Читать книгу: «Браки богов: Астропсихология любви. Астрология: Алгоритм тайного знания. Астрология Каббалы и Таро», страница 17

Скорпион-Рыбы: Рану любви излечивает тот, кто ее наносит (рим.).

Стрелец: «Любовь сильна, как молния, но без грому проницает, и самые сильные ее удары приятны» (Ломоносов).

Стрелец-Овен: «У хороших супругов две души, но единая воля» (Сервантес).

Стрелец-Телец: Муж без жены (жена без мужа) – что конь без узды (вост.).

Стрелец-Близнецы: «Любовь – это кража, которую удается совершить природному порядку вещей у порядка общественного» (Ривароль).

Стрелец-Рак: Дом мужчины – мир, мир женщины – дом (евр.).

Стрелец-Лев: Муж и жена – искры одного кремня (мордва).

Стрелец-Дева: Муж с женой ругаются – друг друга учат (мордва).

Стрелец-Весы: «Любовь – это восхитительный обман, на который человек соглашается по доброй воле» (Пушкин).

Стрелец-Скорпион: Огонь, вода и женщина никогда не скажут «хватит» (польск.).

Стрелец-Стрелец: «Любить – значит смотреть не друг на друга, а в одном направлении» (Сент-Экзюпери).

Стрелец-Козерог: Женатый человек на своих ногах стоит (нем.).

Стрелец-Водолей: Общие чаяния – общие силы (кит.).

Стрелец-Рыбы: У реки любви брода не бывает (груз.).

Козерог: «Брак – это как осажденная крепость; те, кто внутри, хотели бы из нее выбраться; те, кто снаружи, хотели бы ворваться в нее» (Базен).

Козерог-Овен: Старая любовь не ржавеет. Старая любовь, как сухие дрова – легко зажигается (нем.).

Козерог-Телец: Муж крепок по жене, а жена – по мужу (рус.).

Козерог-Близнецы: Супружество половинит заботы, удваивает радости и учетверяет расходы (англ.).

Козерог-Рак: И камень зазеленеет, если к нему с душой подойти (арм.).

Козерог-Лев: Кто откровенно любит, тот сурово карает (исп.).

Козерог-Дева: «Жениться – это вдвое уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности» (Шопенгауэр).

Козерог-Весы: Любовь приходит после свадьбы (эскимос.). Согласье крепче каменных стен (рус.).

Козерог-Скорпион: Чем любовь позднее, тем она страстнее (фр.).

Козерог-Стрелец: Нет такого хорошего мужчины, которого женщина не смогла бы сделать лучше (швед.).

Козерог-Козерог: Черт две пари посохов стер, пока их вместе свел (лит.).

Козерог-Водолей: Жены мужьям (мужья женам) подрубают крылья, а потом упрекают, что они не ангелы (евр.).

Козерог-Рыбы: Если любовь закончилась, значит, она и не начиналась (евр.).

Водолей: «Счастливый брак – это брак, в котором муж понимает каждое слово, которого не сказала жена» (Хичкок);

Вещи, которых никогда не видно – это ветер и любовь (ирл.).

Водолей-Овен: Глаза – двери любви (нем.). Глаза любви легко встречаются (афр.).

Водолей-Телец: Если жена холодна, то причина в муже (укр.).

Водолей-Близнецы: Кому слишком хорошо живется, тот пускай и женится (нем.).

Водолей-Рак: Влюбленные дождя не замечают (афр.). С милым мужем и зимой не стужа (рус.).

Водолей-Лев: Любви указка не нужна (чех.). Насильно мил не будешь (рус.).

Водолей-Дева: «Мечта и действительность сливаются в любви» (Набоков).

Водолей-Весы: Во сне и любви нет ничего невозможного (венгр.).

Водолей-Скорпион: «Брак не рай и не ад, это просто чистилище» (Линкольн).

Водолей-Стрелец: С любовью везде простор (рус.). Ум истиною просветляется, сердце любовью согревается (рус.).

Водолей-Козерог: Жениться никогда не поздно (нем.). «Любовь не признает ни прошлого, ни будущего» (Бальзак).

Водолей-Водолей: Любовь и дружба вырастают друг из друга (фр.).

Водолей-Рыбы: «Брак – это лавина, которую юноша и девушка обрушивают себе на голову, потянувшись за цветком» (Шоу).

Рыбы: «Руки доброй женщины, обвившиеся вокруг шеи мужчины, – это спасательный круг, брошенный ему судьбой с неба» (Джером).

Рыбы-Овен: Если в сердце огонь, то в голове – дым/ дурман (швед).

Рыбы-Телец: Жена – душа мужа (вост.). Кто любит, живет дважды (венг.).

Рыбы-Близнецы: Муж на дудочке играет, жена с голодухи помирает (эст.).

Рыбы-Рак: В сети любви попадает всякий, плавающий в реке жизни (афоризм).

Рыбы-Лев: Кого полюбил, тому и в пасть угодил (яп.).

Рыбы-Дева: «Одни созданы для того, чтобы любить, другие – для того, чтобы жить» (Камю).

Рыбы-Весы: У любви две дочери: доброта и терпение (нем.).

Рыбы-Скорпион: Боль любви неизлечима (абхаз.).

Рыбы-Стрелец: «Любовь – это единственный священник» (Ингерсолл).

Рыбы-Козерог: Любовь слепа, но не глуха (швед.).

Рыбы-Водолей: Для влюбленных один день как тысяча лет (япон.).

Рыбы-Рыбы: Спящий спящего не разбудит (нем.).

V
Философия об опыте любви

Любовь как изменение сознания

Любовь – выход из прозы быта в иную реальность души Другого. И это естественный путь к изменению взгляда на жизнь и самого сознания.

Интерес к измененным состояниям сознания (ИСС) возник как экспериментальный, ради изучения того, что есть сознание, – а также ради того, чтобы раздвинуть его границы. На нынешнем фоне достаточно беспросветной общественной перспективы и идейно-мировоззренческой парадигмы необходимость вырвать сознание из тисков социальных форматов, зауженно-прагматичных и далеко не всем подходящих, стало уже потребностью – и интерес к ИСС все более усиливается. Однако удручает то, какие он порой принимает формы. Ведь кроме традиционной религиозности, которая зачастую не притягивает – тем, что ведет к заранее известному результату (хотя это не совсем так), и западных психотехник, которые не возвышают мышление над социальным стандартом, нередко практически единственным путем видится достижение измененных состояний сознания при помощи стимулирующих веществ, чему способствует популярность книг С. Грофа и К. Кастанеды, в которых описан более доступный современному пониманию и более индивидуализированный опыт ИСС, чем тот, что предлагается религиями. Поэтому актуально задаться вопросом: а есть ли какой-либо еще путь к изменению сознания? Традиционные религии и даже Кастанеда здесь будут единодушны: сознание любого человека самым радикальным образом изменяет любовь. Она способна вызвать к жизни скрытые силы, дремлющие в человеке, преобразить все его видение мира и изменить химический состав его крови без всяких дополнительных веществ. Она заслуживает философского внимания как наиболее «экологически чистый» путь к изменению сознания.

Теме любви много внимания уделяли русские философы.

Любовь – путь к Всеединству, преображающему человека и его сознание, а через это – и сам мир.

Видение Всеединства можно считать главным духовным опытом, к которому устремляет русская философия (начиная с «великого все» П. Я. Чаадаева и кончая В. С. Соловьевым и его последователями, а также космизмом⁷). «Все сущее должно быть соединено, всякое мгновение пронизано Любовью, разрушающей в созидании, созидающей в разрушении»⁸. Л. П. Карсавин подчеркивает, что абстрактной, одинокой любви к Богу здесь недостаточно. Именно земная, эротическая любовь, силой чувства возвышающаяся до метафизического акта соединения человека со своим «иным», восстанавливает цельность всеединого Человека: андрогина или Адама Кадмона средневековой эзотерической традиции, который «в каждом из нас целиком и целостен во всех нас сразу».

«Любовь должна воссоединить и явить подлинную личность любящего, подлинную личность любимой, искаженные жизнью в разорванности мира, а в них – и весь объединенный ею мир»⁹.

Лишь такое, укорененное в интимной конкретности чувств и тела, воссоздание Всеединства человечества через двуединство любящих способно вобрать в себя многоединство мира во всех его аспектах, проникнув в глубины материи и преобразовав жизнь до ее основ.

Н. А. Бердяев, как и Карсавин, видит высший мистический смысл любви в слиянии мужской и женской природы в андрогине, как образе и подобии Божьем. Это означает преображение природы: «В андрогинизме есть взаимопроникновение всех клеток мужской и женской природы, т. е. слиянность конечная, предельная. Каждая клетка человеческого существа андрогинична, несет в себе отблеск природы божественной»¹⁰. Но прежде всего это преображение сознания. Окончательная тайна такого бытия не будет вполне разгадана в пределах этого мира, как считает Бердяев, – но опыт эротической любви приобщает к этой тайне.

Смысл такой любви в том, что она позволяет увидеть во всем творении скрытую в нем изначальную божественность, и тогда творение уподобляется Творцу.

При этом философ широко понимает пол – как стихию, разлитую во всем существе человека. Нынешняя расшатанность «норм» любви, всевозможные уклоны от «естественного» пола, по Бердяеву, говорят лишь о том, что человек рвется к новому пониманию пола, вне только его роли в продолжении рода¹¹. Стихия рода безлична, любовь же является источником творческого восхождения личности. Можно процитировать и западных авторов: «Высшее значение половой любви не может быть сведено к продолжению рода – оно в том, чтобы помочь мужчине и женщине восстановить полный человеческий образ, так сказать, изначально божественный… Двое не только воспроизводят себя в третьем, в ребенке, оставаясь сами по себе еще не возрожденными, но оба вместе внутренне рождаются заново как сыны Божии»¹².

Такой взгляд меняет и отношение к браку: по Бердяеву, таинство брака не есть семья как несение тяготы и бремени «мира», а творческое дерзновение. Предельный смысл страсти – жажда истинного бытия, и любовь есть трансцендирование. Она означает прорыв за объективированный мир и проникновение во внутреннее существование. Поэтому в подлинной любви приходит Царство Божье, то есть иной порядок бытия, отличный от «выброшенного наружу», объективированного мира. Опять же такой подход – не только закономерное развитие православной философии, он универсален. Например, его можно усмотреть у мистика Сен-Мартена:

«Если бы род человеческий знал, в чем смысл брака, он воспылал бы его жаждой, ибо благодаря браку человек становится подобным Богу и может покончить со вмененной человечеству гибелью»¹³.

Доктрина об андрогине, к которой обращаются Бердяев и Карсавин, в философии впервые изложена в «Пире» Платона. Но ее подоплека, которую мы находим в мировой мифологии, еще более древняя – это архетип божественной пары близнецов, вместе способных на то, чего не может один, нарушающих традиционные запреты, покидающих реальность прежних богов и основывающих свой новый мир на пустой земле. В образе андрогина у Платона подчеркнута его мифическая сила, внушающая страх богам, отчего они и разделяют первых людей на половинки¹⁴. Это говорит о мистическом могуществе эротического союза двоих, и средневековая алхимия акцентирует этот аспект магии любви. Но лишь такая концепция, как у Бердяева: суть любви – в творении (творческой реализации личности в любви, которая оборачивается совместным творением людей – радикальным творением нового мира), добирается до главной идеи этого архетипа, выраженной уже в древнейшей мифологии¹⁵.

Смысл любви – в совместном творческом прорыве в мир иной.

Образ близнецов может иллюстрировать идею, которую высказал в философии уже Плотин: каждый из любящих видит свое собственное отражение в другом, и так рождается их совместное духовное бытие. Движение сознания одного человека может угаснуть – но когда два зеркала поставлены друг напротив друга, отражение в каждом становится бесконечным. Глубина внутреннего мира каждого становится видимой. И таким образом происходит объективизация их духовного мира: их идеи предстают реальными – зримо воплощенными в реальности их союза.

В связи с мифологемой близнецов можно обратить внимание и на то, что любовь – выше уже существующей реальности и традиционных запретов. Любовь содержит свою ценность в себе, утверждая свою онтологическую абсолютность, она сама по себе является истиной, а потому творение в любви – чего бы то ни было – этически разрешено. Платон говорит: и боги, и люди представляют влюбленному любые права. Присутствие в любви чего-то абсолютного ставит ее по ту сторону добра и зла – что не мог не заметить Ницше:

«Все, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла»¹⁶.

Оно разрешает и узаконивает изменение сознания, которому дано трансформировать любящих и их сознательное отношение к реальности. Чувство преображает их мир, побуждая жить в этой реальности и закрепляя трансформацию – которая может быть достаточно радикальной.

Несоблюдение запретов божественными близнецами архетипически соотносится с экспериментаторством интеллекта человека (еще ярче проявленного в мифологическом образе трикстера как нарочистого нарушителя самых священных законов). А также с игрой ума (в ее онтологической форме, как у Хейзинги: игра, а не труд создает человека). Здесь можно вновь процитировать Ницше: «В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине! Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями еще не существующего мира»¹⁷.

Тема творения в любви у Ницше звучит как создание сверхчеловека: «Любовь – это факел, который должен светить вам на высших путях. Когда-нибудь вы должны будете любить дальше себя! Горечь содержится даже в чаше лучшей любви: так возбуждает она тоску по сверхчеловеку, жажду в тебе, созидающем!»¹⁸ Если концепцию сверхчеловека рассматривать в том философско-эволюционном ракурсе, как имел ее в виду Ницше, его идеи смыкаются с идеей «обожения» человека у русских философов и его телесном преображении. Интеллектуальная трансформации здесь подразумевается сама собой. «Всякая великая любовь выше своего сострадания. Ибо то, что она любит, она еще хочет – создать!»¹⁹

«Глубокое уважение друг перед другом, как перед хотящими одной и той же воли называю я браком» (Ницше).

По недавней статистике, прозвучавшей в СМИ, на первом месте среди факторов, закрепляющих брак, стоит общее мировоззрение супругов (секс занимает лишь третье место). Это подтверждает, что творение своего мира и является сутью любви – в дополнение к биологическому акту зачатия и рождения ребенка, который не отличается от аналогичного акта у животных. У последних есть и инстинкт сохранения семьи, порой более развитый, чем у людей («лебединая верность»), – но любовь, изменяющая сознание, человечески-специфична.

Любовный инстинкт человека – это страсть, поддержанная разумом, даже если он проявляется в форме поэтического «безумия» или романтического «бреда».

Именно разум создает инерцию и память чувству, которое становится все более интенсивным по мере развития осознанности.

Понятие о любви возникает в человеческой культуре не сразу: образ богини любви в мифологии достаточно поздний – это последний женский образ. И сама история его складывания показывает развитие понятия любви: от могущества природы до красоты и изящества Утренней звезды и Зари, от дикой и коварной амазонки, которая доказывает власть страсти и заведует также войной (стрелы Эрота – рудимент такого образа), до преданной супруги, сила любви которой воскрешает ее возлюбленного (см. например, трансформацию образа Изиды²⁰). Оргии, посвященные богине любви, не только идеологизируют инстинкт, но и пропагандируют развитие чувств для их культурно-творческой роли.

Итак, чувство не доходит до любви (а является лишь симпатией, привязанностью и т. д.), если ощутимо не затрагивает сознание. Ю. Эвола подробно рассматривает эротический опыт как опыт «смещения» индивидуального бодрствующего сознания:

«Эрос – всегда захватывающий поток, открывающий иные миры.

Это знали все и всегда – пусть смутно, но знали. Чтобы знать яснее, недоставало какого-то особого, тонкого чувства, превыше простой чувственности, вектора перемещения среди перемещающихся уровней бытия»²¹.

Эвола ставит себе цель понять, как любовно-сексуальный опыт ведет к прорыву обыденного сознания: к перемене личного на сверхличное, к «выходу в иные измерения». Он обращает внимание на то, что мечтания и грезы – обычное состояние влюбленных: не случайно говорят «грезить тобой», «ты мне снишься» и т. п. Их объективное содержание – предчувствие изменения сознания. В подлинной любви мысли одного становятся мыслями другого, по определению Шамфора:

«Любовь – это контакт двух эпидерм (= тел) и обмен фантазиями»²².

Любовь дает сильную концентрацию на своем объекте, и влюбленные всегда желают, чтобы эта концентрация не только длилась, но и усиливалась. В этом основа магии пола, которую описывают религиозные и герметическая традиции. Серьезность и концентрация внимания – «глубочайшие черты любовного действа, способного превратить его из просто физиологического акта в подлинную мистерию. Невозможность внятно рассказать о пережитом… говорит о том, что происходит хотя бы частичная, но трансценденция, внезапный выход за пределы конечного, эмпирического „Я“. Обыденное сознание порой превращается как бы в сияющее сновидение, имеющее продолжение за гранью условной реальности»²³. Так в Упанишадах упоминается состояние озарения и исчезновение мировой иллюзии в моменты экстаза любви и объятий: дух, погружаясь в атман, более не различает внешних и внутренних вещей.

Эротическая любовь в принципе не сводится к телесным ощущениям – как говорят французы, «в истинной любви душа всегда охватывает тело»²⁴, что и становится началом более глубоких духовных измерений. Приведем несколько цитат из книги Эволы, которых множество в художественной литературе. Обычно они воспринимаются как поэтическая метафора, но за ними стоит явь духовного процесса: при осознанности пламя страсти воспринимается духовным огнем, а тело ощущается как пронизанное, наполненное духом, порой до нематериальности – «как будто душа проникла во все мои нервы» (И. Гёте «Вертер»).

«Когда затерянная в бесконечности супружества душа, отделившись от тела, летит над землей, ее наслаждения кажутся средством преодоления тяжести материи и способом отпустить дух на свободу» (О. де Бальзак).

«Она верила, что превращается в иное существо, прозрачное, воздушное, частицу чистой нематериальной стихии» (Д’Аннуцио «Наслаждение»). «Он был словно перенесен куда-то, где отсутствуют протяженности и длительности. Никаким языком не мог он выразить происходившее с ним, но почему-то при этом он видел всю свою жизнь и понимал ее… А потом они снова спустились вниз» (Лиам о’Флаэрти)²⁵.

Чем объяснить такие ощущения? Прежде всего тем, что слияние с любимым – как на психофизическом, так и на уровне чувств и ума – не только метафора, но реальный выход за рамки себя, преодоление ограниченности собственного тела, распахивание иного интеллектуального горизонта. Это понимание другого в его инаковости (так, М. Шелер определяет любовь как участие в жизни другого, не нарушающее его истинной экзистенции). А другой человек настолько иной, что глубоко понять и полюбить его – значит выйти на уровень всеобщего, за случайным увидеть безусловное: только через это можно принять его таким, как он есть. Это и подводит к восприятию Всеединства жизни. А также к другой черте истинной любви – восхождение любящих на некий «героический» план: поскольку он отрывается от обыденного сознания. Отождествление с другим предполагает открытость, распахнутость (можно обратиться к хайдеггеровскому определению понимания и общения Я и Ты как размыкающего бытие²⁶ и к философии диалога), экзистенциальный прорыв скорлупы своего бытия (возможный, конечно, лишь настолько, насколько человек способен интегрировать свою целостность и целостность союза).

Затрагивая изнутри, любовь прокладывает канал связи между людьми, глубины которого добираются до всеобщих аспектов коллективного бытия. Поэтому любовь заставляет задуматься об общечеловеческих проблемах (как многократно показано в русской литературе), и как чувство, направляемое разумом, дает увидеть пути их решения, смыкая эротическую любовь с духовной. Если Фрейд говорил о сублимации инстинктов человека в культуре, то, согласно Юнгу, они уже преобразованы настолько, что радикально отличаются от инстинктов животных.

Сегодня секс скорее решает экзистенциальные проблемы человека (преодолевая «пустоту» жизни, «бездомность», «заброшенность»), чем побуждает к продолжению рода.

Если же фокусироваться на единении энергий двоих, делающем возможным интенсивность чувств и трансцендентный переход сознания, мистик Э. Леви объясняет любовь слиянием магнетических полей, которое провоцирует опьянение «астральным светом» (как кислородом на природе у городских жителей, если попытаться понять и продолжить этот образ). «Астральный свет» – синоним lux naturae Парацельса: скрытого в природе света жизни. Аог Каббалы или эфир орфических гимнов имеют тот же смысл обозначения метафизической подоплеки жизни: «Эфир есть душа мира, исток любой жизненной силы»²⁷. В любви открывает себя изначальный принцип жизни.