Красные, белые и… русские (статьи и непридуманные истории): 1917– 2017 гг.

«Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо»

(Пс. 19: 8,9)

К русской нации относятся не только интегрированные в неё этносы, имеющие свою территорию и объединённые кровноплеменным родством, но и обрусевшие инородцы, ассимилянты, любящие русское Отечество, русский язык, народные традиции, культуру и несущие в себе самый дух русскости, дух русского православного сознания

(см. статью «Красные, белые и… русские»)

Первое длинное предисловие

«Боже, милостив буди мне грешному»

(«Молитва мытаря»)

Несколько слов о названии книги «Красные, белые и… русские».

Известно, что слово русский и православный в России последних столетий, предшествующих двадцатому веку, являлись, по существу, синонимами!

То есть русский – значит православный ^[1].

И никаких сомнений на этот счёт ни у кого не возникало. Однако в наше время найдётся немало человеков, которые скажут: «А мы что? Не русские?».

Автор только порадуется: несмотря на то, что человек не считает себя православным, тем не менее, он считает себя русским!

Да, и среди «красных», и среди «белых» были и такие русские, которые, может быть, и православными себя не считали; но, считая себя русскими, не представляли себя кем-то другим, оторванным от коренного населения страны, от родного народа.

Таких других, как известно, называли «изгоями».

Конечно, состав и «красных», и «белых» пополнялся за счёт русского народа, который «разбавлял» маргинальные (утерявшие национальную идентичность) как отечественные, так и инородные и инославные страты враждующих сторон; и в этой книге мы разберёмся, как это происходило.

Небольшое лирическое отступление.

Для кого написана эта книга?

Конечно, она написана для всех любознательных читателей.

Но, в большинстве своём, она будет более полезна для тех, кто понимает и вполне осознаёт: «Если я упал, подвернув ногу на случайно попавшем под неё камешке, встал, отряхнулся без всяких видимых последствий и пошёл дальше, – это, наверное, «случайные», бытовые «издержки» нашего земного существования; если же я встал с расцарапанным лицом и пошёл в поликлинику заливать раны зелёнкой – это уже «сигнал», получив который, имеет смысл задуматься…»

Почему автор это сказал?

Да потому, что в феврале 1917 года Россия «споткнулась» и упала; не отряхнулась «без всяких видимых последствий» и сразу не встала…

А уж последствия этого падения были ужасны… Историческая графология, архивы, а также отечественная художественная и документальная литература об этом свидетельствуют достаточно нелицеприятно…

То есть Россия получила сигнал; тот самый «сигнал», получив который, «имело смысл задуматься…»

Однако и сейчас, спустя сто лет после февраля 1917 года, есть определённые сомнения в том, что гражданское общество, представляющее Россию, – задумалось…

Вернёмся на сто лет назад.

Инициаторы февральской революции 1917 года (чаявшие видеть Россию парламентской республикой), не справившиеся с проблемами стабилизации государственной жизни в стране, были вынуждены передать власть радикальному сообществу – инородному и инославному большевистскому руководству, заложившему основы будущего социалистического государства – СССР.

Эта передача власти, произошедшая в октябре 1917 года, в наше время может квалифицироваться как государственный переворот^[2]; поскольку сама – уже свершившаяся – февральская революция^[3] была покушением на изменение не только государственного строя в России, но и на изменение или даже упразднение цивилизационного типа народонаселения страны, покушением на целостность духовного ядра культурно-исторической цивилизации. Именно такие последствия порождались «всего лишь» «отстранением^[4] государя от власти». Что и показали ближайшие – последующие до октября 1917 года – события, не говоря уже о последующих десятилетиях.

Радикальное большевистское сообщество положило в основание новой государственной идеологии принципы богоборчества, отозвавшиеся в жизни страны геноцидом духовенства, казачества, русской аристократии и гонениями и преследованиями православной интеллигенции и крестьянства. Хотя (и без деклараций) эти «принципы» были осознанно или неосознанно уже заложены (или положены) в основание новой республики, руководителями которой были члены Временного правительства.

Как известно, дальнейшие события в жизни России после передачи власти радикальным большевистским структурам переросли в гражданскую войну с многочисленными жертвами не только среди противоборствующих сторон – «красных» и «белых», но и среди населения^[5].

Далее, что так же достаточно хорошо известно, инициаторы февральской революции и их помощники – по существу, революционеры – позднее в большинстве своём вошли в руководство «белым» движением. С духовной точки зрения, это была та часть русской элиты, которая отошла от Православия и предала Самодержца Империи.

Руководителями же «красного» движения являлись, в основном, инородные и инославные деятели – атеисты и богоборцы, отстоящие далеко от Православия.

Таким образом, война между «белыми» и «красными», по существу, происходила между «революционерами», как это ни покажется странным. С одной единственной оговоркой: «белые» пытались захватить власть с целью «обустроить» государство Российское после уже свершившейся февральской революции, не покушаясь на её результаты, «красные» же шли к власти, чтобы развить «успех» (февральской революции) в международном масштабе с переходом к мировой революции.

О внешних факторах, действующих по принципу: «падающего – подтолкни!», мы в этой книге говорить не будем.

Упомянем только, что иностранная помощь, оказываемая в разной степени и «белым» и «красным», вооружением, деньгами, провиантом дозировалась в соответствии с критериями:

– максимального ослабления страны противостоящими сторонами;

– желательного интенсивного взаимоистребления;

– «подготовки» бывшей могучей Империи к расчленению.

Значительное преобладание в массе «белых» православных слоёв русского народа – по сравнению с «красными» – обусловило возникновение «легенды», удобной для пропагандистских целей власть предержащих: «белые» воевали за восстановление монархии».

Естественно, при этом учитывалось, что среди «белых» находилось большое количество людей православного вероисповедания, уверенных в том, что «белое» движение борется за восстановление монархии в России^[6]. «Уверенность», как показало время, безосновательная, поскольку среди руководящего состава белых армий лозунги восстановления монархии не то что не поощрялись, а прямо запрещались (за исключением, может быть, дальневосточной армии барона Унгерна и частей (белого движения Колчака) М.К. Дитерихса).

То есть «духовная катастрофа тысячелетия – февральская революция 1917 года» – как таковая исчезала из поля зрения массы народонаселения как прямая причина всех её последующих бед, страданий и многочисленных жертв, оправданием которых не могут быть никакие благие намерения в поисках «справедливого» устроения жизни на земле и построения «нового», «справедливого» общества.

Четыре поколения советских людей в период с 1917 года по 1991 гг. воспитывалось в духе убеждённости в том, что причиной бедствий, выпавших на долю России двадцатого столетия, была гражданская война между «красными» и «белыми» («республиканцами» и «монархистами» или «демократами» и «монархистами»), «красными» и «белыми», которые и в природе-то сейчас как бы и не существуют.

Представление же масштабов духовной катастрофы февраля 1917 года в сознании народа (с ослаблением веры) – к концу XX столетия – уменьшилось многократно.

«Легенды» и «мифы» о «белых и красных», о «Великой Октябрьской революции» почти начисто стёрли из памяти общества первопричину всех народных бед и страданий.

Поэтому повторим:

«Однако и сейчас, спустя сто лет после февраля 1917 года, есть определённые сомнения в том, что гражданское общество, представляющее Россию, задумалось…»

Особенно ярко духовную катастрофу февраля 1917 года ощутил и описал в своих талантливых работах И.Л. Солоневич (1891–1954 гг.), работы которого появились в России в начале 1990-х гг.

И то, что этот талантливый журналист и православный монархист – писатель Иван Лукьянович Солоневич

– в среде европейской «белой» эмиграции не находил общего языка с бывшими руководителями «белой гвардии» и был вынужден эмигрировать из Европы – сначала в Аргентину, а, затем в Уругвай, говорит о том, что большинство из интеллектуального слоя руководителей «белой гвардии» было далеко от мыслей о восстановлении монархии в России.

Таким образом, несмотря на то, что в «белом» движении находилось большое количество людей православного вероисповедания, (однако):

– присутствие в его руководстве подавляющего большинства персоналий, непосредственно причастных к отстранению государя Николая II от власти;

– декларация руководителями «белого» движения – «непредрешенчества» – в качестве достижения конечных целей этого движения (т. е. откладывание формулировки и объявления конечной цели «белого движения» – до «победы»);

– определённая зависимость их руководителей («белого» движения) от западных кураторов

…как бы заранее обрекали это движение на поражение…. что и произошло на излёте 1920–1922 гг. Победили: «фабрики – рабочим!», «земля – крестьянам!».

По примеру Французской революции 1789 года некоторые историки называют февральскую революцию в России русской; но, учитывая вышесказанное о «красных» и «белых», далеко отстоящих от Православия или отошедших от него, такая «словесная (вербальная) конструкция» не несёт в себе познавательного позитива, а только лишь порождает «облако» когнитивного диссонанса (дезавуируется постулат: «русский – значит православный»).

Поэтому, как ни крути, назвать эту революцию «русской» ни язык, ни рука – не поворачивается. И, одновременно, обозначить силы, участвующие в гражданской войне после революции 1917 года, не получается, иначе как: «Красные, белые и… русские»; где из массы «русского» народонаселения, в большинстве своём, представлена часть православных людей, участвовавших в этой войне на стороне «белых» и на стороне «красных» (гораздо меньше их было у «красных»). На стороне «белых», обречённых именно обстоятельствами февральской революции на поражение.

Поэтому правильнее называть эту «духовную катастрофу тысячелетия» просто: «февральской революцией в России».

Второе, не очень длинное предисловие

«Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло»

(Екклесиаст, 8, 11)

В исторических событиях конца XIX столетия, начала и середины XX века в сознании российского общества оформились такие понятия, как «красные» и «белые» (были еще «зелёные») – общественные (или военно-общественные) движения.

И, если сначала генезис и дискурс этих понятий имел своим основанием отличия в этнических, национальных или культурно-цивилизационных корнях носителей или представителей этих движений^[7], то позднее, уже после Великой Отечественной войны, стало понятно, что в основе такого «размежевания» лежит некое духовное начало, являющееся результатом переплетения соответствующих наследственных и приобретённых духовных признаков, появляющихся и проявляющихся на фоне исторической эволюции народов России (см. статью «История пишется на небесах» – лучше сначала прочитать эту статью).

В соответствии с богословскими канонами русской православной церкви (см. ПРИЛОЖЕНИЕ I) человек состоит из:

– тела (физическая материя, наши «ризы кожаные»),

– души («тонкая» материя^[8], ортогональная («перпендикулярная») нашему физическому мiрy; т. е. «тонкая» материя, не «пересекающаяся» в своих проявлениях с нашим физическим миром, с «таблицей Менделеева»; «прикрепляется» к телу в районе головы (затылка), сердца и коронарных («царских») сосудов),

– духа («сверхтонкая» материя, являющаяся частью души и определяющая, собственно, «Я» – этого человека («эго»), его духовное наполнение; примитивной моделью духа в компьютерной проекции можно представить неопределённо большой объём памяти, наполненный драйверами (программами) «добра» и «зла^[9]»).

Отсюда – «духовное» состояние человека, проявляющееся в его социальных актах и действиях (души и тела) по отношению к природе, живой твари и людям.

Напомним, что только Всевышний, Пресвятая Троица – нематериальны.

И ещё: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное», т. е. духовно совершенные (смиренные) человеки более тонко ощущают свою «духовную» нищету (недостаток «духа^[10]»), чем люди мирские…

Таким образом, «духовное наполнение» личности определяется соотношением «добра» и «зла», «генерируемого» этой личностью (да простит меня Господь за такой формализм в данном определении).

А поскольку «генерировать» «добро» несравненно труднее, чем «зло»^[11], человек прибегает к помощи Бога Всевышнего… «…Сердце чисто созижди во мне, Боже и дух прав обнови во утробе моей…».

Или «Иисусова молитва»: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

И только лишь по благодати Господней человек может достичь желаемого (и заслуженного) совершенства, высоты желаемого духовного состояния.

Вот такое «некое духовное начало» и является мерилом (или критерием) для оценки «цвета» социального слоя, причисляющего себя к «красным», «белым» (или «зелёным»), если к этому не примешиваются какие-то другие «краски» или «соображения».

Итак, в России процесс образования разномыслящих страт определялся особенностями эволюционного исторического процесса, со включением в этот процесс революции февраля 1917 года._

Тождественные процессы происходили в разное время и в Европе, только, может быть, не в тождественной форме.

Доказательством же самой тождественности этих процессов являются «схожести» социального расслоения (в этих странах) также по духовному признаку. Как то: в зеркальном отображении российских – «красных, белых и… русских» – мы находим: маргинальные слои прогрессистов (демократов) «развитых» стран Запада («красных»); христианских традиционалистов и консерваторов, например, ХСС в Германии («белых»); народные течения аграрного и промышленного сектора (Франция, Италия, Португалия и т. д.) – т. е. основной массы народонаселения страны, отображающей духовное национальное ядро соответствующего культурно-цивилизационного типа (в России – русских).

Но, если на Западе процесс духовной эволюции (точнее сказать, деградации) сильно «замылен» мощным, забюрокраченным законодательством, то в России – после февраля 1917 года – с утерей элиты и отлаженного законодательства («Свод законов Российской Империи») этот процесс вылился в государственную организацию насильственной доминанты с попытками подавления христианской традиции и обращением если не к (неузаконенной) языческой религиозной культуре (узаконенный социализм), то к почти сатанинскому отрицанию существования Божественной Троицы.

Однако, несмотря на это, скорость, с какой происходит культурное и духовное одичание Европы, намного превосходит все российские мерки. И если уж продолжать духовные аналогии, то следует подумать, почему страны бывшего «Варшавского содружества», в своё время так дружно стремившиеся вырваться из под «социалистического ига» с намерением начать строить своё «демократическое государство» совместно с остальными капиталистическими государствами Европы, в настоящее время переживают не только экономический, но и культурно-цивилизационный кризисы. Например, страны Прибалтики, в своё время (советское время) бывшие «западной витриной» СССР, после 1991 года начали стремительно терять свою самобытность, сливаясь в «цивилизационных» объятиях с унифицированным западным миром.

И именно поэтому только Россия, как мощное православное государство, даже и сейчас является надеждой всего человечества на справедливое устроение окружающего нас мiрa.

Помоги, Господи.