Записка на фантике

…Ждать было так нестерпимо, что нельзя уже было жить.

…Иногда в комнате-гараже начинало что-то происходить. Лёгкое движение лёгких пылинок. Смешок неизвестно когда закатившейся под комод ноты. Я знал, что она уже здесь. Я что-то делал. Готовил ужин, слушая объедки теленовостей. Писал реферат к завтрашней групповой. Ремонтировал свой старенький байк. Я замечал её краем глаза, видел её в старом кресле, подобравшую колени под подбородок, у стола на кухне, опершуюся щекой на длинную кисть, в уголке торшера, бесшумно гладящую листья маранты… У нас была игра ‑ я не мог повернуться и посмотреть на неё ‑ она тут же исчезала. Сначала мне это не нравилось. Я обижался. Но потом понял, что так даже лучше ‑ я мог допридумывать детали: складку, заколку…

Гася о стекло окурок, я надолго, надсадно закашливался, словно бросившийся с гранитной набережной в свинец поздней осени, которого спасли. В этом Городе не было воздуха. Они консервировали его – закатывали в стеклянные банки, которые потом хранили на захламлённых балконах, на кухонных полках, в каморках, тёмных и тесных. У них даже были специальные приспособления и много-много металлических крышек для закатывания, с резиновыми прокладочками, чтобы воздух дольше хранился. И ещё у них не было лиц. Когда я возвращался из университета в позднем вагоне подземки, они плотно покачивались вокруг меня, но я мог видеть только их спины. Они даже входили спиной. Однажды, в автобусе, я захотел разглядеть водителя в зеркальце над лобовым стеклом. Наши взгляды встретились: на меня равнодушно-подозрительно смотрел неряшливо стриженый пожилой затылок.