«Полный порядок, – удовлетворённо подумал отец. – Можно ещё поломать голову над формулами».

Всё отчётливее стали просматриваться преимущества одной из формул над другой. Он выпил остатки пива и неспешно пошёл за дочкой.

Его отделяли от детской площадки метров двадцать, когда Леночка начала подниматься по лесенке на верхнюю половину шара. Мальчик, с которым она играла, продолжал стоять на деревянном перекрытии и, задрав головку вверх, с интересом следил за ней.

Не добежав нескольких метров до шара. Дмитрий Викторович крикнул:

– Лена, слезай сейчас же! Накажу!

Дочка обернулась, продолжая держаться одной рукой за дугообразный поручень лестницы, но вдруг не удержалась и, развернувшись в воздухе головой вниз, упала на землю.

Отец стремительно, в несколько прыжков, подлетел к дочери; подхватил её на руки и понёсся к выходу ВДНХ. В его разгорячённом мозгу, как в калейдоскопе, мысли сменяли одна другую с невероятной быстротой:

«Неужели всё кончено? Всё рухнуло в какую-то минуту. Ребёнок на всю жизнь останется теперь калекой – будет мучиться головными болями. А может быть, и отстанет в развитии? Как же я раньше не понимал, что надо ценить те дни и годы жизни, когда все здоровы и веселы. Ведь заниматься с ребёнком – это великое счастье! А я отмахивался от дочери, как от назойливой мухи. Зачем теперь мне диссертация, если я не уберёг ребёнка? Что же мне делать? Наверное, надо везти её сразу к врачу? Или лучше домой?»

– Папа, я хочу на ножки. Хочу мороженое, – вдруг сказала Леночка, слегка всхлипывая.

– Конечно, малыш, конечно! Какое же ты хочешь – эскимо или в стаканчике? Сливочное или фруктовое? Я тебе лучше куплю и то и другое!

Дмитрий Викторович не верил своему счастью. Не верил, что всё обошлось. Он смотрел на дочку сияющими глазами, и у него навернулись слёзы…

– Папа, ты почему плачешь? Ты за меня испугался, да?

– Как ты себя чувствуешь, Ленулька? Наверное, головка болит? Почему же ты отпустила руки, когда я тебя окликнул?

– Я не знаю. Просто я сказала мальчишке, что не боюсь забраться на самый верх. Он мне не поверил. Вот я и полезла…

– Ну ладно, ладно… Радость моя, солнышко моё!

Он с беспредельной любовью и нежностью смотрел сейчас на дочку, которая деловито доставала палочкой мороженое из стаканчика и думал, что уж теперь он будет относиться к Леночке совсем иначе, чем прежде. Игры и прогулки с ней будут для него не бременем, а удовольствием.

Тысячу раз он мысленно благодарил жену, которая надела дочке под капюшон вязаную шапочку. Ведь это предотвратило возможную травму. «А я-то, осёл, всегда ругал Олю за то, что она кутает ребёнка!» – вспомнилось ему.

Теперь, ощутив новый прилив сил и энергии, он был твёрдо убеждён, что если и не успеет хорошо подготовиться к докладу на кафедре, то оставшееся до защиты время он всё-таки сумеет спланировать так, чтобы всё успевать делать без ненужных авралов. А главное – для него, начиная с сегодняшнего дня, будет естественной потребностью чаще общаться с ребёнком, отдавая Леночке всё тепло своей души. Да и как может быть иначе, когда у него такая дружная и счастливая семья!

Ольга Дмитриевна встречала их как всегда у подъезда. И когда она спросила, почему они сегодня оба такие необычайно весёлые, отец и дочь улыбнулись друг другу и почти в один голос ответили:

– Просто так!!!

55. Жизненный анализ начальника

Юрий Петрович сидит в своём кабинете и пытается снова и снова переосмыслить намёк директора завода насчёт отдыха.

«Да, этот разговор никак нельзя было истолковать иначе, как проводы на пенсию. Правда, не только меня. Аналогичные собеседования были и с другими начальниками. Ну хотя бы ещё пару-тройку лет дали поработать. А то ведь только обмыли юбилей, и сразу же на ковёр… Неужто за сорок лет работы на заводе я не заслужил большего к себе уважения?»

Перед ним сейчас медленно проходили все картины его жизни. Он мысленно разделил её на десятилетние отрезки и с помощью системы «плюс-минус» пытался определить, удачно ли прожита жизнь…

«До десяти лет – очевидный минус. Отец – пьяница. Мать развелась с ним, когда мне было восемь лет. Учился я тогда неважно. Здоровьем тоже похвалиться особо не мог…

До 20 лет, видимо, плюс. Закончил семь классов, затем техникум и поступил в МЭИ, как и мечтал…

До 30 – очередной плюс. Окончил институт, аспирантуру, подготовил к защите кандидатскую диссертацию. Назначили сначала начальником конструкторской бригады, затем – начальником отдела.

До 40 – затрудняюсь ставить плюс или минус. Жизнь протекала с переменным успехом. После отдела главного метролога возглавлял один из самых крупных и важных отделов завода – отдел главного конструктора. Женился по любви, но счастье продолжалось недолго. У нас не было детей, и жена считала меня виновником этого. А потому от меня сбежала. Правда, перед этим мы усыновили трёхлетнего мальчика из детдома…

До 50 лет – явный минус. На работе вроде бы всё хорошо. Однако не выполнил ни одной из своих задач: забросил работу над докторской диссертацией; меня не выдвинули на Государственную премию; приёмный ребёнок оказался умственно отсталым…

И наконец, до шестидесяти лет. На работе до последнего разговора с директором вроде бы всё шло нормально. Безответно влюбился в молодую женщину. Ребёнок – уже инвалид второй группы. Если бы не помощь моей сестры, совсем не знал бы, что с ним делать! Стало быть, по последнему этапу – тоже минус…

Общий вывод: жизнь, можно сказать, прошла мимо, а я есть не кто иной, как просто пожилой неудачник…»

Юрий Петрович подошёл к зеркалу и некоторое время внимательно изучал своё отражение, как будто увидел его впервые. Затем печально покачал головой и горестно вздохнул, после чего махнул рукой и начал закрывать свой кабинет…